Глава 16. Артисты погорелого театра
Однажды дед собрался в райцентр за покупками, и мы с Вовкой напросились с ним. Мы залезли в свой «истребитель» и отправились в путь.
– Дед! Можно мы картошкой покидаемся? – на дне «истребителя» валялось несколько картофелин.
– Хреначьте! – одобрил дед и поддал газу.
Я сидел как пилот, а Вовка как стрелок, за мной. Я ему подавал картофелины, а он сбрасывал бомбы на вражеские колонны танков.
– Ещё бомб! – орал Вовка, пытаясь перекричать треск мотоцикла. – Ещё!
Со временем картошка закончилась, и я пошарил по дну. В руки мне попалась бутылка с мутной жидкостью, запечатанная бумагой.
– Осталась только зажигательная смесь! – крикнул я Вовке и передал ему снаряд.
Вовка размахнулся. Дед успел только крикнуть: «Твою-ю-ю-ю-ю-ю ма-а-а-а-а-ать!!! Стоять!», но зажигалка уже полетела на склад фашистских боеприпасов. Дед остановил мотоцикл.
– Вы сами хуже фашистов, – с грустью в голосе сказал он, оглянувшись и наблюдая, как из-под осколков бутылки растекается жидкость. Затем махнул рукой и со словами: «Шоб вас мессершмит сбил, а вы без парашюта оказались», завёл мотоцикл.
Скоро мы приехали. Дед остановил мотоцикл, мы вылезли и пошли в магазин, местный гипермаркет, как сейчас сказали бы. Там было всё. На одной полке стояли и хлеб, и галоши. Среди консервов можно было выбрать игрушку или пуговицы, и только в винно-водочном отделе был идеальный порядок. Именно туда дед первым делом и отправился. Я же увидел вещь, которую обязательно захотел заиметь себе. На стене, между картин и светильников, висела балалайка. Она так и манила к себе.
Когда дед подошел, я уже стоял с балалайкой. Добрая тётя продавщица дала мне её подержать.
– Дед. Купи балалайку, – попросил я его.
– И мне тоже что-нибудь купи, – заныл Вовка.
Дед покрутил в руках инструмент и изрёк:
– Балалайкой разве что тебя по башке лупить иногда можно, для профилактики мозгов, и польза, и звук хоть какой-то будет. На что тебе балалайка? У тебя уже есть башка как барабан. Пустая и с перепонками в ушах. Домой приедем, я сыграю на нём, в отместку за бутылку с зажигательной смесью.
– А мне? – встрял Вовка. – Мне что-нибудь купим?
– Обязательно. Вон ту дудку, чтобы оркестр получился. Барабан с дудкой. Артисты погорелого театра.
– Я на дудке не хочу и не умею, – обиделся Вовка.
– А тебе и не надо уметь. Я тебе в задницу её вставлю, и будешь свистеть, как соловей.
– Что же вы так с детьми-то разговариваете? – встряла продавщица.
– А это не дети. Это фашистские захватчики. Вам повезло ещё, что все боеприпасы они по дороге сбросили. Иначе от вашего сельпо только балалайка да дудка бы остались, – дед развернулся и пошел к выходу.
– Пойдёмте, оккупанты, яйко, млеко по селу собирать.
Мы, огорчённые, поплелись к выходу. Дед-то себе много чего накупил и, довольный собой, привязывал всё это к багажнику люльки.
– Стойте тут и никуда не уходите. Я сейчас до деда Митьки съезжу и заберу вас. Пойдите вон на детскую площадку поиграйте, – дед газанул и уехал.
Мы присели на ступеньки и заскучали. На площадке делать особо нечего было, а идти больше некуда. Тут на крыльцо вышла продавщица.
– Ну что приуныли? Оставил вас дед без подарков? Нате вам по мороженому, – тётенька протянула нам по эскимо. – А зачем тебе балалайка-то?
И тут не знаю, что на меня нашло:
– Да я в городе в музыкальную школу хожу. На балалайке играю. Хотел летом порепетировать, – вздохнул я.
– Бедненький, – погладила меня по голове продавщица и удалилась.
– Ты чё про школу-то наврал? – спросил Вовка, разворачивая мороженое. – Ты же не ходишь ни в какую школу.
– Да не знаю, чё-то в голову вошло. Сам не знаю, откуда.
В этот момент в дверях показалась продавщица с балалайкой в руке.
– Держи, – протянула она мне инструмент.
– Зачем? – пятился я.
– Ну, считай, подарок от меня.
Вовка прыснул от смеха. Я показал ему кулак и, не веря происходящему, взял балалайку. «Бывают же добрые люди на свете», – подумал я. Инструмент приятно лёг в руку.
– Сыграй что-нибудь, – попросила продавщица.
Ну нет! Такого подвоха от неё я не ожидал. Подарила и подарила, с чего играть-то просить. Я уже мысленно вернул свои слова про «добрую» обратно.
– Давай, – подначивал Вовка. – Сыграй мою любимую. Как тебя в музыкальной школе научили. И спой бабкины частушки.
Я зло посмотрел на Вовку. Я понял, что если сейчас не сыграю, то балалайка вернётся на стену в магазин. Или надо было что-то придумать. Я подёргал струны, приложил к уху, послушал.
– Так она не настроена! – нашелся я. – Тут хорошей музыки не получится. Надо дома настраивать. Да и ноты нужны. Я без нот пока плохо помню.
В итоге тётка от нас отстала, и я мысленно «добрая» вернул ей обратно. Вовке я показал язык и подёргал струны. Звук получился впечатляющий. Вовка тоже попросил дать ему поиграть.
– Не будешь без дела подначивать, дам поиграть. Пошли, погуляем.
Мы вышли на дорогу и побрели в сторону окраины. Деда можно было быстро не ждать. Если он поехал к деду Мите, то это надолго. Так мы добрели до карьера.
– Пошли, попрыгаем, – предложил я Вовке, и мы побежали прыгать в песок…
– Дед нас прибьет, – сделал я вывод, оглядывая Вовку и себя. После прыгания в карьере мы были, как из задницы.
– Прибьёт, – согласился Вовка. – А бабка ещё раз потом.
Мы вернулись к магазину и уселись на качелях на детской площадке. Я бренчал на балалайке, а Вовка пел частушки, когда к нам подъехал милицейский бобик.
– Вы чьи такие чумазые? – поинтересовался улыбающийся милиционер.
– Мы погорельцы, – сказанул ни с того ни с сего Вовка, что аж у меня глаза на лоб полезли.
– А родители ваши где?
– Дед пошел по селу яйца, млеко собирать, – не унимался Вовка.
Милиционеры переглянулись и нашли разумным, взять нас с собой. На всякий случай…
– Ну и откуда вы такие, погорельцы? – допытывал нас главный милиционер.
Тут решил вступить я. Вовка и так уже успел, пока мы ехали, наворотить, но игра мне понравилась.
– Так мы из театра, вон у меня и балалайка с собой. Театр сгорел, и мы пошли с дедом по миру, побираться.
– А что за театр-то у вас был, и где он сгорел-то?
– Далеко-о-о-о, – махнул я рукой в неопределенную сторону. – Мы уже год как скитаемся.
– Год? – удивился он. – А что же, вам и жить негде? Родители-то у вас есть?
– Так дед нас забрал от родителей и скитается с нами. Он нас на ярмарках выставляет, мы выступаем, а люди подают. Я на балалайке играю, а Вовка песни поёт жалостливые. – Вовка кивнул, соглашаясь. – Хотите, он и вам споёт?
– Нет. Спасибо, – отказались они.
– Ты давай метнись по селу, сыщи того Карабаса Барабаса и привези сюда его. Надо разобраться с этими артистами погорелого театра, – главный милиционер напутствовал своего младшего товарища.
– Да-а-а-а, – протянул главный и почесал лысину. – Будем ждать вашего деда. Иначе чёрт ногу сломит. – Он усадил нас на лавку, и тут я понял, что идея-то, собственно, хреновая, по большому счёту. Щас приедет дед и балалайку использует по прямому назначению, как и обещал. Я так понял, что в музыкальных инструментах он плохо разбирается. И чтобы мне не было страшно одному, я обрадовал Вовку, что дед обязательно купит ему дудку. Такая перспектива Вовку не воодушевила…
– Где они? – в комнату влетел дед, снимая на ходу ремень. – Щас меч правосудия вас покарает! Вы у меня щас на всю жизнь инвалидами станете и будете на ярмарках милостыню просить.
– Э-э-э-э. Гражданин, погодите, – преградил ему дорогу главный.
Тут следом вошел, смеясь, тот самый милиционер, который отправился искать нашего деда.
– Да всё нормально. Это Егорыч из соседней деревни. Я знаю его. Малого-то я не видел, а старшого вот не признал. Вымахал за год. Внуки это его. Ну и артисты. Это ж надо, навыдумывать такого.
– А-а-а-а. Ну хорошо. Только вы это… С мечом правосудия потерпите до дому, – главный отступил и опять почесал лысину.
Дед сгрёб нас в охапку и попёр к выходу.
– Дядя милиционер, – жалобно крикнул я из-под охапки деда. – Можно балалайку оставить у вас?
– И дудку давай не будем покупать? – это уже Вовка просил снисхождения у деда.
Балалайку дед вернул в магазин, извинившись перед продавщицей за сей конфуз, чему я был вполне рад. Не хотелось мне проверять, как она будет звучать у меня в голове. Вовка тоже на дудку не стал претендовать. Впрочем, он её изначально не хотел.
