Глава 13. Суп из петуха

Моё заточение уже практически подходило к концу, и я с радостью ожидал этого дня. Вовка, конечно, пытался меня развлекать и веселить, но у него, от малых лет и неопытности, это не очень получалось. В общем, жизнь без меня остановилась.

Я, конечно, пытался себе придумать развлечения. Попробовал разводить пауков, сушить мух на подоконнике, смотреть в окно. У меня в комнате их было два. Одно в огород, другое на кухню. Не знаю, зачем это окно из комнаты на кухню, но, видимо, для того, чтобы тепло от печки расходилось.

Я постоянно смотрел, когда бабка возилась с чем-то на кухне. Хоть какое-то развлечение и общение.

– Что, каторжник, есть-то, наверно, хочешь уже? – спрашивала бабка, ощипывая свежезарубленного петуха. – Хороший супец сегодня будет.

Я промолчал, мне было жалко петуха.

– Ну молчи, всё равно арестантам нормальной еды не положено. Это я тебя из жалости кормлю. А вот вырастешь, сядешь в тюрьму – а ты сядешь, как пить дать, вот тогда и вспомнишь бабкин супчик.

Бабка переключилась на суп и что-то ещё бормотала про тюрьму и еду, но я её уже не слушал. Я перелез к другому окну и смотрел, как гуляют в огороде куры, но уже без этого петуха, голова которого валялась на кухонном столе. И у меня, конечно же, возникло желание отомстить за петуха. Я решил не спускать это дело и задумался.

Бабка закончила с готовкой и переставила кастрюлю с супом с плиты на стол. Наложила себе тарелку, отрезала краешек дарницкого и демонстративно передо мной стала есть, нахваливая свой суп.

– Будешь суп?

– Нет, – ответил я. – Я не голоден.

– Ну и сиди там. Может, сухарей тебе передать? Потренируешься. Могу ещё банку консервов с Первой мировой. – Бабка порадовалась своей шутке.

Я про себя подумал: «Смейся-смейся. Устрою я тебе Первую мировую».

Бабка доела и ушла в огород. Я же перегнулся через окно и осмотрелся. Кастрюля с супом стояла как раз на столе под моим окном. «Надо его испортить», – подумал я и посмотрел по сторонам. На глаза мне попалась пачка соли.

«Щас я вас накормлю петухом».

Я взял пачку, открыл кастрюлю и высыпал почти половину. Затем дотянулся до половника и хорошенько перемешал. Закрыл крышку и, довольный собой, улёгся на кровать ждать обеда.

Бабка вернулась и зашла на кухню. Но тут ей на глаза попался грязный половник.

– Ты, что ль, тут хозяйничал? Супчику захотел? Ну и как, понравилось?

Я тихонько про себя хихикнул и сказал:

– Ничего так. Сойдёт.

– Сойдёт, – передразнила меня бабка.

– Никитична! Иди сюда! – бабка высунулась в окно и звала соседку. – Заходи, по сто грамм выпьем, и супчиком тебя накормлю. Только сегодня петуха зарубила. Знатный супец получился. Наваристый.

Через несколько минут на кухне появилась Никитична. Бабка достала стаканы, разлила бормотухи и наложила тарелку супа, подвинув поближе к соседке.

– Да ты много так не клади, я недавно пообедала. Я так, закусить.

– Ешь-ешь. Хороший суп. Я сама уже две тарелки съела, – бабка отрезала по ломтю хлеба и положила на стол вместе с зелёным лучком.

– Ну. Вздрогнули, – и бабка с Никитичной опрокинули по сто грамм.

Никитична занюхала хлебом и отправила ложку супа в рот. Вот в этот-то момент она по-настоящему и вздрогнула. Я исподтишка наблюдал за ними и ждал, когда Никитична что-то скажет. Но соседка поморщилась, набрала ещё ложку, понюхала.

– Ты чё это в суп добавляешь? – соседка ещё раз понюхала суп и лизнула ложку.

– Да то же, что и всегда, – ответила бабка, разливая ещё по одной.

– Ты ешь. Не нюхай. Чай не помои. Ты же знаешь, как я суп варю.

– Чет неохота, – поморщилась Никитична. – Я, видимо, дома наелась. – И потянулась за стаканом.

– Не жрёшь, не хрен пить, – разозлилась бабка и отодвинула стакан. – Ишь ты, пить сюда пришла. Я тебя на обед позвала, а не в рюмочную. Суп ей, видите ли, не понравился.

– Да нормальный суп. Просто я сытая, – оправдывалась соседка.

– Иди лучше свиней покорми своими помоями. Сама-то готовить не умеешь, а от нормальной еды нос воротишь. – Бабка совсем обиделась и демонстративно встала из-за стола. Вылила тарелку в ведро и стала мыть посуду.

– Да иди ты к лешему со своим супом, – не осталась в долгу соседка и, демонстративно махнув стакан бормотухи без закуски, пошла на выход.

– Поковыляла, отход пищевода. Иди-иди, – резюмировала бабка.

Я тихонько смеялся в подушку. Жалко, что Никитична не решилась сообщить о том, что суп пересоленный. Видимо, из вежливости.

В коридоре послышались шаги. Дед с Вовкой возвращались с поля на обед. Я так прикинул, что Вовка тоже попадёт под раздачу супа, но предупредить его не мог. Оставалось только ждать финала.

– Явились. Работнички. Садитесь жрать. И только попробуйте что-то сказать.

Дед с Вовкой уселись за стол. Бабка поставила перед каждым по тарелке петушиного супа. Первый отозвался Вовка.

– Я не буду это есть. Кислый. – Вовка отложил ложку в сторону.

– Ешь, дрыщ квартирный. Бабка старалась. И ничего не кислый, я, между прочим, две тарелки уже съела.

– Не буду, – упорствовал Вовка.

Тут очередь дошла до деда. Он зачерпнул полную ложку и отправил в рот. Лицо его исказила жуткая гримаса, но он собрался и привёл лицевые мышцы в исходное положение.

– Можно хоть сто грамм? А то в горло не лезет. – Дед знал, что бабке перечить себе дороже. И если бабка сказала – вкусно, значит, это должно быть вкусно.

– Говна килограмм, – парировала бабка. – Ты-то чего морду в жопу собрал?

– Да чё-то не идёт. Может, не голодный? – попытался выдвинуть гипотезу дед.

– Да вы чё? Сговорились все сегодня? Жрать не хотите, так идите в задницу. Только очередь займите, вы не первые.

– А есть что окромя супа? – неуверенно спросил дед.

– Есть, – ответила бабка. – От старого бояна шерсть. Будете? Нет? Тогда не выдёргивайте из меня нервы и проваливайте оба в рестораны обедать. Тут вам теперича только хрен с горкой накладывать будут. – Бабка убрала тарелки со стола и отправила содержимое в помойное ведро.

Она стояла на кухне и мыла посуду. Вид у неё был явно расстроенный. Я уже унял икоту, которая нашла на меня, пока смеялся в подушку. Громко было нельзя, ибо это навлекло бы на меня подозрения. Мне даже стало её немного жалко.

– Да ладно, ба. Не переживай ты так, – вещал я, перегнувшись через окно в кухню. – Нормальный суп, я пробовал.

– Золотце ты моё. Один только ты уважаешь бабкин труд. Не то что эти, – она неопределённо кивнула куда-то в сторону двери. – Иди-ка ты, наверно, гулять. Хватит тебе в карцере сидеть.

Радость моя была неописуемой. Я аж подпрыгнул на месте в предвкушении свободы.

– Только давай я тебя покормлю сначала, садись, я супчику налью.

Такого поворота я чё-то не предусмотрел. Где-то я переиграл с восхвалением петушиного супа. И теперь стоял перед выбором. Либо есть суп и свобода. Либо не есть и фиг знает, что тогда. Думаю, если я есть откажусь, то бабка сменит милость на гнев. И я решил, будь что будет, и сел за стол.

Бабка поставила передо мной тарелку и, погладив меня по голове, уселась напротив.

– Кушай, деточка. Я тебе вечерком ещё пирожков напеку.

Я с осторожностью почерпнул ложку и отправил её в рот. И не пережевывая, проглотил. Нет. Это был не пересоленный суп. Это было что-то хуже. Суп вылетел из меня прям обратно в тарелку. Кислый – это не сказать ничего. Суп был капец какой кислый. Такое чувство, как будто лимонной кислоты в рот насыпали.

– Что с тобой? – засуетилась бабка.

– Кислый, – выдавил я из себя.

– Да что же вы все, в сговоре, что ли? Ела я его, не кислый. Вот. Смотри, – и бабка, зачерпнув ложку, отправила её в рот.

Теперь её лицо стало похоже на куриную жопу. Она выплюнула обратно и, сказав: «Ничего не понимаю», ушла на кухню. Чё-то там гремела крышками, шуршала пакетами и затем вернулась. В руке у неё была та пачка, которой я солил суп.

– А куда это у нас, интересно, полпачки соды девалось?

– Это не сода, это соль, – сумничал я.

– Садись. Двойка, – бабка тыкнула пачкой в меня. – Читай лучше. СО-ДА, – прочитала она по слогам. – Хотя нет, не двойка. Кол, на который я тебя посажу. Признавайся, диверсант. Ты суп испортил?

Я решил отпираться до последнего. На кону стояла свобода. Ну и, наверное, ещё честь и моя многострадальная задница.

– Понятия не имею, кто суп испортил, – я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – А может, она сама туда упала? – выдвинул я версию.

– Значит, сама? – уточнила бабка. – И крышку сама открыла?

Про это я не подумал.

– А нечего было петуха рубить! – как-то неожиданно вырвалось из меня, что я даже сам обалдел от своей смелости.

Бабка дар речи потеряла на мгновенье от такой неслыханной и самоуверенной дерзости.

– Я тебе щас руки отрублю. Гений кулинарии, – и запустила в меня пачкой с остатками соды, когда к ней вернулись слова.

Я ловко увернулся и понял, что опять пора бежать. В будущем из меня, наверное, получится неплохой бегун, подумал я и рванул с места. Единственным местом, куда можно было бежать, это комната моего заключения. Выход к свободе загораживала бабка. Я влетел в комнату.

– Шандец тебе. Клади руки на подоконник, щас рубить буду.

В комнату вбежала бабка, и я понял, что единственный путь к спасению – это через окно на кухню. Я ловко вскочил на кровать и сиганул в окно. Ну, не то чтобы сиганул. Окно было не очень большим, и я прыгнул руками и головой вперёд. Прыгнул так, то моё приземление пришлось как раз на кастрюлю с супом, которая стояла на столе. К сожалению, без крышки, но, к радости, уже остывшая. Мы вместе с кастрюлей полетели дальше на пол, где, собственно, суп и закончился. Я, скользя по этой жиже, встал и понёсся к спасительному выходу. Но в дверях дорогу мне неожиданно преградил дед. Он сразу по моему виду сообразил, что я не в прятки с бабкой играю и не в салки. Он меня схватил, и я подумал, что всё. Но я оказался на удивление очень скользким после супа и легко выскользнул из его рук и побежал дальше, периодически поскальзываясь и падая…

Ну что тут сказать? Домой мне всё равно пришлось возвращаться. Куда же я без дома? Дед с бабкой уже поостыли и не набросились на меня.

– Смотрите, – указывала на меня бабка. – Явился суповой набор. Садись за стол, ужинать будем. Не ссы. Картошка с грибами на ужин. Надеюсь, грибы не в дружбанах у тебя? А то ты предупреждай на будущее, если что не так. Вдруг ты с кабачками в корешах ходишь. Я ж теперь не знаю, чем тебя можно кормить.

В общем, за суп меня простили. Ведь за петуха заступился, а не по дури своей врождённой.