Книга: Как воспитать незаурядную личность
Назад: Глава третья Создать установки
Дальше: Глава пятая Создать окружение и благоприятную среду. Открыть учителей

Глава четвертая

Приобщение к деятельности. Безоговорочное доверие

1

Приобщение ребенка к собственной деятельности является самой старой, самой простой и, не исключено, самой действенной формой воспитания после формирования психологических установок. Последнее обусловлено тем, что родитель выступает первым живым примером и внедряет в жизнь блестящий, почти беспроигрышный принцип «Делай, как я!» Именно «почти беспроигрышный», потому что главным фактором доверия к родителю становится авторитет. Однако этого авторитета при всей позитивности действий родителя (родителей) может не хватить, если в поле зрения ребенка появится более весомая личность или новые технологии откроют путь в такие заманчивые дали, перед которыми блекнет родительское дело. Кроме того, родитель может действовать слишком активно, с известной грубостью и бестактностью, и тогда он получит обратный эффект – решительный отказ.

Именно потому немало примеров такого отказа от родительских моделей – вследствие раннего формирования собственных приоритетов. Скажем, Билл Гейтс не захотел стать юристом, несмотря на высокий уровень профессионализма родителей, а Эрнест Хемингуэй не пожелал быть врачом, хотя отец формировал в сыне эту идею с первых лет жизни. Подвергающий все анализу Эрих Фромм не стал виноторговцем, как его родитель: будущий великий мыслитель ХХ века взял за ориентиры деятельность деда и прадеда, почитаемых на его родине раввинов. Артур Шопенгауэр с насмешкой относился к коммерции собственного отца, хотя некоторое время вынужден был заниматься ею. Чаще всего отказ следовать родительским идеям и примерам возникает тогда, когда сами отец или мать навязывают ребенку собственные нереализованные фантазии, путь, который сами они не прошли или прошли не так, хотелось бы. К началу ХХІ века Умберто Эко, оригинальный писатель и солидный ученый, профессор целого ряда университетов, приобрел всемирную известность. Небезынтересно, что его отец был бухгалтером, который для блага сына настаивал на получении им юридического образования. Причины отцовского давления банальны: Джулио Эко был одним из тринадцати детей в семье и хорошо знал (как ему казалось), что необходимо для благосостояния и стабильной жизни. Он считал, что без высшего образования сын будет обречен на тяжкий труд для обеспечения сносного уровня жизни. Так вот, Умберто выполнил настоятельную просьбу отца и поступил в университет, однако избрал, возможно, не самое прибыльное дело – средневековую философию и литературу. Скорее всего, именно потому, что Джулио Эко был не известным юристом, а работягой-счетоводом. Но разнопрофильность итальянской знаменитости связана, по-моему, как раз с психологической защитой – неосознанным атавизмом, невольно сохраненным после фильтрации увещеваний отца (безотносительно от интереса к наукам, в которых он преуспел). Вообще, такая ситуация типична, просто каждый решает ее на индивидуальном уровне. Для убедительности вспомним Николая Рериха, которого отец фактически заставил идти в университет. Но, влюбившись в живопись и археологию, молодой Рерих «тянул» сразу два направления: навязанное отцом (в силу традиций рода он не посмел ослушаться родителя) и сформированное по призыву сердца. Но отец Рериха более понятен в своем настаивании на юридическом факультете Петербургского университета – сам он был известным и востребованным в городе нотариусом. Однако и здесь отцовские наставления не возымели действия, как представляется, по двум причинам. Первая связана с небывалой свободой и поддержкой свободомыслия в гимназии Карла Мая, где (как, впрочем, и в семье) формировали интересы детей и поощряли их развитие. Вторая причина в самом отце – он не сумел увлечь сына своей работой, да и не старался этого сделать. Оттого отцовская деятельность не зацепила Николая, она была отторгнута изначально. Другими словами, опыт людей, проигнорировавших родительские рекомендации, прямо указывает на проблему самих родителей – те попросту не смогли увлечь своих детей либо начали процесс вовлечения слишком поздно.

Но эти примеры нисколько не умаляют использование родителями механизмов осторожного втягивания в свою деятельность, формируя интерес ребенка к ней. Более того, такая деятельность может оказаться уникальным опытом, который сын или дочь обязательно используют в своей жизни. Главное – помнить: важно не само дело, а качество деятельности и формируемые характеристики личности. Кто действовал таким образом, чаще всего выходил победителем в скрытой борьбе за будущее собственного чада.

2

Благосклонная и многогранная история открывает родителям перспективы благодаря более детальному изучению опыта других родителей. Тех, которым удалось приобщить детей к своему делу на все сто процентов. Чудо становится обыкновенным, когда проходит через сердце и когда это происходит вовремя. Великолепный пример – жизнь и деятельность Елены Косач (Елены Пчилки), матери легендарной украинской поэтессы Леси Украинки. Мать – писательница (издавала альманах «Первый венок») и отец – юрист, влюбленный в литературу и живопись, создали дома благодатную почву для развития интереса ребенка к литературе. Пространство, наполненное новаторскими стихами и прозой, хорошо дополнялось соответствующим общением, – весь окружающий мир был непосредственно связан с творчеством или исследованиями в области филологии. Вполне естественно, что при наличии духовной и психоэмоциональной близости матери и дочери, при незыблемом авторитете матери (подтверждаемом окружающими) и доверительных отношениях Леся пыталась копировать действия человека, которого любила больше всего на свете. Биографы упоминают «ласковый характер» и покладистость юной Леси, что также многое объясняет успех матери в процессе приобщения дочери к творчеству – он осуществлялся вовсе не по принципу обучения. Мать выступала старшей подругой, ободряя и поощряя детское желание выразиться. Конечно, подстегнула Лесю и тяжелая болезнь, принесшая физические страдания и необходимость спешить жить, спешить творить. Хотя первое свое стихотворение Леся написала в 9 лет еще до того, как заболела туберкулезом костей (болезнь началась за полтора месяца до 10-летия), именно боль и растянувшаяся на всю жизнь скорбная, драматическая борьба формировали ее характер, сделали Лесю поэтессой мирового уровня. И эта же болезнь еще больше сблизила мать и дочь, а стихи и литературная жизнь с ранних лет стали отождествляться девочкой с самой жизнью, открыли смысл существования. Но вот брат Михаил (он был старше сестры на полтора года) не стал литератором, хотя воспитывались и обучались он и Леся вместе (их дома даже называли в шутку Мишелосие). Взрослея, Михаил развивался в области, более понятной физически здоровому и эмоционально стабильному мужчине. Он смотрел на отца, в чем-то равнялся на дядю Михаила Драгоманова и в итоге выбрал дело, более подходящее для будущего добытчика средств и отца семейства. «Способный математик, он проявил себя и в литературе. Михаил успешно вел научную деятельность, а прекрасные лекторские данные, умение влиять на молодежь сулили блестящую профессорскую карьеру», – так справедливо описывал перспективы Михаила Анатоль Костенко. Но планам честолюбивого молодого человека не суждено было сбыться: он внезапно заболел воспалением легких и угас за считаные дни.

Очень похожий принцип вовлечения ребенка в свое дело можно зафиксировать при исследовании процесса становления Вольфганга Моцарта. Его отец Леопольд Моцарт был блестящим придворным музыкантом с новаторским мышлением. С рождением сына он отважился на необычный эксперимент – воспитание ребенка-гения, для чего практически полностью сосредоточился на его судьбе (хотя Моцарт-старший увлеченно занимался и с дочерью, именно с сыном он связывал возможность достижения глобального успеха). В свои тридцать шесть родитель уже не надеялся на собственную яркую самореализацию. А вот идея вырастить музыкального гения не просто поглотила его, но стала навязчивой мыслью. С некоторых пор он видел в идеальном развитии сына собственную реализацию. И в этом моменте, кстати, кроется объяснение, отчего Вольфганг достиг уровня гения, тогда как его не менее одаренная сестра – нет. Как и в случае воспитания Леси и Михаила Косачей, тут сработал принцип пола и связанные с этим неосознанные усилия. Ведь очень часто родитель, не замечая и не отдавая отчет своим действиям, словом, жестом, малоприметным поступком вселяет или не вселяет уверенность ребенка в будущих победах.

Биографы, среди прочего, отмечают тщательный подбор методов воспитания, объясняя успех эксперимента наличием у Леопольда Моцарта долговременной практики занятий с другими детьми. Он слыл опытным педагогом, реализовывая небезопасную затею на основе благоговейной любви к своим детям. Трепетное отношение отца подкреплялось некоторыми тяжелыми и одновременно определяющими обстоятельствами: Вольфганг был первым и единственным мальчиком в семье, где после шести тяжелых мучительных родов уцелела лишь одна девочка – его старшая сестра. Поэтому, как в большинстве семей, где до рождения одного ребенка умирали другие дети, родители относились к новорожденному не просто как к посланнику Божьему, а можно сказать, как к самому божеству. Это обостренное восприятие детей почти всегда служит стимулирующим фактором для воспитания сильной личности (иногда, правда, и деструктивной, если в семье нет правил-ограничителей). Что касается Моцарта, можно не сомневаться: кирпичики любви соединялись цементом устоявшихся традиций и сугубо немецким семейным порядком. Звук музыкального инструмента был самым первым воспоминанием будущего мастера, а жизнь в мире высокой музыки создавала особое ее восприятие, возбуждая с каждым шагом любопытство и восторг. Маленький человечек попал под вечное обаяние чарующих звуков и оставался околдованным ими до конца своих дней. Отец стимулировал и немедленно поощрял интерес к овладению музыкальными инструментами. К моменту, когда начинает формироваться личность, музыка органично стала такой же неотъемлемой частью жизни юного Моцарта, как обед или сон ночью. Маленькому музыканту повезло вдвойне: неутомимый, деликатный и любящий отец и впечатляющие успехи на музыкальном поприще у его сестры, которая была почти на пять лет старше. Пытаясь копировать сестру и догонять ее, Вольфганг проходил ее путь в несколько раз быстрее. Да и отец уже отточил методику вовлечения в мир музыки, так что семейную атмосферу без натяжки можно считать уникальной, наполненной музыкальной гармонией. Детское соперничество всегда результативно. Когда же у младшего ребенка таким образом формируется мотивация (пусть и искусственно), он действует так, словно получил Божье благословение. Главным в семье Моцарта было то, что дети не уставали от музыки, – их игра поразительным образом совпала с жизнью. Они испытывали счастье от того, что умели играть, были наделены великим даром – понимать и создавать музыку. Их таланты – исключительная и безоговорочная заслуга отца.

3

Форма вовлечения ребенка в деятельность отцов – полководцев или правителей, – несомненно, более жесткая. Как правило, она отвечает идеологии самой жизни вблизи войны – во временном, а не пространственном отношении. Возможно, в силу определенного изменения самой идеологии войн эта форма несколько устарела. Но она все же не может быть обойдена, поскольку часто переносится в современном мире на жизнь корпораций и крупных компаний, когда родители намереваются использовать все возможности для создания условий преемственности. И часто, как Генри Форд, ошибаются с воспитательными мерами. Так что опыт Ганнибала и Александра Македонского, как кажется, еще не настолько устарел, чтобы быть выброшенным на свалку истории.

Ганнибал, родившийся в семье авторитетного карфагенского полководца Гамилькара Барки, вместе с младшими братьями готовился отцом к военному делу практически с первых лет жизни. Известна история, когда Гамилькар Барка однажды, глядя на разыгравшихся сыновей, воскликнул: «Вот львята, которых я ращу на погибель Риму!» Дети, естественно, знали о своем предназначении и не только ему не противились, но всячески старались проявить себя, и в том числе, демонстрируя качества, необходимые на войне. Знаменитый историк Тит Ливий писал о Ганнибале: «Никогда еще один и тот же характер не был так приспособлен к различным делам – повиновению и повелеванию. […] Никакая тягость не могла утомить его тело или победить душу. […] Он далеко опережал всадников и пехотинцев, первым вступал в бой, последним покидал сражение». Эти качества воина воспитывались отцом целенаправленно и беспрерывно, подтверждались собственным примером.

Фактически с девятилетнего возраста Ганнибал начал принимать участие в походах отца, где приобретал необходимый военный опыт и привыкал к опасности. Любопытная история связана с первой поездкой Ганнибала. Гамилькар, полагая, что старший сын жаждет быть с ним во время походов, спросил его об этом перед отъездом в Испанию. И, услышав восторженное подтверждение, фактически заставил сына в возрасте девяти лет дать клятву быть врагом Рима. Таким образом отец, можно сказать, готовил сына к конкретной миссии, но готовил многогранно: отец предугадал, что Ганнибалу придется управлять многоплеменным и многоязычным войском, оттого при воспитании много уделялось психологической подготовке, языкам и литературе, – сын, решил отец, должен превосходить окружающих во всем, чтобы быть подлинным, а не назначенным лидером. Согласно биографу Корнелию Непоту, Ганнибал был известен и как литератор; он написал несколько книг на греческом языке. Отец не ошибся в своих чаяниях. После трагической гибели Гамилькара Барки Ганнибал некоторое время провел в Карфагене, затем вернулся в войско и стал начальником конницы. И лишь потом возглавил войско. Примечательный факт: он был не назначен, а избран командиром самими солдатами. Отец воспитал именно того, кого хотел воспитать.

Множество томов написано и об Александре Македонском – авторы чаще всего видят в нем больше величия, чем пороков. Не дискутируя о демоническом в его личности, все же нельзя не признать его силы, одержимости и самобытности. Ему повезло: в детстве он получил любовь матери и всецелое ободрение отца. Царь Филипп при всей противоречивости своего часто невыносимого характера проявил высшую отцовскую мудрость. Формирование у Александра положительной установки на успех, ориентир на военные победы и всяческое поощрение его взрывной натуры стало основой в создании личности полководца-захватчика. Каждый поступок мальчика Филипп обрамлял в рамку блестящих легенд, как бы предвосхищая появление выдающегося диктатора и государственного деятеля. Отцу же принадлежит и великолепная идея приглашения известного учителя – Аристотеля. И хотя мудрый философ учил Александра несколько иным вещам, знания дополнили возможности Александра и на некоторое время уравновесили его буйную личность.

Поощрительно-побудительных импульсов отца было бесчисленное множество. Вовлекая его в дела армии и управления государством, царь всячески подчеркивал, что Александр призван к выдающейся миссии. Достаточно вспомнить, как Филипп однажды решился доверить Александру самый важный и опасный участок в серьезном сражении с союзными греческими войсками‚ назначив восемнадцатилетнего сына командиром тяжелой конницы. Этот случай вообще едва ли не самый уникальный во всей биографии полководца, ибо не будь решительной победы в тот день, преобразователя карты Древнего мира из него могло бы не получиться. В истории формирования гениальных натур, пожалуй, трудно найти более яркий случай, ибо после такой победы человек уже не способен смириться с поражением. Говорили, что мудрый Филипп подстраховал Александра на этом чрезвычайно важном участке для дальнейшей судьбы всей Македонии: сына сопровождали в бою опытные полководцы.

4

Естественно, идея приобщения в свою профессиональную область распространяется на все виды деятельности, включая современные технологии. Естественно, что в таких случаях дети должны изначально быть нацелены на развитие дела своих родителей, как, например, Фердинанд Порше, прославленный конструктор самого популярного автомобиля ХХ столетия – «фольксваген-жук», или владелец медиа-империи Руперт Мердок. Рассмотрим детальнее, как это было.

Довольно забавно, что отец Фердинанда Порше был мастером-жестянщиком и имел крошечный ремонтный цех. Он был явным авторитетом в маленьком городке (ныне расположенном в Чехии) и даже избирался его мэром. В этой мастерской фактически выросли Фердинанд и его старший брат, который должен был унаследовать небольшое, но довольно прибыльное семейное дело. Вопрос участия в работе даже не оговаривался – это был естественный процесс ведения семейного бизнеса. Так было принято, и Фердинанд перенимал навыки, порой безропотно работая с отцом и братом по 12 часов в сутки. Но так приобретались необходимые знания, так проходила закалка трудом, и так возникла близость, трепетная душевная связь с отцом. Удивительная история произошла, когда Фердинанду было 15 лет: он сам настолько досконально сумел разобраться в электричестве, что, как волшебник, зажег в доме Порше сияющий свет (во всем городке только в ратуше и у Порше было электричество). Этот случай показывает, что идея Антона Порше вовлечь сына в свою деятельность давала всходы. Но так случилось, что старший сын погиб в результате несчастного случая, после чего наследником дела стал именно Фердинанд. Более того, вследствие нелепой смерти старшего брата заметно вырос уровень его ответственности перед семьей, хотя подсознательно в течение продолжительного времени он готовил себя к иной роли. Поэтому не стоит удивляться, что со временем Фердинанд решил поступать в техническое училище. Говорят, что некоторое время ему удавалось выполнять двойную миссию: с утра работать в мастерской отца, а под вечер ехать на велосипеде в училище в соседний городок. Затем пришло время обучения в Венском университете, и интерес юноши к настоящему инженерному делу все возрастал. И опять одновременно с университетом он трудился в местном конструкторском бюро Людвига Лонера, – Фердинанд поистине фантастическим образом умел совмещать учебу с работой, к которой отец приобщил его с раннего возраста. Но, возможно, секрет заключается в том, что эта работа – инженерное дело, конструирование, реализация технических проектов – ему попросту нравились. Отец сформировал интерес, закалил сына, демонстрируя на собственном примере, как нужно работать. А затем… отпустил. Неудивительно, что уже в 23 года Фердинанд Порше представил разработку электромобиля и получил должность главного конструктора у Лонера. Впоследствии «Лонер-Порше» получил Гран-при Парижской всемирной выставки 1900 года. Папаша вполне мог гордиться сыном. Но разве не он развил у сына такой высокий уровень самооценки и уверенности в себе, позволивший Фердинанду работать на заводе у самого Лонера, куда и с дипломом инженера не всякий бы отважился прийти? Кстати, именитый инженер-конструктор настоял на посещении юношей Венского университета – сам-то юный герой пребывал в уверенности, что его знаний и навыков хватит, чтобы «покорить мир» (о таком желании он заявил матери перед отъездом). Не менее любопытно и то, что сам Фердинанд Порше перенес на своих детей идеологические установки старика Антона Порше, а именно: приобщив сына (тоже Фердинанда Порше) к работе в конструкторском бюро, теперь уже Фердинанд Порше совершил великое дело в становлении сына (к слову, Генри Форд тоже приобщал своего сына, но слишком авторитарно, унижая и подавляя его, что закончилось трагично). О Фердинанде же рассказывают такую историю: когда 12-летний сын пришел к нему и попросил для себя автомобиль, тот… предложил сыну самому создать его. Разумеется, не контролируя и помогая мальчику идеями и решением технических, производственных нюансов. Это был уникальный поступок, навсегда вовлекший Порше-младшего в автомобилестроение. А, заинтересовав дочь Луизу делами предприятия, он, по всей вероятности, даже не подозревал, что впоследствии брак дочери с предприимчивым, исключительно деловым юристом Антоном Пихом даст новую жизнь его детищу. Вот какую семейную традицию заложил жестянщик Антон Порше.

Как и для Фердинанда Порше, для Руперта Мердока дело отца казалось наполненным особым смыслом. Мальчика потрясала неимоверная власть и авторитет отца – владельца трех небольших местных газет. Артур Мердок добился, чтобы выхода очередного номера его газеты «Геральд» ждала вся страна, и для сына он был не просто образцом успеха, но почти богом. Что сделал старший Мердок для становления сына? Для начала обеспечил самым главным – знаниями, уверенностью в себе и пониманием необходимости дисциплины. Элитный интернат с начальной военной подготовкой призван был приучить мальчика к ограничениям. Затем последовала учеба в не менее престижной школе-пансионе Джилонга, которую мальчик люто ненавидел. То, что мальчик ее окончил, скорее заслуга непреклонной матери: «Я думаю, что пансион научит тебя жить среди чужих людей и быть менее эгоистичным». В самом деле, таким образом родители содействовали появлению у Руперта самостоятельности и независимости, а также умения терпеть воздействие неблагоприятных обстоятельств. Хотя он вспоминал не раз, что порой его просто душили приступы одиночества, а наладить отношения со сверстниками оказалось делом крайне сложным. Затем отец сознательно ввел сына в мир, где создавались газеты. Известна многое проясняющая фраза Руперта Мердока: «По субботам я наблюдал за тем, как отец сдает газету. С тех пор я даже представить не мог, что могу заниматься чем-то другим». Потом еще почти два года практического знакомства с отцовским делом – в виде реальной работы в газете. Наконец родители отослали повзрослевшего сына в британский Оксфорд, чтобы он постигал азы политики и экономики, изучал философию да и вообще набирался новых знаний и впечатлений. Подобные родительские эксперименты чрезвычайно важны и порой дают колоссальный результат (в этом смысле организованное отцом Нобелем путешествие Альфреда по Европе можно считать классикой жанра), даже несмотря на некоторые отклонения детей от заданного направления. Что касается Руперта Мердока, то его «отклонения» были просто потрясающими. Как указывают биографы, в Великобритании «Руперт разгулялся по полной», он даже «спускал деньги в карты и выпускал подпольную газету». Но на этом этапе становления родительская инъекция уже действовала. И, как Фердинанд Порше изумил опытного Лонера самоуверенным предложением взять его конструктором на крупнейшее предприятие страны, так поражал окружающих и молодой Мердок. Так однажды он приехал в гости к другу отца на «роллс-ройсе», между делом заметив: «Я позвонил им и сказал, что если фирма «Роллс-ройс» одолжит мне машину, я посвящу им обозрение в одной из наших газет». Вот они, главные качества, которые должны передать родители, приобщая детей к своей деятельности. А поэтому неудивительно, что мозги молодого человека «встали на место», когда его сразила весть о внезапной смерти отца (Руперт был тогда еще студентом). Ответственность за дело отца автоматически перешла к нему, он стал другим человеком, вмиг повзрослевшим лет на десять. Получив небольшой опыт в одной из лондонских газет, он со всей решимостью взялся за выпуск газет в родной Австралии, чтобы через три десятилетия превратиться в крупнейшего медиа-магната с мировым именем.

5

В классических версиях построения семейных отношений судьба отца всегда много значит для сына, так же, как судьба матери имеет фундаментальное значение для дочери. В семьях с традиционными ролевыми функциями даже при известной силе личности матери ее влияние осуществляется неприметно, тогда как именно роль отца всячески подчеркивается. Показательными семьями такого плана можно считать, скажем, семьи Рерихов или Набоковых. Впрочем, патриархальная семейная концепция не мешает матерям оказывать заметное воздействие на детей, достаточно вспомнить, например, влияние матери на становление личности Николы Теслы. Тем не менее, когда речь идет о приобщении ребенка к профессиональной деятельности родителя, определяющей в нашей культуре остается как раз роль отцов.

Мудрые родители умеют вовлечь в семейное дело так ненавязчиво, что дети сами могли бы диву даваться, обнаружив себя в роли ключевых игроков. Скажем, Эммануил Нобель, сам отличный изобретатель и ученый, явно готовил себе смену. Своему третьему сыну, будущему изобретателю динамита, он не только постарался дать знания по основным необходимым (по его мнению) дисциплинам, но и отправил учиться за границу, в очень специфическое путешествие. А по возвращении сына тут же аккуратно вовлек его в дело семьи – Альфред Нобель фактически исполнял роль менеджера на семейных фабриках, которые выполняли заказы в интересах русской армии. Тут можно наблюдать и оказанное доверие, и поэтапный процесс наделения сына полномочиями, фактически «обкатка танками» нового бойца промышленного фронта. Немаловажный факт, отразившийся на становлении Альфреда Нобеля: Эммануэль Нобель разорился за год до рождения Альфеда (дом и все имущество Нобелей сгорели во время огромного пожара)‚ но сумел серией удивительных инноваций в разных областях не только вернуть утраченное социальное положение‚ но и основать в России семейную промышленную империю. Как уже отмечалось ранее, Нобель-отец изобрел разборные деревянные домики и разнообразные станки‚ системы отопления с циркулирующей горячей водой‚ аппарат для измерения давления воздуха‚ мины, усовершенствовал барометр и манометр. Когда он‚ перебравшись в Россию‚ продемонстрировал мощь собственных изобретений в военной области‚ российский генералитет обеспечил должное финансирование его исследований. В этом смысле Нобель-отец был исключительным примером для сыновей. Образ родителя, вовлекающего детей в свою деятельность, часто становится ключевым фактором, поскольку порождает мотивацию соответствия.

Близкие идеи и мотивационные импульсы имели место и в семье, из которой вышел Мстислав Ростропович. Формирование шкалы ценностей молодого Ростроповича чрезвычайно тесно связано с ориентацией на отцовскую судьбу, конечно, не только потому, что Леопольд Ростропович был блистательным мастером игры на виолончели. Как и в случаях Моцарта и Нобеля, на переднем плане перед ребенком разворачивалась судьба отца, а титульной страницей собственного жизненного плана стали отцовские критерии миропонимания. И только потом сработал рычаг, который мы ошибочно считаем основным, – воплощение отцом уникальной идеи, согласно которому сын стал «ранним музыкальным чудом». Довольно весомым шагом Ростроповича-старшего, отражающим его понимание «потрясений и переворотов», явился поспешный отъезд семьи из искалеченного революцией Петрограда, – Леопольду Ростроповичу была чужда как борьба масс за самоопределение, так и борьба групп интеллектуалов-фанатиков за власть. Музыка несла особую волну самодостаточности, она исключала обязательность участия в борьбе, как бы уводя в иную плоскость бытия; хотя не подменяла и не избавляла от следования жизненным принципам. Это было то неотъемлемое и бесконечно ценное, помимо самой музыки, что удалось Ростроповичу-старшему вложить в голову взрослеющему сыну. И конечно, связь отца и сына была скреплена даром мальчика: он, повторяя биографические вехи далекого Моцарта, с четырех лет справлялся со сложнейшими клавишными мелодиями. Тут обязательно стоит отметить своевременность приобщения Мстислава к музыке. Ведь даже в таких сильных воспитательными традициями семьях, как у Пастернака или Сикорского, дети при высоком уровне образования были предоставлены самим себе, поскольку родители предпочли дать им полную свободу выбора. Любопытно в этом контексте еще раз отметить, что Борис Пастернак долгое время не мог выбрать между музыкой и литературой, и лишь отсутствие у него абсолютного слуха решило дело в пользу литературы (в то же время важно другое – наличие мотивации стать кем-то, достичь уровня отца, который, как известно, был маститым художником).

Однако вернемся к Ростроповичу. Мать юного Мстислава, Софья Федотова, слыла талантливой и удачливой пианисткой, и ее музыкальный дар определенно способствовал и профессиональной ориентации сына. Пожалуй, удивительным можно назвать упоминание о Леопольде Ростроповиче женой Мстислава Галиной Вишневской – она назвала свекра «слабовольным». Возможно, что так оно и было в обыденной жизни. Но это отцовское слабоволие ничуть не помешало дружить с сыном, иметь с ним доверительные отношения, находиться на одной волне и с ранних лет увлечь игрой на сложном, оригинальном музыкальном инструменте. История словно закрепляет определенные условия успеха, повторяя элементы в исходных данных: Мстислав Ростропович, как и Вольфганг Моцарт, тоже имел старшую сестру, правда, разница в возрасте у них была меньшею. Но именно на мальчика отец делал ставку, это подтверждает и переезд в Москву, когда Мстиславу, по мнению отца, понадобилось системное обучение. Мальчику исполнилось пять лет, а он, благодаря отцу, находился уже в эпицентре современной музыкальной среды. Музыкальная школа Гнесиных с учебой у лучших мастеров стала первой вехой в его становлении и первым местом, где его оценили как талантливого виолончелиста. Не прошло и года с момента поступления в Гнесинку, как Мстислав с сестрой уже играл в Колонном зале, умиляя высокопоставленных чиновников страны Советов. Первые успехи, ободрение отца и необозримые перспективы отныне подстегивали самолюбие мальчика, стимулировали его к еще большей усидчивости. Прямым следствием волевых усилий стал прием Мстислава в училище при Московской консерватории.

Роли в семье Ростроповичей распределились традиционным образом (еще одно подтверждение, что вековые традиции при воспитании детей имеют свой важный кодифицированный смысл). Как и в семье Теслы, именно мать дала сыну веру в будущие достижения, при помощи ее воли в нем родилось устойчивое чувство уверенного в себе мужчины. Мать надежно загрунтовала доставшуюся мальчику от отца едва проглядываемую в минуты отчаяния слабинку духа. Но именно отец сыграл ключевую роль в приобщении сына к миру музыки. Фактически жизнь Мстислава Ростроповича была организована таким образом, что никакого иного выбора, кроме карьеры музыканта, ему не было предопределено. Но опять, анализируя воспитательную конструкцию «отец – сын», стоит упомянуть, что у Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской было две дочери. Но, несмотря на строгость и педантичность родителя, вдумчивого педагога, «постоянно занимавшегося их воспитанием», – никакой вовлеченности в профессию тут не случилось. Как не вышло с дочерьми у Леопольда Моцарта и Леопольда Ростроповича. Но примеры, приведенные ниже, все-таки отражают возможности отцов при вовлечении дочерей в область своего действия. Сама деятельность тут отличается наличием коммуникации – это та форма общественной и социально значимой активности, где женщина легко преуспевает, часто превосходит мужчину.

6

Не менее интересна история вхождения в политику Индиры Ганди. Ее пример прямо указывает на возможности неклассической формы близости – когда дочь больше привязана к отцу, а сын – к матери. Такие версии психоэмоциональной связи в первую очередь зависят от силы личности одного из родителей. Кроме того, такая форма близости часто проявляется в семьях, где речь идет об единственном ребенке, или когда в семье были прежде смерти детей. Именно так сложилась судьба Индиры Ганди, единственной дочери первого премьер-министра Индии Джавахарлала Неру. Так же как мальчики, обласканные в детстве женщинами (матерями, бабками, нянями), так и девочки, всецело поддерживаемые мужчинами, с детства воспитываются в уверенности в собственной значимости и с ощущением высокой самооценки. С ранних лет Индира была любимицей деда Мотилала Неру, который баловал девочку, покровительствуя и поощряя любые проказы. В свое время он позаботился о блестящем образовании сына, с момента же рождения внучки считал своим священным долгом заниматься развитием ее интеллектуальных способностей. Но детские забавы оказались непродолжительными. «Моя память не сохранила детских игр», – напишет она много лет спустя, когда станет известной. В доме деда часто собирались общественные деятели для дискуссий о независимости государства. Говорившие сменяли друг друга, увлекая воодушевленными речами, ораторскими приемами и неповторимой экспрессией паралингвистики, – эти представления нравились маленькой девочке. «Моя общественная жизнь началась в трехлетнем возрасте. Моим любимым занятием было произносить громовые речи перед слугами», – ребенок, поощряемый дедом, выразительно и трогательно подражал взрослым.

За вовлечением в общественную жизнь последовало органичное втягивание в политику, которая стала неотъемлемой частью жизни семьи. Аресты, обыски, описи имущества, пребывание родителей и родственников в тюрьмах и общие притеснения со стороны властей способствовали раннему взрослению Индиры, проявлению самостоятельности и самоопределению. Бывали периоды, когда едва ли не все члены семьи находились в тюрьме, и девочка невольно проникалась семейными идеями. Независимость родины и развитие Индии с ранних лет не были для нее некой абстракцией, а, напротив, отождествлялись с вкладом семьи и личной ролью в процессе противостояния и борьбы. Многое изменило в жизни юной Индиры смертельная болезнь матери. И не только потому, что это позволило ей получить европейское образование (когда ей было 9 лет, родители выехали в Швейцарию для лечения туберкулеза Камалы), но и способствовало формированию персональной системы ценностей. Вместе со смертью мамы все представления о материальных благах, удовольствиях и романтизме отошли на второй план, поставив на первый убежденность в собственном предназначении. Индире в то время только исполнилось 18 лет.

По примеру отца и по его настоянию девушка завершила образование на Западе. В Сомервильском колледже Оксфордского университета она встретила (знакомого, впрочем, с детства) Фероза Ганди, за которого вскоре вышла замуж. Но хотя она успела родить двух сыновей и искренне благоговела перед материнской ролью, душа ее уже давно принадлежала политике. Потому, когда ее отец стал премьер-министром (первенцу в то время было лишь три года, а второму сыну – только год), Индира стала частой гостьей в Дели. Джавахарлал Неру поручал дочери все более важные дела, а однажды обнаружил, что попросту не может (и не желает) без нее обходиться. Подготовка иностранных визитов, встреча делегаций, сопровождение глав правительств в поездках по стране, проработка сложных решений – как личный секретарь премьер-министра Индира была надежной и умелой, великолепно ориентируясь в международной и внутренней политике. Наконец настал день, когда она с детьми поселилась в доме отца в Дели. Можно спорить, нужна ли была женщине такая судьба. Казалось, Индира была не способна к выполнению только традиционной в Индии роли женщины, жены, и семья ее жила по другим законам. А через десятилетие, после смерти мужа от инфаркта, Индира полностью сосредоточилась на государственной деятельности. В 48 лет она стала самым молодым премьер-министром гигантской державы, снискала славу выдающегося политика в сари, а в 66 лет пала жертвой заговора от рук своего же охранника. Впрочем, она следовала своей миссии, в формировании которой приняли участие дед и отец. Одним словом, это был ее выбор, и он оказался частью программы, заложенной еще в детстве родительской рукой.

7

Порой приобщение к своему делу детей у родителей происходит по необходимости, например, в силу родительского эгоцентризма, когда дочь или сын служат придуманным родителями идеалам. В некотором роде и вовлечение Индиры Ганди в служение политике, а по сути – отцу, именно таково. Родители апеллируют к чувствам детей, вызывая у последних желание играть роль помощников. Чаще всего это происходит в системе отношений «отец – дочь», поскольку девочки более покорны патриархальным традициям. В этом отношении показателен пример младшей дочери Зигмунда Фрейда, вовлеченной в орбиту его психоаналитических идей. Шутка ли, Анна стала (наряду с Мелани Кляйн) одним из основателей детского психоанализа – не выйдя замуж, не создав собственной семьи, не родив ребенка (похоже, до самой смерти отца она и играла роль ребенка, область чувств которого исследовала). Впрочем, не лучше было положение у Мелани Кляйн, в браке которой родилось трое детей, однако семейная жизнь сложилась неудачно. Считается, что тяжелый характер этой женщины не позволил ей стать хорошей матерью. В результате ее дочь Мелитта, тоже ставшая психоаналитиком, навсегда порвала отношения с матерью и даже проигнорировала ее похороны. А старший сын трагически погиб в горах, причем, согласно утверждению Мелитты, он покончил с собой, отчаявшись найти взаимопонимание с матерью. Вот такие примеры порой демонстрирует нам история. И, пожалуй, отцам стоит лишний раз подумать, вовлекать ли дочерей в такую деятельность, которая на фоне профессиональной (социальной) самодостаточности перечеркнет способность реализовать себя в традиционной роли, заретуширует все возможности счастья в личной жизни.

Итак, Анна Фрейд стала заниматься делом отца по необходимости. Будучи младшим – шестым ребенком в семье, она более остальных была привязана к отцу. Избрав первоначально профессию учительницы в начальной школе, Анна вскоре под влиянием отца оставила это занятие. Вместе со стареющей матерью и тетушкой Минной она постоянно находилась в родительском доме, тогда как остальные дети, ее братья и сестры, завели собственные семьи. Почему так произошло именно с нею? Ирвинг Стоун в книге о Фрейде превосходно описывает те формализованные отношения, которые установились у мэтра психоанализа с детьми. Скажем прямо: он и не собирался воспитывать неординарных личностей (кстати, в своей самодостаточной сосредоточенности он во многом напоминает Льва Толстого). «Он давал им карманные деньги, заботился о том, чтобы они хорошо одевались, что, на его взгляд, важно для их психологического комфорта» – это описание Стоуна можно было бы дополнить еще пятью-шестью пунктами в том же духе. Одним словом, Зигмунда Фрейда всерьез интересовала только одна личность – его собственная. Но правда и в том, что именно с меньшей дочерью, Анной, у профессора Фрейда установились особые отношения. Во-первых, взросление Анны совпало с приходом к Фрейду известности. Он чаще стал переключать мысли с завоевания своего места под солнцем посредством психоанализа на более простые, и в то же время важные вещи – отношения с близкими людьми. Во-вторых, Анна, как младший ребенок, была более заласкана – она росла во всех отношениях той хорошей девочкой, которой прилежание, отсутствие сильного дерзкого характера, выразительности приносят проблемы при устройстве в жизни. Наконец, в-третьих, период ее запоздалого самоопределения сначала был заметно скомкан войной, а затем – навсегда перепахан роковой болезнью отца. Как дочь, истово любящая отца, она больше вникала в его жизнь, открывая по ходу его проблемы и тревоги. Именно у нее на глазах разворачивалась драма соперничества внутри психоаналитического сообщества, уход от угасающего Фрейда учеников (который он с неизменным, тщательно скрываемым озлоблением интерпретировал как предательство), из всего этого и возникла потребность помогать отцу. Но эти неприятные и болезненные открытия произошли у Анны вовсе не в силу ее желания жить интересами отца; просто слабеющий Зигмунд Фрейд стал делиться с ней своими проблемами, поскольку ближе нее в данный момент у него никого не было.

После нескольких операций настал момент, когда стало ясно: Фрейду необходим человек, который сумеет, как точно выразился Ирвинг Стоун, «скрашивать старость». Ни жена Марта, ни ее сестра Минна на эту роль не подходили – не только потому, что они были слишком далеки духовно (речь не о душевной теплоте, но о понимании дела мужчины и способности продолжать его, как, например, Козима Вагнер после смерти мужа). Нужен был не просто собеседник, но человек, способный развивать дальше идеи психоанализа. Нужен был ему! И Анна согласилась – из жалости и из желания помочь. А еще – из-за неспособности поставить свой жизненный проект выше отцовского. Она решилась посвятить себя отцу, став его помощницей, секретарем, сиделкой, другом, безропотной и заинтересованной собеседницей. Было бы наивным полагать, что приход Анны Фрейд к психоанализу произошел быстро. Даже при ее способностях и желании воспринимать отцовскую концепцию понадобились годы, прежде чем дочь из универсальной сиделки превратилась в ученого и продолжателя идей. Ее неистовое, неугасимое желание было порождено одним: жаждой угодить смертельно больному отцу. Еще при жизни превратившегося в легенду отца, к сорока годам Анна выдала свою, окончательно оформившуюся идею, оставив мечты организовать личную жизнь, приняв на себя продолжение миссии. Роль отца в этом восхождении переоценить невозможно – как психоаналитик Зигмунд Фрейд сформировал свою дочь, передав ей даже свою хватку – инструмент борьбы за первенство в избранном направлении (Фрейд был еще жив, когда Анна с трибуны клеймила Мелани Кляйн за «вульгарный подход» к психоанализу – отец мог бы гордиться дочерью). Она достигла многого, но всю жизнь провела одна, без спутника жизни, а ее работа с детьми была в значительной степени компенсацией за поражение на личном фронте.

Конечно, случай Анны Фрейд относится к редким исключениям, подтверждающим, что родители определяют ту степень добра, которой одаривают своих детей. Впрочем, встречаются и совершенно уникальные случаи. К таковым следует отнести появление выдающегося врача Николая Ивановича Пирогова. Из шестерых выживших в семье казначея детей он был самым младшим. И своим образованием Николай был обязан… знакомому семьи – известному московскому врачу, профессору Московского университета Е. Мухину. Сей достойный муж приметил способности любознательного мальчика и стал заниматься с ним индивидуально, постепенно вовлекая в медицину. В результате четырнадцатилетний юноша, прибавив себе два года, поступил на медицинский факультет Московского университета. Однако Николай Пирогов учился легко – его впечатляли громадные перспективы медицины. Когда же ему удалось устроиться на должность прозектора в анатомическом театре, он окончательно решил посвятить себя хирургии.

Поддерживающий все начинания своего ребенка, любя и ободряя его, родитель не должен настаивать, чтобы тот наследовал его деятельность, но он обязан дать ему импульс – двигаться. Что-то делать, действовать, зная, что любим. Тут можно вспомнить, что отец индийского духовного лидера Вивекананды был профессиональным юристом с обширной практикой, вел активную светскую жизнь. Но он не настаивал, чтобы сын шел по его стопам, давая ему возможность делать выбор. Зато известно, что их отношения всегда оставались теплыми и гармоничными. Более того, подметив незаурядные способности сына, отец, который сам превосходно владел вокалом, научил сына петь. Вместе они разучивали песни, которые потом очень пригодились будущему духовному вожаку для настроя, достижения состояния воодушевления и эйфории.

7

Что ж, опыт родителей знаменитых детей прямо указывает: отец и мать способны сформировать не только увлечение ребенка, но и дело всей его жизни.

Чем большим авторитетом обладает родитель в социуме, тем более охотно ребенок поддастся его влиянию. Возраст и способы привлечения в область собственной деятельности имеют исключительное значение. Влияние других авторитетных лиц и их ободрение несут с собой дополнительные мотивационные стимулы.

Чем более деликатным оказывается родитель, тем больше психического равновесия и комфорта испытывает ребенок, тем чаще он полагает, что это его собственное решение. И тем больше гармонии в его жизни.

Всякому родителю следовало бы подумать, стоит ли наделять своего ребенка возможностью социальной самореализации по проторенной отцом или матерью тропе. Особенно если такой мирской успех явно эфемерен – в силу запрограммированного отказа ребенка от формирования собственного пути. Кстати, иногда даже явно одаренные дети с трудом одолевает родительский сценарий, чувствуя дискомфорт в течение всей жизни. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с жизнью Дмитрия Набокова, сына автора известной «Лолиты».

Наконец, близким к идеалу вариантом остается предоставление ребенку полной свободы выбора – на фоне максимального привлечения к собственной формуле самореализации. Именно так появились великий композитор Вольфганг Моцарт, оригинальный изобретатель Альфред Нобель, самобытный музыкант и дирижер Мстислав Ростропович, по таким законам жила семья легендарного автомобилестроителя Порше.

Назад: Глава третья Создать установки
Дальше: Глава пятая Создать окружение и благоприятную среду. Открыть учителей