5
Откуда родом мой отец
– Милая, ты готова всю свою жизнь носить Пабло передачки в тюрьму?
– Да, мама, готова.
Этот короткий разговор между Викторией Евгенией Энао Вальехо и ее матерью Леонорой в 1973 году решил судьбу красивой, высокой, прилежной и очень юной девушки, которая спустя всего несколько лет стала моей мамой.
Леонора, которую в семье звали Норой, задала этот вопрос своей тринадцатилетней дочери, когда устала пытаться положить конец встречам дочери с Пабло Эмилио Эскобаром Гавирия, бабником старше Виктории на одиннадцать лет. Пабло был невысок, плохо одет, нигде подолгу не работал и даже не пытался скрыть свои преступные наклонности. Бабушка Нора, естественно, предпочла бы, чтобы красивая и умная Виктория вышла замуж за кого-то более обеспеченного и из более уважаемой семьи, поскольку Пабло Эскобар, как ни крути, был ей не пара.
* * *
Семьи Эскобар и Энао переехали в новый район Ла-Пас в 1964 году, но познакомились лишь спустя несколько лет. В те времена на эту сельскую окраину муниципалитета Энвигадо на задворках Медельина можно было попасть только по длинной и узкой грунтовой дороге.
В январе того же года Территориальный кредитный институт предоставил Эскобарам жилье в новом поселке городского типа – один из десятков одинаковых одноэтажных домов с серыми крышами и маленькими садиками, полными ярких цветов, но без электричества и водопровода.
Переезд Эрмильды и Абеля Эскобаров с семью детьми в дом по соседству положил конец долгому пути, начавшемуся двадцать лет назад. В тот день Эрмильду назначили учительницей начальной школы в Эль Табласо – холодную и туманную маленькую деревушку в восточной Антьокии, окруженную зарослями ежевики и тамарилло вперемешку с лугами, полными всевозможных цветов. Через несколько месяцев Абель, живший с родителями на ферме в шести километрах от школы, заприметил Эрмильду. Его привлекли манеры, образованность и предприимчивость учительницы, и вскоре неженатый фермер сделал ей предложение, на которое она сразу ответила согласием. Свадьба состоялась 4 марта 1946 года, после чего, согласно традициям тех лет, Эрмильда уволилась с учительской должности и переехала в дом свекров.
Десять месяцев спустя, 13 января 1947 года, родился мой дядя Роберто, а 1 декабря 1949 года – отец, которого назвали в честь деда: Пабло Эмилио.
В апреле 2014 года я вернулся в Эль Табласо, чтобы воссоздать в памяти некоторые нужные для книги детали, и навестил ферму дедушки Абеля. Она и сейчас стоит на том же месте, хоть и заметно обветшала; время так и не стерло след, который оставила семья отца. Справа от парадного крыльца, сразу, как войдешь – комната отца, два метра в ширину и два с половиной в длину. Даже деревянная дверь все та же, но что поразило меня больше всего – цвет стен: вопреки времени и пыли они оставались светло-голубыми. Этот цвет, цвет своего детства, отец любил всю жизнь.
Бабушка Эрмильда посвятила себя заботе о семье, однако вскоре выяснилось, что Абель был не в состоянии содержать их всех: ферма приносила недостаточно прибыли. Другого выбора не оставалось, и деду пришлось наняться к соседу, известному в Антьокии политическому лидеру Хоакину Вальехо Арбелаэсу, который взял Абеля на должность управляющего усадьбой Эль Тесоро.
Бабушка с дедушкой переехали в имение Вальехо, который фактически стал для них ангелом-хранителем. Эрмильда, любительница рассказывать о своей жизни, как-то упомянула, что, когда они переехали в Эль Тесоро, Хоакин ясно дал понять, что работа управляющего касается только Абеля и что она ни при каких обстоятельствах не обязана работать. По ее словам, Вальехо был к ним так добр, что они попросили его стать крестным отцом Пабло. Тот с радостью согласился и 4 декабря 1949 года вместе с женой Нелли пришел на церемонию в церкви Святого Николая в Рионегро.
И все же финансовые трудности никуда не делись. Эти повседневные невзгоды заставили бабушку, вопреки воле Абеля, просить о восстановлении ее в должности учителя в любом муниципалитете Антьокии. Бюрократы приняли ее просьбу, но решили наказать за своевольное замужество, и назначили в школу на юго-западе департамента, в деревне Титириби.
Туда бабушка с дедушкой и отправились. В то время было принято, чтобы учителя жили при школе, поэтому семья Эскобар Гавирия переехала в маленький дом по соседству. Пока Эрмильда вела уроки, Абель не слишком успешно пытался найти работу – маляром, садовником или хотя бы батраком.
Вскоре, однако, даже в этом уединенном и негостеприимном местечке их настигла длинная рука партизанской жестокости, разразившейся в Колумбии в апреле 1948 года после убийства лидера либералов Хорхе Эльесера Гайтана.
Шел 1952 год, и конфликт между консервативной и либеральной партиями настолько вышел из-под контроля, что бабушке с дедушкой и их семье даже пришлось несколько раз прятаться от пытавшихся их убить бандитов с мачете. В те годы из-за необходимости скрываться им пришлось сменить, по крайней мере, четыре школы. Из Титириби́ они переехали в Хирардоту, а потом еще в две другие деревни, где постоянный риск был обычной частью жизни.
Много лет спустя в Неаполитанской усадьбе бабушка усадила нескольких внуков у бассейна и заговорила об ужасном времени, когда они жили на волосок от смерти. Так и не забыв тревоги тех дней, она рассказала, как однажды холодной дождливой ночью пришли четверо бандитов, вооруженных мачете, и всей семье пришлось запереться в одном из школьных классов, чтобы им не отрубили головы. Такова была в те годы обычная практика среди рядовых сторонников как либералов, так и консерваторов. В панике бабушка приказала мужу и детям сохранять абсолютное молчание, не вставать с пола и тем более не выглядывать в окно, потому что видела на стенах тени убийц. Когда ей казалось, что спасение уже невозможно, она обратилась к единственному христианскому образу, который был – изображению Младенца Иисуса Аточи. Беззвучным шепотом она пообещала построить церковь в его честь, если он теперь спасет их.
Они выжили, и бабушка стала преданной почитательницей Младенца Иисуса Аточи. Она носила его образок и даже устроила его алтарь в своей комнате. Обещанную церковь она возвела много лет спустя на одном из участков, купленных отцом под социальное жилье в рамках плана «Медельин без трущоб». Отец профинансировал и строительство церкви, и бабушка наконец вздохнула с облегчением, выполнив обещание, столько лет назад сохранившее ей жизнь.
Постоянной тревоге пришел конец, когда бабушку Эрмильду перевели в школу Гуаябито возле Рионегро. Это было старое здание с двумя учебными классами, одним туалетом и одной большой комнатой для учителя. В ней-то и разместились дедушка с бабушкой и детьми, которых было уже шестеро: за несколько лет постоянных переездов родились Глория, Архемиро, Альба Марина и Лус Мария.
Роберто и Пабло первые два класса начальной школы отучились в школе Гуаябито. Но это все еще была только начальная школа, учиться в ней можно было только до четвертого класса, и им пришлось перевестись в школу побольше – уже в Рионегро. Так братья оказались в школе Хулио Санин, до которой нужно было идти два часа по грунтовой дороге. Часто братья ходили по ней босиком.
Бабушке тяжело было смотреть на мучения сыновей. Ей удалось накопить на велосипед для Роберто, и его приобретение стало настоящим облегчением. Какое-то время они так и ездили – Роберто крутил педали, Пабло сидел на багажнике, но Роберто постоянно жаловался на то, какой Пабло тяжелый, и вскоре бабушка сумела приобрести и второй велосипед, тем самым поставив сыновей в равное положение.
Со временем Роберто увлекся велогонками, и соперничество между братьями стало расти не по дням, а по часам. Роберто усиленно тренировался каждый день, тогда как Пабло не прикладывал особенных усилий и все равно побеждал. Роберто вынужден был тренироваться еще упорнее и все больше злился.
Соперничество поначалу казалось безобидным. И все же оно породило, а потом и усилило неприязнь Роберто к Пабло, обострившуюся некоторое время спустя, когда Пабло обставил брата в гораздо более серьезной, пусть уже и не велосипедной гонке: он первым стал миллионером. Постепенно Пабло отдалился от Роберто и начал проводить все больше времени с двоюродным братом Густаво Гавирией, приезжавшим в гости каждые выходные.
Следующий поворот в жизни семьи Эскобар Гавирия произошел, когда Эрмильда – снова против воли Абеля, который предпочел бы и дальше жить в деревне – сумела добиться перевода в школу в Медельине. Убежденная, что ее теперь уже семеро детей (к тому времени на свет появился самый младший сын – Фернандо) смогут получить образование только в столице региона, она дергала за все доступные ей ниточки.
Семья переехала в большой уютный дом в районе Франсиско Антонио Сеа в Медельине, принадлежавший прабабушке Инес – матери Эрмильды, владелице успешной красильной фабрики. Бабушка начала преподавать в школе малообеспеченного районе Энсисо высоко на холме. Но переезд в Медельин не означал, что их скитания подошли к концу. В течение следующих двух лет бабушку переводили в школы Каракас и Сан-Бернардита в других частях города, и семье пришлось еще несколько раз переехать.
Наконец в середине 1960-х семья обосновалась в Ла-Пасе. В их доме было три спальни, ванная комната, столовая, совмещенная с гостиной, кухня и двор. Они постарались, как могли, уместиться в две спальни, а в третьей, в передней части дома, дедушка устроил небольшой магазин, который, впрочем, через несколько месяцев разорился из-за отсутствия клиентов.
Пабло, готовый схватиться за любую возможность, забрал эту комнату себе и выкрасил стены в светло-голубой – так же, как было в Эль Табласо. Он также объявил две полки, оставшиеся от неудавшегося родительского бизнеса, библиотекой: там были несколько томов о политике, коллекция «Ридерз Дайджест» и книги коммунистических лидеров – Владимира Ильича Ленина и Мао Цзэдуна. В углу этой импровизированной библиотеки красовался настоящий человеческий череп.
– Видишь ли, Грегори, однажды я решил бросить вызов своим страхам и подумал, что лучший способ сделать это – пробраться на кладбище в полночь и украсть череп из могилы. Никто меня не заметил, и ничего со мной не случилось. Потом я отчистил череп, покрыл его лаком, и какое-то время он служил мне пресс-папье, – рассказал мне как-то отец.
Когда семья переехала в Ла-Пас, ему вот-вот должно было исполниться пятнадцать, а еще через несколько недель он поступил в лицей департамента Антьокия. Дорога туда занимала полчаса на автобусе. Учился он во вторую смену, а вечерами в кафе «Игуана» встречался с друзьями. Братья Торо, братья Майя, Распутин и Родригито – с ними он пил красное вино, спорил и записывал из этих споров самое интересное.
Компания была дружной настолько, что вскоре превратилась в настоящий скаутский отряд. Парни зарабатывали деньги уличными танцевальными представлениями, стригли газоны по субботам, а по воскресеньям выбирались на ближайшую гору «в поход». В кинотеатре «Колумбия» городка Энвигадо они тоже стали завсегдатаями и два-три раза в неделю бегали туда смотреть фильмы о Джеймсе Бонде, вестерны и мексиканские киноленты. Они постоянно подтрунивали друг над другом, но не настолько, чтобы можно было поссориться. Отец тогда поставил лишь одно условие: не называть его карликом и коротышкой. Он бесился, ощущая себя самым низкорослым, и всегда мечтал быть выше своих 167 сантиметров.
Затем в жизнь друзей ворвалась политика. Мальчишки, и мой отец не меньше прочих, были достаточно осведомлены о революции Фиделя Кастро на Кубе и убийстве Патриса Лумумбы, лидера конголезских антиколониалистов, в январе 1961 года. Особенно отец заинтересовался историей жизни последнего и какое-то время постоянно ссылался в разговорах на его поступки, решения и личные качества.
Мировые потрясения в Колумбии обернулись уличными протестами; по большей части на улицы вышли студенты университетов. Отец был на одной из таких демонстраций, организованной Университетом Антьокии, и той же ночью, встретившись с друзьями в кафе, сказал: «Однажды и я устрою революцию, но свою и для себя!» Он был в такой ярости из-за того, как полиция расправлялась со студенческими протестами, что каждый раз, когда по району проезжала полицейская машина, он бросал в нее камни и называл полицейских не иначе как «гребаными свиньями».
Все больше времени он проводил с кузеном Густаво, поскольку теперь они учились в одной школе. Роберто тем временем полностью посвятил себя велогонкам и участвовал в национальных соревнованиях. Он даже совершил пару удачных заездов в Италии и Коста-Рике. Однако выигрыши дяди не покрывали расходов, пришлось найти спонсора – им стал магазин электроники «Братья Мора».
Впоследствии отец избегал разговоров об этом, но за время, когда мы вынуждены были скрываться, он рассказал кое-что и о том, как началась его криминальная карьера. По большому счету, ключевым был день, когда он узнал, как подделать выпускной диплом лицея, в котором учился.
Чтобы это провернуть, они с Густаво раздобыли ключи от учительской и тайком сделали слепок в пластилиновой форме. После этого было уже проще выкрасть бланки дипломов с печатями школы и сделать копии этих печатей. Напоследок друзья научились подделывать почерк учителей: нужно было выставлять итоговые оценки и ставить подписи. Таким образом десятки молодых людей окончили лицей департамента Антьокия, ни дня в нем не проучившись.
Ключам от учительской нашлось и еще одно применение: какое-то время отец с Густаво продавали соученикам ответы на тесты по сложным предметам вроде математики и химии. Но когда слишком многие ученики стали постоянно получать высокие оценки, школьная администрация что-то заподозрила и поменяла тесты.
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, В КОШЕЛЬКЕ ПАБЛО ЭСКОБАРА ПРИБАВИЛОСЬ ДЕНЕГ, И ЭТО ПОБУДИЛО ЕГО ПРОДОЛЖАТЬ «МАЛЕНЬКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ».
Примерно в то же время отец и Густаво начали воровать апельсины из сада усадьбы в нескольких кварталах от района Ла-Пас, известной в округе как «поместье черных», и продавали их на рынке. Иногда они заходили в магазинчик в верхней части района и как бы нечаянно спотыкались о прилавок с апельсинами. Фрукты падали, катились вниз по склону, а там уже мальчишки их подбирали и продавали ночью владельцу того самого магазина.
Тогда же начала разрастаться и отцовская коллекция журналов. Он просил соседских детей тайком приносить ему купленные и позабытые родителями выпуски и в итоге получал самые свежие в округе. Он был так хорош в искусстве убеждать, что ухитрялся сдавать журналы соседям в аренду на выходные.
Постепенно компания становилась все смелее. Однажды они даже угнали «Кадиллак» епископа Медельинского, когда тот приехал на церемонию закладки фундамента в их районе: один из парней, студент технического училища, мог завести автомобиль без ключей. Однако, накатавшись по окрестным деревням, они вернулись к самой настоящей полицейской операции – епископ обнаружил пропажу. В итоге, чтобы уйти незамеченными, они бросили «Кадиллак» где-то на дороге в Энвигадо, между районами Эль-Дорадо и Ла-Пас.
На деньги, накопленные в этот период, Пабло купил серый мотороллер Vespa, который сделал его любимцем большинства девушек района. Они вдруг увидели в нем романтичного, общительного и внимательного кавалера, пусть даже и не слишком хорошо одетого (отцу было все равно, сочеталась ли одежда между собой, не говоря уже о привычке носить рубашки навыпуск и закатывать рукава). Иногда он появлялся на улицах в белом шерстяном пончо, похожем на то, в котором годы спустя прибыл в тюрьму Ла-Катедраль.
И мотороллеру, и девушкам отец уделял много времени и внимания, но денег ему по-прежнему не хватало, так что у него было всего четыре рубашки, две пары джинсов и пара мокасин. В этот период Пабло усвоил четыре привычки, которые сохранил до конца жизни.
Во-первых, он всегда оставлял рубашку расстегнутой до середины груди. Не выше, не ниже. Забавно, что за прошедшие годы я видел десятки фотографий отца, и на всех без исключения его рубашка расстегнута именно так.
Во-вторых, он всегда стригся сам. Отец не любил парикмахеров и поэтому просто подравнивал себе волосы ножницами на глазок. Отступил от этого правила он лишь пару раз, позволив моей матери подстричь себя, но даже она не смогла уговорить отца сходить к мастеру.
В-третьих, он признавал только один тип расчесок – небольшой черепаховый гребешок, который всегда держал в нагрудном кармане рубашки. Пожалуй, потребность укладывать волосы не меньше десятка раз за день была одним из немногих проявлений его тщеславия, и я не преувеличиваю. Много лет спустя, в пору богатства и избытка, отец даже приказал, чтоб ему привезли пятьсот черепаховых гребешков из США.
А в‐четвертых, он всегда подолгу мылся. Невообразимо долго. Отец учился во вторую смену, поэтому привык допоздна засиживаться с друзьями и просыпаться где-то к десяти утра. В душе после этого он проводил чуть ли не по три часа. Его распорядок дня не изменился даже в самый сложный период, когда мы постоянно скрывались и прятались.
Даже просто чистил зубы отец не менее сорока пяти минут, и всегда только детской зубной щеткой. Однажды я отпустил шутливый комментарий по этому поводу, на что отец ответил:
– Сын, будучи в бегах, я не могу позволить себе такую роскошь, как зубной врач… но ты-то можешь.
Постепенно отец и Густаво стали ввязываться во все более грязные дела. Бабушка Эрмильда все равно уговорила его сдать вступительный экзамен в Автономный университет Медельина по специальности «бухгалтерский учет». Отец легко с ним справился, но продержался в роли студента недолго, отчислившись в середине первого семестра: ему окончательно надоели вечное безденежье семьи и пустота в собственном кошельке.
Он посвятил все свое время общению с друзьями и часами сидел с ними в кафе «Игуана». Обсуждения политики отошли на второй план, проходящие мимо окон девушки были гораздо интереснее. Кроме того, все большее значение в его жизни приобретала музыка. На дворе стоял 1970 год, и Пабло наслаждался заразительными ритмами Billo’s Caracas Boys, Los Graduados и недавно созданной Fruko y sus tesos. Конечно, ему нравились Пьеро, Жуан Мануэль Серрат, Камило Сесто, Хулио Иглесиас, Мигель Босе, Рафаэль, Сандро, Элио Рока, Нино Браво, а Леонардо Фабио и вовсе был его кумиром. Но только одна песня на протяжении многих лет оставалась для него особенной – En Casa de Irene в стиле итальянского поп-певца Джана Франко Пальяро, которую он однажды услышал в кафе.
Район Ла-Пас продолжал расти, а с ним росла и популярность «гаражных вечеринок», на которые молодежь приезжала завершать пьянки. Привлекало молодых людей и то, что кафе Ла-Паса работало круглосуточно.
Впрочем, вскоре веселье сменилось проблемами. Пабло бесило, что в район все чаще стали наезжать парни на модных машинах и в дорогой одежде, перетягивая на себя внимание местных девушек. Пусть даже сам он ни с кем и не встречался, его все равно возмущало, что «смазливые мальчики из Медельина» распускали хвост перед девчонками из Ла-Паса. Банда Пабло закидывала автомобили гостей камнями, и чаще всего подобные ссоры заканчивались драками. Каждая сторона занимала свой угол в гараже и швырялась в другую всем подряд, от камней до стульев и бутылок.
Часть этих драк произошла с участием печально известной «Команды 11» во главе с Хорхе Тулио Гарсесом. Этот представитель золотой молодежи являлся на вечеринки района, как этакий Дон Жуан в кабриолете, и увозил любую приглянувшуюся девушку. Как-то ночью, когда Хорхе без приглашения приехал на вечеринку в честь пятнадцатилетия одной девушки, ситуация накалилась до предела. Пабло в гневе подошел к нему и сказал:
– Ах ты, сучонок мажористый, думаешь, если у тебя есть тачка, на тебя должны клевать все местные цыпочки?
Это была последняя капля. Вспыхнула потасовка, которая закончилась, только когда Хорхе Тулио ударом кулака в нос сбил Пабло с ног.
Вскоре после этого отец отхватил проблем с Хулио Гавирией, который появлялся на районе, чтоб потанцевать, но вечно перебарщивал с алкоголем. Как-то раз Гавирия закатил скандал из-за того, что одна девушка отказалась с ним танцевать. Пабло тоже был там и, недолго думая, выстрелил ему в ногу из маленького пятизарядного револьвера. Гавирия наутро заявил на него в полицию. Тогда на отца впервые выдали ордер на арест, и он попал в тюрьму, правда, ненадолго, потому что вскоре Гавирия отозвал обвинения.
Чтобы удостовериться, что этот инцидент не привлек к нему лишнего внимания полиции и прокуратуры, в начале июня 1970 года Пабло отправился в медельинское отделение Административного департамента безопасности и подал заявку на проверку биографических данных. Ему повезло, на запрос отреагировали практически сразу, но, как правило, такие документы получить было непросто; поэтому сразу, как только он их получил, то написал на последней странице: «Если вы вдруг нашли это, позвоните Пабло Эскобару по телефону 762976».
В то время отец большую часть времени проводил с кузеном Густаво, а тот постоянно пытался заняться каким-нибудь бизнесом, когда не стремился совершить преступление, – главное, чтоб в кошельке появились деньги. Так, однажды они ограбили грузовик с мылом Rexona и Sanit K, которое потом сбыли за полцены в местные магазинчики. Деньги, полученные за мыло, позволили им сменить Vespa на другой итальянский мотороллер, Lambretta; отец вспоминал, что это была модель 1962 года с номерным знаком A-1653. Новый мотороллер позволил и девушек катать намного чаще.
Постоянная нехватка денег в один прекрасный день привела друзей к идее продавать надгробия. Отец Густаво владел плиточным заводом, так что заработать получилось действительно хорошо. Парни вместе ездили по деревням вокруг Медельина, обхаживая клиентов, и всегда таскали с собой образцы плит. Вскоре они пришли к выводу, что выгоднее было бы покупать надгробия у деревенских могильщиков, хотя почти наверняка те крали их с кладбищ по ночам, а потом приводили в порядок.
Вся эта затея с перекупленными плитами, которые Пабло и Густаво привозили на завод, чтоб выгравировать новые имена, вскоре породила слухи о том, что парни продают плиты, которые крадут с кладбищ. Сплетни так разлетелись, что однажды, когда умер отец соседки, тесно общавшейся с семьей Энао, Пабло предложил вдове могильный камень бесплатно, но женщина отказалась. И хотя тогда она не сказала ничего больше, позже она обмолвилась, что ни за какие деньги не поставила бы на могилу мужа краденое надгробие.
В конце концов Пабло и Густаво забросили бизнес с могильными плитами: прибыль была не так высока, как им бы хотелось. Постоянный поиск более прибыльных вариантов хорошо отражает фраза, которую отец как-то сказал, покидая кафе-мороженое:
– Если к тридцати годам я не заработаю миллион песо, я себя убью.
Пытаясь достичь этой цели, он и Густаво взялись за кассы кинотеатров в центре Медельина. Под раздачу попали «Эль Сид», «Ла Плайя», «Эль Театро Авенида», «Одеон» и «Лидо»: сообщники заходили туда с пистолетом и уносили все деньги.
Следующим шагом стала кража автомобилей. Один из способов, которыми пользовались кузены, опирался на помощь человека, оформлявшего документы в дилерском центре: сообщник предоставлял отцу и Густаво все необходимые бумаги и делал для них копии ключей от машины. Так во владении грабителей оказывался совершенно новый автомобиль, только-только с завода.
Помимо этого кузены покупали за бесценок разбитые машины, и в автомастерской механик снимал с них номерные знаки. Затем они крали новый автомобиль и ставили на него номера от старого.
Некоторые из их находок, однако, были простыми до смешного, если бы не были преступными. Например, однажды отец предложил отремонтировать машину, застрявшую на обочине. Покопавшись в двигателе, он сообщил, что сядет за руль, чтобы завести его, и попросил владельца подтолкнуть. Когда же машина завелась, Пабло просто взял и уехал.
На деньги, добытые угоном, отец и Густаво приобрели шумный темно-синий «Студебеккер» с белой крышей, еще добавивший им популярности. Катания с девушками по выходным и дальние поездки всей компанией окончательно вошли в привычку.
Работая над книгой, я пообщался с приятелями отца, и все они вспоминали путешествие на машине в муниципалитет Пьендамо в департаменте Каука в мае 1971 года, чтобы проверить, верны ли слухи о явлении Богородицы маленькой девочке. Вся страна была взбудоражена рассказами о возможном чуде. Бабушка Эрмильда была в восторге от планов сына и просила Пабло привезти ей немного святой воды.
Паломничество в Пьендамо оказалось долгим, но в конце концов Пабло послушно наполнил бутылку водой возле того места, где девочке якобы явилась Богородица. Однако на обратном пути «Студебеккер» перегрелся, когда они добрались до Минаса вблизи Медельина, и святую воду пришлось залить в радиатор. Чуть дальше по дороге отец снова наполнил бутылку, но уже речной водой, и отдал ее бабушке, не говоря ни слова об утрате водой святости.
Через несколько дней после этой поездки предприимчивые кузены заключили разовый контракт с компанией «Карвахаль»: они должны были развезти по адресам в Энвигадо три тысячи телефонных книг и собрать прошлогодние выпуски. Их даже похвалили за то, как быстро они управились с работой, не догадываясь, что телефонные книги ребята раздавали, вообще не глядя на адреса.
Поскольку в приоритете был скорый заработок, парни вырвали половину страниц из старых телефонных книг и сдали их на переработку. На этой бумаге они заработали больше, чем на распространении новых книг, но и на работе они продержались жалкие двенадцать дней: «Карвахаль» вскоре обнаружила, что стопки старых телефонных книг падают на пол от того, что в них не хватает страниц. Контракт разорвали мгновенно.
Криминальный заработок стал для отца и Густаво повседневным, финансовое положение улучшалось, и вскоре они владели уже «Студебеккером» и двумя мотороллерами Lambretta. К февралю 1973 года Пабло скопил достаточно денег, чтобы открыть свой первый сберегательный счет в Индустриальном банке Колумбии и внес свой первый депозит в размере 1160 песо (по тогдашнему курсу – 50 долларов), а в ноябре уже 114 062 песо (4740 долларов). Он богател действительно быстро.
В конце того же года отец впервые заметил высокую, стройную и симпатичную соседку, длину и красоту ног которой подчеркивали шорты (которые тогда еще называли «горячими штанишками»). Звали ее Виктория Евгения Энао Вальехо, ей было тринадцать лет, она ходила в школу Эль-Кармело в соседнем муниципалитете Сабанета и была шестым ребенком из восьми – пятерых девочек и троих мальчиков.
Энао были самой богатой семьей в Ла-Пасе. Мать семейства, Нора, владела процветающим магазином, где продавала ткани для школьной формы, а также брюки, рубашки, бытовую электронику, школьные принадлежности и лосьоны, которые она привозила из Майкао, порта в зоне свободной торговли на границе с Венесуэлой. Карлос Эмилио, отец, в аккуратном фордовском фургончике конца 1950-х годов развозил закуски и сладости из гуавы производства компании «Ла Пиньята», из-за чего дочерей Энао в округе быстро прозвали «пиньятами».
Отцу тогда было двадцать четыре – на целых одиннадцать лет старше Виктории. Но она так ему понравилась, что уже спустя пару дней он разыскал ее лучшую подругу, некую Йоланду, и попросил помочь пригласить Викторию на свидание. Никто из них не знал тогда, что это было начало долгих, сложных и напряженных отношений, полных как плохих (по большей части), так и счастливых моментов, конец которым положит лишь смерть отца через двадцать лет.
План сработал, мои будущие родители начали тайком встречаться. Парой они смотрелись довольно странной: Виктория была выше и куда стройнее, поскольку каждую неделю проплывала по километру в бассейне и часто каталась на роликах. Сначала они встречались каждую субботу с семи до девяти вечера при помощи усилий Йоланды и друзей отца. В будние дни пара не виделась: Пабло говорил девушке, что уезжает по работе. Виктория еще не подозревала, что ее ухажер был на кривой дорожке.
Однако так же, как Йоланда стала своего рода свахой в этих отношениях, нашлась и жесткая противница: Нора, мать Виктории, очень рассердилась, узнав, что ее дочь встречается с Пабло Эскобаром – мужчиной на одиннадцать лет старше, из плохой семьи, без постоянной работы, бабником и, скорее всего, преступником. Отцу Виктории и ее брату Марио этот роман тоже не понравился, возможно, именно потому, что Марио был довольно хорошо знаком с Пабло.
Тем не менее, пара продолжала встречаться. Мать ввела для Виктории комендантский час: ей разрешалось ходить на местные вечеринки только в сопровождении братьев и только до определенного времени. Пабло не собирался сдаваться и осыпал девушку подарками, которые передавал через Йоланду. Первым подарком стали часы той же марки, что у него самого, вторым – кольцо с жемчугом и бирюзой, стоившее в одном из ювелирных магазинов Медельина 1600 песо, целое состояние по тем временам.
Сомнения Норы насчет кавалера дочери росли не по дням, а по часам, и она тоже не уступала.
– Милая, да зачем наряжаться, ведь все будут думать, что ты гуляешь с водителем, – однажды сказала она.
– Передай ему, чтобы оставил пончо дома. Мы не пустим его сюда в таком виде, – заявил Карлос.
– Тебе лучше проявить уважение к моей дочери, иначе на выстрел к нашему дому не подойдешь, – сообщила Нора в другой раз, когда Пабло подвез Викторию до дома после одного из субботних свиданий.
Несмотря на трудности, роман развивался, встречалась пара все чаще. Пабло взялся учить Викторию водить его горчично-желтый «Рено-4» (именно его он потом сменил на «Студебеккер»). Несколько раз он возил ее в довольно опасные места со скалами и обрывами – впрочем, это было вполне в его стиле. Заканчивались их поездки всегда одинаково: подъемом по дороге Лас-Пальмас к ресторану «Эль Пельяско», откуда открывался впечатляющий и весьма романтичный вид на Медельин.
Раньше мне никогда не приходило в голову спросить у матери, почему она влюбилась в отца, тем более – настолько, что готова была все ему прощать. Так и вышло, что этот вопрос я задал только сейчас, заканчивая писать книгу. Немного подумав, она ответила:
– Из-за его озорной улыбки, из-за того, как он смотрел на меня. Он был безумным романтиком и даже поэтом. Помнил все мелочи, постоянно дарил пластинки и так нежно меня обнимал! Я влюбилась в его желание помогать людям и его сострадание к их бедам. Когда мы встречались, он часто возил меня по местам, где мечтал построить университеты, школы и больницы для бедных. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда он сказал бы мне хоть одно грубое слово или плохо обошелся со мной. От начала и до конца он всегда был со мной джентльменом.
Завязавшийся роман, однако, прервался во второй половине 1974 года, когда полиция остановила моего отца в угнанном «Рено-4» и отвезла в тюрьму «Ла Ладера». Там он и встретил человека, который сыграл ключевую роль в его криминальной карьере: Альберто Прието, крупный босс в сфере контрабанды, также известный как Крестный отец.
Сокамерник отца сделал огромное состояние на ввозе в Колумбию из приграничной зоны Ураба виски, сигарет, электроники и других товаров, которые он затем продавал отнюдь не только в Медельине. Кроме того, Прието мог похвастаться связями как с политической элитой департамента Антьокия, так и с конгрессменами и судьями из Боготы.
Пабло провел в заключении всего два месяца – вскоре суд решил его выпустить. Отец никогда не говорил со мной об этом, но позже, расследуя прошлое для написания книги, я узнал, что Прието устроил исчезновение улик из дела об угнанном «Рено-4», и у судьи не осталось иного выхода, как прекратить разбирательство и освободить отца из-под стражи.
За эти два месяца Пабло успел подружиться с Крестным отцом и узнать, как устроен его бизнес. Прошло еще несколько недель, Прието тоже вышел из тюрьмы и предложил моему отцу работу: охранять грузовики на пути из Урабы. Отец согласился при условии, что его двоюродный брат Густаво будет работать с ним вместе. Вскоре эти двое прославились среди контрабандистов упрямством, мужеством и беспощадностью. Как-то раз, к примеру, на выезде из Урабы полиция остановила пять фур с сигаретами «Мальборо». Отец и Густаво тотчас отправились туда и меньше чем за сутки сумели вернуть грузовики.
С подачи Крестного отца Пабло и Густаво оказались втянутыми в мир, где не существовало мелких преступлений, а смерть была обычным явлением. Конечно, они не могли не измениться под влиянием новой, куда более напряженной реальности.
В то время отец совершил свое первое убийство. Я знаю несколько версий произошедшего, но те, кто был знаком с ситуацией не понаслышке, поделились со мной следующим: как-то раз человек по имени Санин «похитил» себя, чтобы его брат, контрабандист-миллионер, заплатил выкуп. Отец и дядя Марио, посвященные в план, должны были помочь с преступлением: Пабло отправлялся за деньгами, а дядя оставался с «похищенным» в усадьбе недалеко от Энвигадо. К несчастью для них, соседям показалось, что в доме происходит что-то странное, и на место происшествия прибыла полиция. Санин без малейших угрызений совести заявил, что его похитили и что находившийся с ним Марио – один из преступников. Дядю посадили в тюрьму на девять месяцев. Отец же, не простив обмана, как-то ночью выследил Санина и, когда тот зашел в гараж, застрелил его.
Довольный работой отца и Густаво Прието возложил на них новые обязанности: сопровождать караваны из 30‐50 грузовиков от порта Турбо в Урабе до Медельина. Благодаря хитрости друзей груз прибыл благополучно, без происшествий пройдя через бесчисленные контрольно-пропускные пункты полиции, флота и таможни департамента Антьокия.
К тому времени мать начали всерьез беспокоить частые отлучки Пабло, который мог без предупреждения пропасть на несколько дней, а потом без объяснений вернуться с подарком. Она насторожилась, когда он привез ей шерстяные одеяла, украшенные узором с четырьмя тиграми – их вручную делали эквадорские индейцы. И было еще то, о чем моя будущая мать не догадывалась: Пабло открыл для себя занятие, которое обещало сделать его миллионером действительно быстро – торговлю кокаином.
По рассказам нескольких людей, которые в то время были рядом с отцом, именно благодаря связи с Прието он узнал, что в некоторых усадьбах в близлежащих деревнях Кальдас, Ла-Эстрелья, Гуарне и Сан-Кристобаль небольшие цеха перерабатывали пасту, привезенную из Эквадора, Перу и Боливии, на белый порошок под названием «кокаин».
Отец немедленно разыскал Ателио Гонсалеса, бывшего уже в годах, и спросил его, как войти в бизнес. Гонсалес рассказал, что управлял одним из таких предприятий – их еще называли «кухнями», – где пасту смешивали с другими веществами, в том числе эфиром и ацетоном, а затем нагревали, чтобы высушить. Так получали кокаин. Пабло настолько заинтересовался этим, что вскоре выяснил: этими «кухнями» владели три абсолютно никому не известных человека, продающие кокаин посредникам из США.
Как только отец в общих чертах понял, как функционирует бизнес, он вместе с Густаво предпринял первую поездку в эквадорский порт Гуаякиль, где они приобрели свои первые пять «косо» (килограмм кокаиновой пасты). Чтобы не попасться на пограничном пункте Румичака, кузены соорудили тайник над бензобаком «Рено».
Затем Ателио Гонсалес приготовил из пяти килограммов кокаиновой пасты килограмм кокаина, который они сбыли покупателю за шесть тысяч долларов. С тех пор отец с Густаво перестали угонять машины, развозить телефонные книги и сопровождать контрабандистские грузы из Урабы. Они официально вступили в мир наркоторговли.
Как и следовало ожидать, им не понадобилось много времени, чтобы создать собственную «кухню» в одной из усадеб по соседству. За это же время они уговорили возглавить «кухню» дядю Марио (который, однако, все еще был против отношений отца с Викторией, его сестрой) и нашли того, кто поставлял им необходимые реагенты. Эти реагенты при необходимости прятали в школьных лабораториях Ла-Паса (с этим им помогала Альба Марина, работавшая учительницей).
За пастой кузены ездили на юг, в эквадорскую провинцию Ла-Лоха на границе с Перу. В ходе этих поездок они познакомились с Хорхе Галеано, земляком из Антьокии, который вошел в бизнес еще позже. Вместе удавалось привозить еще больше пасты, но риск на пограничном контроле оставался прежним: время от времени небольшие партии находили и конфисковывали.
Кокаиновый бизнес медленно шел в гору, и отношения отца с Викторией тоже развивались, несмотря на неодобрение ее семьи. Тем не менее, девушку злили его неожиданные поездки и их предлоги, дюжина которых всегда была у него наготове, чтобы скрыть настоящие причины. Когда моей матери в сентябре 1975 года исполнилось пятнадцать, они сильно поссорились, потому что отец тогда пропал на целую неделю и испортил ей праздник. Позже она узнала, что уехал он в Эквадор.
В том же году благодаря производству и продаже кокаина отец наконец исполнил давнюю мечту – смог разбогатеть до тридцати лет. Ему было двадцать шесть, когда он попросил своих друзей сопроводить его в Индустриальный банк Колумбии в городе Сабанета, где он внес чек не на один, а на сто миллионов песо (3 225 000 долларов США).
Финансовое положение отца улучшалось не по дням, а по часам, но семья моей матери по-прежнему яростно выступала против их романа. Бабушка Нора не считала Пабло подходящим мужчиной для своей дочери, запрещала им встречаться и всячески уговаривала Викторию расстаться с ним. Так продолжалось, пока не произошло то, что скрепило их отношения навсегда.
Однажды в субботу в конце марта 1976 года отец сказал Виктории, что собирается в дальнюю поездку, и назначил прощальное свидание в кафе-мороженом «Эль-Пасо» рядом с ее домом. Мать спросила разрешения у бабушки, но та запретила ей ходить – пусть кавалер уходит несолоно хлебавши. Безумно желая все же увидеться, девушка выскользнула из дома и рассказала Пабло, что произошло. Отец возмутился, что упрямая мать Виктории не позволила дочери даже попрощаться с ним перед разлукой на несколько месяцев, и он решил пойти ва-банк: сказал девушке, что продолжать в том же духе невозможно, и предложил бежать в Пасто на юге Колумбии, чтобы там пожениться. Недолго думая, мать согласилась.
Они переночевали в доме Густаво и его жены, которые без вопросов предоставили им убежище. Тем временем дядя Марио в ярости искал отца, чтобы убить его за то, что он развратил «невинного ребенка», как он называл сестру. Пара попыталась как можно скорее добраться в Пасто, но единственное, что они смогли – вылететь в Кали и ждать там нужного рейса.
Семья Энао в отчаянии перерывала Ла-Пас и окрестности, расспрашивая всех, кого только можно, пока, наконец, не выяснила, что беглецы отправились в Кали и должны были просидеть там шесть часов до самолета в Пасто. Бабушка Нора позвонила своей матери Лоле, жившей неподалеку от кафедрального собора в Пальмире, и попросила ее перехватить блудную дочь и ее ухажера в Кали и не дать им улететь.
Альфредо и Ригоберто, два лучших друга отца, уже отправились в Кали на грузовике, также надеясь найти Пабло и Викторию. Когда же они приехали в аэропорт, то стали свидетелями того, как отец успешно заверил прабабку в своем желании жениться на моей матери.
Пабло был настолько убедителен, что Лола предложила им поехать с ней в Пальмиру, будучи уверена, что сможет уговорить местного епископа поженить их: у Лолы были обширные связи среди духовенства, поскольку она уже давно жила рядом с кафедральным собором и, кроме того, активно помогала заключенным и местным беднякам. Так что в итоге разрешение церкви действительно было дано без проблем, и Виктория с Пабло поженились, пусть и без пышной церемонии. Мать несколько дней ходила в той же одежде, в которой сбежала из дома – трикотажных штанах цвета хаки и оранжево-бежевом свитере. Альфредо и Ригоберто, большие шутники, вручили молодоженам их единственный свадебный подарок – открытку с искренними соболезнованиями: «Поздравляем с прискорбной ошибкой, которую вы только что совершили».
Свой недельный «медовый месяц» молодожены провели в одной из комнат дома прабабушки, а затем вернулись в Ла-Пас, где еще несколько месяцев прожили в комнатушке дома, который отец одолжил тете Альбе Марине. Каждое утро мать готовила жареные плантаны – любимое блюдо отца: резала на маленькие кубики, кидала в омлет с зеленым луком и подавала с белым рисом, мясом на гриле и салатом из свеклы, а также со стаканом холодного молока и маленькой толстой лепешкой из кукурузной муки.
И хотя моей матери не особенно нравится вспоминать об этом, – как промолчать о постоянных изменах отца? Не прошло и нескольких недель после свадьбы, когда до Виктории дошли первые слухи о его похождениях. Она молча страдала и плакала, а Пабло уговаривал и успокаивал ее: именно она – любовь всей его жизни, их брак будет вечным, все это происки злобных завистников, которые только и хотят, что разлучить их… В каком-то смысле эти его уговоры оказались пророческими: отец и мать были вместе, пока смерть не разлучила их, несмотря на то, что все это время он продолжал ей изменять.
Один из первых тайных романов Пабло завязал с директрисой местной средней школы. Затем он несколько месяцев встречался с хорошенькой юной вдовой известного вора. Завоевывать девушек было для него чем-то вроде спорта: он не мог устоять перед любой возможностью соблазнить кого-то. Как-то раз одна крупная медельинская компания устроила вечеринку в отеле «Интерконтиненталь», на которую пришли родители и несколько тетушек. К полуночи отец устроил так, что мать ушла домой, а сам продолжил танцевать. Спустя час он уже миловался с женой одного из своих работников, что, разумеется, привело тетушек в ярость, и одна из них прямо на месте влепила ему смачную пощечину.
Но относительное спокойствие, царившее в доме отца, было нарушено лишь 7 июня 1976 года звонком одного из его сотрудников: агенты из Административного департамента безопасности обнаружили партию кокаиновой пасты в грузовике из Эквадора, но готовы пропустить груз в Медельин за соответствующие деньги. Пабло, поверив, согласился на сделку и стал ждать прибытия агентов в город, чтобы заплатить им взятку.
В пять часов следующего утра он получил известие, что сыщики ждут его в кафе-мороженом на оптовом рынке Медельина «Ла-Майориста». Отец позвал с собой дядю Марио, который, в свою очередь, позвонил Густаво. Еще в машине Пабло отсчитал пять тысяч долларов – плату агентам за молчание.
Но все это было ловушкой. Сыщики не намеревались брать взятку: напротив, они планировали схватить всю банду и конфисковать девятнадцать фунтов кокаиновой пасты, спрятанные внутри запасного колеса грузовика. Они дождались, пока отец предложит им деньги, а затем объявили, что арестуют его, Марио, Густаво и обоих водителей грузовика за участие в незаконном обороте наркотиков и дачу взятки.
Всех пятерых немедленно увезли в тюрьму департамента в Медельине, а на следующее утро перевели в тюрьму «Бельявиста» в городе Бельо. В записи о прибытии в пенитенциарное учреждение отец получил идентификационный номер 128482. На снимке, сделанном там же, он улыбается, уверенный, что его пребывание в тюрьме будет недолгим.
Тем не менее, первые несколько дней в исправительном учреждении оказались для отца, Марио и Густаво тяжелыми из-за слухов о том, что они трое были полицейскими под прикрытием и собирали сведения о бандах, чьих представителей можно было встретить в тюремном дворике. Сплетня разрослась до таких масштабов, что их даже предупредили, что в одну из ночей на них нападут.
Все в одночасье переменилось, когда один из заключенных, с которым отец не был знаком, сказал остальным, что эти трое не стукачи, и их стоило бы оставить в покое. Опасность буквально испарилась. Неожиданным благодетелем оказался Хорхе «Черный» Пабон, отбывавший короткий срок и сполна наслышанный об отце. Позже эти двое остались в близких отношениях, и годы спустя Пабон сыграл ключевую роль в становлении картелей Кали и Медельина. Впрочем, хотя вмешательство Хорхе и улучшило ситуацию для отца, для Марио и Густаво «Бельявиста» по-прежнему оставалась враждебным и опасным местом.
Именно там, в толпе и зловонии, моя мать узнала, что беременна. В один из дней, когда она пришла встретиться с мужем в сопровождении жены Густаво и тети Альбы Марины, ее стошнило в очереди на вход в тюрьму. Отец очень обрадовался этой новости, но его заключение обещало быть довольно долгим, а финансовые возможности – ограниченными, и матери пришлось вернуться из Лос-Колорес в дом своих родителей.
Доведенный до отчаяния тяжелыми условиями в «Бельявисте», Пабло попросил своего адвоката сделать все возможное, пусть даже дать взятку, чтобы его перевели в другую тюрьму. Усилия адвоката не пропали даром, и уже через несколько дней отца и Густаво отвезли в поместье, служившее тюрьмой в Ярумито, муниципалитет Итагуи. Его жизнь там существенно улучшилась: мать с бабушкой каждый день приносили ему завтрак и обед. Но даже в таких условиях в тюрьме отец оставаться не хотел. Во время одного из футбольных матчей, проходивших в тюрьме, он заручился помощью пары игроков, попросив их пинать мяч все дальше и дальше, поскольку бегал за ним, и так сбежал.
В то время в Колумбии все было совсем по-другому. Тюремный надзиратель просто позвонил моей бабушке с сообщением о побеге Пабло и просьбой убедить его вернуться, заверив, что никаких последствий не будет. Пару часов спустя Пабло, укрывшийся в доме соседа в Ла-Пасе, позвонил домой, и Эрмильда приказала ему не мучать мать, которая была на третьем месяце беременности и весила едва ли сорок килограмм. Затем отец связался с женой, и та стала умолять его немедленно сдаться. Он объявился в тюрьме той же ночью, где его преспокойно встретил надзиратель.
Несмотря на хорошие условия в Ярумито, отца очень беспокоила судья Мариэла Эспиноса, занимавшаяся его делом: она сумела собрать неоспоримые доказательства и была полна решимости обеспечить им всем самый строгий приговор и максимальный срок в тюрьме. Поэтому он при помощи адвоката сделал ход конем: попросил перенести суд в город Пасто на границе с Эквадором, где Административный департамент безопасности перехватил грузовик с кокаиновой пастой. Верховный суд департамента Нариньо удовлетворил ходатайство защитника отца, заявившего, что раз паста была куплена в том городе, значит, и делом должен заниматься местный суд.
Когда мать в следующий раз приехала навестить отца в Ярумито, отца выводили из тюрьмы в наручниках, чтобы везти в Пасто. Он был рад увидеть жену, но, когда полицейский ударил ее прикладом, чтобы убрать с дороги, его лицо потемнело от ярости.
В течение следующих нескольких недель мать с бабушкой регулярно ездили в Пасто. Заключенным было несложно подкупить охранников, которые хорошо с ними обращались, и по выходным отца даже отпускали в отель «Морасурко», где тот проводил время с женой.
Ситуация начала разрешаться в августе 1976 года, когда судья Пасто освободил Марио и Густаво. В ноябре, после пяти месяцев тюрьмы, обвинения сняли и с отца, и он вернулся домой. Тем не менее, его арест имел определенные последствия: Пабло впервые появился в полицейской картотеке, и, кроме того, его личность и род занятий раскрыла столичная газета El Espectador. Пути назад больше не было, и отец это понимал.
Родители познакомились в районе Ла-Пас города Энвигадо. Отец был на одиннадцать лет старше матери. Их отношения были яркими, но сложными, и закончились только с его смертью.
В 1976 году в ходе рассмотрения дела о перевозке кокаиновой пасты отца перевели из тюрьмы в Ярумито в исправительное учреждение города Пасто. Мать, на тот момент беременная, навещала его там вместе с бабушкой Эрмильдой. Охранники разрешали отцу выезжать из тюрьмы в отель «Морасурко», где он встречался с женой.
В феврале 1977 года, спустя пару месяцев после моего рождения, в наркобизнесе отца наступили золотые времена. Родители уехали из Ла-Паса и поселились в лучшем районе Медельина.
