Мы, англичане, хладнокровно
перерезать горло не станем.
Смоллет
Итак, на дворе март.
Читателям “Тру-крайм!” хорошо известно, что в эту колонку попадают лишь самые ужасающие, самые леденящие душу истории, какие только оказываются у меня на столе, и сюжет этого месяца не исключение. Но приготовьтесь к неожиданному повороту, друзья. Обычно я показываю вам преступную изнанку нашего огромного города – его переулки, ночлежки, игорные дома, – однако это расследование, одно из самых необычных за мою тридцатисемилетнюю журналистскую карьеру, заведет нас глубоко в горы Западного Массачусетса.
В край баснословного богатства… и глухой нищеты.
Золоченых бальных зал… и дощатых хижин.
Летних резиденций художников, поэтов, промышленных магнатов… и темных чащ, где бродят охотники.
Даже одного убийцы для рассказа было бы достаточно. Но готовьтесь, друзья: у меня для вас не один, не два, но три хладнокровных убийцы. Да-да, три! Чего только не раскопаешь в лесной глуши!
Вас ждет гора тел.
Однажды, самым обычным утром четверга, когда я сидел у себя в кабинете и читал гранки своего последнего триллера “Смерть в отпуске” (на прилавках с октября!), мне вдруг позвонил наводчик из тех самых гор.
Мы не были знакомы, но оказалось, что он давно читает мою колонку и благодаря ей научился распознавать хороший материал. По его словам, в их краях произошло “убийство из убийств”. На дереве нашли труп. Больше ему ничего не известно. Из-за метели на место преступления еще даже не приехала полиция. Если я хочу узнать подробности, мне нужно отправиться в город О.
Наводчик, не пожелавший назвать своего имени, вызывал у меня сомнения, даже подозрения. Но его рассказ пробудил во мне интерес. Труп на дереве? Нетронутое место преступления в снегах? Я уже много недель не выбирался из города, так что свежий воздух пойдет мне на пользу. И если поторопиться…
Друзья, я не медлил ни минуты. Подхватив пальто и шляпу, я позвонил своей девчонке и сказал, чтобы к ужину не ждала. Затем поймал такси до Центрального вокзала, откуда вот-вот должен был отправиться двенадцатичасовой до Олбани. Там я нанял машину. К счастью, трассу уже расчистили, да и водитель попался что надо: в два счета довез меня по темной извилистой дороге до маленького полицейского участка О.
В отличие от Нью-Йорка, где давнее знакомство с отважными стражами порядка дает мне доступ к историям, которые вы читаете на этих страницах, в горах Массачусетса я никого не знал. Первой, с кем я заговорил из туземных жителей, была секретарша участка – хорошенькая и сердитая особа в обтягивающем свитере, с фигурой, способной вскружить голову даже столичному парню.
Я сделал ей вышеупомянутый комплимент, однако она была не расположена кокетничать и, когда я заговорил о себе, смерила меня взглядом, способным усмирить волчью стаю, а затем пошла за начальником.
Я мысленно приготовился к отказу. Разумеется, я не предупреждал о своем приезде – уж слишком легко сказать “нет” в трубку назойливому репортеру. И все равно шансы, что мне дадут пинок под зад, были десять против одного. И, судя по всему, пинок меня ждал отменный: в приемную вошел здоровяк по фамилии Дойл, ростом не меньше шести футов четырех дюймов, с густой рыжей бородой, делавшей его похожим скорее на дровосека, чем на капитана полиции.
Я выложил все без обиняков, и, к моему удивлению, лицо копа расплылось в улыбке. Видите ли, капитан Дойл – такой же поклонник “Тру-крайм!”, как и вы, и уже много лет читает мои романы. Признаюсь, сперва мне стало неловко из-за того, что такой великан радуется, как мальчишка, но он недавно закончил “Молитесь о трупе” и “Пушку для Золушки” и остался в полном восторге от леденящих кровь убийств, хитроумных загадок и волнующих романтических сцен.
Теперь даже Беверли (так звали нашу сирену) позволила себе заинтригованно изогнуть бровь, а Дойл потряс мою руку и повел меня в комнату отдыха.
Он пообещал рассказать все, что знает, если я сохраню в секрете название города, – впрочем, знал он немногим больше моего.
Звонок поступил этим утром. Когда метель еще только начиналась, двое охотников заметили тело, спускаясь с горы. Они особенно к нему не приглядывались. Тело висело футах в десяти над землей, подобраться к нему было трудно, и… к такому и подбираться-то не хочется. Многие мужчины строят из себя крутых парней на охоте, но попроси их хоть одним глазком взглянуть на труп на дереве…
Известно ли ему что-нибудь об этих охотниках?
Капитан полиции помотал головой:
– Анонимный звонок. – А после паузы добавил: – Сейчас не сезон.
Конечно, он догадывается, кто эти неравнодушные граждане, – городок-то маленький. Но коп, штрафующий информаторов, далеко не пойдет. Здесь целые акры лесов и всего шестеро полицейских. Не в их интересах отказываться от помощи.
Я кивнул. Спросите любого городского копа, и он скажет вам то же самое.
Так или иначе, звонившие подробно описали место, где видели тело, и Дойлу оно знакомо – он и сам предпочитает охотиться в той части леса. Но, когда поступил звонок, дороги уже замело, и проехать по ним было невозможно.
Они выдвинутся завтра утром, верхом. Если хочу, они могут взять меня с собой.
Верхом. Я знал, что чутье журналиста меня не подвело.
Дойл сказал, что у него найдется для меня койка. Я не хотел злоупотреблять его гостеприимством, но он убедил меня, что так будет проще, чем заезжать за мной в единственную в городе гостиницу. Я согласился, и он позвал Беверли.
Час был поздний, и я думал, что она уже ушла. Не желает ли она задержаться еще на часок? – спросил я, когда она протянула мне сложенное одеяло.
Ответа я не получил. Беверли проводила меня до конца коридора:
– Чувствуйте себя как дома.
Так я провел ночь в единственной тюремной камере горного городка О.
Должно быть, все дело в горном воздухе, но спал я крепко и проснулся, лишь когда в дверь камеры постучали. На место преступления мы отправимся вчетвером: Дойл, я и два сержанта, Берк и Флинн. Оба словно сошли с экрана – Берка с подбородком боксера и низкого, жилистого Флинна с изогнутыми, точно у дьявола, бровями могли бы сыграть Богарт и Кэгни.
Полицейские взяли с собой собак – немецких овчарок, вдвое мускулистее наших столичных ищеек.
Конюшня располагалась на окраине города. Я давно не ездил верхом, но быстро приноровился. Лошади и впрямь оказались незаменимы: с каждым шагом сугробы становились все глубже.
Сначала мы ехали полем, и повсюду простирались фермерские угодья, затем дорога ушла в лес. Постройки стали встречаться все реже, да и то лишь сельские дома и ветхие амбары. Какие тайны скрывались внутри? Мне вспомнились городские кварталы, где местные выглядывают из-за занавесок, когда полицейские проезжают мимо, и держат свои секреты при себе.
В дороге мы разговаривали. Дойл расспрашивал меня о сюжете “Смерти в отпуске”, и, должен вам сказать, по мнению блюстителя порядка, это будет моя самая лихо закрученная история. Я, в свою очередь, спрашивал о земле. Узнай землю – и узнаешь убийцу. Человек – продукт среды, в которой вырос, будь он честным малым или психопатом.
В ответ капитан прочел небольшую лекцию по истории. Дойлы живут в этом городе вот уже четыре поколения – и столько же носят полицейский значок. Когда-то здешние поля приносили богатые урожаи, но примерно сто лет назад фермерское хозяйство пришло в упадок. Фермы сменились особняками, но и те опустели, когда у баронов-разбойников появились новые интересы. Лишь недавно эти края заново открыли приезжие из больших городов, и поначалу отношения с местными у них не заладились, но для строительства и ремонта домов потребовалось столько рабочей силы, что было бы глупо кусать руку, которая тебя кормит. Землю расчищали и бросали, расчищали и бросали. Теперь на месте заброшенных полей вновь разбивают лужайки.
Прежде Дойл возился с конокрадами и выпивохами. Нынче он пополняет городскую казну, штрафуя приезжих за превышение скорости. Место, где обнаружили тело, – один из немногих нетронутых участков леса, что делает его прекрасным уголком для охоты.
Тем временем мы добрались до конца большака, откуда ответвлялась подъездная дорожка, ведущая к разлапистому желтому дому. Мы двинулись дальше, вглубь леса. В снегу не было даже тропинки – во всяком случае, я ничего не видел, – но Дойл и его парни знали окрестности как свои пять пальцев.
Собаки бегали сами по себе, то уносясь вперед по сугробам, то возвращаясь. Низкие ветви дважды сбивали с меня шляпу, будто со школьника, забывшего снять кепку в знак уважения к старшим. Стояла тишина, камни и сучки покоились под белой пеленой – зимняя сказка, такая прекрасная, что легко забыть: под всем этим великолепием земля пропитана смертью.
Внезапно собаки остановились и залаяли.
Лишь когда мы подобрались поближе, я смог разглядеть, на что они смотрят, – в небе был труп.
(Следующие несколько абзацев чувствительным натурам лучше пропустить: хотя я повидал немало ужасов, при виде такого даже мои стальные нервы готовы были сдать.)
Представьте, если угодно, дерево, залитое кровью.
В пятнадцати футах над землей, в развилке между ветвями старого дуба, висело заметенное снегом тело с вывалившимися наружу внутренностями. Кровь покрывала кору, заполняла ее трещинки и впадинки, сверкала алыми сосульками. Как по сигналу, Флинн и Дойл начертили в воздухе крест.
И это мы еще не спустили труп на землю.
Обычно на месте преступления стараются ничего не трогать, чтобы не уничтожить улики, но какой у нас был выбор? Флинн, прихвативший с собой фотоаппарат, как мог запечатлел жертву, затем достал из седельной сумки веревку, перекинул ее через высокий сучок и по задней части ствола ловко забрался на дерево. Сверху раздался свист, а следом – роковые слова:
– Босс, тут только половина тела.
(Вообще-то слабонервным лучше пропустить и следующий кусочек.)
Разумеется, труп не желал двигаться с места – внутренности и кровь примерзли к стволу. Флинн попытался расшатать его, но безуспешно, затем ему дали топор, и некоторое время он откалывал застывшую кровь, осыпая нас розовыми льдинками. Наконец ему удалось высвободить тело, и, набросив на грудь покойника лассо, Флинн спустил его к подножию дерева, где тот прислонился к стволу, словно путник во время полуденной передышки, если, конечно, этот путник забыл свою нижнюю половину дома.
С минуту мы молча глазели на убитого. У него были широкие плечи, темные волосы, густые усы и однодневная щетина. Пышущий здоровьем парень, если не опускать взгляд ниже пояса.
– Разрази меня… – пробормотал Дойл.
– Вы думаете о том же, о чем и я, босс? – спросил Флинн.
– Я вообще не знаю, что думать.
– А мне вот кажется, пора поверить слухам.
Дойл покачал головой:
– Ну нет.
– Тогда как он, по-вашему, оказался на дереве?
Дойл обошел вокруг дуба:
– Забрался.
– Без ног?
– Забрался, а потом то, что гналось за ним, сцапало его нижнюю половину.
– Ладно. Допустим, такое возможно. – Флинн задумался. – Но что тогда его преследовало?
Дойл ничего не ответил.
Кое-что в их беседе было мне непонятно.
– Что за слухи? – спросил я.
Дойл обернулся.
– Горный лев, – пояснил он. – Так у нас называют пуму. Каждый второй в округе якобы видел ее в наших лесах или знает кого-то, кто видел. Но в Службе рыбного и охотничьего хозяйства утверждают, что в Новой Англии пумы не водятся с давних пор…
– Они не так сказали, – вмешался Флинн. – Здесь не осталось местных особей, вот как они сказали, но раз в десять лет сюда забредают пумы из других регионов. – Он выдержал паузу. – А некоторые считают, что местные пумы не вымерли, что они до сих пор живут здесь и следят за нами.
– Это он про себя, – сказал Дойл.
Флинн улыбнулся:
– Я думаю, слухи верны. Уж слишком часто они до меня доходят.
Тут снова раздался лай, и вслед за собакой мы подошли к засыпанному снегом бревну. Только это оказалось вовсе не бревно. Когда мы расчистили снег, было трудно не согласиться с Флинном. Я своими глазами видел на окровавленной ноге следы когтей и зубов, а рядом, на замерзшем снегу, – отпечаток лапы.
Щелк! Сверкнула вспышка фотоаппарата.
Что скажете, мои верные читатели? Дикая кошка или что-то еще более грозное? Когда происшествие наконец прокомментировали в Службе рыбного и охотничьего хозяйства, вердикт был таков: версия с нападением горного льва “крайне неправдоподобна”, единственные сохранившиеся особи к востоку от Скалистых гор – это чучела, и даже если какая-нибудь пума все-таки проникла в Новую Англию, вероятность того, что она нападет на человека, “ничтожно мала”. Другого объяснения “эксперты” не предоставили, лишь предположили, что у такого законопослушного малого, как мистер Потроха-Наружу, было множество врагов среди людей.
Вам слово, друзья, – пришлите в редакцию свою версию событий. Быть может, именно вам удастся распутать это дело!
Однако вердикт Службы стал известен лишь спустя несколько дней, а пока что нам предстояло разобраться с трупом. Мы осмотрели убитого – по крайней мере, верхнюю его часть – и Берк извлек из кармана его куртки бумажник. Внутри было удостоверение личности с фотографией покойного в более счастливые времена, из которого мы узнали, что звали его Харлан Кейн.
Даже при жизни физиономия у этого Кейна была подозрительная. Что-то подсказывало мне, что с законом он не дружил, и я оказался прав. Через два дня мне позвонил приятель из федералов и выложил всю подноготную нашего половинчатого друга. Кажется, дикой кошке выпало отведать настоящего новоанглийского уголовника: Кейн побывал почти во всех тюрьмах к северу от Коннектикута – вымогательство, похищение людей, шантаж, даже парочка обвинений в убийстве, которые, правда, потом были сняты. В последний раз он сидел за ограбление, а до этого его судили за убийство гардеробщицы (которую он задушил), но дело развалилось из-за копа-новичка, потерявшего отпечатки пальцев.
Сдается мне, в нашей пуме взыграла жажда правосудия, и, между нами говоря, хищница сделала жителям Массачусетса большое одолжение, сметя этого подонка с лица земли. В прямом смысле. И оставив на дереве.
Думаю, в этом деле убийца избежит наказания.
Но я забегаю вперед, ведь эти подробности мне сообщили только через два дня, а пока что я стоял в лесу и смотрел на красные льдинки.
Я обещал вам трех убийц, а рассказал только про Кейна и пуму. Дальше события приняли еще более странный оборот. На этом этапе вы, наверное, задаетесь тем же вопросом, что и я: зачем наш уголовник забрался в лесную глушь в середине февраля? Мы снова заглядываем в тоненький бумажник. Помимо удостоверения личности, там лишь две долларовые купюры и бумажка с адресом. Адрес Дойлу знаком – это старый дом, который мы видели в конце дороги, и живет там вдова, миссис С.
Мы решаем нанести ей визит. Флинн и Берк убирают наш полуфабрикат в мешок для трупов и закидывают на седло – очевидно, так в этих местах выглядит катафалк, – затем мы возвращаемся к дороге. Мешок раскачивается в такт лошадиным шагам.
Все-таки хорошо, что сейчас зима, мелькает у меня в голове.
По пути Дойл рассказывает мне о вдове. У нее тоже своя история, в основном касающаяся ее сына, самого настоящего психа, – Дойлу годами поступали звонки с жалобами на этого парня, а прошлым летом он пропал. Старушка всегда боролась за него и, когда разрешали врачи, забирала из психиатрической лечебницы домой. Дойл признался, что, услышав о трупе в этих местах, сразу подумал, не замешан ли в преступлении Роберт. Но сумасшедший и пальцем ни к кому не притрагивался, а вскоре полиция выяснила, что Роберт в это время сидел в тюрьме в Миннесоте, ему назначили небольшой срок за кражу со взломом – алиби столь же прочное, как замки в тамошних камерах.
Но тогда мы этого знать не могли. К тому же за свою карьеру я повидал немало психопатов, а потому не спешил заходить в тот старый дом в заснеженном лесу, пусть даже меня охраняли трое самых доблестных мужей Массачусетса.
Но вот мы прибыли. Когда мы в первый раз проезжали мимо, я особенно не разглядывал этот дом, но теперь по моей спине пробежала дрожь.
И это было не из-за мороза.
Представьте себе четыре разные постройки под четырьмя разными крышами, притиснутые одна к другой. Папа-Медведь и Мама-Медведица по краям и двое медвежат посередине. Затем представьте, что кто-то взял биту и проломил Папе-Медведю голову: на одну из крыш упало дерево, и добрая четверть дома готова была обрушиться.
В призраков я не верю, но, увидев, в каком состоянии дом, я задумался, не лучше ли сразу вернуться в участок. У него был такой заброшенный вид, что я очень удивился, когда бледно-голубую занавеску отдернули и в окне показалось недоверчивое старушечье лицо.
Мы постучали. Судя по взгляду хозяйки, я ожидал, что она встретит нас с дробовиком, но вот дверь со скрипом отворилась, и Дойл приподнял шляпу.
– Роберта нет дома.
– Мы здесь не из-за Роберта, мэм, – ответил Дойл. – Можно войти?
Старушка помедлила.
В дверях возникла собака и не прекращала рычать, пока хозяйка ее не шлепнула.
– Я отвыкла принимать гостей, – сказала миссис С., и, глядя на сырой ковер у нее под ногами, на ее неопрятную одежду и неаккуратный макияж, с ней трудно было не согласиться.
– Ничего страшного, мэм. У нас к вам всего пара вопросов. С вашей помощью мы надеемся кое-что прояснить.
Она кивнула. Мы спешились, привязали лошадей к столбу во дворе и прошли в дом. Затем сели в гостиной, где повсюду высились стопки журналов и валялись старые чучела.
Миссис С. подала чай, и, хотя чашки были грязные, я так замерз, что отказываться от горячего напитка не собирался. Собака забрела в комнату, сжимая в зубах большую плоскую кость.
С минуту Дойл и миссис С. обменивались любезностями, затем полицейский перешел к сути:
– В лесу нашли тело.
Она побледнела, глаза ее расширились, и я уж было подумал, что сейчас она рухнет без чувств.
– Роберт…
– Нет, – сказал Дойл.
– Мой Роберт!
– Это не он, мэм. – Дойл сделал паузу. – Имя жертвы – Харлан Кейн…
– Ох… – Старушка вцепилась в подлокотники кресла. – Но это и есть Роберт! – Она обмякла и съехала на пол. – Он сказал… сказал… называть его… Я писала… – бормотала она.
Вы можете представить себе наше замешательство, но, как я уже говорил, Дойл знал Роберта в лицо, и это точно был не он. Разумеется, мы лишь несколько недель спустя выяснили, что ее сын жив и находится в Миннесоте, поэтому пока что нам особенно нечем было ее утешить, и бедной старушенции стало так дурно, что я испугался, как бы у нас на руках не оказался еще один труп. Дойл, вероятно, подумал о том же: Берк и Флинн были немедленно посланы во двор за виновником торжества.
Я с ужасом представил, как они вносят изувеченные останки в гостиную, но, к счастью, они лишь подошли к окну, поддерживая настоящего Харлана Кейна с двух сторон, точно приятеля, напившегося в баре.
Не знаю, как вы, но если бы за моим окном показался мистер Огрызок, мне бы не полегчало, однако щеки нашей славной вдовушки порозовели.
– Это не Роберт… – В ее голосе звучали облегчение и недоумение.
– Вот видите, – сказал Дойл.
Он махнул рукой, и сержанты потащили своего жуткого товарища обратно.
Потребовалось терпение, и старушке пришлось сходить наверх за письмами, но где-то через час мы разобрались, что к чему. Оказалось, наша вдовушка – идеалистка: она участвовала в программе поддержки заключенных, отбывающих срок в тюрьме штата, и Харлан, притворившись ее мальчиком, заделался ее другом по переписке. Хотя уместнее было бы сказать “врагом”. Он заговорил ей зубы (если можно так выразиться), и, судя по тому, что я вскоре узнал о его “проделках” с гардеробщицей, миссис С. чудом избежала встречи с Создателем.
Но самое грустное, дорогие читатели, заключается в том, что вдова расстроилась: она, видите ли, ждала сына.
Вот она – материнская любовь.
Итак, солнце еще не село, а у нас уже есть одна кровожадная пума и один расчлененный убийца гардеробщиц, который был на кошачий ус от того, чтобы пополнить старой вдовой список своих жертв.
“Но ты же обещал трех убийц!” – возмущаетесь вы.
Я понимаю. Вы заплатили. Потерпите. Скоро станет жарко… точнее, холодно.
Итак, мы в гостиной. Дойл советует старой миссис С. быть осторожнее – в нынешние времена нельзя верить никому. Она благодарит нас, просит Дойла связаться с ней, если он что-нибудь узнает о ее сыне.
– Конечно, – обещает он.
И вот, когда мы уже уходим, Берк наклоняется погладить собаку, и та чуть не откусывает ему руку. Миссис С. в ужасе.
– Чарли! – восклицает она. И поясняет, что пес сам не свой с тех пор, как откопал эту кость.
Тут мы все смотрим вниз и впервые спрашиваем себя, что же такое он грызет.
Я, конечно, не коронер, да и терьер постарался на славу, но перед нами совершенно точно часть человеческого таза. Дойл явно пришел к такому же выводу: он спрашивает, откуда взялась кость. Это все из-за бури, отвечает миссис С., с тех пор как ветром повалило деревья, собака постоянно роется в земле.
– Медведь, наверное, – добавила она, но Дойл покачал головой. Они с парнями с детства охотятся и сами свежуют добычу, так что как выглядят звериные кости, им известно. А мне достаточно было просто положить руки на пояс, чтобы сравнить параметры.
Ответы мы начали получать лишь через неделю.
Признаться, сперва я подумал, что это кость Харлана Кейна, однако быстро отмел эту версию: кость была такой старой, что походила на окаменелость. Миссис С. не могла пролить свет на загадку. По ее словам, Роберт как-то нашел на холме старинное надгробие, но собака раскопала кость совсем в другом месте.
– Сколько же трупов в этом лесу? – удивился я, но Дойл был невозмутим. Если устраивать переполох из-за каждого надгробия, сказал он, ему весь штат придется перекопать. Его забота не надгробия, а отсутствие таковых.
День клонился к закату, а снег лежал таким толстым слоем, что лопатами не обойтись, поэтому мы вернулись наутро с кое-какой техникой. Ребята Дойла нашли во дворе за домом бедренную кость, несколько ребер и осколок черепа. Они быстро сообразили, что останки древние, и уведомили Археологическое управление, и не успели мы глазом моргнуть, как позади дома уже трудились толпы людей. Я еще неделю квартировал в тюремной камере, а Бев… Скажем так: старому писаке удалось растопить ее сердце, что несколько омрачило его возвращение в большой город.
Дойл потом рассказал мне, чем все закончилось: в ходе раскопок были найдены останки трех тел. Поначалу археологи подумали, что это индейцы, но обрывки сапог и пряжки указывали на то, что здесь покоились англичане. Хотелось бы узнать подробности, но, боюсь, эта тайна затерялась в веках. Попавший в засаду охотничий отряд? Семейная могила?
Знает лишь лес. А деревья секретов не выдают, за исключением разве что парочки холодящих кровь деталей.
Когда черепа начали изучать, на двух нашли следы топора, а на третьем – дырку от пули.
Я же обещал вам гору тел! Что ж, здесь, как и в случае с пумой, убийца, по-видимому, наказания избежал.
Темные века в истории преступлений, друзья мои.