Cyprinus carpio L. В Средней России – карп, карпия (преимущественно прудовая); в южных и юго-западных губерниях – короп, мелкие – коропчата, местами – подройчик, подрыйчик, на Волге, на Дону, на Кавказе и в Туркестане – сазан, в Астраханской губернии мелкий – лапыш, у донских казаков – сазомята. В низовьях Днепра и Днестра карпы меньше 10 фунтов – шаран, шаранец, саран, саранец – названия, принадлежащие собственно помеси речного коропа с карасем (С. Nordmanni). В Польше – карп, в Западной – стопняк, в верховьях Вислы – цвик, мелкий – крочек. Карп-карась, помесь карпии с карасем (С. Collarii) – карпик, ставной короп, по-польски – дубиль. Тат. и кирг. – сазан, калм. – беюрга-сазан, берёг-сазан; арм. – тетсак, у ходзенов – хартко, у китайцев – лидза, лидзе. Я буду называть карпом безразлично как речной коренной вид, так и прудовую его разность, отличая, где надо, первый под названием сазана или коропа, а последнюю – под названием карпии.

По своей величине и значению для рыболовов и рыболовов-охотников карп, бесспорно, занимает первое место между всеми рыбами своего семейства, которое получило от него название.

Но в промысловом отношении, несмотря на то что в Южной России и особенно в низовьях больших рек бассейна Черного, Каспийского и Аральского морей карп ловится в огромном количестве, он не имеет такого значения, как, например, лещ, сырть, тарань и вобла, впрок до сих пор почти нигде не заготавливается.

Название карп, собственно, не русское, как все его европейские названия происходит от греческого слова carpox – плод, которое, очевидно, дано по причине необычайной плодовитости этой рыбы. Впрочем, название карп, чаще – карпия, употребительно только в Средней России и относится исключительно к карпам, живущим в больших прудах и озерах; в Юго-Западной России оно заменяется другим – короп, а в Юго-Восточной, на Волге и Урале, карп известен под киргизским названием сазана.

Настоящий речной карп, или сазан, очень красив. Он покрыт необыкновенно крупной темно-желто-золотистой чешуей, которая на спине темнее, с синеватым оттенком, а на брюхе светлее; кажется, будто по золотому полю он весь усыпан гвоздиками с темными шляпками. С первого взгляда карп, особенно молодой, имеет довольно большое сходство с карасем, но он не так высок в спине (высота тела только вдвое более толщины), толще и длиннее и сразу отличается от последнего своими четырьмя толстыми и короткими усиками на желтых, необыкновенно мясистых губах, почти таких же подвижных, как у леща; усики эти сидят попарно с каждой стороны и оканчиваются кругловатыми плоскими головками. Спинной плавник очень широк, шире, чем у других карповых, и занимает почти всю заднюю половину спины, цветом темно-серый. Кроме ширины, он отличается очень крепким пилообразным, зазубренным передним лучом. Такой луч имеет спинной плавник мирона-усача, но у карпа такое же строение имеет и передний луч заднепроходного плавника. Все нижние плавники серовато-фиолетового цвета, хвостовой – красно-бурый; глаза золотистые. Глоточные зубы, лежащие в глотке, имеющиеся у всех карповых рыб и служащие для перетирания твердой пищи, отличаются своей массивностью; с каждой стороны по пять, расположены в два ряда. Молодые карпы, 2–3-летнего возраста, значительно площе, шире, горбатее и светлее взрослых, почему называются местами лапышами и горбыльками. Крупные карпы имеют почти цилиндрическое туловище.

Но как в цвете, так и складе тела карп, эта далеко распространенная и даже, можно сказать, одомашненная рыба, подвержен многочисленным и сильным видоизменениям. С одной стороны, встречаются разности с очень удлиненным, почти цилиндрическим телом, с другой – бывают карпы, по форме тела подходящие к серебряному карасю. Последние, по-видимому, все чаще встречаются в прудах и вообще в небольших замкнутых бассейнах, между тем как продолговатые карпы чаще встречаются в устьях рек, в море или в больших озерах.

Сюда относится так называемый венгерский, или продолговатый, карп (Cyprinus hungaricus), который водится в Нойзидлерском озере, также в устьях Днестра и Днепра, где достигает громадной величины. У днепровских рыбаков он известен, кажется, под названием морского коропа и, кроме удлиненного туловища, отличается ими по более черной спине и по синеватому мясу, которое притом всегда грубее и хуже вкусом, чем у обыкновенного. В других русских реках эта порода, то есть разность карпа, до сих пор не была найдена.

Из разновидностей замечателен также горбатый карп (Сурr. gibbosus), у которого спина сразу поднимается крутой дугой и потом до начала спинного плавника тянется прямой линией. По-видимому, этот вид довольно распространен в южнорусских реках и отличается рыбаками от речного сазана под названием горбыля (в Саратовской губернии) или (неправильно) коропа (в верхнем течении Северного Донца). Эти горбатые и широкие карпы темнее цветом и сильнее обыкновенных, но, по-видимому, малочисленнее последних и встречаются главным образом в крепких местах.

В Средней России, особенно в Балтийском бассейне, настоящий речной карп встречается довольно редко. Здесь преобладает прудовая карпия, разведенная в конце прошлого и начале нынешнего столетия во многих прудах крупных польских и великорусских имений и оттуда, большей частью случайно, перешедшая во второстепенные реки и там размножившаяся. Этот прудовый карп большей частью немецкого происхождения и отличается от речного более темным и зеленоватым цветом чешуи, шириной, менее тупой мордой, с еще более резким переломом к спине, чем у продолговатого карпа, а главное – необыкновенной выносливостью, в чем значительно превосходит настоящего речного сазана, или коропа, который в непроточных прудах размножается редко. В реках Балтийского бассейна, также в Москве-реке, Упе и многих других, даже в верховьях Дона, Воронежа встречается, по-видимому, почти исключительно немецкая карпия, местами уже смешавшаяся с коренным видом и своим родоначальником – сазаном.

Истоки Дона, принадлежащие имению графов Бобринских и образующие огромный пруд, с давних времен, много десятков лет, заключают в себе особую серебряную разность карпии, достигающую очень большой величины. Чешуя на этих карпиях (по словам покойного графа А. В., вывезенных его отцом из Германии) такого же цвета, как у серебряного карася, и не так толста и крепка, как у обыкновенных карпий, тем более сазанов. Это, однако, не помесь карпа с карасем, никогда не достигающая большого роста.

В Западной Европе встречаются также особые выродки прудовых карпий, так называемые зеркальные карпы, отличающиеся необыкновенно крупной и неправильно расположенной чешуей. В виде исключения попадаются там карпии почти вовсе лишенные чешуи. Помеси карпа с карасем занимают как бы середину между двумя видами и являются в весьма разнообразных формах. Общее между ними то, что они никогда не достигают значительной величины, имеют усики, как у карпа, но значительно меньшие или, по крайней мере, более тонкие, а телом гораздо шире обыкновенного, даже прудового карпа, и в этом отношении схожи с продолговатым – серебряным карасем. Кроме того, жаберные крышки у этих помесей не гладкие, как у карася, а бороздчатые. Вообще, по всем признакам, это, несомненно, ублюдки от карпа и карася. Одни из них, судя по глоточным зубам, длине усиков и всего тела, более приближаются к карпу, другие – к карасю, но между ними существует множество переходов. Обе помеси имеют в России почти такое же распространение, как и карп, но в средних широтах встречаются, по-видимому, чаще, чем на юге.

Первая помесь, более близкая к карпу, – Cyprinus Nordmanni, водится, впрочем, исключительно в реках Черноморского бассейна – в Днепре, Днестре и Буге, где называется шаран, шаранец или саранец, саранчик, местами (по Днепру) – подроек или подрыек. Иногда у шаранца усики бывают даже длиннее, чем у карпа, хотя гораздо уже, а глоточные зубы совершенно сходны с зубами Cypr. Carpio. Цвет его, однако, значительно темнее, и иногда шаранец кажется почти черным. Сколько известно, в этих местностях он держится преимущественно по заливам и заливным озерам, также в проточных ставах, происходящих от запруживания речек, и, по свидетельству рыбаков, показывается в устьях названных рек весьма редко, большей частью в тех случаях, когда от сильных дождей прорвутся плотины на побочных реках. Вообще он более придерживается болотистых вод, хотя не избегает (?) и мелких каменистых речек (в Крыму). Мясо шаранца обыкновенно отзывается тиной, а ростом он бывает не более 10 (?) дюймов при 2½ фунта веса. По всей вероятности, под общим названием шаранца смешиваются две разные рыбы: одна помесь речного карпа или сазана с карасем, другая – мелкая разновидность или особый вид речного коропа, живущего в небольших и быстротекущих реках Черноморского бассейна.

Другие ублюдки известны под названием ставного коропа, в Литве и Польше – карпа-карася – Carpio Kollarii Неск. и еще более приближаются к карасю, как по глоточным зубам, так и по форме тела и другим признакам.

Эта помесь водится в тех же местах, как и шаранец, но, кроме того, встречается во всей Западной России – Литве и Польше, даже в Курляндии, также найдена в Крыму (?). Под Саратовом, вероятно, именно эту рыбу отличают под названием горбатого карпа, который, по свидетельству тамошних рыбаков, живет в озерах, имеет белый серебристый цвет, сильно сжат с боков и вообще весьма сходен с продолговатым карасем. Точно так же сазан-горбылек р. Пензы, называющийся также карпом и никогда не бывающий более 3 фунтов, очевидно, помесь карпа с карасем. Он встречается, по-видимому, и в Свияге, где отличают стрежневого карпа (сазана) от широкого черноспинного карпика, предпочитающего заводи и позднее нерестящегося. В юго-западных губерниях Carpio Kollarii тоже встречается исключительно в ставах и озерах. Величина его почти одинакова с шаранцем.

Что касается настоящего карпа – прудового и речного, то как тот, так и другой достигают иногда огромных размеров, как ни одна из других карповых рыб, и глубокой старости. Самый большой из современных нам сазанов имел 3 пуда 17 фунтов. Этот гигант, по свидетельству С. Н. Алфераки, был пойман на крючья, в 80 верстах от Таганрога, на Кривой косе. Лет 7–8 назад, то есть в начале восьмидесятых годов, в р. Воронеже Лебедянского уезда попался в невод, по словам очевидцев, передававших об этом факте известному московскому охотнику и рыболову А. А. Беэру, громадный и вместе с тем необыкновенно уродливый сазан. Он вытянул 4 пуда 10 фунтов, но имел вид 1½-аршинного обрубка почти аршинной ширины. Озерные, тем более прудовые карпии Западной Европы вряд ли могут достигать таких больших размеров, как настоящие речные и морские сазаны Юго-Восточной Европы. Наибольшие карпии, известные из заграничной литературы, не превышают 110 фунтов и происходят из Цюрихского озера в Швейцарии. Знаменитый карп (из Одера), о котором, со слов Блоха, говорится во всех иностранных сочинениях о рыбах, весил всего 70 фунтов и пойман был еще в 1711 году. Пудовые и 1½-пудовые сазаны встречаются у нас во многих больших и малых реках Южной России и не составляют диковинки. Волжские сазаны в общем мельче нижнеднепровских и в настоящее время редко достигают пудового веса, чему причиной – усиленная ловля. Лет сто назад, по свидетельству Палласа, в Каспии встречались сазаны до 5 футов в длину.

Само собой разумеется, что такие огромные рыбы должны были прожить много лет. Действительно, имеются достоверные сведения о прудовых карпиях, достигших не только столетнего, но даже двухсотлетнего возраста. Карпии прудов Поншартрена имели, по свидетельству Бюффона, 150 лет, а Шарлотенбургским (близ Берлина) было более 200; последние, кажется, целы и по настоящее время. Достигают ли сазаны такой глубокой старости – подлежит сильному сомнению, но, вероятно, и у нас в некоторых прудах удельных имений около Петербурга, а также в ставах польских магнатов найдутся столетние карпии.

Дело в том, что прудовые карпии попали к нам через Германию позднее, чем в другие европейские страны, не ранее 1729 года, кроме Польши, где эта рыба разводилась в прудах значительно ранее и, вероятнее всего, проникла сюда не из Западной Европы, а с низовьев Днепра и Днестра. Черное, Каспийское и Азовское моря и низовья рек этих бассейнов, несомненно, составляют родину карпа. Достоверно известно, что римляне, очень высоко ценившие эту рыбу, привозили ее из Малой Азии, вероятно с Черного моря (Дуная). В бассейне Средиземного моря карп, или сазан, был разведен уже в христианскую эру. Во Франции он появился в царствование Франциска I, в Англии – в 1504 году, в Дании (и Швеции) – около 1560-го, а в Восточной Пруссии будто даже только около 1769 года, что весьма сомнительно.

Первые опыты разведения речных карпов в прудах, надо полагать, принадлежат еще римлянам, и из Италии карпия постепенно распространялась все далее и далее к северу в качестве прудовой рыбы, а затем из прудов попала почти во все реки Западной Европы, кроме Дуная, где карпы с низовьев постепенно распространялись кверху, до самых верховьев, как это замечается и во всех реках Черноморского и Каспийского бассейнов в Европейской России. Это постепенное расширение области распространения одновременно как прудовой карпии, так и речного сазана все еще продолжается.

В настоящее время карп водится почти во всех больших и средних реках России, за исключением рек, впадающих в Белое и Ледовитое моря. Всего реже встречается он в Балтийском бассейне: в Петербургской губернии, Лифляндии и Эстляндии, сколько известно, его нет в текучих водах, и карп, называемый в Петербурге, в отличие от язя, немецким, водится исключительно в немногих прудах при царских дворцах, например в Гатчине, Ропше, Петергофе, Красном Селе, также в некоторых имениях Курляндской губернии. В Царстве Польском он изредка встречается в Висле, но тоже более принадлежит к обитателям прудов. В Средней России карп еще весьма редок в верхнем течении Волги, а в верховьях последней и в озере Селигер бывает только случайно, годами, большей частью, очень мелкий; начиная с Твери, он попадается почти ежегодно, а далее встречается все в большем и большем количестве и достигает значительной величины. В Каму сазаны заходят весьма редко, гораздо чаще бывают в Оке и ее притоках, например в р. Проне, Цне и Мокше; в верхней Оке они, по свидетельству Тарачкова, живут круглый год под Орлом, не более 50 лет назад и, без сомнения, попали в реку из прудов и сажалок. В последнее время, именно с 1882 года, карпы (прудовые) появились в Москве-реке и, кажется, начинают здесь размножаться. По крайней мере, уже в 1886 году нередко ловились 2–3-фунтовые карпы на удочку, а в 1885 году много попадалось 2–3-вершковых. По справкам, карпии попали в Москву-реку из прудов Мещанского училища по причине необыкновенно высокой воды 1882 (?) года. По свидетельству Аксакова, сазаны показались в р. Свияге также в тридцатых годах сначала средней величины и крупные, а затем и множество мелких; это появление карпий Аксакову объясняли тем, что в верховьях прорвало огромный пруд (Колдомасовский), не уходивший лет сорок и в котором эта рыба водилась в большом количестве. Через несколько лет сазаны показались и в других небольших реках Симбирской и даже Пензенской губерний (в Суре, Пензе, Ардыме, Чембаре, Уче). Здесь они, конечно, мечут икру, как и в Оке; но в самой Волге, во всем верхнем ее течении, сазаны составляют большую редкость и в значительном количестве ловятся каждую весну только начиная с Самары, да и во всякое время попадаются здесь в одиночку; идут нерестовать в р. Самару и ее притоки.

В самых низовьях Волги и Урала карп является в огромном количестве, особенно перед метанием икры, так как все-таки большая часть их обитает в устьях названных рек и самого взморья. Кроме того, он весьма многочислен в Куре и, вероятно, заходит в другие кавказские реки, где, однако, очень невелик ростом; в маленьких речках, по Менетрие, часто встречается горбатая разновидность. Всего многочисленнее карп в реках, впадающих в моря – Черное и Азовское. В Днестре, Буге, особенно в Днепре, Дону, также Припяти, Горыни, Стыре, Десне, Сейме, Суле, Псле, Ворскле и других второстепенных реках он принадлежит к самым обыкновенным рыбам; по Днепру доходит до Смоленска, а по Десне – до Брянска.

Распространение карпа в Малой Азии и Персии еще не исследовано, но он водится в огромном количестве в Аральском море, в Сырдарье и Амударье; в сибирских же реках карпа нет, кроме бассейна Амура. В Северную Америку карп попал очень недавно, лет 10–20 назад. В общем, карп живет теперь почти в тех же странах, как и сом.

Что речной карп и сом – коренные жители Юго-Восточной Европы и Средней Азии, вообще стран с высокой летней и сравнительно низкой зимней температурой, косвенно доказывается высокой температурой, необходимой для нереста и развития икры этих рыб, а также их глубоким зимним сном. Сазан нерестится очень поздно, иногда даже позднее сома, линя и карася и, подобно этим рыбам, проявляет большую чувствительность к низкой температуре, еще с осени залегая на зимовку и переставая кормиться до окончательного вскрытия вод. Но линь и карась зарываются в ил, сазан же, подобно сому, зимует на ямах, а если закапывается, то только в прудах и озерах, и то очень редко. Поэтому сомнительно, чтобы сазан и сом могли бы когда-либо акклиматизироваться на севере России и Сибири.

В теплых странах Западной Европы с никогда не замерзающими реками и прудами зимнее оцепенение карпов бывает непродолжительно, и карпы кормятся здесь почти круглый год, а потому и растут обыкновенно быстрее, чем у нас. В России карпы с первыми осенними заморозками залегают в ямы и уже почти не принимают пищи; в редких случаях, при особенно теплой осени, они попадают (на удочку) в октябре, и то в Южной России. Замечательно, что южнорусские сазаны зимуют очень часто вместе со своими постоянными спутниками и злейшими врагами – сомами. Последние залегают еще раньше на самом дне, а потому сазаны ложатся на них. В низовьях Днепра коропы становятся на зиму в глубоких ямах главных протоков; в Нижней Волге сазаны ложатся под ярами и обрывами, вообще на глубоких местах реки или взморья (в последнем случае в глубоких приморских култуках), тоже сплошными массами, иногда в несколько тысяч штук. В низовья Урала собирается, по-видимому, не только большая часть сазанов, живших в реке, но и живших на взморье и в море. Судя по всему, зимующие сазаны также покрываются слёном (то есть слоем затвердевшей слизи, предохраняющим от холода), как и осетровые рыбы. Зимнее скопление замечается, хотя в меньшей степени, у прудовых и озерных карпов, которые тоже на зиму выбирают или самые глубокие места пруда или озера близ истоков и притоков, или становятся в камышах и тростниках, что, по моему мнению, зависит от того, что стебли этих растений, вдобавок надломленные ветрами, до некоторой степени заменяют проруби. Иногда и в реке, по свидетельству днепровских рыбаков, карпы выбирают такие мелкие места, что вся почти сплошная масса рыбы покрывалась слоем льда и затем еще ее заваливало снежными сугробами, отчего, понятно, рыба задыхалась и пропадала. Впрочем, по мнению рыбаков, в камышах зимуют только не очень крупные коропы, так называемые юрьевские, – от 5 до 10 фунтов весом. В снежные зимы в камыши надувает столько снегу, что при оттепели лед может осесть на дно и задавить рыбу. Это явление замечено было, например, на р. Сейме в Курской губернии, а потому, во избежание этого, полезно камыши выкашивать.

Из всего оцепенения сазан выходит только с ледоходом, на юге – в марте, а в Средней России – в апреле, в прудах и озерах даже в конце. Первое время он, впрочем, ничем о себе не заявляет и почти не удаляется от своих зимних становищ, но с прибылью воды поднимается кверху, хотя на небольшие расстояния, а когда вода зальет луга, выходит на пойму для нереста и для жировки. В Южной России икрометание находится в несомненной зависимости от водополья, и только крупные карпы нерестятся в русле, когда уже река войдет в берега, или же в поемных озерах и старицах.

Самый ранний нерест бывает на юге в последних числах апреля, но в Средней России, именно в подмосковных губерниях, сазаны мечут икру во второй половине мая, а большей частью даже в начале июня. Продолжительность же всего периода нереста весьма различна и обуславливается как возрастом рыбы, так и местными условиями. Повсюду, однако, прежде всех трется самый мелкий сазан, затем средний и, наконец, самый крупный, а весь нерест продолжается около месяца, причем нерест каждой группы продолжается не более 10 дней. Наблюдения рыбоводов показали, что карпы, подобно многим другим рыбам, освобождаются от своих половых продуктов не сразу – единовременно, а в два или даже три приема, иногда через значительный промежуток времени; большая часть икры выметывается, однако, в первый раз. Некоторые особи по каким-то еще неисследованным причинам крайне опаздывают с икрометанием, а известно много случаев, что зрелая икра замечалась у карпов даже в августе. О таком случае упоминает, например, Рузский (в Суре, под Симбирском); Шляхтин сообщает о 30-фунтовой самке с совершенно зрелыми икринками, пойманной в Дону 5 августа 1890 года; самый же интересный случай приводится бароном Черкасовым, который говорит о 14-фунтовой самке, пойманной 25 июля и имевшей в себе 6 фунтов икры. Очевидно, рыба эта в этом году еще вовсе не метала икры, и вероятно, что количество икры у таких запоздавших нерестом особей значительно превосходит нормальное, что может быть объяснено обильным летним кормом. У некоторых иностранных авторов встречается указание даже на более поздний нерест. Так, например, Карбонье наблюдал осенний нерест карпий, а Хлюдзинский говорит, не указывая источника, что в Констанском озере в Швейцарии 15 декабря (нов. стиля) были пойманы однажды карпы с совершенно зрелой икрой и молоками.

Весьма вероятно, что на некоторое время карпы, выжидая более благоприятных условий, могут задержать окончательное развитие половых продуктов, но, конечно, зрелость последних всего более зависит от температуры воды. По свидетельству А. Беэра, на одном из участков р. Воронежа в Лебедянском уезде настоящие сазаны никогда не нерестятся ранее 15 июня, прежде чем не будет заперта мельничная плотина (Добринская), притом все единовременно, большие и малые, в течение нескольких (3–4) дней. Между тем в соседних участках реки, запруживаемых ранее, сазаны начинают метать икру с первых чисел мая, исподволь; нерест же карпов (вероятно, это прудовые карпии, попавшие в реку, или какая-нибудь особая разность сазана) совершается и в Добринском участке, независимо от времени запора плотины.

В низовьях Волги, Дона и Днепра нерест сазанов начинается всегда в конце апреля, почти одновременно с разливом, который на юге бывает продолжительнее, чем на севере. Сазан в Волге начинает играть одновременно с прибылью воды – «идет на игру вместе с водой», – и нерест его продолжается по июнь. Самый же развал нереста бывает под Астраханью около Николина дня (9 мая). То же самое можно сказать и про Дон и его притоки. В Северном Донце, по Дублянскому, карп начинает метать икру в конце апреля и продолжает тереться почти до половины июня. Местные рыболовы разделяют карпов на юрьевских, никольских и троицких; к юрьевским относятся небольшие карпы, до 10 фунтов (от 3-х), ко вторым средние – до 20 фунтов; самые крупные карпы, около пуда весом, нерестятся в конце мая. В Днепре, под Киевом, нерест карпа тоже бывает в самом разгаре около Николина дня. Затем уже в р. Мотыре Орловской губернии карпы мечут икру во второй половине мая, как и в верховьях Оки и Дона (Бобрики). В Москве-реке, по-видимому, карпы нерестились (в 1889 году) между 10–15 июня; в первых числах того же месяца мечут икру карпы в прудах Николо-Угрешского монастыря. В Суре под Симбирском – в мае, иногда запаздывая до середины июня; в Ардыме (впадающей в р. Пензу) – в июне. По-видимому, везде прудовые и озерные карпы мечут икру ранее речных, так как проточная вода согревается позднее стоячей.

В Германии главный нерест карпии совпадает с цветением пшеницы (Эренкрейц), и, вероятно, эта примета окажется верной и для России, так как цветение пшеницы обусловливается наступлением сильной жары, быстро нагревающей воду до надлежащей температуры. На пойме, в мелких местах, вода нагревается скорее, чем в русле, а потому ранний нерест и имеет место на займищах. В низовьях рек (например, Волги) речные сазаны мечут икру ранее морских, так как имеют возможность раньше выбраться на разлив. Высоко вверх сазаны не поднимаются, едва ли на много десятков верст, и этим объясняется необыкновенно медленное расселение их в верховьях рек и вообще в Средней России. Температура воды, при которой нерестится карп, должна быть не менее 22°, даже 25 °C; по наблюдениям рыбоводов, вода должна иметь температуру парного молока, чем объясняется различие во времени нереста в северных и южных местностях. В холодных ключевых прудах карпия вовсе не нерестится, и икра, вероятно, всасывается организмом. Рыботорговцы, всегда отличающие сазана от карпа, держатся мнения, что речной сазан никогда не нерестится в непроточных прудах, и это весьма вероятно. Но надо также иметь в виду, что если в пруду очень мало даже не сазанов, а карпий, то они могут выпускать ее зря, неоплодотворенную; десяток-другой карпий, выпущенных в большое озеро, не дадут приплода, потому что и не могут найти друг друга в период нерестования. Кроме того, в прудах нередко встречаются яловые, бесплодные особи. О них упоминает еще Аристотель, как о самых жирных и вкусных. Их отличают по укороченному телу, толстым губам, малому брюху и по некоторым другим признакам. Известны также случаи нахождения карпов-гермафродитов, у которых на одном боку находится икряной мешок, а на другом молоки.

Не подлежит никакому сомнению, что в реках урожай молоди сазана находится в обратном соотношении к высоте весенних вод. Чем больше разлив, тем дальше от русла уходят взрослые рыбы, и икра, выметанная ими, и молодь обсыхают и становятся добычей птиц. Напротив, при малой воде значительная часть карпов, особенно крупных, нерестится на ямах или на плесах, то есть в заливах, и гораздо производительнее. Впрочем, речной, более производительный нерест бывает иногда, если вода долго не нагревается, то есть при холодной весне.

Самцы отличаются от самок одного с ними возраста чуть не вполовину меньшим ростом и прогонностью, то есть более тонким и удлиненным туловищем. Во время нереста их нетрудно бывает отличить по мягким неправильным бородавкам беловатого цвета, усеивающим затылок, щеки, жаберные крышки и грудные плавники. Кроме того, самцов всегда бывает вдвое или втрое больше самок, что зависит от строения икринок карповых рыб.

Некоторые наблюдения показывают, что речные карпии, прежде чем начать нерест, делают иногда рекогносцировку, то есть в данной местности появляются несколько передовых особей, которые возвращаются обратно и вскоре, обыкновенно на другой же день, приводят массу рыб. Эти разведки известны, например, на р. Воронеже, у с. Доброго, где появление лазутчиков на затопленном лугу, вскоре после запора мельничной плотины, предвещает скорый и притом валовой нерест, с большим нетерпением ожидаемый местными жителями. На Нижней Волге сазаны, как сказано, «идут на игру вместе с водой», часто очень мелкими местами, так что им приходится плыть боком и перепрыгивать через бугры. По таким полоям, поросшим травой, сазаны разбиваются на мелкие табуны, штук по 10–15, и гоняются за самками, которые всегда идут впереди стаи. Для нереста выбираются здесь самые мелкие разливы, так что бывают видны спинные перья.

Сам процесс икрометания происходит главным образом по утренним зорям, особенно на восходе, и к 11–12 часам совсем прекращается. Совершается он небольшими партиями, и обыкновенно крупные икряники-самки сопровождаются 2–3, иногда 4 более мелкими молошниками. Самцы в это время стараются плыть бок о бок с самкой, оттесняя друг друга; шум и плеск, производимый ими в тихую погоду, бывает слышен за версту. Молоки выпускаются с необыкновенной силой, даже со свистом, что хорошо известно ловцам, бьющим сазанов сандовьями (острогой) во время нереста. По вечерам на низовьях Волги сазаны вовсе не мечут, а только бродят по разливам, отыскивая такие места, где вода перекатывается в ложбины, то есть держатся уже в более глубокой (в 2–3 аршина глубины) и иногда быстро текущей воде. Здесь они выпрыгивают и всплескиваются, поэтому, надо полагать, сазаны в таких местах, подобно другим рыбам, «разбивают себе икру», по выражению рыбаков, готовясь к нересту. Очень может быть, что сазаны и выпускают иногда икру в таких протоках, и во всяком случае проточная вода им необходима. В верховьях Оки под Орлом карпии, по наблюдениям Тарачкова, даже всегда (?) нерестятся на быстрых и мелких местах, но, вероятно, это исключение из общего правила, которое можно объяснить тем, что река входит здесь в берега очень рано и быстро, прежде чем созреют половые продукты карпий. Как очень сильная рыба, карпии во время своего хода на бой могут преодолевать довольно значительные препятствия и свободно перескакивают через невысокие плотины, заплоты, завязки и другие преграды на своем пути. Известно, что карпии иногда выскакивают из воды на высоту двух метров, то есть человеческого роста. Что касается прудовых, уже акклиматизировавшихся карпий, то они еще менее прихотливы, чем речные, и трутся большей частью в камышах, хворосте и корягах, также в зарослях кувшинок и других водяных растений, к которым и прикрепляется икра. На речных же разливах икра ложится обыкновенно слоем на прошлогоднюю ветошь.

Икра карпий – зеленоватого цвета и по величине не отличается от икры лещей, язей и других родственных пород. Количество икринок громадно, и карпия действительно может назваться чуть ли не самой плодовитой рыбой.

Икра и молоки появляются в зачатке уже на втором году, но нерестятся карпии только по третьему, даже по четвертому году, большей частью достигнув одного, даже двух фунтов. Уже 2–2½-фунтовая самка имеет до 342 тысяч, а у 9-фунтовой была найдена 621 тысяча икринок. Цифры эти дают, однако, не совсем верное понятие о количестве икры, так как у самок одинаковой величины оно может быть весьма различно. Несомненно, что икры бывает тем более, чем рыба сытее. В некоторых случаях вес икры может равняться почти половине веса рыбы, на что указывает Бишоф и другие немецкие авторы. Этому легко поверить, потому что 14-фунтовой сазан барона Черкасова заключал в себе 6 фунтов икры. А так как известно, что 600 тысяч икринок весят 1 фунт (торговый) 14 унций, то, следовательно, черкасовская сазаниха имела не менее 1,7 миллиона икринок. Отношение молоки к общему весу тела самца значительно менее и вряд ли достигает 1 к 6. По этой причине, а также потому, что самцы одного возраста с самками наполовину или на третью часть менее последних, икряная карпия сопровождается несколькими молошниками. Вообще следует заметить, что икра карповых рыб по своему строению резко отличается от икры лососевых и для своего оплодотворения нуждается в большом количестве молоки. Яйца лососей, форелей и сигов имеют толстую оболочку с многочисленными отверстиями; попав в воду, они не прилипают, а разбухают; образуются токи, которые притягивают живчиков, так что небольшого количества молок достаточно для оплодотворения гораздо более значительного количества (по весу) икринок. Поэтому самок у лососевых больше, чем самцов. У карповых же оболочка яйца прикрывает желток в виде клейкой слизи, токов не бывает; а потому молок требуется гораздо больше. Таким образом, число молошников a priori должно значительно превышать число икряников.

Время, необходимое для полного развития икринки в молодую рыбку, бывает весьма различно и зависит от температуры воды. При 22–25 °C зародыш выклевывается через 10 дней, может быть, неделю; при низкой температуре он выходит из яйца через 3 недели и более, а при резкой перемене погоды и сильном охлаждении воды (градусов на 10 (?)) совсем погибает.

Главные враги икры и молоди карпии, однако, не холода, которые бывают не каждый год. Большая часть икры на разливе обсыхает после спада воды; много только что выклюнувшихся мальков не успевает скатиться в ямы, поемные озера, старые русла и остается на суше. Но и эти озерки, ямы и ерики к концу лета часто пересыхают, и сазанята становятся добычей водяных птиц и цапель и свиней. Щурята и мелкий окунь также производят сильные опустошения в их рядах, и к осени вряд ли может уцелеть более десятой части выведшегося малька. Я имею в виду речных, а не прудовых карпов, икра которых и молодь менее подвержены различным случайностям, даже если не ведется правильного рыбного хозяйства. Надо полагать, что едва ли сотая доля икринок развивается в молодых рыбок и из этих рыбок вряд ли через год уцелеет одна десятая, то есть если принять, что самка с двумя самцами дает средним числом 300 тысяч оплодотворенных икринок, то из них выклюнется только 3 тысячи рыбок, из которых через год остается 300, то есть по 100 на каждого производителя. У карпов, нерестящихся на мелких разливах, вся икра и молодь пропадают без всякой пользы.

Так как большая часть молоди карпии выводится летом, позднее молоди всех речных рыб, и в конце сентября или в начале октября почти перестает кормиться и залегает на зимовку в камышах, то, понятное дело, первый год растет она сравнительно медленно. Хотя на Нижней Волге уже в июле и августе попадаются сазанята-селетки в 2 вершка, а 8–9-дюймовые сазанчики, встречающиеся в мае во время разлива, должны иметь год, но встречаются также, несомненно, годовые сазанчики, имеющие уже зачатки половых продуктов, в 5 дюймов. В верховьях Оки, близ Орла, молодые карпии к концу осени того же года достигают длины до 1¾ вершка, считая от конца морды до конца хвоста. По словам А. А. Беэра, весной в р. Воронеже самый мелкий сазанчик имеет 3–4 вершка. Известный знаток нижневолжского рыболовства В. Е. Яковлев говорит, что с убылью воды молодь сазана скатывается в реку или в ильмени, но что в ильменях, несмотря на огромное количество растительных и животных пищевых веществ, сазанята растут много медленнее, чем в реке.

В этом странном противоречии нет ничего удивительного: любителям известно, как медленно растут в аквариумах их питомцы, несмотря на обилие пищи. Существует даже мнение, что величина рыб находится в зависимости от величины водного бассейна, ими обитаемого, и мнение это до некоторой степени справедливо, особенно относительно травоядных и всеядных видов. Рыбы растут в течение всей своей жизни, и рост их не подлежит тем законам, которым подчинен рост высших позвоночных. С первого взгляда кажется несомненным, что прирост рыб прямо пропорционален количеству пищи, но здесь упущен из виду один весьма важный фактор, обусловливающий быстроту роста при достаточной пище, – это аппетит рыбы, или большая или меньшая прожорливость ее. В небольших стоячих водах, хотя бы изобилующих пищевыми веществами, нехищная рыба почти лишена моциона, пища переваривается у нее медленнее, она ест меньше и растет не особенно быстро, гораздо тише, чем в больших, тем более текучих водах, где пища добывается с некоторым трудом, ценой некоторого моциона и где сам простор и, в особенности, течение способствуют моциону, быстрому пищеварению и ненасытности.

Кроме того, надо принять во внимание еще один весьма важный фактор прироста, до сих пор упускавшийся из виду, – это присутствие некоторого, конечно небольшого, количества хищной рыбы в данном бассейне. Роль хищников в экономии природы гораздо важнее, чем это обыкновенно думают, и большинство хищных рыб прямо и косвенно гораздо полезнее человеку, чем некоторые нехищные рыбы, как, например, колюшка, голец, бычки (Gobius) и другие. Судак, налим, щука и окунь, во-первых, уничтожают всех больных и слабых рыб, и уже в этом их огромная заслуга; во-вторых, разрежая слишком густое население, увеличивают порцию пищи здоровых и сильных рыб; в-третьих, там, где недостатка в пище нет, они своим преследованием побуждают вялую и сытую рыбу делать моцион, больше есть и скорее расти.

Рыбоводам известна польза, приносимая небольшими щуками в прудах, служащих для откармливания карпов. Они подъедают их молодь, которая «отбивает хлеб» у родителей, а взрослых карпов беспокоят и заставляют их двигаться, а следовательно, и больше есть. Нет сомнения, что и в диких водах хищники могут играть, и большей частью играют, роль возбудителей аппетита. А так как хищники многочисленнее и разнообразнее в больших проточных водах, то нет ничего удивительного, что они еще в большей степени, чем простор и быстрота течения, способствуют быстрейшему приросту рыбы.

Я полагаю, что в большинстве случаев хищные рыбы приносят более пользы, чем вреда, именно тем, что прямо и косвенно содействуют более быстрому росту рыб, заставляя их делать необходимый моцион и уменьшая число их конкурентов. Весьма возможны даже такие случаи, что количество рыбы, съеденной хищниками, окажется менее той цифры, на которую увеличился прирост. Поясню это примером. Положим, что какой-нибудь пруд заключает в себе 100 пудов мелкой рыбы и что через год вес ее увеличивается вдвое, то есть до 200 пудов. Пускаем туда пять пудов мелкой щуки и допустим, что они истребят в год 50 пудов мелочи. В большинстве случаев окажется, что нехищной рыбы к концу года будет не 150 пудов, а более 200 и, кроме того, не менее 10 пудов щуки. Рыбоводам и рыболовам прежде всего следует исследовать соотношение между хищной и нехищной рыбой, держать их в равновесии и не забывать, что мелкая рыба, даже из ценных, стоит вдесятеро дешевле, чем все наши достаточно крупные хищники. Вылавливать часть мелочи поэтому невыгодно, и не вполне достигает цели разрежение населения. Необходимо изучить экономию природы и не нарушать в ней гармонии!

Прирост рыб вообще, а в частности карпов как рыбы почти одомашненной, имеет для рыболовства и рыбного хозяйства огромный практический интерес и составляет самую важную биологическую задачу. Но задача эта настолько сложна и состоит из стольких трудноуловимых факторов, что она может быть решена только приблизительно и притом для каждого отдельного бассейна путем опыта. Относительно карпий можно принять за правило, что первые годы своей жизни они растут сравнительно медленно, и показания некоторых авторов, что карпия при особенно благоприятных условиях достигает в год веса одного фунта, вряд ли заслуживают доверия. В общем, надо полагать, что западноевропейские карпы (большей частью прудовые) растут сначала гораздо медленнее, чем южнорусские, большей частью речные карпы, что объясняется обилием пищи, простором и большим моционом. Однако необходимо принять во внимание, что западноевропейский карп кормится иногда почти круглый год, тогда как наш среднерусский пребывает в зимнем оцепенении без пищи чуть не целых пять месяцев. Прирост карпа, несомненно, зависит от большей или меньшей продолжительности зимы.

Иностранные авторы единогласно утверждают, что при обыкновенных условиях карпы первые два или три года, до своего, так сказать, совершеннолетия растут крайне медленно. Годовалый карп весит, по их словам, всего 2 лота, по другим – даже 1 лот; двухгодовалый – 4–5 лотов, трехгодовалый – ½–1 фунт. Следовательно, голавли, язи, даже подусты растут сначала быстрее карпа. У нас, по-видимому, речной сазан растет в реках быстрее, так как годовалые достигают величины 3–4 вершков, двухлетки, по третьему году – 4–5 вершков, а трехлетки, мечущие икру, – 5–6 и даже 7 вершков. Но затем, когда выметаны первая икра или первые молоки, карпы растут гораздо быстрее всех своих родичей: 4-летний весит уже свыше 2 фунтов, 5-летний – 4–8 фунтов, 6-летний – 8–10 фунтов, 7-летний – 14–17 фунтов. Полупудовый карп имеет 8, редко более 10 лет; в прудах около Бауцена даже пятилетние карпы достигали 20-фунтового веса.

По последним наблюдениям фон дер Борне, карпы даже на второе лето (то есть по второму году?) могут достигать 5 фунтов, а один достиг даже 7 фунтов. Рыбоводы отличают так называемых карпов-обжор, растущих гораздо быстрее своих ровесников, и считают таких обжор лучшими производителями, так как они дают тоже очень быстро растущий приплод. Вероятно, южнорусские сазаны растут не менее быстро; по крайней мере, в р. Воронеж близ с. Доброго, где сазаны развелись с 1882 года, сазаны в 10 фунтов уже весьма обыкновенны, но попадаются и более крупные. В Москву-реку карпии попали в 1882 году и выметали здесь икру, а в 1886 году ловили уже 2–3-фунтовых. По достижении 20-фунтового веса и 10-летнего возраста карпы растут гораздо медленнее, и прирост их, вероятно, можно выразить в арифметической прогрессии:

Вряд ли затем карпы по достижении 15–16 лет ежегодно увеличиваются в весе менее чем на 5 %, за исключением, впрочем, достигших 2 пудов весу, которые, вероятно, растут еще медленнее. На это указывает сравнительная редкость сазанов свыше 2 пудов.

По этому расчету 30-летний карп должен иметь около 50 фунтов, 40-летний – 2 пуда. 50-летний карп вряд ли может быть более 2½ пуда, а столетний едва ли достигает 3 пудов. Притом надо заметить, что эти приблизительные расчеты относятся только к самкам, которые весят по крайней мере на ⅓ или даже вдвое более, чем самцы одинакового с ними возраста. По-видимому, различие в весе между полами обнаруживается только по достижении половой зрелости, то есть после третьего или четвертого года, и с каждым годом становится более резким. Я не думаю, чтобы молошники могли достигать пудового весу.

Причина такого быстрого роста карпа, несмотря на продолжительность его зимнего сна, – необыкновенная его прожорливость и притом всеядность. В этом отношении он превосходит мирона-усача, который и не достигает такой величины, как карп. Между этими двумя рыбами вообще замечается большая аналогия: мирон имеет почти то же самое географическое распространение, но это уже чисто речная рыба, избегающая тиховодья; он держится на самой стреже и потому оказывает на удочке еще большее сопротивление, чем карп. Как мирон, так и карп – настоящие свиньи между рыбами, не брезгующие никакими растительными и животными веществами. Но как речной сазан, так тем более прудовая карпия предпочитают растительную пищу червям, личинкам и разным насекомым. Главный корм этих рыб весной и в начале лета – молодые побеги камыша (Typha) и некоторых других водяных растений, а также икра рано нерестящихся рыб в прудах и лягушачья. Камыш, надо полагать, составляет одно из необходимых условий благоденствия карпов, доставляя пищу и защиту, и где его нет, там они вряд ли могут жить в большом количестве. Нежные, сочные и сладкие побеги этого растения карпы предпочитают другим и весьма охотно обсасывают, обгладывают их, пока они еще не загрубели, что бывает в Средней России до конца, а в Южной – до начала июня. Где много карпов, там всегда по утрам можно слышать в камышах их характеристическое чавканье и чмоканье, более громкое, чем у других травоядных рыб. Мне кажется, что изобилие этого корма бывает главной причиной того, что карпия, несмотря на то, что должна быть очень голодна после продолжительного зимнего поста, местами вовсе не берет весной на удочку. Позднее карпы, особенно прудовые, кормятся слизью, покрывающей листья подводных растений, и слизняками, личинками стрекозы, даже самими стрекозами, которых весьма ловко хватают, когда они сидят на листьях; в реках карпии питаются также раками, особенно линючими. Карп не брезгует даже падалью и калом, коровьим и в особенности овечьим, который составляет для него лакомство. В полдень и на водопоях скота карпы очень любят жировать по утрам и вечером. Хотя карпы имеют отличное зрение, но при поиске пищи руководствуются главным образом осязанием и запахом. В очень населенных местах речные карпии имеют после каждого сильного дождя огромное количество пищи в виде навозных и больших земляных червей и полупереваренного овса из конского помета. В судоходных реках различные зерна – овес, рожь, пшеница и просо – составляют, вероятно, даже самую главную пищу сазанов. По нашим главным рекам проходит в течение 6 месяцев такая масса зернового хлеба, что, конечно, многие тысячи пудов выбрасываются в реку водоливами на барках. А сколько барок с хлебом ежегодно разбивается и тонет на Волге, Днепре и других реках! Значительный процент затонувшего зерна достается на долю речных обитателей.

Подобно всем другим рыбам, прудовая карпия, как и речной сазан, не брезгует своей и чужой молодью. Есть даже основание думать, что они кормятся ей до самых заморозков, даже поздней осенью. Крупные карпы местами ловят и не одну мелочь, а хватают и довольно крупную рыбу. Но, по-видимому, это случается только в самые голодные времена года – ранней весной и зимой. На Нижней Волге сазанчики поздней осенью попадаются на блесну; по словам барона Черкасова, весной 1885 года в одном омуте р. Сердобы было поймано изрядное количество сазанов тоже на блесну, причем большая часть засечена за рот, то есть попали не случайно – самодером. Тот же автор говорит о сазане в 36 фунтов, пойманном в Сердобе на живца. Н. А. Дублянский также упоминает о блеснении сазанов и сазанчиков и рассказывает о пойманном поздней осенью (неводом) сазане в 15 фунтов, в желудке которого был найден совершенно свежий окунь в 3½ вершка. Очевидно, сазаны на своих зимних становищах хватают иногда мимо плывущую рыбу.

Как было сказано выше, сазаны всюду принадлежат к числу оседлых рыб и не совершают по реке дальних странствований для отыскивания удобных мест для нереста. В. Е. Яковлев полагает, что сазаны, живущие на взморье и чернях, не поднимаются вверх по реке на 200 верст и, выметав икру, всегда возвращаются обратно. Речные сазаны, по его мнению, могут уходить дальше от своих обычных притонов, но, разумеется, как и у всех других рыб, дальность путешествия зависит от степени зрелости половых продуктов, то есть далеко вверх поднимаются только те сазаны, которые нерестятся позднее, стало быть, самые крупные. Выметав икру (на разливах), сазаны скрываются вниз и возвращаются на прежние места, но, по-видимому, начинают вести вполне оседлую жизнь через несколько недель, целый месяц после нереста. В Киевской губернии, по крайней мере, сазаны в мае и частью в начале июня еще кочуют по всей реке и бродят по большим плесам.

Мелкий сазан, до 3-летнего возраста, постоянно живет по этим плесам и заливам, выбирая такие, которые изобилуют камышом (очеретом). Здесь он и зимует, но весной также выходит на разливы – не для нереста, а ради более обильного корма на займище и по причине сильного течения в русле реки во время водополья. Взрослый же сазан редко избирает своим местом пребывания такие плесы и заливы, хотя и выходит туда жировать. Как в открытой реке, так и в больших проточных прудах пристанищем его служат более или менее глубокие (в несколько сажен) ямы, недоступные неводу. Крупные сазаны живут всегда в больших ямах, заваленных ломом (щепой) и корягами. Горбатая разновидность сазана, известная на Волге, Сердобе и других реках под названием горбыля, а местами (по Северному Донцу) неправильно называемая коропом, всегда предпочитает подобные неприступные убежища. Вообще сазаны в реке, кроме горбылей, избегают слишком иловатых или песчаных мест и избирают своим местом пребывания ямы с глинистым дном – по той причине, что такие ямы расположены почти всегда уступами или имеют много глыб; эти уступы и глыбы заменяют недостающие коряги. Большей частью такие ямы бывают под обрывами и крутоярами, в изгибе, делаемом рекой. В озерах и прудах карп предпочитает ямам плавучие берега, а иногда держится и в камышах. В небольших реках он часто живет под мостами, где обыкновенно бывает глубоко между сваями.

Вообще сазан любит тень и в солнечные дни редко выходит на поверхность воды, подобно другим карповым рыбам. В прудах это замечается чаще, чем в реках, и здесь можно наблюдать иногда целые ряды карпий, обращенных головами в одну сторону, всегда против ветра, и стоящих на четверть ниже поверхности воды. Самым верным признаком присутствия карпов в данной местности служит его выбрасывание, которое нельзя никак смешать с выпрыгиванием других рыб. Сазан выскакивает из воды весь, почти торчком, то есть перпендикулярно, с необыкновенной силой, и при этом издает (вероятно, губами) какой-то особый звук, похожий на отрывистое кваканье лягушки. Этот прыжок достигает иногда высоты до двух аршин: очевидно, сазан проделывает эту эквилибристику с разбега, поднимаясь со дна кверху и притом только ради моциона, а не из каких-либо других целей. Очень часто он выскакивает таким образом недалеко от лодки. Назад же он падает как придется – боком, плашмя, на голову – и, падая, производит сильный плеск хвостом и пускает большую волну. По-видимому, сазаны начинают выбрасываться только по окончании нереста, не ранее мая, когда уже несколько отъедятся и соберутся с силами, а кончают бой в сентябре. Обыкновенно прыжки сазана в известном месте показывают, во-первых, что эта рыба имеет здесь постоянный притон, во-вторых, что она отправляется на жировку. Частое выбрасывание сазана при полном отсутствии клева предвещает перемену погоды к худшему. Среди дня они почти никогда не выпрыгивают, а только по утрам и вечерам.

В это время, а также и ночью сазан жирует, то есть кормится. С этой целью он выходит из ям на мелкие плесы или в камыши иногда еще с вечера и возвращается в свои притоны не позднее 8–9 утра; в осеннее время, особенно при пасмурной погоде, сазан кормится почти весь день. На мелких местах сазаны бывают только ночью или ранним утром, до восхода, но их нельзя, однако, назвать такой ночной рыбой, как язь, лещ, тем более налим, так как если сазаны сыты и дело подходит к осени, то они жируют только по утрам и вечерам, оставаясь ночью на ямах.

Карпы – рыбы стайные, общительные, и хотя самые крупные живут отдельно от более мелких, но в одной и той же стайке бывают карпы различного возраста, величины и веса – от 3–4 фунтов до 15 и более. Однако они ходят не очень густо, а довольно длинными вереницами; из некоторых наблюдений можно заметить, что в ветреную погоду, когда шелест камыша и шум деревьев пугают эту чуткую и осторожную рыбу, она ходит вразнобой, то есть в одиночку. Число особей в отдельной стае никогда не бывает так значительно, как в стае лещей, и обыкновенно равняется нескольким десяткам, редко сотням, и очень немногие ямы заключают в себе тысячи сазанов, и то большей частью в конце осени, когда они собираются на зимовку. Исключение составляют только низовья Волги, Дона и Днепра, где сазаны очень многочисленны. Мелкая несовершеннолетняя карпия, 1–2– или даже 3-летнего возраста, держится огромными стаями по заливам и затонам.

По своему уму карп занимает одно из первых мест между рыбами. Англичане даже называют его водяной лисицей. Большинство рыболовов считает его умнее леща на том простом основании, что сазана никогда ни неводом, ни на удочку нельзя поймать столько, сколько леща. Только на Нижней Волге, по свидетельству Яковлева, рыбаки держатся противного мнения, потому что, по их словам, сазан слишком надеется на свою силу и часто попадает впросак, обсыхая на мели после убыли полой воды. Но они забывают, что хорошему лещу трудно плавать и на полуаршинной глубине и что ему по необходимости приходится заблаговременно скатываться в реку. Лещ умен, осторожен, но далеко не так смел и находчив, как сазан. Некоторые действия последнего положительно показывают в нем недюжинные для рыбы умственные способности. Не подлежит сомнению, например, что зазубренный луч спинного плавника, а иногда таковой же заднепроходного служит сазанам, попавшим в вентерь или на крючок удилища, для перепиливания нитки или лески. Этот факт известен всем рыболовам вентерщикам и удильщикам. Сазан, попав в вентерь, поднимается кверху и, защепив за нитку зазубренным лучом, с силой бросается вниз и вперед и таким образом прорывает нитку; затем пробует пролезть и если не успевает в этом, то повторяет свой маневр вторично. Обыкновенно он проделывает эти штуки, когда сделается совсем светло и взойдет солнце; ночью же никогда, поэтому у вентерщиков существует правило осматривать свои снасти до восхода. Даже мелкие сазанята, в 2–3 вершка, пытаются делать то же самое, и часто можно найти их прицепившимися к нитке верхнего свода вентеря или к полотну бредня. Рыболовы-удильщики тоже знают, как часто пойманный сазан, если ему не удалось с разбега оборвать леску, старается перепилить ее своим спинным лучом. Кажется, что эти жесткие лучи служат сазану и орудием защиты против хищников и человека. По крайней мере, когда приходится схватить сазана руками, то иногда ему удается очень больно полоснуть пилой по ладони или между большим и указательным пальцами. Для того чтобы избежать невода, сазан употребляет ту же уловку, как лещ, то есть ложится плашмя на дно головой к неводу, выбирая неровное место, так что нижняя тетива скользит по его спине; иногда карп успевает даже подкопаться в ил под идущий невод. Сплошь и рядом сазаны на юге подкапываются под частоколы и язы глубиной более аршина, преграждающие им обратный путь в реку по окончании нереста в старицах и поемных озерах, и успевают уйти из своего плена. Еще чаще им удается перепрыгнуть через это препятствие, если оно немного выше аршина: сазаны упираются головами в плотину, потом с силой пригибают голову к хвосту и, выпрямившись подобно пружине, перебрасываются через плетень. Точно так же перепрыгивают сазаны через невод, когда уже не имеют другого выхода; крупные с разбега иногда прошибают сеть насквозь, подобно сому и щуке. Поэтому редко удается захватить их в одну тоню очень много, кроме поздней осени, когда они вялы и, подобно большинству рыб, теряют способность выскакивать из воды. Следует заметить, что прудовые карпии далеко уступают в отношении ума, силы и находчивости речным сазанам и выпрыгивают из невода и перепиливают рыболовные лески сравнительно редко и вряд ли разрезают нитки вентеря. По крайней мере, способность карпа перепиливать леску в Западной Европе находится под сильным сомнением, а об уходе из вентерей ничего не известно.

Как прудовая карпия, так еще в большей степени речной сазан – такие сильные, крупные и вкусные рыбы, что нет ничего удивительного в том, что в значительной части Европейской России уженье их считается первоклассным и самым трудным спортом после ужения лосося и форели. Но лосось у нас редок, и его удят весьма немногие рыболовы, а форель, хотя имеет более обширное распространение, чем семга, но все-таки, сравнительно с карпом, редка, а главное, мелка. Из карповых рыб только вырезуб, несомненно, сильнее сазана одинакового веса, он, то есть вырезуб, имеет в России весьма ограниченное распространение и притом редок; что же касается усача-мирона, то сила его сопротивления на удочке сильно зависит от того, что он ловится на более или менее значительном течении; поймать сазана на быстрине еще труднее, чем такой же величины мирона. Впрочем, скорость течения и простор развивают силу всякой рыбы, и всем рыболовам известно, что озерная, тем более прудовая рыба гораздо слабее на удочке, чем речная, хотя бы последнюю ловили тоже в стоячих заводях. Разница в силе прудовой и речной рыбы выражается особенно резко у карпов: прудовая – немецкая – карпия оказывает чуть ли не вдвое меньшее сопротивление на удочке, чем сазан такого же веса; озерный сазан тоже далеко не так боек, как речной. Карпия, попавшая в реку, впрочем, никогда не может сравниться в силе с коренным, диким видом.

Специальное уженье карпов начинается у нас только с 55° с. ш. Начиная с южной части Уфимской губернии, в Симбирской, Пензенской, Тамбовской, южной части Рязанской и Тульской, в Черниговской и далее к западу карп принадлежит уже к числу довольно обыкновенных рыб и хорошо известен почти всем рыболовам. Севернее карпы попадаются сравнительно редко и большей частью в прудах, где они разведены почти исключительно от привозных немецких или польских карпий, большей частью в начале этого столетия. Несомненно, что в проточных прудах и реках средней полосы России, вернее в центральных губерниях, водятся как настоящий сазан, так и карпия и что они отчасти уже смешались между собой. Чем далее к югу, тем увеличивается количество карпов вообще и уменьшается количество карпий, то есть особей полудикого вида. В Южной России – Оренбургской, в Астраханской губерниях, в Донском, Новороссийском и в юго-западных краях – сазан или короп предпочитается всеми рыболовами-удильщиками другим рыбам.

Время ужения карпов находится в зависимости от климата и начинается тем ранее и бывает тем продолжительнее, чем он теплее. В Средней Европе (Ruhlich) карп начинает брать с марта, и клев его кончается в последних числах ноября. По словам Пуатевена, карпы во Франции ловятся на удочку до конца октября. У нас даже на юге клев начинается не ранее апреля и кончается редко позднее начала октября. По наблюдениям г-на Буткова, в Харьковской губернии карпы начинают показываться, то есть выходить из ям, только в первых числах апреля, когда температура воды достигнет 15 °C, и начинают брать в двадцатых. В октябре же попадается на удочку, кажется, только мелкий 1½–2½-годовалый сазан (Нижняя Волга).

Главный клев карпов бывает у нас летом, а весной и осенью они клюют плохо или вовсе не берут. Как кажется, весеннее уженье возможно только на небольших реках (p. Ардым Пензенской губернии, Мотыра Орловской, Воронеж в Лебедянском уезде, во многих реках Харьковской губернии), которые очень скоро входят в берега и где нерест карпов совершается после того, как запрут плотины. Большие же реки начинают после вскрытия разливаться очень медленно, и всякое уженье на них, начиная с первой прибыли воды до того момента, как река войдет в межень, весьма затруднительно, а иногда и вовсе невозможно. Поэтому весенний клев проголодавшихся за зиму карпов проходит почти незамеченным, тем более что он и довольно непродолжителен. Настоящий клев начинается здесь, когда река войдет в берега и карпы займут свои постоянные места, сделаются вполне оседлыми. Это бывает, как известно, в конце весны или в начале лета, через одну, чаще через две недели после нереста: в более северных местностях в конце июня или в начале июля, а в более южных даже с середины мая. Замечательно, что, по наблюдениям харьковских рыболовов, клев карпов начинается всюду сразу, единовременно, даже в озерах. Этот клев с большими или меньшими перерывами продолжается все лето и в начале осени. Лучшими месяцами для лова в одних местах считается июнь, в других – июль и август. В сентябре большей частью берет уже мелкий карп.

Интенсивность клева сазана, как и других рыб, находится в зависимости от различных условий, главным образом от погоды. Вообще перед каждой резкой переменой погоды клев ослабевает или совершенно прекращается; однако известно, что сазаны очень хорошо берут во время грозы. Продолжительная жара, как и холодное ненастье, крайне не благоприятствует для ужения, так как сазаны затаиваются, мало бродят и теряют аппетит. Когда вода достигнет температуры свыше 25 °C, карпы или забиваются в норы, под корни и плавучие берега, или подходят к ключам и ручьям; в прудах и озерах они в это время иногда стоят неподвижно в тени камышей. Во всяком случае, при высокой температуре карпы выходят жировать только по ночам, а потому и редко попадаются на удочку. Пасмурная теплая погода с небольшим дождем весьма благоприятствует ловле; при резком понижении температуры воды клев всегда прекращается. Паводок нередко заставляет сазана, избегающего быстрого течения, сбиваться в наиболее тихие омуты, и здесь в течение нескольких дней очень часто бывают весьма обильные уловы. Многие рыболовы, наконец, убеждены во влиянии фаз луны на клев карпа и говорят, что сазан лучше всего берет на молодую и хуже всего на ущерб. По другим, на какую перемену (фазу) поднялась вода (и начался, следовательно, нерест), на ту и клев будет самый сильный каждый месяц. Подобное поверье существует на севере относительно щук, жор которых будто бы бывает в ту фазу, на которую они терлись. Но самой верной приметой клева карпов служит выкидывание их по утрам и вечерам. Но нет правила без исключения, и случается, что сазаны беспрестанно выбрасываются, а на удочку вовсе не берут. Это всегда предвещает резкую перемену погоды и холода. В ветер и волну сазан почти не берет, быть может, потому что насадка не остается неподвижной; однако за ветром, в затишье, образуемом крутым берегом или прибрежным лесом, лов нередко бывает весьма удачен.

Лучшее время дня для ловли карпа, бесспорно, раннее утро, особенно летом. В жаркое время карп, как было уже замечено, жирует и ночью, но так как уженье его на донную неудобно и малоупотребительно, то ночная ловля почти вовсе неизвестна и имеет случайный характер, тем более что ловить приходится в неглубоких заводях или даже на мелях. Впрочем, я полагаю, что в мае и июне можно ловить почти всю ночь с поплавками, надевая на них черные бумажные кружочки, достаточно заметные на более светлом фоне поверхности воды.

Н. Домбровский, придавая очень большое значение ночному ужению, советует ловить с фонарем, с сильным рефлектором, освещающим поплавки. Я имею основание думать, что утренний клев сазана летом на своих обычных местах, то есть в глубоких ямах со слабым течением, может быть разделен на ранний – от рассвета до восхода и поздний – с 6 до 8 или 9 часов утра. В первом случае карпы берут приманку, возвращаясь с ночной жировки, во втором – отправляясь на утреннюю кормежку. Самые крупные сазаны берут почти исключительно ранним утром или даже на рассвете. Большинство рыболовов, кажется, не пользуется ранним клевом по многим причинам, хотя сазан до восхода берет гораздо решительнее и смелее, чем когда совсем ободняет. Продолжительным бросанием привады в известные утренние или вечерние часы можно приучить карпов посещать прикармливаемое место и в не совсем урочное время, а этих рыб очень редко ловят без предварительной прикормки. Но вечерний клев почти всегда бывает хуже утреннего, и вечерами обыкновенно идет на удочку мелкий карп. Вообще вечерний клев неправилен и непостоянен: в одних местах карпы берут с 2–3 часов пополудни до 6, в других – от 6 до 8. В конце лета и в начале осени, то есть в августе и сентябре, когда вода похолодеет, сазаны нередко всего лучше ловятся на удочку с 9 часов утра до 11.

В большинстве случаев местом ужения бывает та самая яма, которая служит постоянным жительством сазанов. Впрочем, весной, когда сазан еще бродит, в проточных прудах всего лучше ловить его около устьев ручьев, где он любит держаться до нереста. Позднее, летом, обилие коряг и задевов заставляет иногда выбирать для ужения и заприваживать места поблизости от настоящего притона, которые обязательно посещаются карпами на утренней и вечерней жировке. Эти места должны быть, однако, аналогичны с постоянными притонами, то есть иметь значительную глубину и слабое, лучше всего обратное, то есть водоворотное, течение, глинистое или иловато-глинистое дно, идущее уступами. Такие ямы имеют обрывистый берег, находятся большей частью под ярами и в длинном, то есть наружном, изгибе реки. В небольших запруженных реках карпы держатся и ловятся (после запруды и окончания нереста) в мельничных омутах или у плотины, самой глубокой части пруда, иногда в русле, если его не замыло. Место пребывания карпов всегда можно узнать от пастухов и местных жителей (только не от рыбаков), которые всегда могут указать, где находится омут с корягами, не доступный неводу. Еще лучше самому отыскать такое место, наблюдая, где сазаны чаще выкидываются. Если указанное или замеченное место удовлетворяет вышеупомянутым условиям глубины и качеству дна, то можно быть уверенным, что здесь именно и находится притон карпов. Признаком их места пребывания служат также мелкие пузыри, пускаемые карпом, когда он копается на ходу в иле, но подобные пузыри пускают язи, лещи и другие рыбы. Это целые букеты пузырей, образующие на поверхности кружок в 3–4 вершка диаметром.

Прежде чем перейти к общим правилам ужения карпов, считаю необходимым дать подробное описание снастей и приманок, используемых при ужении карпов. Самые способы ловли их весьма неразнообразны. Собственно говоря, существует только один метод – уженье на длинное удилище с поплавком, но с крайне различными приспособлениями, прикормками и насадками сообразно местности и привычкам рыбы.

Большинство русских рыболовов при ужении карпов используют цельные натуральные удилища от 4 до 7 аршин длины и при некоторой сноровке, крепкой леске и крючках, иногда с помощью очень простых приспособлений ловят экземпляры в пуд и более весом. Лучшим удилищем считается хорошо завяленное и выправленное березовое, но, вероятно, 4–5-аршинный можжевельник окажется еще более надежным, хотя, к сожалению, такой можно достать только там, где карпов не бывает. После березы следует вяз, рябина, орех (лещина) и черемуха. Удилища менее 3 аршин в длину используются очень редко, потому что не дают возможности вывести, утомить рыбу, подобно длинному гибкому шестику, умеряющему порывы сильного карпа. Донная удочка не в ходу именно по этой причине, а еще потому, что ее длинную леску рыба легче может запутать или даже перерезать своим зазубренным лучом, чем короткую. В Лебедянском уезде Воронежской губернии, впрочем, ловят на короткие удилища из бересклета (Evonymus), едва ли не самого крепкого и вязкого дерева (из него точат веретена и делают гвозди для обуви). Только его очень трудно выправить. Местные жители нарочно оставляют на нем сучки, чтобы они задевали за борт лодки и сазан не мог бы сразу утащить удилище. Очень длинная удочка тоже не совсем удобна, так как при поимке крупного сазана ее очень трудно бывает удержать в руках. Только в редких случаях, когда, например, приходится ловить на отмели, сразу переходящей в глубь, бывает необходимо прибегать даже к 9-аршинным шестикам. Некоторые рыболовы иногда отрезают кончик и наращивают (срезав наискось и обвязывая смоленой ниткой) более длинный.

Удилища английского образца, с кольцами и катушкой, только недавно стали употребляться более достаточными и любознательными рыболовами, но большинство даже достаточных упорно и неосновательно отрицает пользу катушки. Если где и нужна катушка, то всегда более для ловли карпов, так как крупные на толстую леску не берут, а тонкую – рвут, как паутину. Само собой разумеется, что ловить по-английски можно только там, где вовсе нет корней или травы, по крайней мере на расстоянии нескольких десятков сажен. Но нет никакой надобности ловить карпов там, где они живут, а достаточно, если притон, дом их, будет близко и место лова постоянно ими посещается. Складное удилище для ужения карпов должно быть 3-коленное, в длину около 2 сажен, со стоячими кольцами, довольно жесткое и поднимать гирю до 2 фунтов веса.

Леска для ловли карпов бывает трех родов – волосяная, пеньковая, или нитяная, и шелковая. Волосяная, по-видимому, начинает выходить из использования, потому что для ловли крупных экземпляров надо делать леску в несколько десятков волос, а на очень толстую леску эта осторожная рыба не берет. Для донного ужения, где леска лежит на дне, а не висит отвесно, как при ловле с поплавком, можно, конечно, ловить успешно и на 48-волосные и более толстые лески, особенно если они имеют поводки из трех сплетенных жилок, волос не белого цвета, а желтого или черного и ловля производится на рассвете. По моему мнению, ловля на донную с коротким удилищем, по известным причинам редко практикуемая, требует волосяной лески, растяжимость которой уравновешивает малую гибкость короткого шестика. Там же, где нет или очень мало крупных карпов, то есть свыше 10 фунтов, я полагаю, можно с успехом использовать для ловли 12–24-волосную леску, сделанную из отборных волос солового цвета, предварительно вываренных в молоке, придающем им еще большую эластичность. Белый же волос необходимо или продержать некоторое время в вареном льняном масле (но не в олифе) с небольшим количеством зеленой краски, или, еще лучше, красить его, как поводки. Надо всегда иметь в виду, что хорошая и свежая волосяная леска «охотницкой работы» до некоторой степени заменяет катушку, так как, прежде чем лопнуть, до своего разрыва, должна вытянуться на 20 %.

Дороговизна хороших волосяных лесок заставляет большинство простых рыболовов предпочитать им бечевки – льняные или пеньковые. Первые крепче, но их необходимо делать самому. Крепость же обыкновенных продажных бечевок (голосинника, шестерика) вовсе не соответствует их толщине. Лучше пеньковые бечевки английские; им немного уступают в качестве, но гораздо дешевле финляндские. Плетеные, само собой разумеется, и крепче, и менее крутятся, но дороже крученых. Последние перед употреблением в дело необходимо намочить, раскрутить, высушить и натереть воском.

Самые крепкие и в большинстве случаев самые удобные лески – шелковые. В последнее время большинство южных охотников-рыболовов стали ловить на лески из желтого крупного кавказского сырца, самые толстые номера которого выдерживают более пуда мертвого веса и могут служить для ловли крупных карпов без катушки. Эти лески необходимо только предварительно раскрутить; весьма полезно также их просмолить и вместе подкрасить, опустив в жидкую масляную краску с прибавкой разных смолистых лаков. Тонкие номера кавказского шелка могут быть употребляемы и для ужения с катушкой, но с последней гораздо удобнее ловить на плетеный шелковый шнурок английского изделия.

Можно, впрочем, брать только аршин 20 английского шнурка и сращивать его с простым крученым, более толстым. Некоторые предпочитают ловить на шнурок несмоленый своего плетения. Для ужения сазанов необходимо, чтобы на катушке было намотано не менее 30, даже 50 аршин лески; некоторые даже ловят со 100-аршинным шнурком. Шнурок должен быть не толще № 2 и не тоньше № 4, вообще выдерживать не менее 10 фунтов мертвого веса, то есть 10-фунтовую гирю. Лучшим цветом лески считается желтовато-зеленый под цвет водорослей; при ловле с обрывистого берега иногда полезно, чтобы леска имела тот же цвет, как дно и берег, то есть большей частью буро-красный. Замечу кстати, что при ужении карпов надо избегать катушек с трещотками, которые очень пугают этих чутких рыб. Трещотки эти должны быть заменены глухим тормозом.

Поводок имеет очень важное значение для ужения такой осторожной и недоверчивой рыбы, как сазан, но используется далеко не всеми рыболовами. Большинство привязывают крючок непосредственно к леске. Главное условие хорошего поводка – тонкость и малозаметность; при крепости, немногим уступающей крепости лески, всего лучше выполняется так называемыми жилками или буйволовым волосом. В сущности, это толстая шелковая нить, вытянутая из железы гусеницы шелкопряда. Лучшие, так называемые семожьи, жилки выдерживают более 10 фунтов мертвого веса, даже самые тончайшие – более 2. При простой ловле приходится нередко употреблять для поводка 2 или 3 жилки, скрученные или сплетенные, но при ужении с катушкой достаточно бывает только одной хорошей жилки, на 1–3 фунта слабее шнурка лески. Чем длиннее поводок, тем лучше: некоторые употребляют поводки в 1–1½ аршина, связанные из 3–5 жилок. Хорошие жилки должны быть прозрачны, как конский волос, но так как они довольно резко выделяются на темном дне, то весьма полезно их окрашивать, смотря по обстоятельствам, в буроватый цвет (очень крепким чайным настоем), в синеватый (ализариновыми чернилами) или в зеленый цвет (зеленой анилиновой краской). Некоторые довольствуются тем, что держат жилки сутки в масле (прованском или другом), которое дает им прозрачность, желтизну и делает их менее ломкими. За неимением жилок можно с успехом заменять их более или менее толстой струной. Намокая, этот струнный поводок делается очень эластичным и похожим на глисту. Карп берет насадку на таких поводках гораздо смелее, а иногда даже сосет их. Кроме того, сазан не может перепилить струну зазубренным лучом спинного плавника, подобно другим поводкам и лескам, в особенности волосяным.

Так как обыкновенно приходится ловить сазана на слабом течении или даже в стоячей воде, то грузило должно быть по возможности легче, не тяжелее крупной картечи. Чем далее оно находится от крючка, тем лучше, потому что, при условии лежания груза на дне, сазан тогда может и не заметить стоящую «стеной», ближе к берегу, леску. Но ради большей чувствительности поклевки грузило должно оказывать как можно меньше сопротивления и потому иногда делается подвижным, то есть сквозным, и надевается на леску, прежде чем пристегнуть поводок; для того же, чтобы грузило не могло спуститься на крючок, в начале поводка прищипывается небольшая дробинка. Лучшая форма грузила удлиненная, в виде просверленной чечевицы. Иногда полезно бывает грузило выкрасить в зеленый цвет, что достигается раствором зеленого сургуча в спирте.

Качество крючка играет весьма важную роль, так как и некрупный карп может сломать или разогнуть плохой крючок. По этой причине провинциальные рыболовы, не имеющие возможности достать первосортные английские, предпочитают низким сортам иностранных крючки местного изделия, из костной стали, ценимые сравнительно очень дорого. Крючки эти делаются особыми мастерами, довольно крупны (около № 1), толсты, имеют короткий стержень, иногда с нарезами вместо лопаточки, для привязки, и очень острое жало. Лучшие английские крючки превосходят, однако, самодельные и стоят гораздо дешевле. Наиболее пригодны для ужения карпов короткие крючки, например Virginia hooks, необычайно крепкие, но, к сожалению, с коротким жалом. Очень хороши для ловли с катушкой крючки Sneck bent, но их длинный стержень приходится отпиливать. Вообще надо иметь в виду, что крючок должен быть весь закрыт насадкой, а потому он не может быть длинен и велик. Крупнее № 1 никогда почти не используются, а чаще № 3–5; при ужении же с катушкой достаточно № 6–7. Мелкий крючок при ловле без катушки неудобен тем, что крупный карп часто срывается, оставив на нем кусок губы. Вообще для ловли без катушки необходимо использовать крючки с толстыми стержнями, которые бы не разгибались. В последнее время передовые рыболовы, следящие за усовершенствованием снастей, стали отдавать предпочтение крючкам Пэнэля, несколько сходным с крючками Лимерик, но отличающимися от последних ушком, отогнутым перпендикулярно к стержню. Это самые лучшие крючки из всех известных по своей необыкновенной крепости и остроте, поэтому они исключительно идут в настоящее время для ужения лосося и форели. Делаются они всегда бронзированными и чаще с прямым жалом, не отогнутым в сторону. Впрочем, для ужения крупной рыбы в большинстве случаев выгоднее использовать прямые крючки, как более крепкие, при одинаковом качестве стали. К сожалению, эти превосходные крючки не совсем удобны для ловли сазанов на хлебные насадки и вообще (хлеб, горох), так как имеют длинный стержень.

Чем меньше поплавок и менее заметен, тем лучше, и обыкновенные пробочные поплавки ярких цветов, продающиеся в магазинах, вовсе не пригодны. Самыми лучшими поплавками для ловли сазанов считают у нас поплавки из сухого ситовника (куга, окуга). Это действительно самые легкие, чувствительные и самые дешевые и притом менее всего возбуждающие подозрение карпов, привыкших к подобным плавающим обломкам. Изготовление таких поплавков очень просто. Берут желтую сухую ситу не толще мизинца и нарезают ее кустами в ¾ –1½ вершка, затем концы опускают в кипяток, стягивают ниткой и заклеивают сургучом. Такой поплавок прикрепляется к лесе одним концом двойной петлей и выверяется соответственным грузилом как можно аккуратнее. Немного хуже поплавок, сделанный из коры осокоря или даже ветлы и вербы; недурны также поплавки из гусиного или лебединого пера и из иглы дикообраза.

Опишем теперь те приспособления, которые используют для ловли самых крупных карпов, когда не надеются на крепость лески.

Всего лучше достигает этой цели катушка, но она дорога, несподручна и не везде применима. А потому приходится довольствоваться более простыми приспособлениями. Самое простейшее из них заключается в том, что к комлю удилища привязывается довольно длинная бечевка (2–3 сажени и более) с пучком куги на конце. Едва рыболов почувствовал, что добыча его угрожает целости снастей, он бросает удилище и следует за ним в лодке, которая должна стоять поблизости от места ловли. Как только рыба остановилась, он ловит поплавок, берет удилище и начинает водить рыбу, снова бросая все в воду. Таким образом удается ловить и без катушки карпов до пуда и более весом, но с еще большим риском, что рыба запутает леску в траве и корягах и затем оборвет ее.

Второй способ заключается в том, что, несколько отступя от комля удилища (на аршин и больше), привязывают к нему толстую и крепкую бечевку в несколько десятков сажен длиной, намотанную на клубок или очень большую рогульку-жерлицу, а еще того лучше – на большую шпульку, то есть простую деревянную катушку. После подсечки, в крайности, бросают удилище и начинают вытравливать бечевку, как можно более задерживая ее. В Хвалынском уезде при помощи жерлицы с 20–30 саженями бечевки в последнее время стали ловить на донную и с поплавком очень много крупных карпов, причем жерлицу использовали на отдельной гибкой (?) хворостине. Один тульский рыболов говорил мне, что на юге Тульской губернии катушка до некоторой степени заменяется «соскакивающими» кольцами. Но он не сумел объяснить это приспособление, и из слов его я могу только понять, что кольца эти делаются разной величины, кажется, двойными, и нагоняются довольно туго на цельное удилище; леска пропущена через наружные, меньшие, кольца. При сильном порыве крупной рыбы ближайшее к комлю кольцо, то есть первое, соскакивает ко второму, которое может соскочить, в свою очередь, к третьему и т. д., и все эти снятые кольца задерживаются на последнем, прикрепленном к кончику удилища. Весьма сомнительно, чтобы приспособление это достигало своей цели.

Самое лучшее средство для утомления крупной рыбы, не выпуская удилища из рук, – это гуттаперчевые трубки. Первое указание на пользу этих трубок встречается у Пуатевена, затем я применил их к донным удилищам, бывшим на первой выставке Московского общества рыболовства, почти в том же виде, как они были описаны позднее бароном Черкасовым в применении к длинным удилищам. У Пуатевена трубка прикреплялась неподвижно одним концом к носу лодки, к другому привязывалась очень длинная леска. Закинув насадку, леску натягивали и раза три обертывали вокруг кончика донной удочки, воткнутой в нос лодки. Подсеченная карпия сдергивала обороты лески с удочки и начинала вытягивать трубку. В моей донной удочке (из красного камыша, с кончиком из китового уса) трубка была совершенно скрыта в отверстии, просверленном наискось в камышовой рукоятке. При ловле с поплавком на короткие лески с длинным удилищем в очень крепких местах, где нельзя отпускать рыбу далеко от себя, можно взамен поплавков, катушек и жерлиц с бечевкой привязать к удилищу бечевку с гуттаперчевой трубкой, прикрепленной к вбитому в берег колу, но гораздо целесообразнее, если трубка будет находиться на удилище, как это указано бароном Черкасовым.

Для ловли с гуттаперчевой трубкой необходимо очень крепкое и не слишком гибкое цельное, лучше всего березовое удилище с навязанными на нем стоячими кольцами, наподобие английских; в полуаршине от комля должны быть прикреплены два крючка для наматывания лески, которая таким образом легко может быть удлиняема и укорачиваема. Резиновая трубка (красная или черная) должна быть около 4 вершков в длину и не свыше 6; толщина ее и растяжимость должны быть в соответствии с крепостью удилища и лески в особенности, но в большинстве случаев бывает достаточно полудюймовой (считая стенки). Очевидно, что трубка должна быть немного слабее лески, то есть разрываться при меньшем весе. Простейший способ прикрепления трубки заключается в том, что в оба конца ее вставляются деревянные шишечки, прочно укрепленные на месте несколькими оборотами тесьмы или толстой нитки. К этим шишечкам привязывается леса в 2 местах – около крючков и затем отступив на аршин, смотря по тому, насколько может быть вытянута трубка; таким образом леска образует довольно длинную петлю. При сильных рывках рыбы трубка будет вытягиваться настолько, насколько позволяет эта петля. Еще лучше, если трубка будет укреплена одним концом у комля (не совсем на одной линии с крючками для наматывания лески), а другим – к леске. Таким образом, трубка может быть вытянута на расстоянии вдвое больше длины лески, находящейся между концом трубки и верхним крючком (для наматывания). По моему мнению, еще лучше, если гуттаперчевая трубка будет вся целиком скрыта в соответственном «туннеле», просверленном из центра комля наискось, с выходом на 4–5 вершков выше нижнего отверстия. Такое устройство дает возможность зажимать выходное отверстие большим пальцем и делает подсечку действеннее; после подсечки палец отнимается, и трубка беспрепятственно вытягивается. Эластичность резины сильно ослабляет подсечку, и при наружной трубке приходится подсекать очень сильно.

К числу снарядов, облегчающих ловлю карпов, принадлежит также дощечка, описанная Пуатевеном. В середину дощечки (четырехугольной) пропущена палочка, один конец которой привязывается ниткой к колу, вбитому в берег или в дно, а другой – к длинной (?) донной леске, закидываемой по течению. Карп, почувствовав себя пойманным, обрывает нитку и отправляется гулять с дощечкой. Очень может быть, что в прудах, для ловли карпов в травах и лопухах, окажутся пригодными известные кружки или щучьи поставуши с некоторыми незначительными видоизменениями.

Из принадлежностей ужения нам остается только сказать несколько слов о лодке. Большинство любителей ловли сазанов отрицает ее пользу и предпочитает ловить с берега: они говорят, что сазан боится лодки, что лодка, качаясь при малейшем движении, пускает волну и пугает рыбу, что, наконец, она, если неподвижно укреплена, уменьшает вероятность на успех, так как рыба может запутать леску за шест или веревку с грузом и не дает рыболову такого простора для передвижения, как на берегу. Все это справедливо, и большей частью лодка излишня, так как карпов почти всегда ловят на крутоярах, со значительной глубиной у берега. Но карпы очень хорошо берут и около камышей, особенно если от них сразу начинается глубина; а также бывают случаи, что у берега очень мелко, а далее начинается настоящая сазанья яма. Во всех этих случаях можно ловить или с лодки, или же устраивая на мели постоянные мостки, называемые в Пензе гатками, а на р. Сердобе кроватями. Но этими мостками, в отсутствие их владельца, пользуются очень многие, лодка же дает возможность ловить в таких местах без непрошеных пособников, да и там, где можно ловить с берега, при обилии конкурентов, она весьма нелишняя, потому что позволяет бросать приваду и насадку очень далеко от берега, на место, недоступное сухопутному рыболову-шаромыжнику. Самое лучшее, когда лодка отчасти скрыта в камышах или тростнике, которые притом можно подогнуть под себя, но можно становиться, уперев нос лодки в берег, а с кормы спустив веревку с камнем. Если эта веревка будет иметь на другом конце дощечку и она скоро может быть освобождена, то карп, запутавшийся за веревку, еще скорее может утомиться, чем на удилище. Самое важное значение для ловли карпов, не меньшее, чем при ловле лещей, имеет привада, или принада, то есть корм, бросаемый заблаговременно для приваживания рыбы к известному месту, чтобы она являлась сюда в известные часы, по привычке, в чаянии найти здесь лакомую пищу, какую находила здесь ранее. Только там, где рыболовов очень много и нет расчета трудиться для других, приходится довольствоваться ловлей в постоянных притонах и ограничиваться киданием прикормки перед началом ловли. Но настоящая привада тем хороша, что может побудить брать сазанов не там, где они живут, а на жировках или на перепутье и в местах, более удобных для ужения.

Карпов можно, однако, приваживать не одним кормом, а доставлением им некоторых удобств для жизни. Карпам нужны, кроме глубины и глинистого или иловато-глинистого дна, безопасность от невода и слабое течение. Поэтому если дно очень ровно или не имеет коряг, то для того, чтобы карпы держались здесь, нередко приходится нарочно сваливать в воду корчи и даже целые древесные стволы с привязанными камнями; бросают же приваду и ловят в приличном отдалении от таких крепких мест. Кроме того, карпов соблазняют искусственными заводями, устраивая на чересчур быстром течении так называемые гатки, или язы, которые не следует смешивать с мостками, кроватями и седалками, цель которых – давать возможность рыболову закидывать дальше от берега. Гатки – это два ряда кольев, вбиваемых перпендикулярно течению воды и заплетаемых лозой. Оба плетня находятся в расстоянии один от другого не более аршина и имеют в длину около 5 аршин. Промежуток между плетнями заполняется в уровень с поверхностью воды разным хворостом. Таким образом, ниже гатки течение будет очень слабым, иногда даже обратным. Кроме того, язы удобны тем, что дают возможность правильнее распорядиться с привадой и прикормкой и задержать рыбу на более продолжительное время. Если зерна и прочий корм бросают в хворост между плетнями, то они задерживаются здесь некоторое время и под влиянием напора на первый плетень текущей воды исподволь проскакивают через второй и ложатся на дно ниже последнего. Собственно привада для карпов состоит из различных, преимущественно растительных, веществ. Всего удобнее по своей дробности зерна, но вообще надо избегать слишком однообразной привады и лучше употреблять смешанную. Большинство рыболовов не считает необходимостью, чтобы привада была одинакова или даже аналогична с насадкой, но все согласны в том, что она должна быть не так вкусна, как последняя. Всего лучше, если большая часть привады будет состоять из не очень лакомого и питательного корма с небольшой примесью более вкусного и сытного. Много бросать привады отнюдь не следует, чтобы не закормить рыбу, кроме того, она должна быть свежа, так как испортившийся корм карпы берут неохотно, а сытые не берут вовсе. Прокисшая привада привлекает только раков, которые и без того очень часто надоедают рыболовам, заставляя их напрасно подсекать, оправлять насадку, перезакидывать удочку и отпугивать этим крупную рыбу. Во избежание подобных фальшивых тревог бросают поодаль кусок испортившегося мяса или застреленную птицу: раки, предпочитая мясо растительным веществам, оставят в покое приваду и насадку. Лучше, если привада будет белого или желтого цвета, чем темного, так как такая заметна издали. Затем, так как карпы берут на слабом течении или в стоячей воде, то прикорм большей частью бросается непосредственно в воду, а не в мешках, жестянках и других приспособлениях, необходимых на быстрине; притом же крупные рыбы их боятся и близко не подходят. Мешок до некоторой степени заменяется на течении описанной выше гаткой. Бросать приваду надо как можно дальше от берега, за редкими исключениями, но во всяком случае там, где карпы держатся постоянно или на их пути, так сказать, большой дороге, которой они ходят. Ошибка на 2–3 аршина может иногда служить причиной неудачи. Главная масса прикормки должна находиться около того места, где будет лежать насадка, но первое время от этого центра привады должны идти радиусами довольно длинные дорожки с зернами или другим кормом. Приваживать место следует по крайней мере за три дня до начала ловли, еще лучше за неделю, притом ежедневно и в те часы, в которые предполагают ловить, то есть обыкновенно ранним утром. Впрочем, некоторые рыболовы считают более удобным бросать прикормку с вечера или ночью, когда думают ловить ранним утром, и после полудня, когда намереваются удить вечером. Само собой разумеется, что для постоянного успеха ужения необходимо заприваживать по крайней мере два или три места в приличном (не менее 30–50 сажен) расстоянии одно от другого и после каждого удачного лова или чересчур большой возни с одной привады переходить на другую, даже в то же утро или вечер.

Притрава и прикормка состоят почти из тех же веществ, растительных и животных, которые пригодны и для насадки. Из животных веществ для приваживания карпов годится только творог, в редких случаях старый сыр; черви и т. п. живая привада употребляются у нас редко, но в Англии и Германии многие приваживают карпов, бросая за сутки до 1000 и более (!) крупных дождевых червей (выползков, глист) и 100–200 штук перед самым уженьем. Черви эти режутся предварительно на 2–3 части. Но я полагаю, что такого рода привада слишком сытна и дорога и достигает цели хуже различного рода зерен.

Приваду из растительных веществ можно разделить на естественную и искусственную. К первой принадлежат различные зерна и семена в натуральном их виде, ко второй – разные каши, хлеб и т. п. Худшей зерновой привадой считаются овес и рожь; затем следует ячмень и пшеница; кукуруза и более крупные семена, хотя еще лучше и удобнее, потому что не привлекают мелкой рыбы, но употребляются реже, например горох или же, только местами, именно кукуруза (в Бессарабии); бобы же (конские, русские) почти вовсе не известны русским рыболовам. Сухие зерна можно бросать только в крайности, и необходимо их парить, так как при этом они становятся вкуснее и приобретают особый сильный запах, привлекающий рыбу с довольно значительного расстояния, особенно на течении. Некоторые рыболовы советуют ради сохранения запаха бросать пареные зерна еще теплыми. Приготовление пареной привады требует немалой сноровки. Лучше всего предварительно мочить зерна в течение суток в воде; затем разбухшие зерна кладут в горшок, наливают немного воды, плотно закрывают крышкой и, вскипятив один раз, держат в шкафу или русской печке в течение 1–2 часов. Таким способом получается очень разбухшее зерно с цельной, нелопнувшей кожицей. Можно парить зерна еще проще: в горшок в 10 стаканов вместимостью всыпают стакан зерна – ржи, пшеницы – наливают воды на ⅔ и закрывают раз в восемь сложенной тряпкой, затем крышкой. Когда вода вскипит, отодвигают горшок и держат на слабом огне ¾ часа, затем снимают с плиты и, открыв через час крышку, вываливают ложкой совсем упревшее зерно в холодную воду, отчего оно белеет и теряет клейкость. Можно, как было сказано, бросать приваду горячей. Некоторые прибавляют в горшок соли, которую любят все рыбы и которая предохраняет зерно от прокисания. Горох, а тем более бобы требуют более продолжительного кипячения. Самой лучшей или, по крайней мере, самой вкусной привадой для карпов в Англии считается рис и перловая крупа, но эта превосходная прикормка, очень скоро и легко приготовляемая, у нас почти неизвестна. Малоупотребительно также конопляное семя, которое только иногда (раздавленное и поджаренное) идет в качестве пахучей примеси к другим привадам, чаще заменяясь жмыхами.

Вареные рис и перловая крупа составляют уже переход к кашам. Лучшей кашей для привады считается пшенная, за ней следует полбенная и, наконец, гречневая, неудобная тем, что малозаметна. Они должны быть сварены как можно круче (о приготовлении каши для насадки будет сказано дальше) и бросаются довольно большими комочками, до грецкого ореха величиной. Но главной составной частью привады должно быть зерно, а не каша. Хлеб, белый и черный, употребляется реже каши; за границей очень хорошей приманкой для карпов считается недоваренный картофель, мелкий или нарезанный кусками. В России, кажется, он не в употреблении, но жмыхи, то есть конопляные, а чаще льняные выжимки (колоб, дуранда, макуха), служат довольно распространенной привадой. Их бросают небольшими кусками и в малом количестве, в качестве лакомства. Иногда жмыхи растирают в порошок и варят с зерном в качестве пахучей приправы. Во Франции рыболовы кидают жмыхи или очень большими кусками, с кулак величиной, так чтобы рыба могла только отщипывать крошки, или же, напротив, мелкими, в глине. По моему мнению, лучше всего и выгоднее, даже в стоячей воде, большую часть притравы (зерно, жмыхи) бросать вместе с глиной, но только невязкой: рыба дольше задерживается на месте и не так скоро наедается. Эти глиняные шары делаются величиной с апельсин. Полезно замешивать глину на солоде, квасной гуще или барде и прибавлять отрубей и муки, особенно овсяной.

Вообще не следует бросать много притравы, и достаточно бывает 3 горстей; харьковские рыболовы считают, что двух фунтов пшеницы и фунта пшена достаточно на двукратную засыпку. Но пшеница и каша составляют чересчур лакомый корм для сазана, и киевские рыболовы правы, предпочитая им пареную рожь с небольшим количеством гороха. Закармливать и лакомить рыбу отнюдь не следует, так как она не будет брать насадку. В последнее время в Западной Европе начали делать довольно удачные опыты с различными слабительными веществами с целью возбудить аппетит чересчур наевшихся и разжиревших карпов. Именно зерна и кашу для притравы и прикормки (но не для насадки) варят на касторовом масле. Впрочем, еще de Massas упоминал о бобах, варенных в отваре кассии и александрийского листа, а Ла Бланшер советовал варить бобы с небольшим количеством толченого сабура. У нас, кажется, еще не дошли до таких тонкостей, но идея заставлять брать сытую рыбу весьма остроумна и заслуживает внимания рыболовов. К этому вопросу я еще вернусь при описании ужения язей.

Насадки, используемые для ловли карпов, еще разнообразнее, но также большей частью растительного происхождения. Из зерен идет распаренная рожь, ячмень (редко перловая крупа), а всего чаще пшеница; затем горох (за границей и зеленый горошек), кукуруза и бобы. Зерна для насадки отбираются самые крупные или покупаются в семенных магазинах; в этом случае их парят отдельно от привадных. Очень хорошо варить их в молоке. Пшеница и т. п. мелкие зерна требуют мелких крючков (№ 6–8), а потому служат насадкой только при ловле на удилища с катушкой; на крючок насаживаются 2–3 зерна, причем они протыкаются со спинки. Горох и кукуруза могут быть насажены на более крупные номера крючков (№ 4–5), тем более бобы. По мнению французских рыболовных писателей, на бобы берут только крупные карпы – от 7 до 10 фунтов. Горох, кукуруза и бобы составляют неоцененную насадку, когда надоедает мелочь и раки.

Из каш для насадки почти исключительно идет пшенная каша, а так как это, бесспорно, самая лучшая и наиболее распространенная насадка, то необходимо сказать несколько слов о ее приготовлении, требующем большой тщательности. Пшено должно быть самого высокого качества; его предварительно просеивают и несколько раз промывают. Некоторые рыболовы даже перетирают пшено на ручной мельнице в муку. На стакан пшена (или муки) наливают в горшок (или лучше кастрюлю) два стакана воды и варят, пока пшено совершенно не разварится. Затем кашу растирают ложкой или пестиком, пока она не получит вид совершенно однородного теста, и, закрыв скважистой дощечкой, ставят в легкую духовую печь, где она упревает в течение 2–3 часов, причем кашу несколько раз вынимают и вдавливают в кастрюльку. Упревшую кашу вынимают из последней и кладут в прохладное сухое место, где она может храниться неделю. Некоторые варят кашу на молоке и, кроме того, добавляют к ней конопляного масла. Не мешает варить кашу одновременно в нескольких кастрюлях, так как часто она не задается и оказывается малопригодной для насадки. Перед уженьем это пшеничное тесто режется на кубики с игральную кость, иногда сминается в шарики с лесной орех, а хранится в деревянном ящике, где оно не так скоро сохнет, трескается и киснет, как в металлической коробке. Кубики эти насаживаются на крючок (№ 4–5) с угла и могут лежать в воде, не размокая и не разваливаясь, целые сутки.

Немного менее распространена насадка из белого и черного хлеба, на которую карп берет обыкновенно не так охотно, как на пшенную кашу. Белый хлеб он предпочитает черному. Для большей соблазнительности хлеб сдабривают молоком, сырым желтком, медом, конопляным и льняным маслом, а за границей даже мочат в камфорном спирте; так же удачно ловят карпов на тесто с ромом. В Киевской губернии хлеб разминают с небольшим количеством сыра (швейцарского), распущенного в сметане.

У нас, в Малороссии, местами ловят сазанов на галушку, в Бессарабии же и в Румынии в большом ходу мамалыга, нечто вроде драчены из кукурузы, то есть маисовой муки. Настоящая драчена (на яйцах и молоке) также должна быть отличной насадкой. Что же касается конопляных и льняных выжимок, то хотя всякая рыба берет на них очень жадно, но они так плохо держатся на крючке и так скоро разламываются на части (особенно сухие машинные выжимки, почти не заключающие масла), что они довольно редко используются в качестве насадки. Впрочем, французы режут жмыхи на кубики, поджаривают эти кубики на сковороде, чтобы усилить их запах и крепость, и перекрещивают (тонкой) шелковинкой, за которую и задевают крючком. Еще менее употребительны у нас следующие насадки, довольно обыкновенные в Западной Европе: варенный в просырь мелкий (молодой) картофель величиной до грецкого ореха; его всего лучше насаживать на якорьки (№ 5–6), продевая их при помощи иглы, вдетой в петлю снятого с лески поводка. На картофель сазаны берут очень охотно. В Германии ловят также карпов на протертый картофель, смешанный с отрубями, на куски слив, тыквы, огурцов и на вишни. У нас эти насадки вовсе не известны, но зато в Пензе, например, удят сазанов на кедровые орехи. Животная насадка употребляется для ловли карпов реже растительной, но несомненно, что в таких водах, где много растительных отбросов, карпы берут на живую приманку охотнее, чем на зерна, хлеб и кашу, особенно же весной и в начале лета. Самой обыкновенной насадкой служат, конечно, черви: выползки, обыкновенные земляные и красные навозные. Первые, кажется, хуже всех, и из них надо выбирать мелких, молодых (без узла) и насаживать (по одному) кренделем; лучшими считаются простые земляные, хорошо очищенные, а красные навозные, по-видимому, сазан берет не так охотно, едва ли не оттого, что они часто очень сильно пахнут. Мелких червей насаживают по нескольку штук на крючки № 4–5 за середину или за головку, стараясь, чтобы весь крючок был замаскирован. За червями следует белый червь, сальник, или грабак, – личинка навозных жуков, которую некоторые рыболовы считают чуть ли не лучшей насадкой. Сазан предпочитает очень мелких, не свыше дюйма длины, и притом с темно-коричневой головкой (а не рыжей) и с гладкой блестящей кожей. Их необходимо предварительно выдержать несколько дней или в пшеничных отрубях, муке, или в твороге, отчего они становятся белыми и очень упругими. Насаживаются они под головку снизу, и затем жало пропускается к хвосту. У очень крупных сальников отрывают головку, вытряхивают через образовавшееся отверстие черно-зеленый слизистый комочек и оба края отверстия прокалывают крючком в 3 местах, как показано на рисунке, затем поводок натягивают, и получается как бы мешок, в который свободно проникает вода, а следовательно, очень пышная насадка. Барон Черкасов, кроме этого способа насаживания, рекомендует еще другой, весьма практичный, когда сазан берет вяло, за сгиб червя, а именно: оторвав головку сальника, всунуть крючок сгибом вперед, как в мешок, так, чтобы сгиб лежал в самом кончике червя, затем головной конец привязать двумя оборотами нитки к крючку, а все лишнее отрезать ножницами. Эта процедура, однако, еще хлопотливее. Местами, но не везде, карп недурно берет на раковые шейки, даже вареные, также на ракушки (Unio, Anodonta). В Англии одной из лучших насадок для ужения карпов считаются личинки пчел и ос, которые насаживаются по 3–4 на крючок. Личинки эти можно заготовлять впрок, обварив кипятком, отчего они делаются твердыми, и потом держат в отрубях или, еще лучше, заливают медом. У нас ловят сазанов только на опарыши, и то очень немногие, так как эта насадка требует мелких крючков и, следовательно, катушки. Опарышей насаживают (на крючок № 7) от 3 до 7 штук. Еще менее пригоден мотыль. За границей изредка ловят карпов на кузнечика и стрекозу поверху, также на зеленого капустного червя и большую синюю муху, но большей частью в траве и прудах.

Вкус и тесно связанное с ним обоняние развиты у карпа едва ли не более, чем у всех наших рыб, что ясно доказывается мясистостью его губ, рта и языка, изобилующих сосудами и нервами. А потому нет ничего удивительного в том, что в Западной Европе, а отчасти и у нас, для привлечения карпов к приваде, прикормке и насадке прибавляют разные пахучие и сдабривающие вещества, а именно растительные масла, в особенности льняное и конопляное, иногда с примесью нескольких капель анисового, мятного, лавандового и других сильно пахучих эфирных масел, которые карп чует, особенно на течении, с очень больших расстояний. С целью подзадорить аппетит рыбы прибавляют к растительной приманке мед или солят ее, о чем говорилось выше. Старинные английские писатели советуют употреблять для привлечения карпов красные суконные лоскутки, намоченные в горном масле, но, кажется, керосин, несомненно привлекающий карасей, сазану приходится не по вкусу. Вообще влияние нефти и керосина на рыбу еще требует исследований. Несомненно, что в большинстве случаев эти вещества не только безвредны, но даже могут служить для привлечения рыбы. Немцы, придающие очень важное значение разным снадобьям, имеют очень много более или менее сложных рецептов для сдабривания насадок. Из других пахучих веществ достойна внимания камфора, которую прибавляют к насадке, большей частью растворенной в спирте; вкус спирта, по-видимому, сам по себе нравится некоторым рыбам. Во Франции в большом употреблении между рыболовами так называемый liqueur aux carpes, очень полезный при ловле всякой бели, в особенности карпа, леща и плотвы. Этой жидкостью большей частью смачивают хлебную насадку, но иногда ее прибавляют к уже распаренному зерну. Главной составной частью этого карпового ликера служит, несомненно, богородская трава, то есть, вернее, ее экстракт; рыбе действительно очень нравится сильный запах этой травы. В Англии карповый ликер заменяется белым очень пахучим порошком в виде муки, который может быть превращен в очень вязкое и крепко сидящее на крючке тесто, весьма охотно хватаемое всякою белою рыбою.

Прежде чем ловить, следует как можно тщательнее исследовать место, избранное для ужения, познакомиться с помощью шеста или свинцового отмера (лота) со всеми уступами и неровностями дна, определить, где и как лежит коряга, затонувшее дерево или какая другая «цепа», и определить размеры последней. При ловле без катушки необходимо, чтобы не было никаких задевов minimum на двойную глубину, то есть если удят на глубине 6 аршин, то на 2 сажени во все стороны от поплавка ничто не должно препятствовать ходу вываживаемой рыбы. Уженье с катушкой возможно, только когда ближайшие коряги, камыш, лопухи находятся не ближе 10 сажен от рыболова. А потому если место несомненно «сазанистое», то для вящего успеха требуется большая или меньшая расчистка его, что иногда бывает сопряжено со значительными затруднениями и некоторыми расходами. Кроме того, при выборе места для привадного ужения надо всегда соображаться с положением солнца и помнить, что крайне неудобно ловить с поплавком, когда солнце светит прямо в глаза. Следовательно, при утренней ловле привада не должна быть обращена на восток и юго-восток, а при вечерней – на запад. Затем, чтобы до некоторой степени замаскировать себя от глаз зоркой и осторожной рыбы, часто выплывающей наверх и выскакивающей, если нет естественной защиты в виде кустиков на берегу, необходимо делать искусственную, постоянную или даже переносную. Лучше всего втыкать на берегу аршинные прутики ивняка или устраивать низкий плетень. Прутики и плетень могут служить к тому же второй подставкой (вилкой) для удилища; другая должна быть уже в воде, в большем или меньшем удалении от берега, смотря по глубине и другим условиям ловли.

При ужении в совершенно новых, незнакомых местах никогда не следует забывать правила, что одна и та же порода рыбы в разных водах имеет различные привычки и свой излюбленный корм, а потому нередко вовсе не берет на насадку, которая предпочитается ее собратьями в той же реке на несколько десятков верст дальше. К незнакомой насадке и приваде надо еще приучить рыбу, а потому если последняя успешно ловится местными рыболовами, то благоразумнее, по крайней мере первое время, в чужой монастырь со своими уставами не ходить и от «добра добра не искать», то есть ловить сначала с той же привадой и на обычную насадку, хотя и более совершенными снастями. Весьма полезно по временам вскрывать пойманную рыбу, так как исследование это покажет, чем рыба питается в данную минуту и какой прикорм предпочитает. Какой, сколько и как бросать прикорм – об этом уже было сказано выше.

Подходить к приваде, «седалке» своей, надо крайне осторожно. Не следует ни стучать на берегу, ни показываться во весь рост, а подходить крадучись, пригибаясь и закидывать удочку не вставая. Благоразумные рыболовы, хорошо изучившие глубину своего места, ставят поплавок на определенную высоту (если вода не прибыла), надевают насадку поодаль от берега и, пригнувшись, закидывают куда следует. Лучше, если поплавок будет поставлен выше, то есть глубже, так как если грузило будет сквозное и лежать на дне, а сам поплавок будет самопогружающимся (то есть если в нем самом или немного ниже, на леске, будет груз, заставляющий поплавок погружаться по крайней мере наполовину), то не велика беда, если он будет и лежать на поверхности, так как при скользящем грузиле видна самая слабая поклевка. Ловят на одну или на две, редко на три удочки, в последних случаях закидывают их на разное расстояние от берега, на разную глубину и нередко с различными насадками; каждая удочка должна лежать на двух развилках, так, чтобы комли были под рукой. Самая удачная ловля бывает, когда берег обрывистый и сразу идет вглубь уступами. Вся задача состоит в том, чтобы груз был на уступе, а насадка свешивалась бы вниз и несколько качалась течением. Сазаны всегда ходят такими порогами, не сразу замечают грузило и леску и берут много смелее. Вообще лучше забросить (не вставая) подальше и потом притянуть насадку к себе. Чем меньше выдается удилище, чем короче расстояние между его кончиком и поплавком, тем лучше, так как сазан менее пугается шестика, подсечка бывает сильнее и (на простом удилище) можно водить его круче. Свободная часть лески от кончика до поплавка не должна быть длиннее 2 аршин, и при ловле без катушки лучше, если вся леска до крючка будет лишь немного длиннее удилища (не более аршина). Обыкновенно, закинув удочки, бросают на поплавки и подальше немного прикормки, перезакидывают не вставая; главное, стараются не бросать тени на воду.

Вот общие правила ловли сазанов на приваде с поплавком и длинным удилищем, то есть главного, иногда единственного ужения этих рыб. Другие способы ужения применяются редко; только в более населенных местах привада часто заменяется прикормкой, бросаемой перед началом или во время ужения. Уженье на донную с обыкновенным коротким удилищем весьма неудобно и мало распространено. Кажется, оно возможно только на отмелях и в ночное время. В Астраханской губернии, по свидетельству Витте, однако, весьма успешно ловят сазанов без поплавка на довольно длинную леску с длинным же удилищем; поклевка при этом передается непосредственно гибкому кончику. Так как леска большей своей частью лежит на дне, а не висит перпендикулярно, то рыба должна брать насадку смелее, а потому мне кажется, что в некоторых случаях, когда, например, глубина находится далеко от берега, выгоднее ловить этим способом. Как кажется, в Астраханской губернии удят больше на двойчатку, или, вернее, волосяную перекладину, привязываемую к кончику лески и оканчивающуюся крючками. Грузило привязывается на вершковом поводке к середине этой двойчатки, то есть ниже ее.

Во Франции довольно распространен следующий вариант ловли карпов с поплавком. Удят с лодки, укрепив ее кормой к берегу, на очень длинное удилище (до 3 сажен длины) с катушкой, со сквозным оливкообразным грузилом и поплавком, поставленным значительно выше, чем требуется глубиной. Смотав довольно большое количество шнурка с катушки, берут удилище в левую руку, уперев его комлем в живот, а правой раскачивают грузило с насадкой (большей частью бобом) и бросают, как пращу, вдаль, сажен на 5 и далее от себя. Этот способ особенно пригоден, когда глубь находится далеко от берега и карпы близко к нему не подходят.

При ужении карпов, как видно, груз и насадка лежат на дне; у нас иначе и не ловят. Однако у некоторых иностранных авторов встречаются советы ловить карпов на весу, так, чтобы насадка на несколько сантиметров не доходила до дна. Это странное противоречие объясняется очень просто – тем, что здесь имелось в виду уженье прудовых карпий в иловатых местах, то есть таких, где грузило и насадка могут совсем увязнуть. Кроме того, бывают случаи, когда карпов приходится ловить не только на весу, но даже очень близко от поверхности воды и даже совсем поверху – именно в травах (лопухах), во время жары, когда карпы ходят поверху и кормятся животной слизью, а также мелкими раковинками, часто покрывающими нижние поверхности листьев кувшинок. В Германии весьма удачно удят в таких местах на большую синюю муху, зеленого капустного червя и на красного навозного с небольшим грузилом без поплавка, закидывая таким образом, чтобы дробинка упала на лист кувшинки, а насадка свешивалась бы вниз. Тут же можно ловить карпов на кузнечика и стрекозу вовсе без грузила – поверху.

Точно так же, поверху, приходится ловить карпов в таких прудах, где они привыкли к бросаемому им хлебу. Рыба здесь сыта и со дна берет редко, но если снять поплавок и грузило и бросить предварительно несколько кусочков черного или белого хлеба, один из таких кусочков (не смятых) надеть на крючок и осторожно закинуть, то не пройдет и минуты, как насадка будет схвачена. Только таким образом мне удалось поймать довольно крупного (10-фунтового) карпа в пруде Николо-Угрешского монастыря. К сожалению, было уже поздно и поднялся ветер, карпы перестали гулять, и более поймать я не успел. Судя по всему, такие подкармливаемые карпы берут лучше всего в ясную и тихую погоду, когда всего охотнее выходят на поверхность.

Поклевка карпов чрезвычайно разнообразна и иногда бывает почти незаметна, так что ловля их требует очень чувствительного поплавка. Различия в клеве зависят от весьма многих причин: величины рыбы и принадлежности ее к той или другой разновидности, места ловли, течения, времени года и дня и, наконец, качества и величины насадки. Прудовые карпии берут всегда сравнительно слабо и тихо, и клев их имеет большую аналогию с клевом линя. Речные карпы, сазаны имеют уже (хотя не всегда) характерную поклевку, но всегда стремительнее берет разновидность сазана, называемая горбылем, а местами и коропом. Чем крупнее рыба, тем она (если голодна) клюет вернее и сильнее. На глубоких местах карпы хватают насадку смелее, чем на мелких, на донную удочку смелее, чем на поплавочную; весной до нереста клев их хотя и верен, но вял; всегда резче он в июле и августе; вялый и неверный клев бывает также, когда ободняет, то есть солнце поднимается высоко, в очень жаркие утра и перед переменой погоды, когда, наконец, рыба сыта или чересчур закормлена на приваде и много рыбы срывалось за все время лова. Наконец, не подлежит никакому сомнению, что сазаны берут мелкую насадку, в особенности зерновую, смелее и вернее, чем крупную хлебную (кашу, мятый хлеб) и червей. Хлебную насадку сытый или бывалый карп часто сосет, не шевеля поплавок, и выплевывает при малейшем шуме или колебании лески, у червей же безнаказанно объедает хвостики.

Типичная поклевка карпа следующая: поплавок сначала идет в сторону с возрастающей быстротой и стремительно погружается в воду, так что рыболов не успевает взять удилище в руки, как рыба уже сама себя подсекла, а если ловят с катушкой, то уже успела смотать несколько аршин шнурка. Иногда эта поклевка бывает совершенно неожиданна: «В вашем представлении продолжает рисоваться неподвижный поплавок, как вдруг вы замечаете, точно какая-то яркая змейка метнулась у поплавка и скрылась в глубину». Впрочем, в некоторых случаях близость поклевки предвещается приближающимися к поплавку пузырями, пускаемыми подходящими к приваде карпами. Самые крупные сазаны берут с невероятной и даже совершенно непонятной силой, так как умудряются с разбега отшибать крючки до подсечки. Барон Черкасов тоже говорит, что сазаны не раз отрывали поводок у середины, не смотав ни одного аршина с катушки. Каким образом они ухитряются это делать? Можно только теряться в догадках, но лопающийся у середины поводок едва ли не показывает, что тут действует пресловутая пилка спинного или, пожалуй, заднепроходного плавника. Быть может, что бывалый карп, прежде чем взять насадку, ползя по дну, пропускает поводок за твердый луч и затем, стремглав схватывая насадку, резким движением тела перерезает жилку.

При слабом клеве, напротив, поклевка сазана представляет большое сходство с поклевкой линя, плотвы или даже рака. Сытый или осторожный карп слегка колышет поплавок, затем ведет его в сторону, не погружая, и останавливается; в некоторых случаях он кладет поплавок на воду, как лещ, то есть взяв насадку в рот, поднимается выше, приподнимая и грузило. Иногда, наконец, поклевка сазана выражается в слабом вздрагивании поплавка, либо в едва заметном погружении его (как у рака), или кручении на одном месте. Это бывает, когда рыба сосет насадку, не трогаясь с места, или когда рыба, плавая по дну, задевает насадку брюхом или нижними плавниками. В этих случаях нечего ждать более ясной поклевки, то есть чтобы поплавок поплыл в сторону или скрылся под водой, и надо подсекать немедленно. При ужении на горох поклевка также передается обыкновенно следующим образом: поплавок сначала дрогнет, погрузится, потом колеблется, не погружаясь, и вдруг выскакивает и ложится. Это значит, что рыба взяла своими твердыми губами насадку, размяла ее, высосала и затем выплюнула вместе с крючком.

Так как губы и рот сазана очень мясисты, то подсечка никогда не должна быть сильной и резкой; эта сильная рыба почти всегда сама себя подсекает или, по крайней мере, почувствовав укол крючка, своим стремительным движением заставляет жало крючка вонзиться очень глубоко. Поэтому подсекать надо кистью руки, а не с маху. Впрочем, при ловле на простые снасти и крупные крючки можно и даже должно приподнимать удилище кверху, но при ужении с катушкой и на мелкие крючки достаточно легкого встряхивания кончика удилища, предоставив самому сазану засесть на крючок как следует. В общем, с подсечкой медлить не следует и надо расположиться на берегу, лежа или сидя, таким образом, чтобы руки были как можно ближе к комлям удилищ, но надо также принимать в соображение место лова и насадку, на которую ловят. В прудах, тихих заводях, а также при ужении на хлеб и кашу, то есть на крупную и мягкую насадку, не следует торопиться с подсечкой, но на течении, хотя бы и водоворотном, и при зерновой насадке медлить отнюдь не полагается. Кроме того, при ужении сазанов, тем более при слабом, нерешительном клеве, необходимо принять за правило – подсекать перед каждым перезакидыванием. Нечего и говорить о том, что подсекать следует в сторону, противоположную направлению, принятому поплавком.

После подсечки, если рыба окажется зацепившейся, быстро вскакивают на ноги и прежде всего выкидывают свободной рукой или ногой остальные удочки на берег, чтобы не мешали. Вываживание рыбы производится непременно стоя. Небольшого карпа, до 3–4 фунтов, впрочем, более или менее, смотря по крепости лески, вытаскивают без всяких церемоний и как можно скорее, чтобы не распугать более крупную рыбу, но с более крупными приходится порядочно возиться. Главная задача рыболова, если он ловит на обыкновенные снасти, заключается в том, чтобы воспользоваться всею гибкостью удилища и растяжимостью лески, не дать рыбе вытянуть леску и шестик почти в прямую линию, то есть держать удилище насколько можно выше, и постараться, не форсируя слишком, развернуть попавшуюся рыбу в сторону и заставить ее ходить на кругах, или, точнее, дугами. Слишком круто водить крупного карпа не следует, так как если даже и выдержит снасть, то может не выдержать сазанья губа. Обыкновенно приходится держать удилище обеими руками, а если оно длинно, то даже упирать комлем в живот. Конечно, если рыба тянет вдоль, то стоять на месте нет расчета и гораздо благоразумнее следовать за ней берегом, если только она не направляется заведомо к какой-либо коряге или в траву. При ужении с катушкой круто водить сазана, даже мелкого, нельзя и приходится спускать большее или меньшее количество шнурка, сообразно силе рыбы и крепости прилежащих мест. Удилище держат здесь всегда левой рукой выше катушки, упирая комлем в пах; правая рука находится около катушки и спускает или собирает леску, задерживает, тормозит катушку, если она чересчур быстро разматывается. Шелковая леска обыкновенно гудит при этом, подобно телеграфной проволоке.

Чаще всего карп, подобно другим рыбам, зацепляет за крючок левым или правым углом рта, верхней челюстью, около ноздрей, очень редко за нижнюю губу, гораздо реже, чем за середину верхней челюсти, – в лоб, как выражаются некоторые рыболовы. В последнем случае крупные сазаны зачастую ломают или разгибают крючок, что весьма понятно. Почувствовав подсечку или наколовшись, сазан с необыкновенной стремительностью бросается прочь; если поблизости есть коряги или вообще какая-нибудь крепь, то прежде всего он направляется туда; если же это ему не удалось, то катит на середину реки в прямом направлении, стараясь вытянуть удилище и леску в одну линию и с разбега оборвать снасть. Это самый обыкновенный его маневр и самый опасный, но раз сноровка рыболова и качество снасти выдержали это испытание и удалось повернуть сазана в бок – все шансы за успех. Видя, что силой ничего уже не поделаешь, карп начинает хитрить: он или бежит к берегу; прямо на рыболова, стараясь ослабить леску и освободиться от крючка, который, если ранка очень велика, легко из нее выпадает, или же, стоя на одном месте, к берегу хвостом, начинает крутиться и вертеться. Это делается им с той целью, чтобы леска (вернее, поводок) попала за твердый луч спинного пера (иногда заднепроходного), после чего сазану уже нетрудно если не перепилить ее, то перетереть или измочалить и вообще уменьшить ее крепость. Всем сазанятникам очень хорошо известно, как это делается, и многие не раз видели, как карп ложится сначала на бок и, пропустив леску куда следует, начинает крутиться на одном месте. Замечательно, что это делают только сазаны, прудовые же карпии никогда не перепиливают леску, и ни один иностранный автор не упоминает об этой хитрости, даже говоря о речных карпиях. Очевидно, в умственных способностях, как и в силе, акклиматизированный карп уступает своему дикому родичу. Маневр этот иногда удается, особенно с волосяной леской, и карп уходит с крючком и обрывком лески. Поэтому не следует позволять ему стоять хвостом к берегу и при остановке надо стараться завернуть ему морду, а если это не удается, то частыми и довольно резкими подергиваниями заставляют сазана тронуться с места. Вероятно, эти дергания причиняют ему сильную боль, так как большей частью сазан не выдерживает и летит к берегу, кувыркаясь по пути и наворачивая на себя ослабнувшую леску. Вот почему надо всегда быть настороже и держать леску натянутой, а так как это вполне достигается только при том условии, чтобы леска была лишь немного длиннее (не свыше человеческого роста) удилища, то понятны неудобства коротких донных шестиков и длинных лесок. Тем более что не вполне, то есть не до бесчувствия, утомленного сазана подтаскивать к себе на леске крайне опасно. Замечу кстати, что неутомленного сазана, идущего к берегу, если тут находится трава, коряга или корни, необходимо (особенно при ловле с катушкой и вообще на длинную леску) отпугивать от опасных мест, бросая в него камнями или комками глины. Эту бомбардировку удобнее поручать своему спутнику или товарищу.

Пойманный сазан выскакивает из воды довольно редко, когда, кажется, уже потеряет всякую надежду оборвать или перепилить леску. Сначала он ходит почти по дну, но, постепенно ослабевая, делает все меньшие и меньшие дуги и, наконец, всплывает на поверхность. Особенно тяжело, хотя и не бойко, ходят карпы, подавшиеся на крючок не в рот, а за бок, брюхо, за глаз и другими незаконными путями, что часто случается, когда к приваде подойдет целое стадо карпов, и они, плавая по дну, задевают насадку, шевелят поплавок и заставляют подсекать. Впрочем, даже небольшие сазаны, пойманные таким образом на обыкновенные удочки, почти всегда срываются, но при ужении с катушкой можно с успехом вытаскивать и довольно крупных рыб. Опытный рыбак по ходу рыбы после подсечки чувствует по руке, крепко ли зацепил крючок и в рот или не в рот. В последнем случае рыба идет очень тяжело, но не бойко, как-то боком и сильно упирается. Неопытному рыбаку и небольшая рыба, попавшая за бок, покажется крупной.

О силе карпа было уже сказано выше. Самые слабые из его разновидностей – карпики, или карпушки, то есть помеси с карасем, затем следуют прудовые немецкие карпии, прудовые карпы русского происхождения, речные сазаны и, наконец, так называемые горбыли. Вероятно, продолговатые (венгерские) карпы по силе займут середину между сазанами и горбылями (иногда называемыми карпами). Даже прудовая карпия оказывает на удочке по меньшей мере в 1½ раза большее сопротивление, чем лишь одинакового веса; 4-фунтовый сазан никак не слабее 8-фунтовой щуки и такого же линя, а 4-фунтовый горбыль по силе равняется 12-фунтовой щуке. Вообще сазан вдвое или втрое сильнее всех других рыб такого же веса, за исключением усача, который немного ему уступает, вырезуба, лосося и крупной форели, которые еще сильнее. Живая сила сазана, по мнению компетентных рыболовов, в 3, даже 4 раза превосходит его вес, то есть 12–15-фунтовый экземпляр может, при неблагоприятных условиях, конечно, оборвать леску, выдерживающую 30–40 фунтов, тогда как большинство наших рыб не в состоянии оборвать леску, которая их может удержать на весу. Сила сазана очевидна при поверхностном взгляде на его крепкое сложение. Вальковатое и гибкое туловище, огромный хвост объясняют его стремительность и снастесокрушительность. Кто наблюдал карпов в пруду, когда они гуляют поверху, тот знает силу и быстроту их движений: один взмах хвостом – и рыба скрывается из глаз; сазан же еще могучее и проворнее. Главный камень преткновения при его ловле – это та стремительность, с которой он бросается прочь от берега, большей частью на середину, и та скорость, с которой он вытягивает удилище и леску в одну линию, иногда прежде чем рыболов успеет схватить шестик. Немалое значение в сопротивлении сазана играет и огромный, то есть широкий, спинной плавник, который не позволяет завернуть рыбу в сторону, то есть сазан потому так и упорист на поворотах, что растопыривает спинное перо. Замечательно, что очень крупные, старые сазаны неповоротливее, ленивее, пассивнее в своем сопротивлении, чем матерые, но еще не старые. Самые бойкие и опасные для снастей – это сазаны около 10 фунтов весом. Более же крупные сравнительно вялы, двигаются медленно, без характерного стремительного разбега и обрывают лески своей тяжестью, очевидно надеясь на свою силу. Сазаны средней величины потому чаще успевают смотать шнурок с катушки, чем старые, и оборвать его. Крупный же сазан, не знакомый с предательскими свойствами катушки, скорее утомляется, но надо заметить, что слишком тонкая снасть не в состоянии сдвинуть с места даже совсем утомленного гиганта. Поэтому не следует особенно увлекаться тонкостью снастей даже при ужении с катушкой.

При ловле карпов сачок почти необходим, и вытащить даже среднего карпа без помощи последнего трудно. Впрочем, некоторые опытные рыболовы ухитряются вытаскивать довольно крупных сазанов, предварительно утомив их и заставив глотнуть несколько воздуха; затем схватывают их большим и указательным пальцами правой руки за глаза, как щук, но с берега прием этот затруднительнее, чем с лодки. Так делают, например, астраханские рыболовы (Витте). Сазан, схваченный за глаза, не делает ни малейшего движения и, очевидно, впадает в обморочное состояние. Большинство удильщиков прибегает, однако, к помощи сачка или подхватки, очень редко – к багру. Подхватка для сазана несколько отличается от обыкновенного сачка. Она должна иметь более длинную и прочную рукоятку и более глубокую (в 1½ аршина длиной) сетку; некоторые предпочитают металлическому обручу развилины рукоятки, что прочнее. Подсачивают только совсем утомившегося сазана, если только он не из мелких; левой рукой, держащей удилище, ему предварительно приподнимают голову, затем наводят сзади сачок, стараясь не задеть за рыбу, и тащат ее волоком, не вынимая из воды.

Как очень живучая рыба, карп может долго оставаться без воды. Большинство рыболовов предпочитает держать их живыми или в больших плетеных корзинах, поодаль от места лова, или же просто в холщовых мешках, в которых они ведут себя очень смирно. Очень немногие гастрономы пришибают пойманных карпов ударом колотушки по лбу и затем делают надрез в жабрах, чтобы спустить кровь. Может быть, что такие пришибленные карпы и окажутся несколько вкуснее карпов неубитых, но так как их можно принести домой живыми (в мокрой траве за десятки верст), то большинство благоразумно предоставляет спускание крови поварам и кухаркам.

Промысловая ловля сазана производится главным образом весной, во время хода и нереста, местами также поздней осенью и зимой – на зимних становищах.

Наибольшая масса рыбы добывается в низовьях Урала, Волги, Дона и Днепра главным образом неводами – весной и в начале лета, когда вода еще мутная и сазаны, не видя приближающейся сети, не прибегают к своим обычным уловкам. Во время нереста они даже забывают всякую осторожность, и можно целую стаю не только окружить неводом, но и подогнать потихоньку к берегу. Летом и осенью речные карпы попадают в невод в значительно меньшем количестве, так как живут в ямистых и крепких местах; даже прудовые карпии очень ловко ускользают от надвигающегося невода, залегая в углублениях дна.

В огромном количестве добываются также сазаны острогой во время нереста. Этой ловлей на всем юге России (от 50° с. ш.) занимаются десятки тысяч лиц; местами чуть не большая часть мужского населения занимается боем сазана. Бьют особыми двузубыми острогами, называемыми садовьями или сандовьями, а иногда и простыми вилами. Настоящее сандовье состоит из железного двузубца, к которому прикреплена длинная веревка, и древка, или ратовища, которое свободно вынимается из трубки. Чаще, впрочем, острога неподвижно прикреплена к палке. Ловля эта производится только на мелких местах, именно на разливах, когда самцы гоняются за самками и сазаны ходят семьями по самой поверхности. Обыкновенно приходится стоять в воде, но иногда бьют сазанов и с челноков. Опытный садовщик сначала всегда бьет самку, которая отличается величиной и идет впереди более мелких самцов; во время нереста удается иногда заколоть сразу двух рыб. Если не убить сначала матку, то вся артель убегает. Кроме того, следует стараться бить рыбу против ветра или против течения, чтобы кровь не наносило на живых, и как можно горизонтальнее, то есть в бок, а не спину. Так как вечером сазаны не играют, а только бродят, отыскивая места для нереста, то в это время ловят их очень немногие, наиболее ловкие ловцы. Особенной ловкостью отличаются астраханские татары, которые бьют и идущую довольно глубоко рыбу по колебанию камышинок или по волне, которую она несет перед собою.

В тех местах, где с главным или побочными руслами реки соединены естественными или искусственными ериками (то есть узкими протоками) небольшие озера, ловля сазанов еще добычливее, но имеет то преимущество, что производится по окончании нереста, когда они возвращаются в реку. У таких ериков и стерегут появление карпов, для чего в дно ерика втыкают несколько тростинок, располагая их вершка на два одну от другой поперек ерика. Сначала, по общему мнению рыбаков, проходит только 1–3 сазана, так называемые разведчики; в это время всего более заботятся о соблюдении тишины. После соглядатаев ждут целого стада, и вскоре вслед за ними появляется множество карпов, которые внезапно опрокидывают тростники. Тогда ерики перегораживают наглухо частоколом, перед которым ставят еще редкие мочальные сети – уры, необходимые ввиду того, что эти рыбы часто подрывают частокол и уходят обратно в реку. Озеро, таким образом, делается как бы садком, из которого, конечно, уже нетрудно выловить всю рыбу. В так называемые котцы, которые часто делаются в ериках, карп попадается весьма редко, что тоже доказывает его смышленость, и заходит туда только во время сильного ветра или бури, когда старается укрыться где попало…

Немалое количество сазанов попадает весной, во время нереста в ятеря (вентеря), то есть сетяные верши, только необходимо ставить эти снасти на ночь и осматривать до восхода, так как карпы, когда ободняет, перерезают сверху несколько петель зазубренным лучом спинного пера и уходят. В обыкновенные ивняковые верши сазаны идут в мае и июне также довольно охотно. На р. Буге около г. Винницы для ловли сазанов устраивают на мелких местах так называемые сплавы. С этой целью вбивается несколько кольев, на них накладывается легкий помост из хвороста и все сверху покрывается травой. В середине такого острова помещается верша. Сазаны наперебой стараются занять место на узенькой площадке перед входом в отверстие верши и, протискиваясь все вперед, залезают в вершу. Местами, кажется именно на Дону, ловят карпов и летом, обмазывая верши хлебом и тестом («Вестник рыболовства»).

Но после нереста, в течение всего лета и половины осени, большая часть сазанов добывается удочкой, а не рыболовными снастями. В ботальные сети эта осторожная рыба попадается редко, хотя в последнее время и стали прибегать к таким радикальным средствам для выгона ее из ям, как бросание в воду раскаленных камней. В сильную жару местами, например в Тульской губернии (в верховьях Дона), когда карпы стоят в камышах, около родников, их удается изредка колоть острогой; в некоторых речках Тульской же губернии карпов летом щупают в норах, куда они забиваются. Наконец, в жару, когда карпы стоят на поверхности и спят, в Западной Европе изредка удается ловить их волосяными и очень мягкими медными силками, которые осторожно надевают (на шестик) с головы и быстро затягивают, как только петля минует жабры.

Осенняя промысловая ловля начинается с заморозков, когда сазаны постепенно собираются в густые стаи и залегают на зимовку. В удобных местах они становятся плотной массой в несколько рядов, толщиной до двух и более аршин. Рыбаки заблаговременно замечают эти становища, стараются не беспокоить рыбу преждевременно и, лишь только она окончательно установилась, что бывает перед самым замерзанием реки, обметывают заповедное место двойным или тройным рядом мереж и, пробравшись в середину, поднимают сильнейший шум веслами и особыми снарядами, так называемыми боталами. При сильном оцепенении карпов, что бывает при больших холодах или когда рыба давно уже улеглась, даже и этот необычайный шум и гвалт собравшихся рыбаков не в состоянии расшевелить полусонных, вялых рыб. Тогда приходится прибегать к железным острогам или самодерам, о которых будет говориться при описании ловли сомов в глубоких местах, очень часто становящихся вместе с карпами, причем обыкновенно они занимают самый нижний слой, так как ложатся всегда ранее карпов. Это обстоятельство в связи с тем, что, во-первых, этим хищникам вовсе не до еды, во-вторых, что ложатся в ямах большей частью самые крупные карпы, вполне объясняет такое с первого взгляда весьма странное сообщество. Подобные зимние становища обыкновенно известны рыбакам наперечет, хотя иногда меняются, а всего многочисленнее, как было сказано, в низовьях южнорусских рек, особенно Урала, между Гурьевым и морем. Сюда собирается, по-видимому, не только большая часть сазанов, живших в реке, но и живших на взморье и в море, так что в удобных местах они собираются в невероятном множестве. Даже в Днепре, который в рыбном богатстве не может даже идти в сравнение с Уралом, и теперь, по свидетельству рыбаков, есть такие места, в которых вылавливаются сотни пудов рыбы.

Количество сазанов, добываемых на юге России, должно быть весьма значительно, но так как эта рыба большей частью потребляется на месте и только небольшая доля пойманной заготовляется впрок (малосольной и вяленой) и замораживается, то карпы до сих пор имеют второстепенное значение в рыбной торговле. Несомненно, что в одних низовьях наших южных рек добывается не менее миллиона пудов сазана.

Едва ли не большее количество сазанов погибает без пользы или почти без пользы для человека, становясь добычей пеликанов, бакланов, цапель, чаек и других вредных птиц, не говорим об утках, уничтожающих массу икры и молоди, и о свиньях, которым достается на юге немалая часть рыбы в пересыхающих летом ериках, озерках и ямах на займищах. Совершеннолетнему сазану, правда, опасны только сомы и крупные щуки, но враги сазанят бесчисленны, и на юге давно бы следовало принять какие-нибудь меры против безусловно вредных рыбоядных птиц. Огромное количество карпов погибает зимой в озерах и прудах от спертых вредных газов, немало их обсыхает весной на поймах. Большой вред прудовым карпиям приносят окуни, поедающие их икру и мальков; в некоторых прудах, где много окуней, по моим наблюдениям, мелких карпов вовсе не бывает, хотя они нерестятся ежегодно. Щуки, напротив, до некоторой степени бывают даже полезны, о чем уже говорилось выше. Щука необходима в карповых прудах еще для уничтожения лягушек, очень вредных для карпов, так как они, кажется, главным образом ранней весной, бывают причиной смерти даже крупных карпов. Самцы лягушек, именно зеленых (Rana esculenta), вскакивают на спину карпа у головы и, сидя на нем верхом задними ногами, запускают передние в глазные впадины. По другим сведениям, лягушки впиваются также зимой во время спячки карпов. В обоих случаях последствием бывает ослепление рыбы, которая затем погибает от голода. Вообще прудовые карпы едва ли не более подвержены разным случайностям и нападениям паразитов, чем речные. Они чаще страдают от глистов, а в особенности от паразитных рачков-карпоедов, называемых также рыбными вшами (Argulus foliaceus), присасывающихся между чешуйками; на жабрах карпа весьма часто также замечается весьма странный паразит из низших червей, так называемый Diplozoon paradoxus, который состоит из двух сросшихся индивидуумов. Кроме того, прудовые карпы нередко подвергаются разным кожным болезням: выпадению или размягчению чешуи, причем поверхность тела становится слизкой, полипам или мясистым наростам на голове и спине, язвинам между чешуйками. Старые карпы нередко порастают мохом, то есть грибками, и эта болезнь бывает большей частью смертельна; иногда ей подвергаются и молодые рыбы, если вода начала загнивать.

Карп принадлежит к числу самых вкусных и жирных пресноводных рыб. Мясо карпа, особенно прудового, несколько сладковато и весьма обильно кровью, поэтому более всего приближается к говядине. Ловцы считают сазана самой кровяной рыбой и изобилием крови объясняют горячительные свойства сазанины. На Нижней Волге всем известно, что в жаркое время мясо сазана производит головную боль и лихорадочные припадки, особенно у приезжих людей, а в холодное время имеет усыпляющее действие; по этой причине астраханские ловцы всегда ужинают сазаниной. Весной (на южной Волге) карпы имеют горьковатый вкус (в прудах же и летом), а потому ловцы, когда варят уху, сначала вынимают жабры, которые будто бы пропитываются соком травы. Печень сазана большая, темно-зеленого цвета и очень горькая, почему надо осторожно ее вынуть целиком. Из желчи карпа изготовляется очень хорошая зеленая краска. Горечь мяса, а также запах ила у прудовых карпий нетрудно уничтожить прибавлением крепкого уксуса. Французские рыболовы говорят, что если влить в рот карпу рюмку крепкого белого уксуса, то на коже образуется выпотение, которое счищается вместе с чешуей; мясо же становится крепче и не отзывается тиной. Жирный карп узнается по яркости цвета, твердости тела и брюха, на котором не должно оставаться углубления, если надавить пальцем. В Западной Европе для того, чтобы карпы скорее жирели, нередко холостят их, вырезая яичники или молоки, а в Голландии и Англии даже откармливают карпов в погребах, помещая рыб в корзины с сырым мохом, ежедневно спрыскиваемым водой; корм состоит из хлеба, вымоченного в молоке или вине, который дают с ложки. Карпы в больших рыбацких садках также весьма охотно едят брошенный им хлеб, зерна и т. д., но зимой никакой пищи не принимают. Откармливание продолжается 3–4 недели. Мясистые сазаньи языки на юге считаются лакомством, и еще в прошедшем столетии, по свидетельству Фалька, в Астрахани их мариновали в уксусе и отправляли в Петербург.

Такая живучая рыба, как карп, может выдержать живой очень дальнюю перевозку, причем совершенно достаточно, если он будет находиться во влажной траве или сыром мохе. Необыкновенная сложность органов дыхания карпа дает ему возможность очень долгое время оставаться без воды. У него насчитывают 17 400 костей, мускулов, нервов, артерий, вен и сосудов, имеющих отношение к дыханию. Как и следует ожидать, прудовые карпии значительно крепче речных сазанов и не уступают в живучести карасям. Особенно долго живут молодые карпы, что доказывается следующим опытом. Из аквариума были вынуты две карпии; когда они уснули, то через 4 часа одну положили в лоханку с водой, наполовину разбавленной спиртом, а другую – в чистую воду. Через несколько минут первая карпия совсем ожила, а другая, пролежав в воде 4–5 часов без движения, все-таки, когда ее положили в водку, ожила через пять минут и также совершенно оправилась. Вообще карпия снет не столько от недостатка воды, сколько потому, что слизь, ею выделяемая, затвердевает и заклеивает жаберную крышку: рыба, следовательно, задыхается. Если же опасность заклеивания будет устранена, то карпия может быть перевезена на расстояние нескольких суток езды. Этот факт давно известен и объясняет быстрое распространение карпии в Западной Европе и Северо-Западной России, откуда они перешли и в помещичьи пруды центральных губерний. Если в рот карпа положить кусок хлеба, смоченный в водке или уксусе, то он может прожить в сырой траве более суток. Для этой цели лучшей травой считается глухая крапива. Можно также безопасно пересылать карпов в снегу на значительное расстояние, так как, хотя они и замерзнут, но в воде скоро выхаживаются. Лучший способ перевозки карпов обуславливается полной их неподвижностью и свободным действием жаберных крышек. С этой целью карпий укладывают в ящики рядами на спину так, чтобы голова одного находилась рядом с головой ближайшего; за жабры каждой рыбы предварительно кладется небольшой ломтик яблока, а в рот – кусок хлеба, смоченный водкой; ряды перекладываются травою (крапивой) так, чтобы рыбы не могли шевелиться. Если путешествие длится несколько суток, то весьма полезно, а иногда (в жары) даже необходимо раз в день вынуть рыб из ящика, освободить их от ломтиков яблока и кусочков хлеба и пустить на несколько часов в воду. При таком уходе карпии могут быть привезены за тысячи верст по железной дороге и за многие сотни верст – по грунтовым путям.

Сазан всюду у нас принадлежит к довольно малоценным рыбам. В Москве спрос на него весьма незначителен и он продается немного дороже крупных язей, голавлей, шересперов; карпии, лещи, щука, тем более судак ценятся здесь гораздо дороже, а потому вряд ли разведение карпов в подмосковных прудах будет особенно выгодным. Я полагаю, что выгоднее будет разводить здесь даже сравнительно медленно растущих карасей, которые, как и лещи, всегда найдут в столице верный сбыт. Надо всегда сообразоваться со вкусом потребителей и требованиями рынка, которые весьма мало изменчивы. Не следует забывать, что выгодно производить лишь то, что требуется, что имеет постоянный и обширный сбыт при сравнительно дорогой цене.