24. Дамоклов меч
Он смотрит на меня весело и по-отечески тепло. Просто добрый дедушка Мороз. Ферганский только…
— Фархад ака, — говорю я с улыбкой и прикладываю руку к сердцу, чуть склоняясь в поклоне. — Муаллим. Неожиданно слышать такие речи. Вопрос слишком серьёзный, чтобы вот так на лету, в больничном коридоре, я мог дать ответ, достойный вашего статуса и величины.
— Ничего-ничего, — посмеивается он. — Какой ответ, мой мальчик, можешь ничего и не говорить, и так всё ясно. Вы друг другу нравитесь, даже более того. Ну а всё остальное мелочи.
— Так мне ещё восемнадцати нет, думаете самое время в брак вступать? — хмыкаю я.
— Слушай, дорогой мой. Свадьба такая вещь, что за два дня не делается. Пока дойдём до свадьбы, ты уже совершеннолетним будешь, не переживай.
— А если у меня уже есть невеста?
— Мой мальчик, что ты говоришь, думаешь я не понимаю? У такого видного парня, как ты, обязательно будут девочки, поклонницы, желающие связать с ним судьбу. Конечно, они и у тебя есть. Дело молодое, как говорится. Но девочки-девочками, а жена — это другое. Тебе кажется, что ты ещё молод, но тебе же хватило возраста, ума и сноровки, чтобы сорвать цвет Айгюль.
— Что-что?
Нет, я просто балдею от постановки вопроса. Сорвать цвет Айгюль? Не засмеяться бы. В голове возникает Анна Герман.
Белый цвет
Черёмухи цвет
Это весны
Весёлый привет
Пусть везёт
Тому кто верит и ждёт
К сердцу всегда
Любовь дорогу найдёт…
— Что-что, — передразнивает он. — Я ведь тебе говорил, не ходи к Айгюль в спальню. Говорил? Говорил. Объяснял, что берегу её не для тебя? Объяснял. А ты что? Послушал ты старика? Нет, не послушал. А теперь, когда я прошу вернуть, то что ты взял, ты ведёшь себя как-то не слишком уверенно.
— Вернуть, то что взял?
— Конечно, — всплёскивает он руками. — Честь девичью, иначе, как Айгюль людям в глаза смотреть будет?
Он улыбается. Всё он знает, лис старый. И знает, что я знаю, что он знает, но, всё равно, не начну скандалить. Да хоть бы и начал, смысл не в этом вообще. Не в этом. А вот в чём? В чём смысл происходящего?
— А девочки твои… — продолжает Ферик, — это, как ты захочешь. Ты мужчина, тебе и решать. Будут силы и деньги, пожалуйста, хоть десять имей, никто и слова дурного не скажет. Но официальная жена только одна. Мы же в Советском Союзе живём, у нас коммунистов гарем запрещён.
— А вы в партию-то будете вступать? — спрашиваю я.
— А? — широко открывает он глаза и через пару секунд начинает хохотать.
— Всегда знал, — говорит он отсмеявшись, — что ты остроумный человек. Очень остроумный. Ну, пойдём, проверим нашего друга, а на эту тему потом поговорим ещё.
— Да, Фархад Шарафович, обязательно поговорим, — подтверждаю я.
Но сейчас мне не до этой чепухи, честно говоря. Я очень надеюсь, что мой преследователь, несгибаемый стрелок, выпустивший по мне уже три неудачных выстрела что-нибудь расскажет. Потому-что ситуация становится весьма нервной. Если он уже и в Москве до меня добрался, кто-то взялся за меня более, чем всерьёз. И этот кто-то выглядит серьёзнее, чем никогда.
Мы двигаемся по коридору и доходим до палаты Цвета. Он лежит в палате один, безо всяких соседей. На кровати набросаны газеты, на тумбочке минералка и мандарины. Братва греет.
Когда мы заходим, Цвет читает старую книгу в обтрёпанной обложке. Ни автора, ни названия не разобрать. Увидев нас, он откладывает её, укладывая развёрнутой на колени, обложкой кверху.
— А, — говорит он. — Пришли всё-таки.
— Здорово, — улыбаюсь я. — Ну как ты тут? Не выздоровел ещё?
— Лежу, отдуваюсь за тебя, — качает он головой.
— Он за тебя тоже лежал, — пожимает плечами Ферик и садится на стул рядом с кроватью.
Палата у Цвета небольшая, рассчитанная на двух пациентов. Но вторая койка свободна. В помещении светло и даже как-то уютно, несмотря на то, что это больница и никуда от этого не денешься.
— Ну, что же, брат, — улыбаюсь я, — теперь мы с тобой повязаны, можно сказать, кровными узами, да?
Я беру книжку с его колен и открываю титульный лист. Макиавелли Н. Сочинения. Ленинград 1934.
— Просвещаешься, государь? — хмыкаю я.
Он забирает книгу из моих рук, кладёт обратно и вопросительно кивает:
— Чего Ирку не привёл?
— Негоже своих девиц раздавать, — отвечаю я. — Да же, Фархад Шарафович?
Тот хитро улыбается и меняет тему.
— Что врачи говорят? — спрашивает он.
— Говорят, ещё неделю тут торчать, — недовольно отвечает Цвет. — Лежать я и в другом месте мог бы. С б о льшим удовольствием.
— Ничего. Здесь под присмотром зато.
— Это и настораживает, что под присмотром-то, — хмыкает Паша Цвет. — Чё там творится-то? Раскололи менты стрелка?
— Не знаю пока, ближе к вечеру, надеюсь, выясню что-нибудь, — отвечаю я. — А у меня пока вот какой вопрос есть, господа воротилы теневого бизнеса.
— Как скажет же, — качает головой Ферик. — молодой, а уже такой грамотный и мудрый.
— Нет Фархад Шарафович, никого мудрее вас мы с Павлом ещё не встречали. Правильно я говорю?
Цвет молча кивает.
— Я вот, что хотел с вами обсудить, — продолжаю я. — Геленджик и Сочи. Да и всё остальное побережье. Гагры тоже можно иметь в виду, если двигаться в ту сторону. Думаю, не стоит упоминать, что регион ключевой с точки зрения получения нетрудовых доходов и реализации различных контрабандных и контрафактных товаров народного потребления. Туристы, иностранные туристы, море, торговые суда, скопление советских граждан. Мечта незаконного предпринимателя.
— Тесно там, — пожимает плечами Цвет и морщится от боли. — И сезонность. Мы на своей территории не меньше зарабатываем и безо всякой конкуренции.
— Но это одна из важнейших точек на карте нашей необъятной Родины, — возражаю я. — Пока мы её не контролируем, нашему авторитету всегда будет чего-то недоставать. Как жемчужины в короне. К тому же наша территория огромна, а зарабатываем столько же, как на этом клочке земли?
— Сколько мы зарабатываем сравнить трудно. Но легко заранее понять, что легко нам зайти на Юга не дадут. Нужно израсходовать много ресурсов, чтобы там закрепиться. Будут непонятки с местными. Конфликты, может, быть даже боевые стычки. Хер пролезешь туда. Хотя, согласен, место солнечное, сытое. Думаю, когда силёнок поднакопим, обязательно туда попрём.
— Там знаешь как народ играет отчаянно? — усмехаюсь я. — Там в самом дешманском катране такие бабульки ходят, мама не горюй.
— Ну, так я же и говорю…
— Да я понял, правильно ты говоришь, — соглашаюсь я. — Молодец.
Ферик молчит, следя за нами и не выдавая пока своей точки зрения. Я беру стул, стоящий у соседней кровати и подтаскиваю ближе к нему.
— А что если я скажу, будто у меня есть средство войти без больших проблем?
— Надо сначала посмотреть, что за средство, — Цвет снова пожимает плечами и кривится.
— Есть такой довольно влиятельный в тех краях человек, хоть и молодой… — говорю я. — Впрочем, не только в тех. И он может нам помочь. Небескорыстно, ясно дело, но я со своей стороны полагаю, что для нас это может быть вполне даже выгодно.
— И кто этот «влиятельный» человек? — нахмурившись спрашивает Ферик. — И что он будет хотеть за свои добрые дела?
— Вы оба его знаете, гораздо лучше, чем я. Я ведь с ним только познакомился. И да, хочу подтвердить, всё что говорит Цвет чистая правда, никто нас там с распростёртыми объятиями не ждёт, и за место под солнцем, и даже под луной, нужно биться и в каждую пядь вцепляться мёртвой хваткой.
— Ну, и? — кивает Цвет. — Кто этот союзник?
— Джемал, — говорю я. — Джемо Бакинский.
Они молчат взвешивают, что я сказал.
— И, — первым нарушает тишину Ферик, — чего он хочет?
— Он хочет только одного, чтобы вы простили ему, что он… кх-хм… — я покашливаю, — сорвал цвет…
— Чего? — хмурится Паша.
— Нет, не тебя, — усмехаюсь я. — Это поэтическая метафора, девичий цвет. Он просто по молодости накосячил перед Фархадом Шарафовичем. Подробности мне не известны, но он очень хочет, чтобы наш уважаемый учитель позволил ему загладить свою давнюю вину.
— А-а-а… понятно, — кивает Цвет. — Я его помню, да. Мы пересекались с ним на зоне. Он, кстати, молодой, но крепкий и за воровской закон твёрдо стоял. Его уважали. Подтверждаю, да. Но лично я его плохо знаю. Поэтому пусть дядя Ферик скажет, раз у них тёрки были.
Разумеется, Джемо не говорил мне, что был первым возлюбленным Айгюль. Он вообще не сообщал, случилось ли у них что-то. Это было бы совершенно неуместным. Просто я решил сымпровизировать и судя по тому, что Ферик превратился в изваяние, и лишь глаза его сверкают, буравя во мне дырку, может быть, угодил в точку.
— Так что он конкретно предлагает? — спрашивает Цвет.
Я подробно рассказываю о наших встречах и разговорах с Джемо. Я понимаю, что упоминание срывания «девичьего цвета» в контексте нашего предыдущего разговора едва ли сразу настроит Ферика на позитивную волну, но внезапно возникший вопрос с женитьбой лучше не откладывать в долгий ящик, потому как неизвестно, чего он там себе надумает…
Разумеется, это ещё никакой не финал, просто обмен тычками, пробная сессия. Ладно, едем дальше.
— Признаюсь, мне показалось его предложение заманчивым. Я не знаю, может быть, многоуважаемый учитель не желает впускать этого человека в Узбекистан обоснованно. Ваше слово Фархад Шарафович для нас непререкаемо.
Мы все знаем, что это не совсем так и будь на то воля Цвета, он бы вообще обошёлся без участия Ферика Ферганского. Но я полагаю, с ним нам будет проще. Помимо того, что у него огромный вес в Узбекистане, он и в других частях союза многих знает и для многих авторитет.
А нам надо подчинить больше территорий, и мы сейчас, в некотором смысле, Каролинги. Не династия, конечно, а группа товарищей с тесно переплетёнными интересами. Коллективный Карл Великий, подминающий под себя дикую Европу. Ну, или Орда, это кому как больше нравится.
— Мне кажется, — говорю я, — прелесть ситуации в том, что если вы, Фархад Шарафович разрешите Джемалу работать в Узбекистане, то он будет и себе, и вам зарабатывать деньги. А если он пустит нас на свои территории и точки на Чёрном море, то благодаря заложенной им основе, зарабатывать будем опять-таки мы. То есть, нам не нужно будет столько вкладывать в инфраструктуру и войны, и мы будем пользоваться тем, что уже имеется. Стало быть, опять, будем зарабатывать с его помощью. Одновременно, будем расширять свои проекты, создавать новые и заберём всё себе. Всю территорию. На это у нас мало времени, года полтора, пока генсек ещё в силе. А потом политический ландшафт может заметно измениться. Так что, учитель, решайте. Думаю, люди меняются. Джемал уже не безбашенный малолетка, а вполне серьёзный человек.
— Я не против попробовать, — кивает Цвет.
В палату вваливаются трое весёлых и балагурящих братков:
— О, Цвет, братан! Вечерочек, в натуре!
— Погодите там! — бросает он, как лев.
Не говорит, а посылает короткий рык, сопровождая соответствующим взглядом, и всем сразу становится понятно, на какой ступени находится каждый из них. Посетители замолкают и тут же исчезают. Надо будет, кстати познакомиться с его лейтенантами и генералами.
Мы ещё какое-то время сидим у больного, обсуждая различные вопросы, а потом уходим. Братва провожает нас взглядами и устремляется к своему боссу. А мы двигаем на выход.
— Егор, — мягко, по-восточному сладко и по-лисьему лукаво, говорит Ферик, прощаясь со мной. — Не устаю удивляться твоим способностям. Ты невероятно дальновидный, умный и хитрый человек. Ты, конечно, умело всё свёл к шутке, но тебе придётся подумать о моих словах очень серьёзно, слышишь? Очень серьёзно.
Мы оба знаем, что это никакая не шутка и шуток вообще не было. Так же, как совсем не шутка и то, что скажет стрелок. Если, конечно, хоть что-нибудь скажет…
— Когда мы станем семьёй, продолжает он, — нас никто не сможет победить. Таких, как Цвет, сотни, может быть, даже тысячи. Таких, как мы с тобой, больше нет.
Несомненно, лесть — это то немногое, что может меня убедить, да? Собрат по уникальности.
— Мне нужно поговорить с Айгюль, — отвечаю я. — По поставкам.
— Да-да. Она будет тебя ждать вечером дома. Обязательно приезжай, вопрос серьёзный, нам надо его как можно скорее закрывать. Позвони, может, она уже дома, так прямо сейчас и поедем. Можем на моей машине.
— Я бы с удовольствием, но сейчас у меня будет очень важная встреча.
— Это по поводу вчерашнего происшествия? Надо обязательно выяснить в кого стреляли и кто заказал.
— Хорошо, — соглашаюсь я, будто и сам не знаю, что нужно.
Конечно, нужно. Нужно иметь возможность самому допрашивать таких пассажиров, на своей базе, а то слишком много игроков. Либо не тот, кто надо услышит, либо ещё чего похуже…
— Ну ладно, тогда, — улыбается Ферик и хлопает меня по плечу. — Позвони Айгюль, как освободишься. Вай, такая девушка, красивая, умная и деловая. Ты таких видел когда-нибудь?
Улыбается, а глаза как у змея, холодные, расчётливые. Может, он знает, что я не знаю?
— Действительно, — соглашаюсь я с улыбкой. — Ни одного плохого слова нельзя сказать. Просто цветок.
Из машины я звоню Чурбанову и он даёт команду приезжать прямо в министерство. Министра нет, а ему самому некогда по кафешкам скакать. Беру под козырёк и лечу к нему. Пропуск меня ждёт, я поднимаюсь в приёмную и докладываю секретарше.
— Присаживайтесь, — говорит она. — Нужно подождать.
Я опускаюсь на стул. Ждать приходится пятнадцать минут, и всё это время я раскладываю в голове пасьянс со стрелком. Поговорили они с ним? Меня беспокоит не столько то, что приходится доверять Чурбанову и буквально отдаваться на его милость, сколько то, что я никак не могу контролировать, куда эта информация пойдёт дальше…
Дверь открывается и из неё выходят два здоровяка в штатском. Один из них кажется мне знакомым. Открытое лицо, густые брови, чистый взгляд. По телеку вроде не мелькает… Кто же? Не Медунов, случайно? Неужели…
А вот у второго взгляд колючий и настороженный. Холодный взгляд. Такие фирменные взгляды неплохо вырабатываются во всевозможных органах. Он тоже плотный и крепкий, но весь такой неприметный, незапоминающийся и блёклый.
Они скользят по мне взглядом, вроде как безо всякого интереса, но я уверен, что вот этот из органов рассмотрел достаточно. Действительно, не каждый день юноши обивают пороги министерских кабинетов.
— Брагин там? — оживает селектор.
— Да, Юрий Михайлович.
— Пусть заходит.
Я киваю и, поднявшись со стула шагаю к кабинету. Внутри просторно, огромный стол для заседаний и большой рабочий стол. Большой портрет любимого тестя. С любовью, Юре…
— Здравствуй, Егор, — приветствует он меня.
— Здравствуйте, Юрий Михайлович.
— Садись, сейчас Тайманов подойдёт, позвонил уже.
Я присаживаюсь.
— Юрий Михайлович, а это случайно не Медунов сейчас был? — спрашиваю я. — А то я смотрю, лицо знакомое, а припомнить не получается.
— Точно, — хмыкает Чурбанов. — Он самый. А второй зам Андроповский, генерал Мигуль. Не первый, но и не последний.
— Ого, представительная делегация, — киваю я. — Даже холодком повеяло.
— А знаешь, чего они приходили?
— Нет, конечно, мне государственные тайны неизвестны.
Он хмыкает.
— Стрелка твоего просят отдать.
Упс… с какой это радости…
— Ого… А почему?
— Да, чушь какую-то несёт, типа у него есть данные, что он их клиент, за которым они уже долго гоняются, что он их агентов отстреливал.
Что? Типа за мной охотится суперпрофессионал?
— Агентов отстреливал? — переспрашиваю я. — Серьёзно? Это что за ерунда, вы про такое слышали когда-нибудь?
— Нет, — усмехается он. — Я вот и говорю, что чушь несут. Нет, ну может, что и было, может и застрелил кого-то но чтобы вот так прямо «агентов», как будто пачками… не знаю.
— А Медунов при чём?
Ой… как-то мне всё меньше и меньше нравится…
— Ну, он привёл вроде как друга своего, отрекомендовать лично.
— Отдадите, Юрий Михайлович? — с тревогой спрашиваю я.
— Сказал, отдам, когда по своему делу допрошу. Мигуль этот прямо заёрзал, извертелся на пупе.
— А на каком-то полустанке села женщина в купе, — задумчиво киваю я. — Так, а стрелок-то очнулся?
— Нет, отдыхает пока, сучёнок. Сейчас помощник всё расскажет.
Раздаётся стук и заходит Тайманов.
— Разрешите?
— Заходи, Олег.
— Добрый день, — здоровается он со мной.
— Здравствуйте, Олег Довлатович, — поднимаюсь я и протягиваю руку.
Мы присаживаемся.
— Олег, расскажи, пожалуйста, Егору, что там с этим стрелком. Три раза как-никак в человека стрелял.
— Юрий Михайлович… — начинаю заикаться я… — А это официальная версия?
— Какая? Что он в тебя стрелял?
— Да…
— Нет, это только между нами. Но нам же надо понимать, что это за нежить такая. Официальная у нас версия неудачная попытка ограбления. Но, в неё естественно никто не верит, вроде как мы специально её выдвинули, чтобы настоящую версию утаить. А настоящая у нас версия какая, Олежек?
— Настоящая версия, Юрий Михайлович, покушение на жизнь начальника общего отдела ЦК КПСС.
— Но Мигуль этот с такой формулировкой сразу у нас заберёт дело, поэтому мы и тянем, хотим сами разузнать, что там у наших заклятых друзей за кухня. Понимаешь?
Да как такое не понять, понимаю, хоть и тревожусь всё больше. Одно дело с Чурбановым… а вот с Мигулём этим, боюсь особо добрых личных отношений не построишь…
— А Гурко, — продолжает Чурбанов, — что характерно, сначала пришёл, будто в штанишки наделал, тише воды, ниже травы. А потом, после обеда уже ничего не боялся и… Что он там тебе заявил?
— Сказал, — отвечает Тайманов, — что версия у нас явно глупая и у него нет врагов, чтобы в него стрелять. Хотя мы такую версию вообще не выдвигали и говорили с ним только о возможном ограблении, он начал опровергать политическую подоплёку дела. Я предполагаю, что он с кем-то имел разговор и его хорошо приободрили. Он, например, заявил, что ожидает, когда дело передадут в КГБ. То есть поменял поведение, стал уверенным, заявил, что ему некогда и приезжать больше не будет. Если нам надо, то мы сами приедем.
— А он с этим Мигулём вась-вась, неизвестно? — интересуюсь я.
— С Мигулём вроде нет, — крутит головой Чурбанов, — а вот с Медуновым отношения неплохие, насколько я знаю. Тесных связей нет, но так, всё дружелюбно.
Раздаётся телефонный звонок. Это селектор. Чурбанов снимает трубку.
— Да, соединяйте, — разрешает он. — Чурбанов. Да. Как давно? Отлично. Никого не впускать до прибытия Тайманова. Вообще ни одной души, даже меня. Ясно? Выполняйте.
Он кладёт трубку и кивнув Тайманову легонько бьёт кулаком по ладони:
— Стрелок!
У меня сердце подпрыгивает!
— Сказал что-нибудь? — вырывается у меня.
— Олег, давай, бегом, — командует Чурбанов, не глядя в мою сторону. — Бери машину, врубай сирену и лети. Возьми кого надо, но чтобы до тебя никто даже не вздумал и глянуть на него.
— Можно мне тоже? — восклицаю я.
— Ни к чему это, — отвечает Тайманов, вставая. — Он так ничего не скажет.
Не хочет со мной возиться… Твою дивизию…
— Так, Егор. У тебя есть какие-то соображения?
— Некоторые имеются. Скажу, всё как есть, но это строго между нами, хорошо?
— Ну, допустим, — кивает он.
— Первая версия была, что это МВД, Рахметовские. На самом деле, так и было. Мы конкретно прищемили хвост ГУБХСС с катранами и, как я понимаю, генерал Караваев прямым текстом дал команду нашему областному Печёнкину. Он отправил офицера, который не слишком меня жаловал, и тот без особых раздумий пригласил меня на встречу. Там у него ничего не вышло.
— Не вышло? — хмурится Чурбанов. — Почему?
— У меня охранник шустрее оказался. Спас меня, в общем. После этого, буквально вскоре я ехал на микроавтобусе ночью. Нас обогнал автомобиль «Жигули», оттуда выскочил вчерашний парень и выстрелил по машине. Никого не убил и убежал. Я, естественно, подумал, что это продолжение работы Печёнкина-Караваева. Печёнкин отрицал…
— А в первый раз не отрицал?
— Ну, он прямо не подтверждал, но весьма определённо высказывался. Вот. Потом, когда Рахметова убрали…
— Его ещё не убрали, отстранили только. Фактически, он что угодно может ещё сделать.
— Но сейчас сводить счёты со мной неразумно, я думаю.
— Согласен.
— Вот, ну а потом, когда у дома стрелок попал не в меня, а в одного из моих ребят, я уже понял, что не МВД. У стрелка имеются восточные черты. Не яркие, но достаточные, чтобы заметить. Подумал, может, из УзССР ноги растут. Есть там у меня партнёр.
— Знаю, Фархад Матчанов.
— Да, он там прямо шахиншах.
— Уже не совсем, — кивает Чурбанов.
— В смысле? Почему?
— Ну, у него на днях возник конфликт с Рашидовым. Подробности пока проверяю. Но, в общем, там у него кое-что изменилось.
— То-то он вдруг решил племянницу свою мне пристроить и не искать больше серьёзного партработника.
— Замуж за тебя хочет выдать? — удивляется он.
— Считает меня очень перспективным и целеустремлённым, — усмехаюсь я. — Надеюсь, это не серьёзно.
— Ну, а за что же ему тебя стрелять тогда?
— Ну, вопрос с женитьбой только сегодня возник. Может и прикрытием быть, чтобы от себя подозрение отвести. А вот за что, не знаю. Просто на всякий случай, на него тоже думал. Вроде ему незачем меня убирать, но кто ещё? Может, за племянницу обиделся… Но это уж нелепо было бы.
— Всё-таки свадьба не на голом месте возникла, да? — усмехается Чурбанов.
— Скорее из области фантазий. Вот. Милиция, короче, нет, узбеки, нет. Кто из серьёзных игроков. Ну, не КГБ же?
— А криминал?
— Подготовка хорошая у киллера, мобильность, всегда машина поддерживает. Оружие армейское, опять же. А, кстати, машину не нашли?
— Нашли, да вот только водителя в ней не было.
— Ну, вот, видите. Бандосы не такие чёткие.
— Кто?
— Ну, блатные. Да вроде и не за что им. Все кому было за что, обезврежены.
— У хорошего человека всегда найдутся желающие его грохнуть. А «конторе» зачем тебя устранять?
— Определённой версии нет. И, на самом деле, надеюсь, что это не они. Хотя, может, влез, куда не надо…
— Так ты же со Злобиным тесно работаешь.
— Ну, Юрий Михайлович, дальше него я никого и ничего не знаю. Абсолютно. Знаю, что есть такой страшный чувак Андропов. Больше ничего. Так что, как там у них дела обстоят, мне не известно.
— Значит, единственная надежда на показания стрелка?
— Выходит, что так, — соглашаюсь я и поджимаю губы.
Если Тайманов ваш сможет выяснить… Надо было самому ехать… Я, конечно, виду не подаю и внешне всегда огурцом… Но этот меч дамоклов… Больше всего хочу, чтобы к этому делу контора не имела отношения…
— Ну что же, тогда хорошо, что он очнулся, да? — подмигивает Чурбанов.
— Конечно хорошо…
— Вот этот Мигуль, кстати, со Злобинским шефом очень плохо ладит. Это так, просто для размышления…
Он не договаривает, потому что опять звонит телефон. Прямой, не через секретаршу.
— Слушаю. Да, Олег. Куда делся? Не понял, кто забрал? Мигуль? Ты ничего не спутал сейчас?
Чурбанов сосредоточенно что-то слушает, а потом повторяет:
— Мигуль со своими бойцами забрал раненного стрелка. Правильно? И увёз что ли? Что? Не понял, как скончался? Пока везли его в лифте? Остановка сердца?
— Твою дивизию… — говорю я и поднимаюсь из-за стола…
