7. Шоб не было эксцессов между нами

Сейчас мне хотелось бы услышать что-нибудь приятное, типа… ну, я не знаю, давай вернёмся в гостиницу и займёмся любовью… Что-то вроде этого. Но судя по тому, как она выглядит, речь о чём-то совсем другом.

Ну, как бы вариант, который сразу приходит в голову, по идее не вариант, в том смысле, что я же не первый день на свете живу и понимаю, что надо делать… Ну, в общем…

— Слушай, Наташ, — наконец, не выдерживаю я, — если не знаешь, как начать, не беда, не начинай. Может, потом и надобность пропадёт.

Я вижу её лицо близко-близко перед собой. На нём таят крупные лохматые снежинки, моментально превращаясь в маленькие водяные капельки…

— Если мы простоим здесь ещё минут пять без движения, — улыбаюсь я, — то превратимся в сугробы. Весной, конечно, нас найдут, но всю зиму мы проведём здесь…

— Нет-нет, — качает она головой. — Я должна сказать… Не знаю только, как… Я чувствую, а выразить не могу. Днём в мыслях всё так чётко было, ясно и понятно, а сейчас все мысли разлетелись в разные стороны.

— Пойдём, подойдём ближе к Покровскому собору.

— Ну, погоди, Егор, для меня это важно.

Я выпускаю её из объятий и начинаю стряхивать налипающий снег.

— Егор… а ты правда меня… любишь?

Ох, ты ж ёжик… Куда это нас понесло-то…

— Да, — киваю я, всё ещё улыбаясь.

— Просто… ну, как сказать, просто мы совершенно… В общем, у меня такое чувство, что ты жалеешь, что со мной связался…

— Что ты, совсем не жалею, — мотаю я головой.

Правило отвечать прямо, сразу, без задержек, раздумий и именно то, что надо, я знаю хорошо. На мякине меня не проведёшь.

— Тем более, выяснилось, что ты самая красивая девушка в СССР.

— Ну, погоди ты с шутками своими.

— Да, какие тут шутки, ты же конкурс выиграла? Выиграла. Правда, если бы ты у меня спросила, что я думаю о том, что ты хочешь принять участие, знаешь, что я бы ответил?

— Думаю, да, — кивает она.

— Но ты, зная, что я был бы против, всё-таки решила поучаствовать, да?

— Я же об этом и пытаюсь с тобой говорить.

— А как ты думаешь, почему я был бы против?

— Потому что не верил, что я…

— Нет, в тебе я не сомневаюсь, ты же вон красавица какая. Но ты видела, что с девочкой, принявшей твой титул случилось? Это хорошо, у нас отборочных туров не было, и то, думаю, в некоторых местах было, кому отбирать.

— Куда отбирать? — хмурится она.

— В проститутки, куда же ещё, не понимаешь?

— Это на Западе, наверное, — пожимает она плечами. — У нас такого не бывает. Не может быть в принципе.

— Правда? Казино у нас тоже не бывает?

— Причём здесь это вооб… — начинает она, но я перебиваю.

— Притом что, нельзя кидаться в какие-то… крайности… Не зная броду, не лезь в воду. Народная, бляха, мудрость.

Немножко завожусь. Тихо, надо сбавить обороты. Я-то вон, пень опытный, а она ещё дурочка малолетняя. Всё хочет мне доказать что-то.

— Вообще-то я это для тебя сделала! — самую капельку повышает она голос.

— Класс! Спасибо. Я оценил, правда. Честное слово, я ценю, что ты ради меня готова голову в пасть льву засунуть…

— Да, — вставляет она… — вот имен…

— Но, — не даю я ей договорить, — лучше, если мы не будем, кто в лес, кто по дрова тянуть, или как лебедь, щука и рак. Мы должны, хотя бы пытаться стать двумя частями одного целого не только в койке.

Она хлопает меня по плечу.

— Блин, Егор… Я же ведь и пытаюсь стать! Видишь, я уже даже говорю, как ты! Половинкой, твою дивизию!

Я усмехаюсь.

— Как? То в драку с мужиком полезешь, то голой на сцену выскочишь?

— Что?!

Из глаз её вылетают молнии. Ишь ты, какая! Она гневно притопывает ножкой, поворачивается и шпарит в сторону Никольской. Но, сделав шагов десять, резко останавливается и так же резко возвращается.

Парни переглядываются.

— Я тебя не понимаю! — гневно бросает она мне своё страшное обвинение. — Я вообще не знаю, чего ты от меня хочешь! Говоришь, что твоя невеста, но выглядит всё так, словно мы и не вместе! Заскочил на часок, отодрал и улетел! Как Карлсон! К победам коммунизма! Сегодня ты король бандитов, завтра хулиган, а послезавтра комсомолец, активист и верный ленинец! Слава КПСС! Да ещё и друг генерального секретаря. А мне-то что делать? Какой быть мне, чтобы соответствовать и не стать домашней клушей? У тебя же бабы кругом! Причём, деловые, красивые, резкие, чего-то добиваются в жизни. А я типа дома сиди, рыбу жарь? Нет, конечно, я не про это, это не причём, но… Но их столько! Лиды, гали, тани, мани! Я всё понимаю… Коллеги, друзья и боевые подруги… Но вернее сказать, что ничего я не понимаю! Вот вообще ничего! Хер с ними, с бабами, я же обещала, что ревновать не буду… Но вот она я, бери, говори, что делать, и я стану твоей боевой подругой. Я, а не эти…

Она замолкает и тяжело дыша, словно лошадь, отмахавшая полсотни вёрст, жжёт меня огнём почерневших глаз.

— В общем, — продолжает она, переведя дух, — мне надо знать, чего ты от меня хочешь. Я буду делать, как ты скажешь, но только скажи что-нибудь. Я буду такой, как тебе нужно, но я должна знать, чего ты от меня ждёшь! Только я хочу быть не девочкой-припевочкой, от которой и надо-то всего, что присунуть, когда приспичит и оправить в стойло до следующего раза. Я или стану частью тебя, или… Уж лучше тогда вообще ничего не надо… По-другому я не хочу, я это поняла… И как поняла, решила, что и тебе надо понять…

— Егор! — окликает меня Игорь.

Я поворачиваюсь и вижу три тёмные фигуры, приближающиеся к нам.

— Добрый вечер, молодые люди, — произносит одна из них и подносит вытянутую руку к засыпанной снегом шапке. — Чем это вы тут занимаетесь?

— Да вот, погулять вышли, — улыбаюсь я. — Простите, не вижу вашего звания.

— Что, посреди ночи погулять? А документики у вас имеются?

Это милиция. Ночной дозор.

— Имеются. Мы приезжие, гости столицы. В гостинице «Москва» проживаем, вот здесь, рядом. Днём некогда, дел много, вот, только ночь и остаётся, чтобы красотой полюбоваться.

— Ну, давайте, посмотрим, — кивает он.

Я вытаскиваю паспорт и протягиваю ему.

— Намокнет от снега, — говорю я. — Да и невидно же ничего в темноте. Пойдёмте в гостиницу, там и посмотрите.

Милиционер пролистывает страницы моего паспорта и возвращает его мне.

— Вы все вместе? Вчетвером здесь?

— Да, — киваю я. — Но мы уже уходим, действительно времени много, спать пора…

Патруль доводит нас до гостиницы, убеждается, что мы проживаем здесь и идёт дальше, а мы расходимся по номерам. Парни к себе, а мы с Наташкой ко мне. Она выглядит уставшей и перегоревшей, словно высказавшись и сбросив пар, разрывавший её всё последнее время, она уже и не нуждается в ответах.

— Я ещё сказать хотела, — тихо, словно она самая послушная и покладистая девочка на свете, произносит Наташка. — Ты вчера спрашивал, хочу ли я в Геленджик. Я подумала. Нет, не хочу. Хочу домой, чтобы Новый год, как раньше, по-домашнему…

Она раздевается и устало бросает одежду на стул — свитер, майку, джинсы, колготки… Я стою и наблюдаю. Она снимает с себя всё и остаётся совершенно голой. Картина волнующая, честно говоря. Подходит к кровати и сняв покрывало, убирает в сторону. Оборачивается, бросает на меня быстрый взгляд и проскальзывает под одеяло.

— Бр-р-р… Холодно, — жалобно мурчит она. — Ты идёшь?

Ну а как же, иду, конечно, тут приманки такие… Только… не сразу. Снимаю брюки и сажусь на кровать.

— Я захотел тебя сразу, как увидел, — говорю я и оглядываюсь на неё.

Она сначала смотрит удивлённо, а потом улыбается и начинает смеяться:

— Нет, ты невыносим. Это ещё в детском саду что ли? Озабоченный!

А, точно мы же давно знакомы… Я сажусь на кровать и оборачиваюсь к ней.

— Завтра поедем в Геленджик и Новый год встретим там. В шумной компании новых друзей.

Она широко распахивает глаза и приподнимается на локтях.

— Но я же… — начинает она, но замолкает, бухается на подушку и отворачивается. — Зачем тогда спрашивал?

— Это было несколько часов назад, и ты ничего не ответила. Поэтому я принял решение сам, и мы с тобой поедем. Так вот, на твои вопросы я тебе отвечу кое-что. Немного, но по делу. Ты не конь в стойле и не секс-игрушка. Я чувствую в тебе силу и вижу любовь. И мне они нужны. И я хочу дать тебе то же самое. Дальше. Сейчас я делаю задел на будущее, в том числе и наше с тобой. Но я ещё не набрал нужной силы, поэтому мне приходится быть и бандитом, и ментом, и комсомольским активистом, и много кем ещё.

Она поворачивается и внимательно смотрит. Брови сведены, ловит каждое слово.

— Сейчас я уязвим, — продолжаю я, снимая рубашку, — и моё самое слабое место — это ты. Поэтому я хочу тебя защитить. Куда ты несёшься? Куда торопишься? Нам всего по семнадцать, у тебя вон ещё детство в одном месте булькает. Учись, набирайся знаний, изучай своё карате, только грудь береги, активно работай в комитете комсомола. Вот твоя цель на ближайшее время, круг твоих задач.

Она набирает воздух, чтобы сказать что-то, но я не даю ей этой возможности.

— Мне понадобится не только твоя задница, но ещё и мозги, сообразительность, обаяние, преданность, выносливость. Всё, что у тебя есть. Ты думаешь, что мы должны быть, как Бонни и Клайд? Нет, не должны. Мне не улыбается, чтобы тебе отстрелили голову, вот эту твою прелестную головку, во время ограбления банка. Не волнуйся, дома сидеть не будешь. Нет, когда родишь, будешь, конечно, только это ещё не сейчас. Но и с голой жопой ходить по подиуму я тебе больше не дам. Попробовала разок, типа по приколу, спишем на ошибки молодости. И пойми, тебе не надо мне ничего доказывать, пытаться удивить и соответствовать какому-то непонятному уровню. Ясно?

Она неуверенно кивает, но я не сомневаюсь, бой с воображаемыми конкурентками она только начала. Ей надо во всём стать лучше, чем они — в любви, в манерах, в умениях, в профессиональных достижениях, способностях удивлять. Это будет вечная гонка. До тех пор, пока я буду оставаться в ней призом. По большому счёту, оно и пусть, лишь бы только из мирного русла не выходило. Чтобы без эксцессов…

— Наташ, вот ещё что, успокойся ты, женщины в СССР пользуются плодами равноправия, поэтому их кругом много. Разных, обычных и красивых, что же теперь убиться что ли? Я ни разу не спал, да что спал, вообще у меня ничего не было с другими девушками с тех пор, как мы вместе.

— С тех пор?! — возмущённо выдыхает она и резко садится в постели. — А до этого?!

— Нет, ты меня в гроб загонишь! Двигайся, я иду…

Утром я делаю кучу необходимых звонков, а потом веду Наташку в ГУМ, благо, в пяти минутах ходьбы. Мы покупаем кучу вещей для поездки и чемодан. После обеда отправляемся в аэропорт. Билеты нам привезли в гостиницу, так что за ними никуда заезжать не надо.

Наташка выглядит спокойной, удовлетворённой и жизнерадостной. Надеюсь, подобные вечера вопросов и ответов не станут традицией. Иначе придётся с ней что-то делать. Можно подумать о розгах, например…

Толян высаживает нас у входа и уезжает к своим. Вечером они все тоже улетят на каникулы.

— Егор! — кричат сверху, когда, войдя в здание аэровокзала, мы останавливаемся перед табло. — Идите сюда!

Я задираю голову и вижу Бориса, свешивающегося через перила со второго этажа.

— Мы ещё не зарегистрировались! — тоже кричу я.

Люди смотрят на нас, как на дикарей, но нам смешно. Мы словно творцы, или, по крайней мере, хозяева этого мира, что хотим, то и делаем. На душе весёлая лёгкость и ожидание праздника. Шашлык, ёлка, Дед Мороз, холодные густые серые волны и салют в чёрном южном небе. Каникулы и никаких дел. Отдых, постель и Наташка под боком. Сто лет такого не было. Кажется, что в Гагры мы вообще в другой жизни ездили.

— Давайте паспорта, — предлагает Игорь. — Я пойду нас зарегистрирую.

Мы отдаём документы, билеты и чемодан, а сами идём наверх. Борис нас поджидает. Выглядит он ярко. В сумасшедшей дублёнке, огромном шарфе и в шляпе. Пальцы унизаны кольцами с камнями, как у средневекового ростовщика. Он смотрит на нас с загадочно-высокомерной улыбочкой.

— Рад тебя видеть, — киваю я. — Артиста заметно сразу по шарму и яркому стилю. Вкус штука такая, либо он есть, либо его нет.

Наташка смеётся и незаметно пихает меня в бок.

— Знакомься, Наташ, это Борис. Он музыкант из Большого!

— Ого! — улыбается она, — Как здорово! А я вот, к своему стыду, в Большом не была ещё. Я и в Москве-то не так давно впервые очутилась.

— Ну, это мы легко можем исправить, — игриво и немного даже плотоядно улыбается Буряце, — для красивой девушки у нас в театре все двери откроются.

— Наталья — моя невеста, — уточняю я, — а Борис друг Галины. А друг Галины и наш друг.

— Чего вы там стоите?!

Я оборачиваюсь на голос и вижу саму Галину. Она машет нам рукой.

— Идите скорее сюда! — зовёт она. — Тут шампанское!

Мы подходим. Компания уже веселится. Они сидят за столиком в кафе.

— Вот они, мои лялечки, — указывает на нас Галя своим друзьям. — Это Егор, а это Наташа.

— Тут столько девчат, а он со своей! — смеётся черноволосая дама с тонкими и не очень добрыми чертами лица. — Главное, ведь и Наташи уже имеются.

Ей лет тридцать пять, может, чуть больше, поэтому Наташка особо не напрягается, хотя… ну, в общем…

— Это тоже Наталья, — машет на свою подружку Галя, — она хорошая, просто выпила немного. А это Вика.

Вика кивает, не слишком интересуясь нашими персонами. Она примерно того же возраста, что и Наталья. Яркая черноглазая брюнетка, поглядывающая свысока. У обеих Галиных подруг во внешности есть что-то восточное. Вика, так та вообще, будто с ближнего востока.

— Так, давайте, шампанское! — командует Галина. — Борис, наливай. Сейчас ещё Марик подъедет. Но он всегда опаздывает.

Мы усаживаемся к столику, на котором стоит большое блюдо с бутербродами с копчёной колбасой. В кафе многолюдно. За огромными панорамными окнами взлетают и садятся белоснежные самолёты.

Наташка смотрит на меня вопросительно, мол, нам точно надо с этими людьми ехать? Я не знаю, зачем Чурбанов попросил меня отправиться с ними, но отказаться я уже не могу и поэтому только плечами пожимаю.

— Уважаемые пассажиры, вылетающие рейсом… — бесконечно объявляет что-то дикторша с мелодичным голосом.

Суета, оживление, ощущение путешествия.

Появляется Игорь. Его появление вызывает радостные возгласы среди подруг, но отказ выпить с ними ввергает их в уныние. Потом приходит Марик, он же Марк Михайлович Фридман, театральный режиссёр лет сорока. Он весёлый, импозантный, в больших черепаховых очках, в костюме с шейным платком и в шубе. Прямо Шаляпин.

— Марик, ты перепутал, — смеётся Галя. — Мы же не в Анадырь летим, а в Геленджик!

— Наташ, — говорю я на ухо своей суженой, когда мы садимся в самолёт. — Не расстраивайся из-за компании. Поверь, мы отлично проведём время. Будем жить в хорошей гостинице и гулять по набережной. Никто же нас не заставит всё время торчать вместе с ними. Нам и вдвоём будет хорошо, да? Потренируемся, может быть. Покажу тебе пару приёмчиков. А может и люди эти окажутся не такими ужасными.

Она чуть-чуть качает головой, улыбается и утыкается лбом в мой лоб.

— А я и не беру, — шёпотом отвечает она. — Главное, мы вместе.

В Адлере мы приземляемся уже вечером. Получаем багаж и выходим в зал. Все сонные, особенно те, кто хорошенечко накатил перед полётом. Барышни, или, скорее, барыни, выглядят помятыми и сердитыми.

— Так, ну и кто где? Галя, нас встречают или нет?

— Встречают-встречают, — хмуро отвечает она. — Погодите, сейчас осмотримся. Давайте, кому надо, идите в туалет, а то нам ехать ещё неизвестно сколько.

— Надо было в Сочи, как я предлагала! — злится Вика. — На кой ляд нам этот Геленджик, Галя?

Мы идём в туалет. В женский, как обычно, очередь, хоть и небольшая, но есть. Поэтому, я выхожу раньше и стою, поджидая, когда появится Наташка. Рядом стоят три крупных парня. Один постарше, ему около сорока, двум другим лет по двадцать семь.

— Где Арсен? — сердито, с кавказским акцентом спрашивает тот, что старше. — Я почему тут стою и жду? Вообще не понимаю, он с ума сошёл? Ты мне скажи!

— Не знаю, Вахтанг, не приехал, — отвечает другой, похожий на быка. — Мало ли что случиться могло.

— Ты его предупредил, хотя бы?

— Ну конечно, предупредил. Просто дорога неблизкая. Подождём ещё.

Третий стоит молча, с непроницаемым видом.

— Обычная дорога, вообще! — злится Вахтанг. — Я ждать тут твоего чушкана не буду, да? Идите теперь машину ищите. Такси возьми, деньги у Арсена потом заберёшь, понял?

— Нет такси, Вахтанг, ни одной машины, я проверил. Вечер уже.

— Какой вечер, слушай! Ты издеваешься? Ищи, я сказал! Я тебе что, на автобусе ехать буду? Я твоего Арсена рот… ты понял, да? Частника лови.

Выходит Наташка и мы возвращаемся к нашей группе.

— Так, — хмуро говорит Галя через некоторое время. — Нас должны встречать, но ничего похожего на встречу я не вижу. Наверное, надо выйти и самим поискать. Там «рафик» дожен быть, у меня номер записан.

— Мы с Игорем сходим, — предлагаю я.

Никто не возражает. Мы выходим наружу. Уже стемнело.

— Класс, тепло как, — говорит Игорь.

Действительно, сейчас градусов восемь тепла. Влажно только.

Мы идём по парковке и вскоре замечаем нашу машину. Точно, стоит, как ни в чём не бывало в сторонке. Направляемся к ней, чтобы попросить подъехать поближе. Чемоданы сюда тащить не самая лучшая идея.

Подходим и видим водителя. Он стоит рядом, курит и разговаривает с двумя парнями. Я их узнаю, это те бычки, что были у туалета.

— Нет-нет, — качает головой водитель. — Нет, не могу, я жду делегацию.

— Какую нах*й делегацию?! — наезжает на него тот, что разговаривал с Вахтангом. — Я и есть делегация. Ты чё, дед, не врубаешься? Ну так я тебе сейчас врублю.

— Так, ребят, — вступаю я. — Делегация прибыла. Делегация высокопоставленная, так что, сорри, ищите себе машину в другом месте. Эта уже занята.

— Ты что ли делегация? — поворачивается парень и осматривает нас с Игорем с ног до головы.

— Я и группа товарищей. Всё ребят, разговор окончен. Что же вы, товарищ, здесь стоите? Мы вас ждём-ждём, а вы не идёте.

— А мне сказали тут стоять, — разводит он руками. — А вы точно мои?

— Ваши-ваши, вы Галину Леонидовну ждёте?

— Какую тебе, в пи*ду, Галину Леонидовну! — грозно рычит бычок, отодвигая водителя. — Я тебя с твоей Леонидовной вертел знаешь где? Короче, тачку мы забираем.

— Нет, — хмыкаю я, — не забираете.

Игорёк разминает шею и похрустывает костяшками пальцев.

— Вы ребятки попутали очень сильно, — проясняю я ситуацию. — И я вам советую на задний ход врубить телеграф, пока не стало мучительно больно, ну и, как говорит классик, чтоб не было эксцессов между нами.

— Я не понял! — щурится добрый молодец. — Тебе прям щас въ*бать?

— Ну, попробуй, — пожимаю я плечами.

— Это что тут за кипеш такой? — раздаётся позади нас голос с кавказским акцентом.

В тот же миг я слышу щелчок. В руке молчаливого парня оказывается нож.

— Чё не ясно, щеглы? — хрипло спрашивает он и встаёт в стойку.

— Непростой кент, — тихонько бросает Игорёк, расстёгивая куртку. — Непростой…