Всякий желающий жить во Христе Иисусе будет гоним

В 1885-м г. вятский епископ Аполлос, сделавший так много для епархии, отошел ко Господу в Слободском Кресто-Воздвиженском монастыре, где находился на покое. При разборе бумаг покойного владыки Вятская Консистория не нашла указа на устройство скита на Филейке. Его и не могло быть, поскольку владыка дал лишь устное благословение. За «самовольность» в построении молитвенного дома и устроении скита основатель монастыря на время разбирательства 9 марта 1886 г. был приговорен к заключению в Вятский Успенский монастырь «с запрещением священнослужения вплоть до раскаяния и сознания нерассудительности своих действий в отшельничестве, под особый надзор о. наместника и духовного старца». Был запрещен и прием посетителей с преподаванием им иерейского благословения. По тому же постановлению был закрыт и скит, молитвенный дом опечатан полицией, а насельники выселены.

Поначалу о. Стефан жил в каменной келлии в Трехсвятской церкви, но из-за сырости в ней и плохого состояния здоровья его вскоре перевели в деревянную, построенную специально для него благодетелями в монастырском саду. Сюда изредка, несмотря на запрещение, к нему приходили и посетители, но батюшка не особенно жаловал их общением. Сохранилось свидетельство художника Александра Фищева, который, будучи ребенком, посетил старца вместе со своей матерью. В семье недавно умер глава семейства, оставив его в полной нужде. Мать будущего художника пришла к святому отцу за духовной поддержкой и советом. Вот как описывал это Александр Фищев: «…По обещанию, может быть, в благодарность за успех в делах, пешком пошли на Филейку к монастырю о. Стефана… Разнеслась слава о нем по всей Вятской губернии. Пошли… люди, кто ради спасения своей души, кто за разрешением житейских вопросов. Получить у затворника благословение пришли и мы. К нашему огорчению, о. Стефана здесь не оказалось. Власти духовные при помощи светских увезли его в Вятку, в Трифонов монастырь. Здесь мы удостоились видеть о. Стефана, несмотря на запрещение, он все-таки ухитрялся принимать у себя паломников. Помещался о. Стефан в доме на 2 этаже. Дом был большой, с террасой… расположен в фруктовом монастырском саду. Мы вошли на террасу, недолго пришлось ждать. Он вышел – может, лет 50, черный, худой, в подряснике. Мама бух ему в ноги, за ней и я. „Что ты, что ты, зачем, и что тебе надо? – тихо сказал он“. Мы встали. „Благослови, нас, батюшко, и научи, как жить“. И мама поведала свое горе. „Молись, все в руках Божьих“, – сказал о. Стефан. Он благословил нас и произнес: „Идите с Богом“. И мы ушли».

Трифонов монастырь

Заключение отца Стефана затянулось на несколько лет. Казалось, о нем забыли. Ответа на разрешение открытия скита так и не было. Сам о. Стефан не роптал на жизнь, но предал все в руки Божии, неустанно повторяя: «Помилуй, Господи, меня в уничиженье, и милости Твоей великой удостой». Между тем ученики о. Стефана вернулись в обитель и жили только при его ободрении: «Вот, Бог даст, скоро будет скит у меня, и вы будете в нем жить». Сам он не сомневался в благополучном исходе дела: «Я не колеблюсь; как бы то ни было, а будет у меня скит или монастырь». Находясь практически в заключении, батюшка продолжал писать свои книги, а вырученные от их продажи средства направлял на содержание братьев и обустройство обители. Возможно, именно на эти средства там была построена мукомольная мельница. Кроме насельников, также кормилось по благословению старца до полусотни нуждающихся, а самые благонадежные получали и деньги на свои нужды.

Матфей – «Божий дар»

Обстоятельства знакомства Митрофана Кузьмича – будущего светильника Вятской земли преподобного Матфея Яранского – и о. Стефана не дошли до нас, но это было то время, когда Митрофан был поставлен приказчиком в лавке Столбова, а затем получил в управление и собственную лавку. Когда молодой человек впервые посетил старца, между ними произошло то проникновенное духовное общение, которое определило всю дальнейшую жизнь Митрофана. Они стали часто общаться, и вскоре Митрофан становится любимым учеником о. Стефана, а он – его духовным наставником.

Когда о. Стефана перевели в монастырь, Митрофан Кузьмич оказался ближе к своему учителю: его родной дом на Монастырской улице стоял совсем недалеко от Трифонова монастыря, где в это время находился о. Стефан. Их общение стало частым. Даже отлучаясь куда-нибудь, старец говорил: «Меня, верно, уже Митрошенька ждет». Именно в это время молодой человек принимает окончательное решение принять монашество, но этому мешало то обстоятельство, что на его руках находилась сестра. При этом духовный наставник просил не торопиться: «Научись сердечной умной молитве, рассудительности, покорности воле Божией. Не понимай свое „я“ за призыв Божий. Молись, смиряйся, и Господь подскажет тебе, как поступить». Митрофан Кузьмич следовал советам своего наставника и старался большую часть времени проводить в молитве. Даже в лавке были везде развешаны листочки с Иисусовой молитвой, которой учил особое внимание уделять о. Стефан, чтобы, куда ни упал взгляд, всегда он мог помнить о ней. «Без смирения нет терпения, а без них нет и монаха». Люди, не знавшие близко Митрофана, считали его не от мира сего, как в свое время относились и к его учителю о. Стефану. Но воистину: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым (1 Кор. 3, 18). Однажды, повествует житие святого, Митрофан вернулся очень поздно в свою лавку, пробыв долго у преподобного, проведя время в душеспасительных беседах. Другие служащие решили над ним подшутить и вместо мяса дали ему на ужин свеклы, чтобы проверить смирение будущего монаха, но Митрофан ничем не выдал своего возмущения или другого неудовольствия и, под общие насмешки, съел свеклу вместо мяса, твердо помня завет своего учителя – «Без смирения нет терпения, а без них нет и монаха». Насмешники не подозревали, что Митрофан повторил поступок своего духовного отца. Когда старец Стефан в молодости странствовал, то нанялся однажды косить траву за 50 копеек в день, причем хозяин пообещал в случае хорошей работы заплатить больше. Семен проработал у него шесть дней. Когда крестьянин, рассчитываясь, спросил, сколько тот хочет получить, он кротко ответил: «Сколько положишь». И хозяин вместо оговоренной суммы дал ему только 60 копеек, то есть по 10 копеек в день. Семен молча взял деньги и в сердце своем возблагодарил Господа. Жена, заметив поступок мужа, укорила его за несправедливость, на что он ответил ей: «Да видишь, он дурак; если не говорит, что мало, значит, довольно с него и этих денег. Да я и на работе замечал, что он все молчит, думается мне, что он дурак». Чтобы хоть как-то успокоить встревоженную совесть, женщина насыпала котомку сухарей и протянула молчаливому страннику, потом проводила до околицы, попросив прощения за своего мужа. Семен успокоил ее словами Божественного учения и пошел далее. Этих денег ему хватило до самого дома. Вот и Митрофан Кузьмич положил себе во всех случаях жизни поступать так же.

1889 год стал весьма значимым в земной жизни обоих будущих великих вятских святых. Митрофан Кузьмич получил в свое попечение собственную лавку, оставив управление лавками бывшего хозяина, но по-прежнему помогая ему. Из-за этого доходы их снизились. Сам же Митрофан теперь получил возможность совершенствовать себя не только как приказчик, но и как хозяин собственной лавки, как управленец. По-современному говоря, приказчик совмещал в своей работе функции менеджера по торговле и персоналу. В его ведении были не только товары, но и люди, для работы с которыми нужно было обладать навыками коммуникабельности. В будущем это очень пригодится Митрофану Кузьмичу в монашеской жизни, когда он станет благочинным монастыря.

Преподобный Матфей во время жизни в Пророчицком монастыре

А в деле отца Стефана наметились перемены к лучшему. Помог в этом его племянник Петр Иванович Куртеев, очень известный купец из с. Аджим Малмыжского уезда, который решил оставить все мирское и уйти в монашество. Он и взял на себя хлопоты об открытии нового вятского монастыря. Всеподданнейшим прошением от 27 октября 1888 г. он ходатайствовал об учреждении в память чудесного события спасения жизни Государя императора и всего его семейства при крушении царского поезда 17 октября 1888 г. мужского общежительного монастыря близ с. Филейки. Возможно, само упоминание о монастыре, освящаемом в честь Августейшей семьи, помогло делу его открытия. Дело дошло до обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, который положил доклад на стол непосредственно самому Государю. В ноябре 1889 г. Святейший Синод дал разрешение на открытие при селе Филейка мужского общежительного монастыря во имя святого благоверного князя Александра Невского. В марте 1890 г. Государь император «высочайше соизволил на сие укрепление за монастырем жертвуемых Куртеевым и Рязанцевым недвижимых имуществ».

Незадолго до этого, в июле месяце, в монастыре был освящен главный храм будущего монастыря – церковь в честь Успения Божией Матери. Монастырь должен был существовать по уставу святой Афонской Горы, что было задумкой его основателя, непосредственно жившего на Афоне в свое время; еще одной причиной было то, что его настоятель и ряд насельников пришли сюда с Афона. Поскольку сам о. Стефан пребывал в Трифоновом монастыре, управляющим Филейской обители был назначен иеромонах Августин, долго время живший на Афоне, в Пантелеимоновом монастыре. Собственно, во многом благодаря прп. Стефану Филейскому были установлены тесные связи Вятки и Афона, которые охватили широкие слои вятского общества и имели развитие после смерти старца. На Вятке сложился целый слой священников и мирян, избравших в качестве образца афонский духовный опыт. Как отмечал современник тех событий, вятский историк А. С. Верещагин, еще «в 1863 г. под влиянием о. Стефана (Куртеева) стал образовываться новый пласт духовенства – „афонское“, существующий и доныне, наиболее любимый сегодняшним простым народом».

Сам о. Стефан смог снова вернуться в свои родные места, к своему дорогому детищу и ученикам, только в декабре все того же 1889 года. Он деятельно включился в обустройство обители. Под его руководством и наблюдением началась постройка монастырских корпусов, заготовлялся материал для нового храма и рылись канавы для фундамента второго, контуры которого изобразил сам преподобный.