Язь
Idus melanotus. Всюду – язь или вязь, молодой – подъязь, подъязок, подъязик. На петербургских садках – русский карп, в р. Онеге – туржа; местами по Оке – молвец; в Пензе (неправильно) – белесть и шпиор (?) (Паллас); на р. Вороне – ожирок. В Польше – язь, язика, гущера, яж, яжвен, яжвица; в Верхней Висле – язлица, иж; лит. – мекнис, топар; карел. – шэвны, подъязик – пангани; лат. – уппитс, сига; эст. – сейнас, сейнас-кала; у ижоров – льяуна; зыр. – син, фин. – сейне, сейнея. Черем. – пардаш; чув. – партас, хирлезинат бартас; перм. – сиг (!); вогул. – холым-хал, арт; на Чусовой – арен; тат. – упта, ясь; башк. – опто; калм. – манджи-сагассун; у енисейских татар – мыра-балык; у барабинцев – алабуга (?); у телеутов – бора-балык; ост. – нейде, мет; на Сургуте – агрен; на Нарыме – лы; у самоедов – лыссу, лангге; тунг., на Байкале – полувана. Инородческие названия в Сибири, может быть, принадлежат также видам, близким к настоящему язю.
Это, бесспорно, одна из наиболее известных рыб. Язь легко отличается своим толстым телом, довольно широкой, укороченной головой, маленьким косым ртом и цветом плавников. Всего более походит он на голавля, но у последнего голова гораздо шире, туловище имеет почти цилиндрическую форму, чешуя крупнее и пасть шире. Глоточные зубы язя (3.5/5.3) почти такие, как у шереспера, но он гораздо шире и короче последнего, и заднепроходной плавник у него значительно уже (9–10).
Язь очень красив, особенно весной. В это время почти все тело его принимает металлический блеск: жаберные крышки (щеки) и голова кажутся как бы вылитыми из золота; когда он поворачивается на солнце, цвета его быстро меняются, и он представляется то серебристым, то золотым, то почти темным; нижние плавники как бы окрашены киноварью, а иногда и спинное и хвостовое перо принимает красноватый оттенок. Вообще спина у него иссиня-темная, хотя и светлее, чем у плотвы и голавля, бока туловища беловатые, брюхо серебристое, спинной и хвостовой плавники темные, все остальные красные; глаза зеленовато-желтые с темным пятном наверху. Следует заметить, однако, что язь, смотря по местности, а также и возрасту, представляет иногда более или менее значительные различия. Молодые язи, называемые обыкновенно подъязками, значительно светлее и серебристее, и плавники их заметно бледнее.
По своей величине язь принадлежит к крупным карповым рыбам: обыкновенная длина его 8–12 вершков, а вес 5–7 фунтов; он редко весит более 10 фунтов, но попадаются язи-гиганты – в 15–20 фунтов. Такими огромными язями славится, например, озеро Сиг, в окрестностях города Осташкова (Тверская губерния). Очень крупные язи встречаются, по свидетельству Домбровского, также в небольших реках Киевской губернии.
Язь в большем или меньшем количестве водится во всех странах Европы и в большей части Сибири; его нет только в южной и юго-западной Европе, начиная с восточной Франции. В России он имеет весьма обширное распространение и встречается почти всюду, за исключением самого Крайнего Севера; в Финляндии он найден выше Полярного круга; также довольно обыкновенен в Северной Двине и, по Кесслеру, доходит до Печоры. В Закавказье язь не найден, а в Туркестанском крае он заменяется другим близким видом и изредка попадается в Печоре. Всего многочисленнее он, по-видимому, в реках Волжского бассейна и в Средней и Восточной России, а на юге водится уже в меньшем количестве; в низовьях больших рек даже и очень редок, а в Днестре, кажется, вовсе не встречается. За Уралом он принадлежит к самым обыкновенным рыбам, особенно в озерах Пермской и Оренбургской губерний, и идет очень далеко на восток, по крайней мере до Байкала, а быть может, и далее.
Язь избегает горных, очень быстрых и холодных рек и предпочитает более глубокие реки с довольно тихим течением, также речные пруды и проточные озера. Особенно изобилует язями, или, вернее, подъязками, среднее течение Москвы-реки, где эта порода является почти преобладающей. В Средней России довольно много так называемых язевых рек. Например, в р. Истре Клинского уезда Московской губернии, по свидетельству сведущих рыболовов, водятся в большом количестве только две породы рыб – щуки и язи, притом преимущественно крупные, так как мелочь подъедается щуками.
Вообще, по моим наблюдениям, язь находится как бы в некотором антагонизме с голавлем и там, где последний многочислен, встречается лишь в небольшом количестве и наоборот. Несомненно, однако, что язь, как рыба менее прихотливая, всюду мало-помалу вытесняет голавля, но и в настоящее время у нас он повсеместно имеет, как в промысловом, так и в охотничьем отношении большее значение, чем голавль. В Западной Европе напротив: язь почти всюду более редок, чем голавль, а местами даже совсем неизвестен. Кажется, западную границу его распространения составляет Рейн со своими притоками, а на юг – Дунай с второстепенными реками.
Язь принадлежит к самым выносливым рыбам и легко выносит резкие перемены температуры и до известных пределов порчу воды без вредных последствий. Так как он ловится на удочку почти круглый год, за исключением одного или двух зимних месяцев, вернее, за исключением периода лютых морозов, то настоящей зимней спячки, как у сазана, сома, осетровых, мирона, отчасти голавля, у него быть не может. С первыми признаками близкого наступления весны, в средней полосе уже в феврале, язь начинает мало-помалу выходить из глубоких мест, где зимовал, к закраинам или полыньям. Едва ли в это время он не собирается в еще более значительные стаи по возрастам, чем зимой. Настоящий его ход, или, точнее, подъем вверх по течению, начинается со вскрытием реки, раньше всех рыб, не исключая даже щуки, которая часто выходит в заводи и поймы. Во время ледохода, когда река начнет разливаться, язь держится около берегов, но из русла в пойму, однако, не выходит, за исключением поемных озер, соединенных с рекой протоками. Так как притоки большей частью очищаются ото льда и вступают в берега ранее рек, в которые впадают, то язи весьма охотно входят в эти притоки и затем уже здесь нерестятся.
Как далеко поднимаются язи вверх по течению, сказать трудно, и мнения относительно этого довольно противоречивы. Подмосковные рыболовы полагают, что большая часть язей, или, вернее, подъязков, приходит в черту столицы из Оки, то есть верст за 150–200. Очень может быть, что некоторая часть язей действительно приходит сюда из Оки, но, по моему мнению, огромное большинство этой рыбы вряд ли поднимается здесь больше чем на 20–30 верст. Доказательством служит большая редкость ловимых весной, как и в прочее время года, крупных язей, между тем как в нижнем течении язи, то есть рыбы не менее 2½–3 фунтов, попадаются на удочку всегда чуть ли не чаще, чем подъязки; столичные рыболовы ловят на одного язя по крайней мере 100 подъязков, не давая им достигнуть большого роста. Весьма вероятно, что язи, особенно несколько раз побывавшие на крючке, спускаются здесь в низовья реки, более безопасные от рыболовов. Известно достоверно, что язи попадаются столичным рыболовам в течение очень небольшого промежутка времени, вскоре после нереста; затем они пропадают, то есть скатываются вниз, на прежние места, и тем скорее, чем сильнее вода пойдет на убыль. Напротив, после теплых весенних апрельских дождей выход язя всегда бывает значительнее, и рыба ловится более крупная. По замечанию одних рыболовов, язей и подъязков поднимается тем больше (и дальше), чем долее вода шла на прибыль и чем медленнее она сбывала. Другие же, наоборот, приметой обильного выхода и хорошего весеннего лова считают очень высокую воду и ее быструю убыль. Первое замечание должно быть вернее, но весьма возможно, что внезапная и сильная убыль воды заставляет язей укрываться временно на глубинах.
Что касается скорости, с которой совершается подъем язя вверх по течению, то есть некоторые основания думать, что она должна быть весьма незначительна, вероятно, около десятка верст в сутки. Кроме того, он часто задерживается в удобных местах, а при сильной убыли воды, несомненно, даже уходит назад, хотя бы еще не успел выметать икру, как бы инстинктивно опасаясь остаться на мели. Нерестятся ли язи ежегодно на одних и тех же местах, достоверно неизвестно, но это весьма вероятно ввиду того, что удобные места для нереста вообще довольно редки.
В больших реках, например Оке, Волге, Каме и подобных, можно положительно сказать, что язь икры вовсе не мечет, кроме верховьев. Для этой цели он поднимается во второстепенные притоки, даже в небольшие речки, но не особенно высоко, хотя дальность подъема и находится в зависимости от созревания половых продуктов, а именно особи, которые должны выметать икру раньше, поднимаются выше по реке или ее притоку. В Москве-реке и, вероятно, во многих других небольших, хотя и судоходных, реках язи нерестятся всего ранее в верховьях и в притоках, если последние не перегорожены каменными плотинами.
Причину изобилия этой рыбы в Москве-реке надо искать как в благоприятных условиях ее существования, именно количестве корма, так и в том, что Москва – единственная река в губернии, где рыба весной имеет свободный доступ от устья почти до верховьев, так как плотины Москворецкого пароходства разбираются поздней осенью, а последняя – Бабьегородская (в черте города) – перед вскрытием. Все притоки Москвы-реки почти недоступны для язя и других рыб, так как запружены, и, таким образом, большая часть москворецких рыб по необходимости вынуждена нереститься или в самой реке, или в поемных озерах, подобно, например, щуке. Язь в озере нерестится только в том случае, если оно не имеет протоков, что бывает редко, или если оно имеет каменистые гряды, а впадающие в него речки не имеют удобных мест для нереста. В поемных озерах они тоже не выметывают икры, а только в притоках, соединяющих их с рекой. В речных прудах язи весной со вскрытием уходят для нереста или в верховья пруда к следующей плотине, которую (при большой воде) иногда им удается миновать, или (что бывает чаще) в речки и даже ручьи, впадающие в реку.
По-видимому, язи всегда идут руслом реки, не вступая в пойму, но собирают, конечно, более слабое течение, у пологих берегов, поэтому чаще встречаются весной на песчаных или хрящеватых местах. Это не мешает язям преодолевать довольно сильное течение и значительные препятствия в виде, например, заколов и язов. Если последние выдаются над водой не более аршина, то большинство язей перепрыгивают через преграду. При этом они, как мы увидим далее, выказывают немало ума и сноровки. По мнению некоторых рыболовов, прыжки язя могут достигать до двух аршин в высоту, но это, конечно, преувеличение.
Подъем язей вверх по реке и в ее притоки обуславливается не столько мутью полой воды, забивающей грязью жабры рыбе и заставляющей ее уходить на пойму или плыть против течения, сколько необходимостью своевременно приискать удобное место для нереста. Язь вместе со щукой, окунем и ельцом принадлежит к числу рыб, мечущих икру ранней весной, но как на юге, так и на севере он нерестится, лишь когда река войдет в берега, очистится от мути и несколько потеплеет, то есть, когда лед совсем растает. А так как в притоке и верховье реки эти условия наступают ранее (тоже в озерах, которые долго остаются покрытыми льдом), то понятно, почему во многих больших реках и озерах язи вовсе не выметывают икру и почему они так настойчиво лезут даже в незначительные ручьи. По моим наблюдениям, язь начинает нереститься вместе с набуханием березовой почки, когда сойдет почти весь снег даже в хвойных лесах, прекратятся утренники и вода достигнет температуры 12 °C, река войдет в берега и прибылой воды (например, в Москве-реке) останется менее аршина.
В центральных губерниях это обыкновенно бывает около середины апреля, ранее или позднее, смотря по весне. На Москве-реке в большинстве случаев язь нерестится во второй половине апреля, редко в последних числах, но в исключительно теплые весны гораздо ранее. Например, в 1890 году почти весь язь выметал икру в конце марта, начиная с Благовещения. На юге язи постепенно мечут икру в марте, входя с этой целью в небольшие реки; на севере же, а также в некоторых озерах средней части Уральских гор нерест замедляется до начала, а быть может, и середины мая. Язь играет довольно дружно: при благоприятной, теплой, хотя бы и дождливой погоде в данной местности он кончает нерест в 2–3 дня; но разница времени нереста в верховьях и низовьях реки (например, Москвы-реки), между рекой и ее притоком, с другой стороны, может по упомянутым выше причинам достигать 7–10 дней. Резкая перемена погоды значительно затягивает нерест, то есть особи, не успевшие еще выметать икру, выпускают ее, когда минет холодное ненастье, но это бывает относительно редко. Судя же по тому, что молодь язя никогда не бывает так разнокалиберна, как, например, у плотвы, сазана и голавля, надо полагать, что вся икра выпускается в один, а не в несколько приемов и добавочного нереста у язя, по-видимому, не замечается.
Поднимается вверх по течению и нерестится только рыба, достигнувшая половой зрелости, – не менее полуфунта, а большей частью в ¾–1 фунт весом; мелочь же остается на местах или заходит в пойму и в заливные озера. Молошники всегда заметно менее ростом и многочисленнее самок, но далеко не в такой степени, как у голавлей. Несомненно, что язь, или, вернее, подъязок, нерестится, достигнув 2-летнего возраста. Прежде всех трутся самые крупные язи, от 5 фунтов и выше, затем средние и, наконец, мелкие – подъязки, конечно, и самые многочисленные. Некоторые полагают, что сначала трутся мелкие, но это мнение опровергается тем, что на удочку попадаются сначала язи без икры, а потом уже подъязки. Мелкие подъязки, или подъязики, от ½ фунта до ¾ фунта, кажется, трутся почти одновременно с плотвой, то есть неделей-двумя позднее нерестования язей. Так как прирост рыбы даже в одной местности бывает различен и зависит от изобилия летнего корма, то один год идет более мелкий, в другую весну более крупный подъязок, и разница эта может быть весьма значительна.
Численность стай зависит также от этих условий, но вообще стаи бывают тем больше, чем рыба мельче. Мелкий язь, или подъязь, идет иногда тысячными рунами, особенно из озер; настоящие же язи, то есть рыбы 2½ или 3 фунтов, поднимаются весной и трутся лишь сотенными стаями, и то не всегда, а крупные встречаются только десятками. Нерест всегда совершается одновременно всей стаей, а не семейно, как у щук, сазанов и других рыб, но с большим шумом и плеском, которые часто, впрочем, проходят незамеченными, потому что нерестилищем служат большей частью довольно бурливые перекаты с крупными камнями, реже хрящом. Кроме того, язи очень охотно выпускают икру около старых свай, оставшихся от разных подводных сооружений (мостов, купален), а в реках на корнях прибрежных деревьев, в корягах, на упавших в воду деревьях и т. д., но непременно на течении; в камышах и тростнике (прошлогодних) язи вряд ли когда выпускают икру, разве в крайних случаях.
Сам нерест совершается главным образом вечером и утром, но в теплую погоду продолжается всю ночь без перерыва. Разгар игры бывает все-таки в сумерках и на рассвете и выражается в выпрыгивании и плаве, тем более частых, чем мельче самое нерестилище. Кажется, плавятся и прыгают преимущественно молошники, которые многочисленнее, тоньше, мельче и светлее самок; притом голова и чешуя у самцов усеяна множеством мелких бородавочек, однако не таких крупных и жестких, как у самцов плотвы, и сравнительно очень быстро исчезающих. В это время язи теряют свою обычную осторожность и легко становятся добычей рыбаков с их сетями.
НЕУДОБСТВА УЖЕНИЯ НА ЖИВЫХ
НАСЕКОМЫХ ДАВНО ЗАСТАВИЛИ
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ РЫБОЛОВОВ
ПРИ ЛОВЛЕ ГОЛАВЛЕЙ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ
ИСКУССТВЕННЫМИ НАСЕКОМЫМИ. НО
ВСЕГДА И ВЕЗДЕ ГОЛАВЛЬ БЕРЕТ НА
ПОСЛЕДНИХ ХУЖЕ, ЧЕМ НА ЖИВЫХ,
ГОРАЗДО ХУЖЕ, ЧЕМ ФОРЕЛЬ, ЛОСОСЬ
И ХАРИУС, А МЕСТАМИ ВОВСЕ НЕ БЕРЕТ.
Икра язей желтоватого цвета, величиной с мелкое просяное зерно, и ее вообще трудно отличить от икры других карповых рыб. Количество этой икры довольно значительно: у трехфунтовой самки насчитывается около 70 тысяч икринок. Оплодотворенные икринки прилипают к указанным подводным предметам, но значительная часть уносится течением и становится добычей налимов и пескарей, хотя и не в таком количестве, как икра рыб, нерестящихся позднее. Вообще можно принять за правило, что чем позднее нерестится рыба, тем больший процент икры поедается другими рыбами.
Молодь выклевывается, смотря по состоянию погоды, через 7–10 дней и первые дни держится на местах вывода, укрываясь за камнями и другими подводными предметами. Примерно через неделю мальки переходят в более тихие и безопасные места, к берегам, и держатся около плотов, купален, на слабом течении. Урожай молоди язя, да и многих других рыб, в небольших, хотя и судоходных реках Средней России зависит главным образом от весенних, то есть майских паводков. Эти последние сносят вниз и забивают большую часть еще не окрепшей рыбешки и гораздо гибельнее для нее, чем все хищники.
Выметав икру, язи в озерах скрываются в глубину, откуда через несколько дней выходят жировать на песчаные отмели. В реках же они обыкновенно начинают медленно скатываться вниз, на свои обычные летние (и зимние) становища. Скатывание это совершается днем, не стаями, а вразбивку – поодиночке, но к вечеру они снова собираются в ближайшей яме, вообще глубоком месте, откуда ночью выходят жировать на мели, выше ямы. Так как к этому времени на шлюзованных реках, например Москве-реке, уже начинают ставить плотины, до этого разобранные, то очень часто случается видеть покатных язей, прыгающих вниз с забираемой плотины. При этом они не выпрыгивают торчком, как это делают в таких случаях голавли, а как-то перекувыркиваются через голову. Нередко им случается падать в лодки, поставленные под плотиной. Наоборот, язь, уже остановившийся ниже плотины, как только заслышит, что течение значительно уменьшилось, снова идет кверху, и если плотина еще невысока – не выше аршина, то успевает перепрыгнуть через эту преграду. Впрочем, число соскакивающих значительно превышает число перепрыгивающих, между тем как у голавлей замечается обратное.
Как во время нереста, так и в некоторое время после него язи держатся на относительно мелких и притом песчаных или хрящеватых и каменистых местах. В ямах и на иловатом дне весной, до межени, они встречаются редко, что очень хорошо известно удильщикам. Я имею в виду Москву и подобные ей реки. В ледоход рыбе, конечно, не до еды, но перед нерестом и сейчас же после его окончания язи жадно хватают все съедобное, начиная с червей, вымываемых из берегов и приносимых водой с поймы, и кончая овсом конского помета с последним включительно. В культурных местностях, изобилующих садами и огородами, весенние дожди уносят в реку огромное количество навозных и больших земляных червей – выползков, составляющих местами любимую пищу язей.
Пока вода еще мутна и язи очень голодны, они кормятся весь день, но затем они жируют только по ночам, поздним вечером и ранним утром, а когда вода совсем очистится и они отъедятся, – только ночью. В Москве-реке, в черте столицы, достойна внимания жировка язей, или, вернее, подъязков, около устьев Неглинки и Яузы, несущих массу корма. Я полагаю, что по этой причине здесь останавливается так много самых неприхотливых к качеству воды рыб – плотвы и язя. На первый взгляд, мыльные воды Неглинки и черные – Яузы должны быть смертельны для всякой рыбы, однако эти воды служат как бы естественной притравой очень многим, даже довольно прихотливым рыбам. За исключением очень немногих ядовитых веществ, отбросы фабрик и заводов или безвредны, или даже полезны для рыбы. Даже нефть, плавающая по нашим рекам в изобилии и смущающая многих ученых, вредна только тем, что сильно портит вкус рыбы, которая начинает отдавать керосином. Последний, как известно рыболовам, может даже служить для сдабривания приманки, так как запах его привлекает рыбу. Даже мелочь нисколько не смущается нефтью и другими плавающими на воде гадостями и охотно плавает около. Язи в особенности любят почему-то мыльную воду, и весной в банные дни (то есть за исключением постных и праздничных дней) около впадения Неглинки их ловят в огромном количестве. Весьма странно, что рыба может пребывать довольно продолжительное время в воде, издающей такое зловоние, что не всякий рыболов в состоянии его вынести. Наблюдения показывают, что для многих рыб температура воды гораздо важнее ее качества и что в грязной, но холодной проточной воде рыбы уживаются зачастую лучше, чем в чистой, но теплой стоячей. Какое огромное влияние имеет температура воды, видно из того, что та же рыба, которая живет недели в небольших садках удильщиков-рыболовов весной и осенью, летом снет через несколько часов. Теплая грязная вода с мостовых после летнего дождя в Москве влияет на рыбу самым гибельным образом, особенно на пескарей и раков.
Окончательно устанавливаются язи на летних становищах, по-видимому, через 3–4 недели по окончании нереста; в Москве-реке, например, около середины мая, после того как совсем запрут все плотины. В больших судоходных реках, в которых прибылая вода держится гораздо долее, по всей вероятности, эти рыбы, как и все другие, становятся оседлыми позднее, чем в притоках. Повсеместно, как в реках, речках, так и проточных прудах и озерах, язь выбирает своим постоянным местопребыванием глубокие и непременно иловатые места, избегая песчаных и каменистых. В общем становища язей аналогичны со становищами сазанов, и даже по образу жизни эти рыбы имеют много сходства: язь по праву называется местами, например в Петербургской губернии, русским карпом. В более северных местностях, в европейской России, примерно от 55° с. ш., язь вполне заменяет недостающего здесь сазана. Между этими двумя рыбами замечается как бы некоторый антагонизм: они вместе не уживаются, и на севере преобладает язь, а на юге – сазан.
Любимым становищем язей служат в небольших реках – мельничные омута, в больших – глубокие иловато-глинистые ямы под крутоярами; кроме того, язи охотно держатся под мостами, около свай, под купальнями, пристанями и плотами на глубине около 4 аршин. Как рыба крайне осторожная, язь предпочитает места, недоступные неводу, то есть заваленные корягами, глиняными глыбами и с неровным дном – уступами. Мелкие язи, то есть подъязки, менее прихотливы и держатся на меньшей глубине, часто в травах, вместе с плотвой; что же касается прошлогодних подъязиков, то, по моим наблюдениям, в стоячей воде они стоят всегда около берега, в траве, а в проточной воде – на мелях со слабым течением, где собираются в огромном количестве. В среднем течении Москвы-реки, например, такое становище годовалых подъязиков находится у Краснохолмского моста, напротив Комиссариата. Мелкие подъязки, иногда, впрочем, и язи, нередко подходят, как и сазаны, к местам, где полднюет скот, который, хотя в воде, вырывает из земли личинок насекомых. Но еще более привлекает сюда рыбу коровий помет.
В ямах и глубоких, сравнительно тихих местах язи держатся также стаями, но уже менее многочисленными и густыми, чем весной; отдельные особи ведут здесь относительно более самостоятельный образ жизни. Отсюда язи нередко, особенно в тихие утра и вечера, выходят на поверхность – плавятся, но жируют, то есть кормятся они главным образом по ночам и на более мелких местах или даже на перекатах, вообще на течении, которое приносит им пищу. В Москве-реке, около столицы, эти ночные выходы на струю зависят как от дурного качества тихой воды летом, так еще более от того, что почти вся масса пищи, даваемой городом, несется течением. Понятно, что там рыба становится вереницей и перехватывает плывущие мимо съедобные вещества, имеющие мало шансов попасть в заводи. Рыбы потому и любят ямы на заворотах реки, что образующийся здесь водоворот задерживает или даже поглощает все, приносимое течением. Очень многие почти не покидают такие ямы и выходят из них только в исключительных случаях: при резкой перемене погоды, при больших паводках, после сильных дождей.
Несомненно, что каждая прибыль воды имеет большое влияние на жизнь язей. Особенное значение имеют паводки в таких шлюзованных реках, как, например, Москва. Усилившимся течением приносится огромное количество пищи, а потому не только язь, но и многие другие рыбы временно покидают свои становища и начинают понемногу двигаться вверх по струе, привлекаемые главным образом естественной прикормкой, отчасти мутью, побуждающей рыбу двигаться против течения и отыскивать чистую воду. Надо иметь также в виду, что в тихой и мутной воде рыбе уже трудно добывать себе пищу на глаз и гораздо удобнее подстерегать мимо плывущую, частью на слух, частью на осязание. Значение мути доказывается тем, что после каждого паводка в мелкие притоки, очищающиеся от мути ранее, заходит много рыбы, особенно мелкой и селетка, труднее выносящих муть и сильное течение. При более продолжительной прибыли воды язи и многие другие рыбы поднимаются на десятки верст, подходят к плотинам и начинают возвращаться обратно, на прежние места, как только вода начнет сильно убывать или (на москворецких плотинах) ее запрут, и течение сильно уменьшится. Каждая, даже незначительная прибыль воды и усиливающееся течение вызывают некоторое движение рыбы и побуждают ее выходить на струю даже в неурочное время, а из ближних ям подвигаться к самым плотинам.
В прудах и озерах дожди не имеют такого влияния на образ жизни язей, и они здесь еще более оседлы. Впрочем, они также выходят здесь на ближние мели не только ночью, но и днем. В некоторых озерах, например Чудском, замечено, что стаи язей охотно посещают ночью каменистые берега на прибое, особенно после бури. Вероятно, их привлекает сюда обильная животная и частью растительная пища, выбиваемая волной из-под камней. Подобно большинству других рыб, язи в стоячей воде, однако, кормятся больше днем, чем ночью, то есть руководствуются при искании пищи преимущественно зрением, а не слухом, осязанием и обонянием, которые служат им на течении. Даже подъязки в реках ведут все лето и большую часть осени почти такой же ночной образ жизни, как налимы.
Осенью язи ведут уже сравнительно более кочевую жизнь, что вызывается частыми дождями и паводками. С наступлением холодной погоды язи уже редко выходят на мели и перекаты, хотя охотно держатся под шлюзами и плотинами. Во время замерзания рек или озер язей всегда застаешь подо льдом, иногда даже на неглубоких местах, хотя бы середина реки оставалась свободной. Вообще очень многие рыбы питают какое-то особенное пристрастие к первому льду и начинают искать глубокие места и полыньи, только когда вся вода замерзнет и им станет душно. Я объясняю это пристрастие тем, что нижняя поверхность льда первое время покрыта множеством пузырьков воздуха.
Язи зимуют больше на ямах и на иле в озерах вместе с окунями; мелкий подъязок живет зимой там же, где и плотва, ближе к берегу и держится иногда под самым льдом. Первое время язи еще кормятся главным образом, вероятно, мотылем, но в середине зимы, в большие морозы, подвергаются некоторого рода спячке и стоят почти неподвижно на ямах. Отсюда они начинают выходить на мели и перекаты с первыми февральскими оттепелями. Очень может быть, что с этого времени и начинается постепенный подъем их кверху. На мели и перекаты язи, несомненно, привлекаются налимьей икрой.
В большинстве случаев язи держатся и кормятся на дне, не ползая по нему, подобно налиму, подусту и пескарю, но и не поднимаясь высоко, почти вполводы, как плотва. Приблизительно язь ходит, как окунь, на 3–4 вершках ото дна. Однако если дно идет уступами, то он стоит на уровне уступа, стоящего выше по течению. Поверху язи ходят реже голавлей и плавятся не ежедневно. Обыкновенно плав замечается в тихую погоду и вызывается преимущественно падающими в воду насекомыми. Ночью язи ходят поверху реже, чем вечером и ранним утром, но при сильном лунном, даже искусственном освещении, например от электрических фонарей (на Большом Каменном мосту в Москве) и недальнего пожара, они, подобно другим рыбам, плавятся и в глухую полночь. По замечанию некоторых рыболовов, даже свет фонаря вызывает рыбу на поверхность.
Плав язя начинается, как только установится теплая погода, вскоре по окончании нереста, и прекращается с осенними утренниками, губящими всех летающих насекомых. Язи выпрыгивают из воды сравнительно редко, хотя и чаще голавлей, и ограничиваются всплесками и бульканьем. Поднявшись на поверхность, играющий язь круто поворачивается и производит глухой всплеск, подобно брошенному камню, но без брызгов. Этот всплеск, однако, не так силен, как у голавля, и менее слышен, но, конечно, сила его зависит от величины рыбы. Некоторые высовывают только морду, другие же, но редко, выворачиваются совсем наружу. Мелкий подъязок, не свыше полуфунта, плавится, подобно плотве, с брызгами.
Пища язей весьма разнообразна, и они могут быть названы всеядными рыбами, так как питаются всеми съедобными органическими веществами, начиная с растений и кончая мелкой рыбой. Корм этот разнообразится соответственно времени года и местности, и при описании ужения и насадок придется говорить о нем подробно. Здесь же скажу, что в большинстве случаев язи и подъязки (от фунта) весной едят главным образом червей, частью икру других рыб, особенно подуста, голавля и плотвы; летом – различных личинок насекомых, например, опарышей (из падали, попадающей в реку), крысок, личинок другого вида крупной мухи, выкидываемых в воду из барок, где они заводятся; личинок различных жуков из гонок, в прудах же и озерах – личинок стрекоз, мошкары и комаров. Из взрослых насекомых добычей язя всего чаще делаются майские жуки, на которые он, впрочем, не так падок, как голавль; затем (больше в прудах) стрекозы, временно метлица или поденка, падающая местами во множестве в течение нескольких дней, кузнечики (в небольших реках с прилегающими заливными лугами), другие насекомые, падающие в воду: ночные бабочки, мошкара, мошки, комары-толкунчики и пр. Раки, преимущественно линючие, служат любимой летней пищей более крупных язей. Осенью, после кузнечиков, лакомым кормом служит мотыль, личинка комара-толкунчика, местами же, но редко – лягушата. Взрослый язь всюду принадлежит к числу хищных рыб, но обыкновенно довольствуется мелкими рыбками всех видов; при урожае молоди ею, впрочем, питаются не только подъязки, но даже ерши и плотва. По моим наблюдениям, на Москве-реке язь и подъязок подходят к плотинам после паводков главным образом ради массы мелкой рыбы, уносимой течением. Особенно много мелочи падает вниз после внезапного открытия шлюзов.
Несомненно, однако, что если не везде, то во многих водах язи главным образом кормятся растительной пищей. Эта последняя имеет вообще гораздо большее значение, чем пища животная, и очень странно, что, между тем как на суше это принято за аксиому, многие ихтиологи и рыбоводы полагают, что главной пищей большинства рыб служат животные организмы, начиная с инфузорий и кончая позвоночными. Между тем несомненно, что растительные организмы очень часто служат главной и постоянной летней пищей многих хищных рыб. Не будь травы и водорослей, не было бы и низких животных организмов, с насекомыми включительно, которые в большинстве случаев являются лакомством, изредка, правда, весьма изобильным. Всякому известно, что добывание животной пищи требует большего труда и энергии, чем добывание растительной, всегда находящейся под рукой.
Последние наблюдения показали мне, что язи, как и большинство карповых, – рыбы более травоядные, чем насекомоядные. По крайней мере, в Москве-реке, во всех прудах и озерах главное содержимое желудков нехищных рыб, за немногими исключениями, состоит летом из зеленой кашицы растительного происхождения, всего чаще нитчатых водорослей родов Cladophora и Spirogyra. Шелковник положительно составляет местами главный и любимый рыбий корм, которым не брезгуют даже судаки и ерши. Это доказывается тем, что на зелень ловят все лето не только плотву, но даже подъязков и язей, притом днем, когда последние ни на какую другую насадку не берут. Нитчатые водоросли весьма обыкновенны во всех стоячих и проточных водах и, кроме того, отличаются от всех других водяных растений необыкновенно быстрым ростом, составляя в жаркое время года почти неиссякаемый источник рыбьего продовольствия. Я могу положительно сказать, что в реках, почти не имеющих мелких ракообразных (циклопов, дафний), тончайшие нити зелени служат главной пищей молоди большей части рыб. Более взрослые рыбы, кроме зелени, едят также молодые побеги различных водяных растений, но уже с меньшей охотой.
В судоходных реках, где растения ютятся преимущественно в заливах, затонах и протоках, весьма важное значение для корма рыб имеют семена хлебных растений. Тысячи пудов пшеницы, ржи и ячменя выбрасываются в воду водоливами, а сколько, кроме того, тонет барок с зерном. За каждым хлебным караваном следуют многочисленные стаи разных рыб: лещей, язей, подустов, которые таким образом ведут своеобразную кочевую жизнь. Этот факт хорошо известен всем волжским и окским бурлакам и рыболовам и еще очень недавно, лет 25 назад, до постройки Рязанской и Курской дорог, наблюдался и на Москве-реке, когда по ней ходили барки с хлебом.
В настоящее время москворецкие язи и другие рыбы имеют гораздо меньше зернового корма, чем прежде, но все-таки временами его попадает в реку немало. Каждый сильный дождь приносит в реку целые пруды полупереваренного овса вместе с конским калом, который, в свою очередь, может служить пищею: язь, подобно сазану, голавлю, охотно ест всякие животные извержения, даже человеческие, и спуск этих нечистот в реку для рыбы только полезен, конечно, до некоторых пределов. Еще более лакомым кормом язей и голавлей служит (или, вернее служила) кровь из боен, спускавшаяся прежде в реку, но кровь уже ни в каком случае не принадлежит к растительной пище. К последней вполне относятся ягоды, местами довольно часто попадающие в реку, большей частью уже негодные для употребления. Кроме испортившихся ягод, в реку иногда попадают ягоды из наливок: вишни, черная смородина, рябина и пр. В Москве, у Каменного моста, около спуска из завода Ивана Смирнова, всегда держится много плотвы и язя, и попадающиеся здесь летом подъязки зачастую оказываются битком набитыми ягодами. Принимая во внимание, что они попадаются здесь на удочку и днем, несмотря на обилие корма, надо полагать, что этот корм имеет опьяняющее действие, и язи попадаются на удочку «не в своем виде».
Язь – крайне умная и осторожная рыба, хотя и не такая пугливая, как лещ. Проезжая в лодке, можно видеть в прозрачной воде, как язи отходят в сторону и затем возвращаются на прежнее место. Умом они не уступают сазану и, пожалуй, его превосходят. Ни одна рыба так ловко не вывертывается из рук, ни одна не выскакивает так часто из плохо прикрытых садков. Увертливость язя даже вошла в поговорку. Следует, однако, заметить, что после морозов язи уже не могут выпрыгивать из садка – по той причине, что они сильно слабеют и перья, то есть плавники, теряют свою подвижность и растяжимость. Все чувства у язя развиты превосходно: он отлично видит, слышит и чует, а потому перехитрить его довольно трудно. Язи попадаются в сети и другие снасти или весной во время нереста, либо подо льдом, на зимовках. На удочку эти хитрецы берут преимущественно ночью, днем же попадаются лишь в мутную воду или когда очень голодны, что со стоевой рыбой бывает редко, на удочку попадают преимущественно ходовые язи и подъязки, пришедшие издалека и, как у других видов, легко узнаваемые по своей белесоватости и сравнительной худобе.
Язь принадлежит к числу сравнительно быстро растущих рыб и в этом отношении уступает лишь немногим рыбам. Разумеется, прирост у язей зависит от большего или меньшего количества пищи и может поэтому сильно варьироваться не только по местностям, но и по годам. Первые годы язь растет гораздо быстрее карпа и в некоторых случаях, как, например, в такой кормной реке, как Москва, достигает в следующую весну ¼ фунта весом; поздней осенью эти подъязки весят здесь уже ½ фунта и более, а 2-летние икряники бывают уже в ¾ фунта. К осени последние достигают уже 1¼ –1½ фунта: главная масса нерестящихся подъязков по третьему году 1½-фунтового веса; нерест мелких двухгодовалых совершается, как сказано, позднее и проходит как-то незаметно. Я полагаю, что мечут икру далеко не все двухлетки. С достижением совершеннолетия язи растут уже гораздо медленнее, чем сазаны. Четырехлетний язь примерно в 2–2½ фунта, 5-летний – 3–3½ фунта и уже всюду называется язем, а не подъязком. Самые крупные язи, в 8–10 фунтов весом, имеют не менее 15–20 лет.
Вообще возраст непрудовой рыбы определить весьма трудно и возможно только для первых трех-четырех лет. Между тем большинство рыб почти не принимает зимой пищи, а потому они должны расти, подобно дереву, периодически. Я полагаю, что если заняться приисканием критерия для определения возраста, то, наверное, найдутся на внутренних или наружных органах какие-либо слои, число которых будет соответствовать числу лет. Недавно одним из германских рыбоводов было указано, что возраст карпа может быть определен по чешуе: у годовалых оказывается в середине только блестящая точка; у двухгодовалых эта точка окружена кольцом, у трехлетков – двумя и т. д. Не думаю, однако, чтобы у 50-летнего карпа оказалось 49 колец.
Трехлетние наблюдения мои (в 1889–1891 годах) на Москве-реке над ростом язей, или, вернее, подъязков, дают мне полную уверенность в том, что последние действительно растут здесь крайне быстро. Уже в середине мая около плотов, пристаней и купален появляется много мелких подъязиков, покинувших места вывода; они уже имеют в длину от носа до конца хвоста около 1½ дюйма. Сюда привлекает их обилие пищи, главным образом опять-таки водоросли – зелень, которой начинают обрастать подводные части деревянных сооружений, в чем я имел случай много раз убедиться. В противоположность голавликам, мелкие подъязки избегают сильного течения и никогда не держатся на самой струе. В июле, достигнув величины более вершка, молодь отходит от плотов и купален на середину реки (на слабое течение), хотя подходит кормиться к берегу – опять-таки зеленью. Молодых подъязиков нетрудно отличить от мальков плотвы по более светлому цвету, большей толщине, плавному маханию хвостика, а от ельцов – брусковатостью; голавлики же темнее, толще и головастее подъязков. В самом юном возрасте подъязики выказывают большую вороватость, и в середине лета их уже очень трудно поймать сачком. К Ильину дню подъязочки большей частью уже достигают 1½ вершка, в середине августа – 2, в сентябре же – 3–4, как например, в 1890 году. В сентябре трехвершковые селетки уже начинают иногда крайне надоедать рыболовам и попадаются на мотыля. Говорю «иногда», потому что в 1891 году мелких подъязиков почти не было видно, вероятно, потому, что язи нерестились выше или ниже города Москвы. Как и следует ожидать, при большом урожае молодь растет медленнее. Годовалые подъязики следующую весну и лето держатся, по-видимому, на песчаных отмелях, откуда осенью выходят на обычные язевые места, то есть с иловатым грунтом и слабым течением.
Несмотря на то что язь в большей части России принадлежит к числу самых распространенных рыб, он нигде не имеет промыслового значения. Причиной тому его осторожность: язи попадают в сети и разные ловушки преимущественно весной, редко зимой, на становищах – в невода и в подледные мережки. Рыбаки всего более ловят язей во время хода их на нерестилища – мордами и фитилями и подобными им прутяными и сетяными ловушками. В небольших реках и речках, особенно в их устьях, ловля эта бывает иногда весьма добычлива, но требует больших приготовлений, именно устройства так называемых заколов или заязков. Нередко язи перепрыгивают через эти преграды, благополучно минуя расставленные им западни. Иногда, во время нереста, язи попадаются в мережки, то есть в трехстенные сети, о которых уже не раз упоминалось выше. В остальное время года, за исключением глухой зимы, язь бывает очень редко добычей промышленника; он очень ловко минует невода и сети, перепрыгивая через них или залегая в углублениях дна.
К числу весьма добычливых и вместе охотничьих способов ловли язей, а также и других рыб, принадлежит ловля сежей, к сожалению, весьма известная мало между любителями. Во многих отношениях сежа должна быть поставлена выше мережки или путаницы, о которой уже говорилось несколько раз. О летней сеже на помосте говорилось уже при описании ловли леща, но эта ловля требует постоянного места и различных приспособлений, а потому во всех отношениях уступает зимней ловле тем же снарядом, подробно описанной г. Саблиным в мартовской книге журнала «Природа и охота» за 1887 год (с. 19–24), откуда и делаю краткое извлечение.
Сежа состоит из большого сетяного мешка, от 3 до 5 саженей в длину (в сложенном виде). Сеть вяжется из крепких, некруто сученных льняных и пеньковых ниток, на дощечку от 1 до 1¼ дюйма и в горле имеет от 200 до 250 петель; таким образом, без убавки провязывают до 3 сажен, а затем начинают убавлять сначала по 1 петле в ряду и проходят так ряда 3, а затем проходят 3 ряда, убавляя по 2 петли в каждом ряду, потом по 3, по 4 и, наконец, по 5. Чтобы сеть была не видна в воде, ее обыкновенно опускают сначала в раствор дубильной кислоты, а потом в раствор железного купороса. Горло насаживается несколько на слаби на бечевку в длину от 10 до 12 аршин; четвертая часть этой бечевки пришивается к легкому еловому бруску, утончающемуся к краям. Брусок этот выстругивается начисто, и дерево выбирается белое, чтобы всегда можно было увидеть переходящую через него рыбу, почему называется белилом; концы его должны быть вершка два длиннее, для опоры на колья. В середине белила вырубается отверстие b для вставки в него особой жердочки (деточника). К сторонам бечевки, оставшимся свободными, привязываются по 4–5 деревянных колец 4 вершков в диаметре; во время лова эти кольца надеваются на особые шмыковки.
Снасть ставится подо льдом следующим образом. Лед прорубают ручьем поперек реки, не шире четырех вершков; затем на расстоянии 2–3 аршин вбивают колья и по обеим сторонам ворот, оставленных для сежи, опускают старое неводное крыло, наскоро починенное, которое течением прижимается к кольям. Сежа ставится обыкновенно на плесах, ниже омутов и в некотором от них расстоянии, глубиною от 1½ до 3 аршин, причем ворота оставляются в самом глубоком месте закола. Вся постановка сежи будет иметь в плане вид, показанный на рис. «Постановка сежи»: а – белило, b – шмыковки, с – кольцо, d – крайние колья, к которым пришиты крылья, е – дополнительные колья, не дающие крылу наседать на кольца, f – верхний край бечевки, выбрасываемый на лед, где он примерзает. Кольца надеваются на шмыковки, белило прижимается деточником ко дну, а сежа раздувается водой. Рыбу высматривают и стерегут лежа на подстилке из соломы или хвои, накрываясь рогожей или одеялом; чтобы вода не отсвечивала, с боков на прорубь кладут тоже солому или хвою. Заганивать рыбу начинают не менее как за 100 саженей от сежи и до версты. Для этого рубят проруби в шахматном порядке, за рубильщиками идет человек с жердью, который мутит дно, а за ним ботают ботками. При ширине реки не более 2 саженей и 2 сетях надо не менее 6 человек гонщиков, то есть 3 пешни, 1 жердь и 2 ботки.
Гонка имеет большую аналогию с облавой, тем более что гонщики обыкновенно кричат. Первым из ямной рыбы приходит осторожный язь, и впереди всегда идет почтенный коновод – головной язь, как его называют; идет он осторожно и высматривает опасность. Этого – не зевайте, иначе весь табунок потерян. Как только головной язь пойман, сейчас же подваливает и стадо; случается, что оно так велико, что не умещается в сеже, то есть передние, не найдя выхода, начнут возвращаться, а сзади будут подходить новые; этот момент удобнейший, чтобы встать, иначе весь табун уйдет назад. Поднявши белило на поверхность, деточник откидывают назад и прижимают его коленом ко льду, а сежу выбирают руками. Как только лежащий на сеже встает, гонщики, разумеется, прекращают гон. Кроме язей, попадает в сежу и другая бель, также окуни и иногда щуки. В ноябре попадается иногда налим, который не плывет, а катится кубарем, то есть может быть принят за комок сена или чего-нибудь подобного.
Большая часть пойманных язей почти всюду добывается при помощи удочки, а потому эта рыба имеет весьма важное значение для охотников-рыболовов, нередко составляя главный объект их охоты. В значительной части европейской России и Западной Сибири уженье язей имеет очень многих поклонников и отчасти заменяет здесь уженье карпов, которые, однако, крупнее, много сильнее язей и достаются труднее. О роли язя для ужения можно судить по тому, что в Москве-реке в настоящее время ловится на удочку, в пределах столицы, от 300 до 400 пудов в течение года, главным образом весной и осенью, причем очень многие ловят ежегодно до 10 пудов, а некоторые – до 20–25 пудов. Точно так же уженье язей во многих других местностях настолько добычливо (например, на Волге, в Самарской и Саратовской губерниях), что, как увидим далее, приняло почти промысловый характер.
Способы ужения язей весьма разнообразны, но все эти способы могут быть сведены к трем или четырем главнейшим типам, а именно: ужению на длинные удочки с поплавком; на длинные удочки без поплавка – нахлыстом; на короткие удочки с длинной леской – взакидку и на короткие удочки с короткой леской – в отвес.
Еще более разнообразны насадки, употребляемые для ловли этой всеядной рыбы, питающейся как растительным кормом, так и беспозвоночными и высшими животными. Распаренные зерна пшеницы, ржи, овса, ячменя, гороха и кукурузы, картофель, хлебные шарики, смятые комочки всякой каши, тесто, масляные выжимки и, наконец, зелень – вот насадки первой категории. Ко второй принадлежат различные земляные черви, начиная с выползка и кончая навозным, раки, личинки жуков (угри, подкорыши), двукрылых (крыски, опарыши, мотыль), бабочек (тополевый, капустный и др. черви), муравьиные яйца (куколки), взрослые насекомые – мухи, пчелы, кузнечики, стрекозы, метлица, тараканы. Наконец, местами язи изредка берут на лягушат (осенью), гораздо чаще на малявку и мелкого живца, даже на блесну и небольшую искусственную рыбку. Так как язь среди дня кормится редко и его вернее можно назвать сумеречной рыбой, то большая часть его добывается удочкой под вечер, ранним утром и ночью. Днем он обыкновенно попадается в более или менее мутную воду, преимущественно весной и осенью, когда голоден. Поэтому едва ли не большая часть язей выуживается у нас на ночные донные взакидку. Язь слишком осторожен для того, чтобы взять насадку, когда видит леску. Поэтому надо принимать все меры к тому, чтобы он ее не заметил, и дневная ловля язей весьма трудна, требует большого знания и немалой сноровки. Вообще, это весьма осторожная и вороватая рыба, дающаяся не всякому. Особой силы сопротивления при вытаскивании она не оказывает, но очень при этом кувыркается, причем зачастую, при значительной величине, перешибает этим маневром леску или успевает отцепиться от крючка или оборвать губы, которые у нее почти так же слабы, как у окуня и леща. Особенно часто уходит язь в момент вытаскивания его из воды. Замечательно, что ночью и в сумерки он гораздо смирнее и идет на леске ходчее, чем когда совсем светло, и что язи, пойманные на кузнечика, даже днем барахтаются сравнительно менее и очень поводливы. Чем объяснить последнее, право, не знаю. При ловле на донные и поплавочные удочки подсеченный язь поднимается кверху, на мелях даже выскакивает из воды, некоторое время кувыркается почти на одном и том же месте, не отходя далеко в стороны, затем, сравнительно скоро утомившись, всплавливается, то есть совсем выходит на поверхность. В это время его можно осторожно подтаскивать к себе тем или другим способами, о которых будет речь впереди, но надо помнить, что при виде человека, по-видимому, совсем утомившийся язь выказывает большую энергию и снова начинает кувыркаться и извиваться.
Для более успешной ловли язей весьма полезна, а иногда даже необходима бывает предварительная привада или прикормка во время ужения. Для ловли в стоячей воде привада удобнее прикормки и наоборот – последняя на течении лучше и скорее достигает своей цели. Ночью можно успешно ловить и без всяких подманиваний, но только при удачном выборе места, на тракте, то есть на пути, или когда стоишь около водостоков, при впадении ручьев и речек, то есть ловишь с даровой, натуральной прикормкой. Вообще прикормка и притрава должны соответствовать насадке.
Наибольшим разнообразием по отношению к насадкам, приманкам и принадлежностям ужения отличается, однако, ловля с поплавком, хотя, по известным причинам, все способы, сюда относящиеся, не дают таких постоянных результатов, как донное уженье взакидку. Есть много местностей, где уженье не только язей, но и всякой крупной рыбы иногда по уважительным причинам, но чаще по рутине производится только на донные. В большинстве случаев удят с поплавком весной и осенью, очень редко летом, вообще ходового голодного язя, а не местового, который жирует преимущественно по ночам.
Всего совершеннее, по-видимому, москворецкое уженье с поплавком, которое производится несколькими различными способами, которые применяются здесь в большей или меньшей степени для ловли других главных москворецких рыб: плотвы, ельца, подуста и отчасти голавля. Главнейшие – уженье впроводку, чаще называемое просто уженьем на поплавок, ловля на пробочку, на зелень, то есть нитчатую водоросль, и уженье под плотинами.
Уженье впроводку, пользующееся наибольшей известностью, есть, в сущности, упрощенное ноттингемское, только без катушки, поэтому поплавок не может быть отпущен далеко и не делает такие большие проплавы. В общих чертах уженье впроводку почти не отличается от ужения подуста на поплавок. Производится оно почти всегда с лодки, в умеренном течении, на глубине не менее 2 и не более 4 аршин, с прикормкой, подбрасываемой во время ловли. Удилище должно быть легкое и очень гибкое, тем гибче, чем тоньше леска и мельче крючок. На Москве-реке употребляются обыкновенно 4-волосные лески из отборного белого прозрачного волоса, любительской работы; некоторые артисты ловят не только подъязков, но язей на трехволосные лески собственного изделия. Крючки всегда мелкие, не крупнее № 7, но не мельче № 10, непременно самого высокого достоинства, то есть не хрупкие и не гибкие; лучше всего бронзированные пэнэлевские с колечком, уарнеровские с игольным ушком и так называемые Sneck. bent, без лопаточки. Поводок делается или из очень тонкой жилки, или тонкого 3-волосного коленца. Некоторые предпочитают волосяной на том основании, что тонкая жилка очень скоро размокает в воде, теряет упругость и начинает захлестываться за грузило и даже завязываться в петли. Грузилами служат 2–3 крупные дробинки, изредка картечины, или расплющенные листики свинца. Груз прикрепляется обыкновенно на леске, сверху покрупнее, снизу мельче; на поводке же, на 1½–2 вершка выше крючка, у нас всегда защемляется небольшая дробинка средних номеров (английского счета). Этот так называемый подпасок не позволяет поводку при легкой насадке на мелком крючке образовать слишком большой угол с леской и делает подсечку более верной. Размеры поплавка (а вместе с ним и груза) должны соответствовать течению и глубине так, чтобы он становился в расстоянии двух аршин от лодки; впрочем, если леска отпущена не очень длинно, то можно ловить и на более легкий поплавок. У москворецких рыболовов в употреблении осокоревые поплавки (неправильно называемые цоколевыми) удлиненной формы, от одного до двух вершков в длину и от карандаша до мизинца толщиной. Поплавок этот прикрепляется к леске только с нижнего конца, за шишечку которого леска захлестывается тремя простыми петлями; поплавки с колечками удобнее, но волосяные лески в месте прикрепления часто пересекаются, и испорченное коленце приходится выбрасывать и снова отмеривать глубину. Другие поплавки (из пробки, пера, иглы дикобраза, куги) редко используются, но тоже вполне пригодны, при условии прикрепления лески только к нижнему концу. Если поплавок соединен с леской сверху и снизу, то он, оттягиваемый на течении леской, плывет в наклонном положении, а не вертикально; притом подсечка всегда бывает при первом способе соединения правильнее и сильнее. Некоторые с этими же целями употребляют подвязные поплавки, на вершковых шелковых поводках, которые с помощью петельки на конце передвигаются вниз и вверх по леске.
На Москве-реке для ужения впроводку становятся на лодке поперек реки, спуская с носа и кормы камни или рельсы, как при ловле на донную. Такое положение лодки не совсем, однако, удобно, так как требует большого груза для удержания ее на месте и нарушает правильность течения. А потому при ужении в одиночку лучше ставить лодку вдоль реки, кормой вниз, спуская с носа более или менее длинную, а с кормы, чтобы ее не мотало течением, – короткую веревку, в отвес, то есть «в упор». Лодка, поставленная вдоль течения, менее заметна и не так пугает осторожную рыбу.
Ловят на поплавок, как сказано, в местах с умеренно сильным течением, на небольшой глубине. Слабое и очень сильное течение, малая или слишком большая глубина неудобны, и их надо избегать. В большинстве случаев выбирают места с иловатым дном, причем весьма важно, чтобы оно было совершенно ровно, на расстоянии не менее 9 аршин от лодки или даже слегка приподнималось, но отнюдь не опускалось, то есть имело бы почти те же условия, как и для ноттингемского ужения. Поэтому дно надо предварительно тщательно вымерить впереди и сбоку, при помощи лота или, по-московски, отмера. Затем поплавок прикрепляется к леске в таком расстоянии от крючка, чтобы насадка плыла на вершок или два выше дна. Язи не ползают на дне, тем более на иловатом, и стоят выше пескаря, налима и подуста. Обыкновенно, если на поводке есть подпасок, приходится ставить поплавок так, чтобы во время измерения глубины при помощи лота (в виде усеченной пирамидки или конуса из свинца с впаянным медным ушком вверху и пробочной пластинкой внизу) кончик поплавка едва высовывался из воды. Насадка ни в коем случае не должна волочиться по дну позади, а должна идти немного впереди груза. Так как даже подъязок от полуфунта весом не берет насадку у лодки, подобно ельцу и подусту, разве только глубина будет свыше 4 аршин или вода очень мутна, то при ужении впроводку леска должна быть не короче 6 аршин.
Ловля эта начинается на Москве-реке спустя несколько дней после окончания нереста язей, когда вода несколько просветлеет и когда проголодавшаяся рыба соберется массами в наиболее кормных местах для жировки, главным образом ниже устья Яузы и Неглинки. Весеннее уженье на поплавок продолжается обыкновенно недели две, от двадцатых чисел или середины апреля до первых чисел мая (не позднее Николина дня), когда запрут Перервинскую (ниже города) и Бабьегородскую (городскую) плотины и течение станет очень слабым. Раньше и позднее язи попадаются на поплавок редко и большей частью случайно. С запором плотин они, уже отъевшись на столичных отбросах, отходят от устьев вонючих москворецких притоков и устанавливаются на глубоких местах, большей частью около купален, и кормятся преимущественно ночью.
Несмотря на натуральную притраву, весенняя ловля язей с поплавком дает верные результаты только с прикормкой. Так как весной мотыля добывают у нас, за неудобством промывания, в небольшом количестве, то для прикормки используются преимущественно муравьиные яйца, сначала мелкие сушеные, а потом, когда потеплеет, и свежие крупные. Сушеные яйца предварительно обваривают кипятком (в противном случае они будут всплывать кверху). Муравьиные куколки, бесспорно, лучшая прикормка для рыбы, в особенности на слабом течении, так как имеют два весьма важных достоинства – они не насыщают рыбу и плывут очень далеко, не задерживаясь на дне. Отличную прикормку для язей составляет также обваренная перловая (ячменная) крупа, удобная тем, что не требует продолжительного приготовления (парения), подобно пшенице, ржи, овсу и гречневой крупе. Но она хороша только на довольно сильном течении и в небольших дозах, потому что рыба очень скоро ею наедается. Что касается гречневой каши из крупной ядрицы, то она далеко не оказывает такого полезного действия при ловле язей, как при ловле подустов, то же самое можно сказать и о сдабривании прикормки различными маслами, хотя масло, бесспорно, придает ей вкус и запах, кроме того, легкость и некоторые слабительные свойства. Весьма вероятно, что одною из лучших прикормок окажутся здесь мелко истолченные жмыхи (конопляные и льняные), называемые также выжимками, избоиной, макухой, колобом и дурандой. Я с большим успехом употреблял также соленую красную икру, смешивая ее с глиной или отрубяным тестом. Последнее (2 ч. отрубей на 1 часть муки – пшеничной или ржаной) иногда приходится использовать за неимением под рукой глины, которая, конечно, никакой рыбы, кроме пескаря, привлечь не может.
Во всяком случае, прикормка, даже тяжелая, предварительно смешивается с глиной, которая бросается затем комками или шарами в воду. Чем сильнее течение, тем эти глиняные шары должны быть крупнее (не толще, однако, кулака) и плотнее; всего лучше, если они будут ложиться в одном направлении прямо перед сидящим рыболовом и в 2–3 аршинах от лодки. При таком условии рыбы располагаются ниже прикормки вереницей, поджидая вымываемого течением корма, иногда разрывая глиняные комья. Отсюда следует, что нет никакого расчета ни разбрасывать прикормку по сторонам, ни ловить вдвоем или втроем, причем рыба, очевидно, должна разбредаться. Для полного успеха ужения впроводку необходимо также, чтобы течение было совершенно правильное и лодку не мотало бы в стороны. Если течение и положение лодки меняются, то, очевидно, невозможно всегда «потрафить» так, чтобы крючок с насадкой проходил около прикормки. Изредка глиняные шары опускают в сетках или продырявленных жестянках, на бечевке, но язи боятся этих предметов и держатся в некотором от них отдалении. Если лодку сильно мотает ветром или течением – вбок или назад, то становятся или вдоль, или, если течение не позволяет стать поперек реки с грузом (камнями или рельсами около пуда), спущенным в упор, то опускают против середины лодки третий груз, тоже в отвес.
Только в начале ловли следует травить, то есть бросать прикормку, не скупясь, так как весьма возможно, что рыба находится лишь в нескольких десятках сажен ниже и надо ее заставить подняться выше, к лодке. Но раз рыба показала свое присутствие, прикормкой злоупотреблять не следует и лучше бросать ее в малом количестве и только когда клев несколько перемежится, то есть или когда вся прикормка размыта, или рыба, испугавшись возни при вытаскивании, спустилась ниже. Само собой разумеется, что, если прикормка привлечет только мелочь – ельца, плотву и уклейку, то надо или вовсе переменить место, или спуститься на несколько сажен ниже.
Насадкой при весеннем ужении язей впроводку служат главным образом крупные муравьиные яйца, насаживаемые кисточкой за кончик так, чтобы из них не вытекло содержимое, в количестве от 3 до 5 штук, причем жало крючка остается свободным. Всего лучше употреблять крючок № 9, но если берет настоящий язь или крупный подъязок, то благоразумнее ловить на № 8 и четырехволосную леску. Хорошая четырехволосная леска, белого волоса, средней толщины, должна держать 4– или даже 5-фунтовую гирю и может удержать в воде, не оборвавшись, какого угодно язя. Муравьиное яйцо сидит на крючке очень крепко и не так часто сбивается рыбой и течением или слетает при закидывании, как зерновая или хлебная насадка, и представляет поэтому немаловажное удобство, уступая в прочности только лишь опарышу и крыске, которых весной не бывает.
Процесс ловли впроводку довольно утомителен, так как требует постоянного перезакидывания, а потому даже не очень тяжелая удочка очень скоро дает себя чувствовать. При длинной леске надо иметь немалую сноровку для того, чтобы каждый раз выхватить из воды поплавок таким образом, чтобы насадка тонула около лодки и притравы. Вообще, это уженье требует если не острого, то не слабого зрения, тем более что поплавок не должен высовываться из воды больше чем на полдюйма. Некоторые рыболовы красят кончики своих поплавков черной краской (иногда чернилами) или белилами: первые виднее в ясную погоду, при сильном отсвечивании воды, вторые – в пасмурную погоду или в тени, например, моста.
Отпустив поплавок как можно дальше от лодки, обыкновенно подсекают легким движением кисти, затем сильным движением выхватывают леску из воды, откидывая удилище таким образом, что он кончиком почти касается воды позади лодки; так как в этот момент насадка находится или в воздухе, или близко к поверхности воды, то наблюдают, есть ли что на крючке.
Подсекать каждый раз, как поплавок начинает затягивать, необходимо потому, что рыба, как известно, охотно хватает насадку в тот момент, когда она приподнимается кверху течением, вытягивающим леску. Это называется у нас: рыба берет на вытяжке. Временами большая часть рыбы берет на вытяжке, что иногда бывает очень неудобно, потому что крупная рыба часто при этом срывается или обрывает леску. Так как такой клев большей частью показывает, что рыба стоит выше от дна, то лучше спустить поплавок ниже; благоразумнее также «держать запас», то есть не отпускать поплавок очень далеко и не вытягивать удочку и руку параллельно воде, как это делает большинство, а держать шестик под углом не менее 45°.
Кроме выносливости и сильного зрения, уженье впроводку, то есть на плывущую насадку, требует немалой быстроты соображения, так как здесь необходима такая же быстрая, немедленная подсечка, как и при ловле на искусственных насекомых. Некоторые очень хорошие прудовые рыболовы долго или даже вовсе не выучиваются этой ловле, потому что слишком опаздывают с подсечкой: речная рыба, схватив на течении насадку, как только почувствует некоторое сопротивление, тем более, если наколется, большей частью успевает выплюнуть приманку, если подсечка не последовала почти одновременно с погруженьем поплавка. Подсекать надо не сильно, но резко – только кистью руки, и тем резче, чем гибче удилище. Жесткий шестик вовсе непригоден для ловли впроводку на мелкие крючки, так как рыба мало-мальски покрупнее с них срывается, и допускается, только когда насадка и крючки крупны. Подсекают у нас, впрочем, различно: один прямо кверху, другие вбок, вправо или влево, с каким-то вывертом кисти, третьи только как бы встряхивают леску, причем этого встряхивания достаточно для того, чтобы мелкий крючок вонзился в губу или слизистую оболочку рта рыбы. В последнем случае, если удилище не очень гибкое, а рыба попалась покрупнее или побойчее, она большей частью срывается. Тем не менее у нас на Москве-реке почти нет расчета ловить впроводку даже на самые легкие английские удилища с катушкой. Последняя имела бы смысл только в том случае, если бы у нас ловился главным образом не подъязок, а настоящий язь свыше 3 фунтов весом.
Следовало бы ожидать, что можно было бы весьма успешно ловить весной усовершенствованным способом проводки, так называемым ноттингемским, при котором насадка отпускается на десятки сажен от лодки. Практика показала, однако, полную неприменимость этого способа на медленно текущих реках. В Москве нет ни больших ровных, вообще удобных для этого мест, ни достаточно сильного течения, которое давало бы возможность употреблять большой груз и крупный, издалека видный поплавок. На умеренном же, тем более на слабом течении необходимо пользоваться легким, очень чувствительным поплавком, скрывающимся из глаз в 3–5 саженях от лодки.
Поклевка язя и подъязка, особенно весной, довольно резкая. Обыкновенно поплавок сразу исчезает под водой, но сытая или очень напуганная рыба, разумеется, начинает щипать насадку и безнаказанно срывает ее с крючка. Поэтому поздним утром, часам к 9–10, клев, начинающийся с рассвета, почти совершенно прекращается. Вечернее уженье бывает далеко не так удачно; начинается оно незадолго до заката и продолжается не более 2 часов. Пойманный подъязок сразу сказывается своим барахтанием на одном месте, затем всплывает на поверхность; язь только упористее и дольше не всплавляется. Это самый критический момент; но если рыба выдержана на шестике в достаточной мере, можно без опаски перехватывать леску и, держа ее двумя пальцами, тащить к себе рыбу. Последняя, если только не сильно ее дергают, идет ходко до самой лодки, где, как бы опомнившись, собирает последние силы и оказывает довольно большое сопротивление. Нередко приходится снова отпускать рыбу и снова подтаскивать к себе, но обыкновенно бывает достаточно приподнять ей голову так, чтобы она, глотнув воздуха, несколько очумела, и выхватить ее из воды при помощи сачка, почти необходимого при дневном ужении, хотя некоторые свободно обходятся без его помощи. Само собой разумеется, что если леска длиннее удилища лишь в полтора раза или, вернее, равняется удилищу плюс рост рыболова, то последний должен все время держать рыбу на шестике, не трогая лески.
Почти одновременно с уженьем на муравьиное яйцо начинается на Москве-реке ловля на навозного червя. Всего удачнее бывает эта ловля в таких местах, где черви являются естественной прикормкой, то есть попадают в реку в большом количестве. Массу навозных червей, иногда целыми клубками, вносит весной Неглинка, а потому около самой трубы, в которую она заключена, по утрам, реже вечером, особенно же в банные дни, когда течет мыльная вода, сюда собирается множество подъязков и даже язей. Уженье здесь отличается от описанного только тем, что ловят, по причине мутности воды, на более короткие лески, что прикормка почти излишня и что крючки должны быть номера на 2–3 крупнее, то есть № 6–7. Лучше насаживать целого червя, но при нежадном клеве выгоднее ловить на кусочки.
Подобным же образом ловят у нас, несколько позднее, в водоотводном канале, когда он, с запором Бабьегородской (городской) плотины, снова начнет наполняться водой, и в него бросится сверху масса всякой рыбы, привлекаемой обилием пищи. Если в конце апреля и в первую половину мая стояла хорошая погода, то на дно канавы, сохранившей сырость, переселяются с берегов массы всяких червей, преимущественно железняка, но также подлистника (похожего на крупного навозного), навозного и выползка. Вода застигает их врасплох, и они делаются добычей рыбы, которая жадно берет и на удочку. Приманкой служит или цельный навозный червь, или, чаще, кусочки железняка или выползка величиной до дюйма. Крючки те же; ловят всегда с берега, кажется, удачнее под вечер, чем утром.
Уженьем в канаве оканчивается весенняя ловля язей на поплавок. Летом они берут днем сравнительно редко, большей частью после сильных дождей и паводка, когда вода сильно помутнеет. Впрочем, известно, что если бросать постоянную прикормку в глубоком месте, именно выползков, то можно почти каждое утро ловить по нескольку подъязков, тоже на выползка, следовательно, с довольно большим поплавком и крупным (№ 5–6) крючком. Кроме того, подъязки и крупные язи попадаются рыболовам при ужении плотвы на зелень, то есть шелковник, но специальная ловля язей на зелень бывает лишь годом и то не на поплавок, а на пробочку.
В СРЕДНЕЙ РОССИИ ДОВОЛЬНО МНОГО
ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ЯЗЕВЫХ РЕК.
НАПРИМЕР, В Р. ИСТРЕ КЛИНСКОГО
УЕЗДА МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ,
ПО СВИДЕТЕЛЬСТВУ СВЕДУЩИХ
РЫБОЛОВОВ, ВОДЯТСЯ В БОЛЬШОМ
КОЛИЧЕСТВЕ ТОЛЬКО ДВЕ ПОРОДЫ
РЫБ – ЩУКИ И ЯЗИ, ПРИТОМ
ПРЕИМУЩЕСТВЕННО КРУПНЫЕ,
ТАК КАК МЕЛОЧЬ ПОДЪЕДАЕТСЯ
ЩУКАМИ.
Ловля на пробочку составляет весьма оригинальный и вместе с тем крайне остроумный и добычливый способ, вошедший в употребление вряд ли более 10 лет назад. Кажется, он впервые стал применяться Т. Г. Силиным, одним из лучших московских рыболовов.
Происхождение ловли на пробочку, несомненно, обуславливается невозможностью применить обыкновенный метод ужения впроводку с поплавком на местах с крайне неровным или крупнокаменистым дном, притом еще в настолько мелких и быстрых, что нужно было отпускать леску очень далеко от лодки. Насадка часто цепляла за камни или за траву, а крупная рыба пугалась лески и поплавка.
С пробочкой все эти неудобства совершенно устраняются. Насадка идет далеко впереди наплава, его поддерживающего, так как расстояние между последним и пробочкой более глубины и груз состоит из дробинки, прикрепленной высоко от крючка; таким образом, насадка, легко приподнимаемая течением вместе с грузом, более или менее минует все препятствия, не задевая за них. Затем пробочку видно издалека, а потому ее можно отпускать на значительное расстояние. В сущности, этот способ представляет как бы соединение ловли с самоогружающимся поплавком с ловлею ноттингемским способом.
Очевидно, вся снасть должна быть здесь самых высоких качеств, начиная с удилища и кончая крючком; в общем же она не отличается от уже описанной выше. Но ловить на пробочку гораздо труднее, так как леску отпускают на 15–20 и более аршин, насколько позволяет зрение или состояние воды. Для того чтобы перезакинуть пятисаженную леску, надо иметь ловкость и сноровку. А потому, кто не имеет этой сноровки или же рассчитывает на очень крупную рыбу, тому лучше пользоваться легчайшим английским (нахлыстовым) удилищем с катушкой, на которую приходится каждый раз наматывать около половины спущенной лески.
Ловля на пробочку бывает удачна только после паводка, вообще, когда в Москве-реке сильно пущена вода и вся рыба, особенно подъязок и елец, выйдет из затишья на струю и начнет подниматься кверху. В сущности, это осенняя ловля, так как всего удачнее бывает она в сентябре, когда и рыба голоднее, и вода мутнее, чем летом. Предвестником удачной ловли служит всегда плав на перекатах. Местом ловли служат, как сказано, перекаты, причем становятся обыкновенно несколько выше того места, где образуется так называемое зеркальце, то есть спокойное течение. Дело, впрочем, не столько в силе течения, которое может быть и слабым, сколько в неровности дна и незначительной глубине, так как на пробочку весьма удачно ловят у Каменного моста, пуская ее к старым сваям, где течение бывает, только когда вода прибудет на четверть или пол-аршина выше обычного уровня. Можно, конечно, ловить на пробочку и на глубоком месте с неровным дном, но это уже не совсем удобно.
Сама пробочка состоит из пробочного шарика от вишни до китайского яблока величиной, что зависит от силы течения. Чем правильнее этот шарик, тем лучше; для большей видимости его можно окрашивать в белую, черную или красную масляную краску, причем белая виднее в тени и в пасмурную погоду, а черная – когда вода сильно отсвечивает. Для того чтобы прикрепить к леске пробочку, кругом последней, по ее экватору, вырезают неглубокий желобок; леску захлестывают обычным порядком, тремя простыми петлями, точно так же, как прикрепляют ее к осокоревому поплавку без колечка или к кончику удилища. Для большей верности хода пробочки, чтобы она не соскакивала, а леска в скреплении не пересекалась, весьма полезно, чтобы последняя захлестка делалась с противоположной стороны, то есть если захлестывают первые две петли той частью лески, которая находится ниже пробочки, то третью петлю делают верхней частью. Очевидно, такой способ соединения пробочки с леской при шелковом шнурке очень неудобен, так как шнурок не имеет упругости волоса и пробочку, подобно вышеописанному поплавку, трудно бывает снять с шелковой лески. В этом недостатке упругости и в трудности передвижения поплавка и надо искать причину того, что поплавки обыкновенно соединяются с леской с обоих концов: леска продевается в нижнее колечко, а в верхнем кончике поплавка зажимается перяным колечком. Между тем этот способ соединения поплавка с леской положительно невыгоден, особенно на течении.
Некоторые пробовали заменить пробочку осокоревыми и пробочными поплавками удлиненно-яйцевидной формы с колечком или же приделывали колечко к обыкновенной пробочке, но эти видоизменения оказались на практике менее удобными, потому именно, что не имеют такой чувствительности. Хотя язь и подъязок хватают насадку на перекатах резче ельца, тем более плотвы, но так как насадка идет иногда на аршин впереди, то поплавок редко погружается в воду и круглый поплавок незаменим. При нем видна, особенно на гладкой поверхности воды, тончайшая поклевка, которая сказывается в легком содрогании пробочки; она как бы мигнет или скользнет, сделав на воде заметный кружок, причем иногда как бы повернется на оси. Пробочка же с колечком при тонкой поклевке лишь слегка и незаметно погружается в воду. Замечу кстати, что необходимо, чтобы пробочный шарик сидел очень неглубоко, менее чем наполовину.
Употребительнейшая насадка для ужения на пробочку – это мотыль, который необходимо подбрасывать в виде прикормки, но без глины, лучше всего так называемый сорный мотыль, который не мог быть отделен от травы и прочего сора при промывке. Летом иногда язь берет на опарыша или зелень на такие же крючки. На зелень, как я уже сказал, он попадается иногда и в тихой глубокой воде. Главная летняя пища подъязка, как и плотвы, – эта самая зелень, что доказывается содержимым желудка. Вообще, повторяем: зелень на Москве-реке и, вероятно, на многих других реках имеет гораздо большее значение для большинства карповых рыб, чем это предполагают ихтиологи.
При удаче и навыке на пробочку ловят по нескольку десятков подъязков и язей – утром или вечером, кроме другой рыбы. Это, бесспорно, один из самых тонких и добычливых русских способов ужения, заслуживающий известности и большого распространения. Крупную рыбу на мелких местах днем почти невозможно поймать иначе. На сильном течении пойманный язь очень упирается, согнувшись в дугу, и иногда его почти невозможно бывает свернуть с места. Между тем всего чаще берет он на вытяжку, когда почти нечего ему поддать.
Изредка язь попадает летом, большей частью ранним утром или поздним вечером, на пареную пшеницу, при ужении подуста. По-видимому, в устьях Москвы и Коломны и на Оке эта приманка весьма употребительна. Теоретически обе рыбы должны всего лучше ловиться на пареный овес, так как в реку попадает, особенно после сильного дождя, огромное количество конского навоза. Однако верность этой теории была проверена на практике лишь минувшим летом. Мелкого подъязика (прошлогоднего) летом местами ловят в Москве-реке на мелях, на простую муху, с самым легким пробочным поплавочком. Напомним кстати, что самый лучший способ иметь всегда живых мух под рукой – это пришпилить к левому обшлагу тряпочку, смоченную кровью или вареньем.
Обыкновенно в сентябре же начинает попадаться на мотыля, при ужении впроводку ельца, плотвы и подуста, также мелкий прошлогодний, иногда даже летошний подъязик, менее 3 вершков общей длины. Изредка берут и крупные, а если с паводком много подошло подъязка снизу, то эта осенняя ловля бывает иногда весьма добычлива, хотя и не может быть сравниваема с весенним уженьем впроводку или даже ловлей на пробочку. После морозов язь сильно слабеет и выказывает уже ничтожное сопротивление, барахтается меньше и не сейчас после подсечки, а спустя секунду или две, как бы озадаченный подсечкой.
Сравнительно с другими москворецкими рыбами язь попадается не в рот, а за какую-либо другую часть тела довольно редко, отчасти потому, что берет вернее, частью оттого, что, зацепившись зобом или боком, почти всегда срывается. Однако весной при ужении на муравьиное яйцо редкое утро не удается вытащить (или, по крайней мере, подтащить к лодке) подъязка, зацепившегося брюхом или около грудных плавников, реже под нижнюю губу.
В последнее время на Москве-реке начали довольно удачно ловить подъязков под Перервинской плотиной, если воды много, пуская с плотины, реже с лодки, длинный поплавок с красной верхушкой, которая бы высовывалась из пены и резко выделялась от последней. Насадкой служил главным образом пареный овес, а также малявка. Дело в том, что, как сказано, подъем рыбы к плотинам во время паводка главным образом зависит от того, что паводок несет много пищи, в особенности овес и мальков. В урожайные на мелочь годы снесенной водой и убившейся молодью кормятся не только подъязки, но даже ельцы, ерши и плотва. Так, например, это наблюдалось в 1889 и 1885 годах. На сильном течении, под всеми плотинами, кроме Бабьегородской, язи и подъязки очень хорошо берут на небольшую искусственную рыбку, пускаемую с поплавком. Всего пригоднее оказались для этой цели легкие перяные рыбки на тонких жилках или, еще лучше, на поводках из тончайшей стальной проволоки. Эта ловля на рыбку с плотин ничем не отличается от такой же ловли шересперов, но требует, пожалуй, уменьшенной рыбки. Изредка подъязки попадаются и на живых гольцов и пескариков, гораздо чаще срывая их с крючков.
Что касается ловли язей в подмосковных проточных прудах, то, сколько мне известно, эти рыбы попадаются здесь на удочку лишь случайно, большей частью на червя. В притоках Москвы-реки, в верховьях Клязьмы и впадающих в нее речках язь тоже сравнительно малочислен и встречается и попадается на удочку реже голавля. Исключение составляет, кажется, лишь одна речка Истра в Клинском уезде, где язь является преобладающей породой.