Глава 1. Про цветной телевизор
– До поезда ещё пять часов. Может, зайдём к тёте Лизе? – предложила мама. – Давно не виделись.
Мы с Вовкой переглянулись и поняли, что речь идёт о той самой тёте, к которой мы заходили с бабкой и которая нас на свою голову решила сводить в цирк. Честно говоря, я сомневался, что тётя Лиза будет рада нашему неожиданному возвращению.
– Это которая сестра твоей матери? – уточнил папа. – Ну хорошо. Я сдам вещи в камеру хранения, и зайдём. Чайку попьём перед дорогой.
Пока папа относил чемоданы в камеру хранения, я пытался придумать что-нибудь, лишь бы не ходить к тёте Лизе. В тот раз она смирилась с тем, что мы дети и взять с нас нечего. А брать что-то с бабки ей, видимо, было неудобно. Как-никак родственница. Сестра. И вот сейчас мы заявимся с нашими родителями, и она обязательно в этот раз что-нибудь возьмёт с нас. Или, что всего вероятнее, с наших родителей. Мы хоть и родственники, но не такие близкие.
– Мам, а может, не пойдём? – попытался я остановить процесс возврата долгов. – Может, мы на вокзале чай попьём? Или в кафе сходим.
– Я б тоже от кафе не отказался, – вступился Вовка.
– Нечего и думать. Я тётю Лизу давно уже не видела. Мы должны обязательно её навестить. Да и на вас пусть посмотрит. Вон уже как вымахали.
Знала бы она, что Елизавета Петровна уже насмотрелась на нас впрок.
Папа вернулся из камеры хранения, и мы направились к выходу из вокзала. Мы шли, а я представлял, как тётя Лиза увидит нас с родителями и скажет: «Ага! Вот я и дождалась вас! Сейчас вы начнете долги отдавать мне за всё ваше недоразумение и побитых слоников. И хрусталь!» И особое ударение сделает обязательно на слове «хрусталь». Ведь это что-то очень ценное. Дома у нас хрусталь стоит в серванте за стеклом, как в музее, и ждёт своего часа по исключительным праздникам. За слоников я переживал меньше, потому что не имел представления об их ценности. От этих мыслей у меня затряслись поджилки раньше времени расплаты.
– Пап. А может, я в камере хранения подожду вас? Мне даже чай не надо. Я не хочу.
– Я тоже, – предложил Вовка, видимо, чувствуя своим детским мозгом ход моих мыслей, и очень даже соглашался с ними. – Я даже в туалет не хочу.
– Ну вы же не чемоданы, – засмеялся папа. – Да и никто вас не примет в камеру хранения. Давайте дойдём до тёти Лизы, посидим там часок и вернёмся. Нам ещё долго ехать в поезде, успеете, как чемоданы, наваляться на полках.
– А бабушка говорила, что примут, – возразил Вовка.
* * *
В подавленном настроении мы шли в гости к тёте Лизе. Я искренне надеялся, что её не окажется дома. Ну или вдруг случится что. Такое, что надо бежать из этого города подальше, вместо того чтобы ходить по гостям. Я согласен был даже на конец света, хотя эта мысль была немного нелепой, но, с другой стороны, имеющей право на жизнь. Но самой идеальной мыслью была та, где я представлял, что Лизавета Петровна потеряла память и ничего с нас брать уже не будет, а может, даже и наоборот, даст что-нибудь, узнав, что мы родственники. С такими противоречивыми чувствами мы приближались к дому тёти Лизы.
Папа позвонил в дверь ещё раз. Может, дома нет?
Я чуть не вслух крикнул: «Ура!», но тут за дверью послышался голос, который сообщил нам, что идут, и дверь открылась. На пороге стояла Елизавета Петровна. Первыми она увидела наших родителей.
– Ой, здравствуйте, – удивилась она, и тут же оживилась. – Да проходите, что же вы стоите. Хорошо, что в гости…
Договорить она не успела, потому что вторым делом она увидела нас, что явно ввело её в некое замешательство. Вроде она уже и предложила войти, но сейчас её взгляд говорил, что хорошо бы было, если бы вошли не все, а лучше, чтобы вообще никто. Но воспитание не позволяло ей это сказать, поэтому фраза осталась в её немом взгляде. Но позже она об этом пожалела. Надо было не пускать. Использовать любые возможные отговорки. Но категорически не пускать.
– …решили зайти, – закончила она уже не таким бодрым голосом и впустила нас.
Мы расположились на тесной кухоньке, где Лизавета Петровна суетилась, приготавливая всё к чаю. Правила гостеприимства подсказывали ей, что гостей надо посадить в зале за большим столом. Так правильнее и удобнее, но логика и жизненный опыт настаивали на том, что кухня – более безопасное место в данном случае. Она предпочла не спорить с логикой и пренебречь неуместными в данном случае правилами.
– Как же вас разместить-то всех, – суетилась тётя Лиза. – А у вас когда поезд?
– Через пять часов, – ответил Вовка, и Лизавета Петровна нервно дернула веком.
– Как долго…
– Уже через четыре, – поправил папа, но эта поправка немногим воодушевила хозяйку.
Так мы сидели и пили уже по второй чашке чая. Мама рассказывала новости из столицы, планы на наш предстоящий отдых на юге. Мы с Вовкой вели себя абсолютно идеально. Мы не проронили ни слова и сидели безвылазно за столом, не попросившись даже в туалет. Умиротворяющая обстановка подействовала на Лизавету Петровну благоприятно, и её даже отпустили тревожные мысли. Она решила, что чересчур накрутила себя. И то, что произошло в тот раз, было недоразумением и единичным случаем. Можно сказать, несчастным, но случайным.
– Так, может, покушаете тогда? – предложила хозяйка. – До поезда времени-то ещё уйма. Что голодные будете сидеть. Одним чаем сыт не будешь.
Таким образом, заслужив доверие, мы переместились в зал за большой стол. Папа подвинул стол и расставил стулья, а мама помогла расставить тарелки и приборы. Через несколько минут нам был предложен обед из первого, второго и компота. Мы все вместе уселись за столом и уже в приподнятом настроении продолжили пользоваться гостеприимством. Лизавета Петровна даже достала для себя и родителей, как она сказала, «кое-что погорячее борща».
После обеда, убрав со стола посуду, тётя Лиза предложила нам отдохнуть и посмотреть телевизор в зале на диване, а она пока сходит на пятнадцать минут по своим делам. Доверие доверием, но наших родителей она ненавязчиво попросила присматривать за нами. Чтобы нечаянно не приключилось ничего такого, как в тот раз после цирка. Лизавета Петровна была удивлена, что наши родители не слышали этой истории.
– Неужели Валентина вам не рассказывала?
Но бабка была просто не в состоянии рассказать все истории, которые происходили с нами за каникулы в деревне. Она вообще родителям ничего не рассказала. Может, забыла, а может, решила, что если начнет рассказывать, то это займёт, как минимум ещё одно лето. Поэтому родители не знали ни про цирк, ни про другие приключения, что нам, впрочем, было на руку. Как говорит бабка: «Меньше знаешь, счастливее живешь. Поэтому такие идиоты безмозглые, как вы, всегда выглядят счастливыми». Но наши родители не были таковыми, но некоторые детали им знать всё же не стоило.
В итоге Лизавета Петровна тоже ничего рассказывать не стала, решив, что это не её дело, хотя и касалось её напрямую и не без её участия. Сказала только, что ничего страшного, но лучше бы без приключений в этот раз. Нас посадили на диван, включили телевизор и попросили просто сидеть и смотреть мультфильмы. Тем более телевизор цветной и новый, приобретенный недавно по большому блату.
Цветной телевизор был большой редкостью, и как говорил папа, «стоит огромных денег и очередь на год вперед». Поэтому он записался в очередь на телевизор и откладывал деньги на долгожданную покупку.
Мультфильмов не показывали, но в данном случае нам было всё равно, что смотреть. Тем более выбирать было не из чего. Главное, был сам процесс. Смотреть телевизор в цвете.
– Я пойду на площадку покурю.
– Хорошо, а я пойду посуду помою, пока тётя Лиза ходит. А то как-то неудобно. Поели и всё оставили.
Таким образом мы с Вовкой остались одни в зале, на диване, перед цветным телевизором. У нас потом тоже появился такой телевизор, только нескоро. Если бы мы не пошли в гости пить чай, то это событие случилось бы ранее, а так…
– Вовка, что ты там всё ёрзаешь?
– Ничего, – явно что-то недоговаривал он и прятал у себя за поясом под рубашкой.
– А ну покажи.
Я встал и попытался посмотреть, что там Вовка прячет от меня. Но Вовка упорно сопротивлялся, подтверждая мои догадки.
– Дай сюда, – не отставал я от него.
Дальнейшие события успели развиться и достичь своей кульминации в короткий промежуток времени. Пока папа курил на площадке, а мама громыхала посудой в раковине ничего не подозревающей Лизаветы Петровной, мы с Вовкой вели неравный бой за предмет, который он прятал у себя в штанах. Неравный, потому что силы были явно не равны, и я побеждал Вовку. Через несколько секунд я победил вяло сопротивляющегося Вовку и достал то, что он так упорно не хотел мне показывать. Подкова. Та, которую, как он уверял, мы потеряли. Я даже в своё время успел смириться с тем, что удачи нам не видать. Ведь всем известно, что кто найдёт подкову тому будет сопутствовать удача в жизни. Бабка не верила в это. Точнее, в приметы про подкову она верила, но не в нашем случае. Тем более что мы её сразу успели потерять. Она утверждала, что нам не поможет никакая подкова, даже если мы найдём двести подков, то обязательно все двести сразу и просрём, как и всю свою удачу. Мы можем только надеяться на милость божью и бабкину благосклонность к нашим выходкам, которые явно не имеют ничего общего с удачей. И самая большая удача в нашей жизни – это то, что с нами до сих пор ничего не случилось, несмотря на наши попытки изгадить жизнь всем окружающим своими пакостями.
– Вовка! Ты же сказал, что мы её потеряли, – недоумевал я. – А получается, что ты всё время её прятал у себя в штанах?
– Не всё, – насупился Вовка, – только с того момента, как мы уехали из деревни. Я хотел личную удачу. Для себя.
– Вот ты гадёныш, – только и смог сказать я, как Вовка обратно вцепился в подкову.
Таким образом, пока папа курил, мама мыла посуду, а Лизавета Петровна занималась своими делами, мы с Вовкой делили удачу. Вовка не сдавался и тянул на себя, я же, упершись одной ногой в диван, в свою сторону.
– Да подавись! – выпалил Вовка и разжал свои пальцы, выпуская удачу из рук.
Дяденька диктор, вещавший из цветного телевизора о подвигах советского народа на стройках светлого будущего, оборвал свою речь на полуслове. Точнее сказать, речь его прервала подкова удачи, неудачно полетев в сторону источника звука. Когда Вовка отпустил подкову, я по инерции полетел назад на пол и нечаянно тоже выпустил удачу из своих рук. Подкова, совершив непродолжительный полёт, врезалась в телевизор, который громко хлопнул и потух, пустив небольшой дымок.
Картина, произошедшая дальше, вполне подошла бы к финалу комедии в пяти действиях Н. В. Гоголя «Ревизор». В комнату одновременно влетели папа, закончивший перекур, и мама, бросившая мыть посуду. Я валялся на полу, Вовка сидел на диване, в ужасе закрыв лицо руками, а в проходе в немой сцене застыли папа с мамой. Молча, пуская дым, отходил в электрический рай телевизор, бывший ещё недавно цветным. Не знаю, сколько времени продолжалась эта немая сцена. Оно как будто замерло.
Из оцепенения всех вывел звук поворачивающегося в замке ключа. В квартиру, улыбаясь, держа торт в руке, входила Лизавета Петровна…
Тетя Лиза, когда вошла в квартиру, не сразу почувствовала беду, но едва заметный запах горелой проводки навел её на мысль, что зря она пошла по делам. Зря она не послушала свой внутренний голос и понадеялась на двух взрослых людей. Зря. Первым делом она увидела растерянные лица родителей. Мама смогла сказать только:
– Господи. Как неловко-то получилось…
Папа просто молчал. В уме он прикидывал, сколько стоит модель этого телевизора, и сколько у него денег лежит на книжке, и сколько лет понадобится, чтобы опять накопить на свой. Вовка, судя по всему, думал о том, что удача ему точно не светит. Даже при наличии подковы. Я думал, как бы нам выкрутиться. В этот раз с нас точно что-то возьмут.
– На счастье, – сказал я первое, что пришло мне в голову.
Лизавета Петровна заглянула в комнату, и по её увеличивающимся глазам и открывающемуся рту было понятно, что с репликой она не согласна. Не таким она представляла себе счастье. Она, как рыба, хватала воздух ртом и хотела что-то сказать, но слов в воздухе не находилось. По крайней мере приличных. Гуманитарное образование и красный диплом подсказывали хозяйке телевизора, что мат – это плохо. Очень плохо. Тем более применимый к детям. Даже просто в их присутствии, но в данной ситуации других слов мозг не вспоминал.
– Как же так? – Словарный запас предложил единственный компромисс. – Как же так?
Лизавета Петровна больше ничего придумать не смогла. Это была единственная фраза, которую она повторяла до нашего ухода. Папа пообещал ей, что как только мы вернемся с юга, он переведет ей деньги на сберкнижку за испорченный телевизор. А может, даже постарается сам купить новый и привезти лично.
– Как же так? – вместо «до свидания» сказала нам Лизавета Петровна на прощание, закрывая дверь…
* * *
Дорога до вокзала прошла в молчаливом диалоге. Папа иногда смотрел на нас и вроде иногда порывался что-то сказать нам с Вовкой, но мама каждый раз его одергивала, понимая, что ничего доброго он не скажет. Но в целом она была согласна с ним. Ситуация с чаепитием вышла боком и дополнительными издержками, абсолютно не запланированными в их жизни.
А я думал, что взрослые порою чересчур самоуверенны и недальновидны. Мы с Вовкой сразу им предложили не ходить, а попить чая на вокзале. Там он точно вышел бы нам дешевле.