Развитие речи у человека
Итак, дофамин подталкивает нас к новизне. Конечная задача этого процесса – создать в нашей памяти такую картину внешнего мира, которая позволила бы выстроить адекватное поведение. В случае мозга человека важнейшим компонентом этой картины мира является формирование речи, мышления, развитие речевых центров, построение вербальных ассоциаций.
В нашей нервной системе узнавание каких-то новых слов, образование ассоциаций между ними идет с помощью тех же механизмов, что и работа со свежей информацией. На дофаминовом подкрепляющем фоне нервные клетки в коре больших полушарий становятся речевыми нейронами, запоминающими те или иные слова.
Посмотрите на рис. 3.3, вверху. Нервные клетки, запоминающие речевую информацию, расположены в области, которая называется ассоциативная теменная кора. Когда маленький ребенок выучивает «мама», «папа» и «бабайка», основные процессы обучения происходят именно здесь. Рассмотрим, как это происходит.
По сути, большинство слов – это зрительно-слуховые ассоциации.
Например, я вижу стол и произношу слово «стол». В ассоциативной теменной коре есть нервные клетки, которые собирают «на себя» эти одновременно возникшие звуковой и зрительный сигналы. Образуется нейросеть, которая отвечает за узнавание этого предмета мебели на визуальном уровне и слуховую детекцию соответствующего слова. Если вы тщательно ощупаете сам стол, то к этому добавятся сигналы от тактильных рецепторов: гладкая фактура поверхности, четыре квадратных ножки, столешница с закругленными углами.
Рис. 3.3. Вверху: формирование речевой ассоциации в теменной коре ребенка.
1 – зрительный образ;
2 – слуховой образ;
3 – речевой нейрон.
В середине: процедуры слухового (4), зрительного (5) и речевого (6) обобщения.
Внизу: формирование речевой (информационной) модели внешнего мира, которая служит основой нашего мышления, прогнозирования успешности будущей деятельности, а также речедвигательной активности (сигнал передается в зону Брока). В ходе работы этой модели генерируются положительные эмоции, обусловленные речевой (вербальной) новизной и творческими процессами
Когда мы учим маленького ребенка словам, мы показываем ему, например, плюшевого зайчика – активируется зрительный нейрон 1. Произносим: «Зайчик» – активируется слуховой нейрон 2. При этом клетка ассоциативной теменной коры, нейрон 3, устанавливает соответствующую ассоциацию, а положительным эмоциональным фоном, необходимым для обучения, является любопытство. Что это за зверь такой с ушками? Ага, зайчик. Дофамин выделяется покрышкой среднего мозга, и на фоне его подкрепляющего действия происходит запоминание параметров слов. Процесс вербального обучения длится всю жизнь, в нем выделяют значительное число фаз.
Одна из начальных фаз, после первичного запоминания, – стадия зрительного и слухового обобщения. Как это происходит? Например, сегодня вы показали ребенку белого плюшевого зайчика, завтра – красного пластмассового, а послезавтра – картинку зайца в книге. И все это зайчики. Однако детский мозг очень гибок: во всех упомянутых вариантах его зрительные центры ищут некий общий признак, который позволит обобщить визуальную информацию. Как вы думаете, что у разных зайчиков будет общим? Уши, конечно! Получается, что, если мы видим у зверюшки два длинных уха, мы относим его к зайчикам. Иногда достаточно пошевелить двумя пальцами, будто ушами, и становится понятно: подразумевается заяц.
Всем этим занимается третичная зрительная кора, которая находится недалеко от ассоциативной теменной коры. Кстати, примерно так же учатся компьютерные нейросети ИИ, которые прекрасно способны настроиться на определение самых разных зрительных образов (например, различать марки автомобилей).
Аналогичный процесс происходит в слуховой коре. Ведь ребенок должен научиться узнавать слово «зайчик» – неважно, сказано оно мамой или папой, громко или тихо, спешно или медленно, осипшим голосом или звонким. Это очень непростые обобщающие процедуры, которые требуют быстрых и сложных вычислений. В височной коре область слухового обобщения (рис. 3.3 (5)) носит название по фамилии первооткрывателя, немецкого невропатолога Карла Вернике – зона Вернике.
Перейдем от зайчиков к собачкам. Интеллектуальные возможности четвероногих друзей таковы, что их мозг может реализовать описанные выше процедуры. Собаки способны обобщенно узнавать некоторое количество объектов, на слух и визуально. «Мячик» – значит, будем играть! «Тапочки» – хозяину они нужны. «Кошка» – где это отвратительное создание??? Но количество таких слов невелико – буквально несколько десятков.
Если обратиться к экспериментам с нашими ближайшими родственниками – гориллами и шимпанзе, то окажется, что счет узнаваемых слов у них идет уже на сотни. Конечно, для таких работ нужны ученые-энтузиасты, которые годами обучают обезьяньего детеныша языку жестов, языку символов и иероглифов. Человекообразных обезьян не учат по-настоящему говорить, как мы, потому что их голосовые связки не приспособлены к речи. Максимум, что они способны воспроизвести, это короткие фонемы со звуком «а». То есть «ма», «па», «да», «кап». Человеческий детеныш тоже начинает свой детский лепет с «ма», или «па», или «да». А дальше родители спорят: «Какое же слово детка сказала первым – “мама”, “папа” или “дай?”».
Человекообразные обезьяны способны выучить несколько сотен слов, до 500–700. И они не просто понимают их значение, но последовательностью жестов могут построить осмысленные предложения. Например: «Я хочу пить, дай мне сока, апельсинового». Им доступен примерно такой же уровень языка, как у двухлетнего человеческого малыша.
Для нас словарный запас в 500 слов – самое начало развития речи. В три года у маленького человека он обогащен уже в среднем до 2000 слов, а потом будет и 5000, 7000, 10000. Чем больше вы узнаете, тем больше слов в вашей речевой системе. У взрослых запас пополняется в основном терминами, относящимися к разным областям знаний, по специфике их учебы в институте или профессии. При этом опять-таки выделяется дофамин, включаются покрышка среднего мозга и прилежащее ядро, и информация записывается нейросетями коры больших полушарий.
Первое отличие человеческого мозга от мозга животных – его называют количественным отличием – касается именно числа связанных с речью нейросетей.
Его можно принять условно равным числу слов в словарном запасе. В нашей ассоциативной теменной коре такие нейросети формируются многими тысячами, и еще никто не обнаружил какого-либо ограничения. Даже если представить, что слова в родном языке «закончились», есть же еще много иностранных.
Принципиальное качественное отличие мозга человека и животных – это способность Homo sapiens к многоуровневому речевому обобщению.
Речевое обобщение – это шаг, который сложный мозг делает вслед за обобщением зрительным и слуховым. При речевом обобщении мы объединяем относительно «простые» слова понятием более высокого уровня. Французский психолог Жан Пиаже отмечал, что стадии развития ребенка можно привести в соответствие с уровнями речевого обобщения. Примеры таких последовательных уровней:
1. Слова «зайчик», «кукла», «мяч», «кубики» можно обобщить понятием «игрушки».
2. Слова «игрушки», «мебель», «одежда» объединяет понятие «предметы».
3. Слова «предметы», «дома», «деревья» можно обобщить понятием «окружающий мир».
4. И так далее, причем мы очень быстро добираемся до ключевых философских, математических, физических понятий, таких как «материя», «дух», «Вселенная», «множество» и т. п.
Помимо простого накопления речевых центров, нейросетей, наш мозг формирует связи между этими центрами и с помощью понятий более высокого уровня способен обобщать другие слова (нейрон 6 на рис 3.3). Анатомически все это происходит в рамках ассоциативной теменной коры (или, как писал И. П. Павлов, второй сигнальной системы), базируясь на потребности в новой информации и чрезвычайно специфическом для человека компоненте любопытства, связанном с восприятием, анализом, употреблением новых слов.
Построение речевой модели внешнего мира
В человеческом мозге уже к трем годам, когда словарный запас достигает примерно 2000 слов, формируется довольно адекватное речевое (информационное) отражение внешней среды. В этом возрасте у маленького ребенка все основные объекты, действия, признаки предметов окружающего мира уже «записаны» в ассоциативной теменной коре. И не просто записаны, а соединены друг с другом в единую сеть. Связи при этом устанавливаются как за счет процедуры речевого обобщения, так и за счет простого формирования ассоциаций по принципу одновременности. Так, между одномоментно активирующими речевыми центрами образуются связи, например: «зайчик» – серенький, прыгает, ест морковку; «морковка» – оранжевая, вкусная, растет у бабушки в огороде; «бабушка» – живет в деревне, у нее седые волосы, а еще есть кот и корова.
Речевое отражение, или, как еще говорят, речевая модель внешнего мира, – основа процессов прогнозирования успешности возможной деятельности.
По Стивену Хокингу, речевое отражение – «моделезависимый реализм» (рис. 3.3, внизу).
Когда мы вводим в речевую модель мира новую информацию, создаем новые ассоциации, проводим дополнительные обобщения (через поясную извилину и покрышку среднего мозга), мы ощущаем положительные эмоции, в том числе связанные с мечтами, творчеством, юмором.
Понятие «модель» в таком контексте означает упрощенное отображение сложного объекта, процесса, явления. Речевая модель мира – это слепок, отпечаток, который окружающая среда накладывает на наш мозг. Мы мыслим, по сути, «подталкивая» нервное возбуждение двигаться по этой модели. Вспомнили что-то приятное, и – раз! – появилась положительная эмоция. Например, каково это – гостить летом у бабушки в деревне, есть морковку прямо с грядки и пить парное молоко. Провели новое речевое обобщение или установили новые ассоциации – и вновь позитив. Все это происходит на фоне выделения дофамина.
Творческие удачи и озарения, та радость, которая возникает, когда мы решили математическую задачу или подобрали удачную рифму, – это тоже «дофаминовые» эмоции. Они могут появляться без какой-либо непосредственной связи с текущими событиями во внешнем мире. То есть наш мозг способен работать не только с речевой моделью мира, которая образовалась у нас, но и с более частными ее версиями: моделью собственного «я», моделями личностей других людей. Работать как с особыми информационными сущностями и извлекать (майнить) при этом положительные эмоции.
Это уникальное и замечательное свойство нервной системы Homo sapiens, которое позволяет отдельным представителям нашего биологического вида быть счастливыми даже в самых тяжелых условиях, когда на бытовом уровне, казалось бы, сплошные лишения и страдания: в тюремном заключении, при совершении религиозного подвижничества. За решеткой тоже можно читать книжки и сочинять стихи и находить в этом утешение, «добывая» свою дозу дофамина. Что уж говорить о радости творчества в комфортной среде научных лабораторий, художественных мастерских и писательских кабинетов. А если еще и вкусный чай или кофе под рукой – да там жить можно!
Понятие «речевая модель мира» явно несколько у́же, чем «информационная модель мира». Последняя включает в себя еще и образное мышление, которое, очевидно, возникло раньше вербального, ведь его признаки есть у многих высших позвоночных. В ходе эволюции такие модели формировались прежде всего для того, чтобы прогнозировать успех предстоящего поведения. При этом сенсорные системы вводят в модель некие исходные данные, и дальше такая «информационная сущность» дает оценку тому, хорошая или нет идея – действовать «вот так». Получается, что с помощью такой «вычислительной технологии» организмы могут заглянуть в будущее, оценить, стоит ли тратить силы на достижение некой цели и каков риск получения отрицательного подкрепления. Или все же «овчинка выделки не стоит».
Когда собака смотрит, не мигая, на жареную курицу на столе, она истекает слюной, облизывается, но все-таки мордой в тарелку не лезет: у нее явно работает простая, но серьезная модель мира, возникшая в результате воспитания и блокирующая импульсивное пожирание пищи. Ну хорошо, не всякая собака имеет такую железную выдержку, и случаются инциденты. Но будем считать, что собака в нашем примере очень воспитанная. И. П. Павлов связывал подобный контроль поведения с тем, что он называл «условный тормоз».
Чем адекватнее миру речевая модель, тем лучше человек прогнозирует результаты поведения и тем более весомых успехов (а точнее, уровня личного счастья) достигает в своей жизни. Необязательно, чтобы в модели присутствовало много центров. Важно, чтобы они были правильно связаны. Есть огромная разница между понятиями «информированный» и «мудрый». Модель «информированного» индивида содержит множество слов, но связи между ними, а также между ними и реальными стимулами не очень качественные. Есть в современности даже такая присказка: «Сейчас все выучили так много умных слов, что стало труднее определять дураков». А «мудрый» – например, мудрый старец из какой-нибудь глухой деревни или монастыря, – пусть у него этих центров не очень много, но они так замечательно сконфигурированы и обобщены, что в этих связях раскрывается сама суть жизни. Для того чтобы такие правильные связи сформировать, нужно, как правило, прожить долгие десятилетия и многое испытать.
Ярчайшим примером работы дофаминовой системы и связанной с ней генерации положительных эмоций можно считать историю про открытие Архимедом его замечательного закона о телах, погруженных в воду. Помните, ее всем рассказывали в школе? Когда Архимед бежал по улице и кричал: «Эврика!» – в его мозгах, конечно, бурлил дофамин. Озарение, как вы помните, случилось с ним в тот момент, когда он опустился в ванну и часть воды вылилась, – тут-то Архимеда и осенило, а в его мозге «замкнулись» новые, никем до того не сформированные связи между речевыми центрами. Хоть он наверняка и забыл о том, что хотел принять ванну.
Образ Архимеда в нашей культуре крепко связан с радостью открытий и новизны. И авторы рекламы, конечно, не могли пройти мимо этого образа. Например, существует реклама жвачки, где создатели используют образ Архимеда и предполагают, что именно эта самая резинка помогает жующему ее человеку генерировать гениальные идеи. Мол, пожуйте – и тоже сделаете какое-нибудь открытие.
Во всех сферах искусства тоже очень важно быть новым. Эта новизна достигается порой самыми странными и даже дикими способами. Так, многие современные художники стараются изобрести какой-то особый изобразительный метод. Обстрелять холст красками из ружья, измазать в акварели улиток и пустить их ползать по листу бумаги… Они надеются, что весь мир скажет: «Никто раньше до этого не додумался!» Мечта каждого художника – найти что-то уникальное, такое, что вызовет всеобщее удивление и восхищение. Иногда это удается. А порой это не вызывает ничего, кроме улыбки сочувствия.
Природа юмора и эффект новизны
Юмор – еще один пример того, как функционирует наша вторая сигнальная система. Юмор основан на новизне, получаемой в ходе работы со словами. Когда появляется свежая ассоциация, неожиданный поворот в уже известном словосочетании или сюжете, появляются позитивные эмоции.
Собственно, так устроены все анекдоты. Когда нам начинают что-то рассказывать, наш мозг быстренько забегает вперед и прогнозирует банальный конец. Но в этот момент рассказчик выдает «соль» истории, неожиданное ее завершение – и мы ощущаем всплеск позитива, связанный с новизной.
У знаменитого изобретателя Томаса Эдисона был дом, а вокруг дома – забор с калиткой. Друзья, посещавшие Эдисона, жаловались: «Томас, ты технический гений, а калитка у тебя чудовищно тугая и неудобная, открывается с огромным трудом, исправь!» На что Эдисон отвечал: «У меня прекрасная калитка: всякий, кто приходит ко мне в гости, накачивает из колодца ведро воды!»
Самые короткие анекдоты совмещают два абсолютно «чужих» слова (оксюморон, как говорят филологи): Буратино утонул, Колобок повесился…
Нас привлекают необычные рифмы или игра слов в произведениях поэтов. Как там было у Владимира Маяковского:
Лет до ста расти
Нам без старости…
Нас удивляют фольклорные палиндромы вроде: «Леша на полке клопа нашел» или «Нажал кабан на баклажан», не говоря уже о самом известном: «А роза упала на лапу Азора» Афанасия Фета.
Бесспорно, исследовательская деятельность для человека очень важна. Мы получаем массу положительных эмоций от узнавания неизведанного. Начиная с новой погремушки и заканчивая решением математических или шахматных задач, творчеством в самом широком смысле слова. Во всех этих случаях имеется дофаминовое подкрепление. Прекрасно, когда эта система остается активной в нашем мозге в течение всей жизни. Потому что здесь есть проблемы и, к сожалению, наша собственная природа «расставляет ловушки» именно на новизну.
Важно осознавать проблемы, «зашитые» в базовой физиологии нервной системы: падение степени новизны при повторах и стереотипизация поведения.
В обоих случаях происходит снижение уровня положительных эмоций, повышается вероятность депрессивных состояний, наступает эмоциональное и профессиональное выгорание.
Первая из этих ловушек связана с тем, что, пробуя что-то в жизни, мы снижаем уровень новизны. Скажем, вы первый раз приехали в Париж. Какая эйфория, как все прекрасно! Вы наконец-то подниметесь на Эйфелеву башню, погуляете по Елисейским полям, увидите «Мону Лизу» в Лувре! А если вы в 20-й раз приехали в Париж? Ощущения новизны и сопутствующая им радость теперь отсутствуют либо крайне слабы. Ну, башня. Ну, Лувр. Подумаешь.
Известен, кстати, «синдром турагентов» – это люди, которых по долгу службы посылают в командировки в известные туристические места, чтобы они разведали обстановку – оценили отели и питание где-нибудь на Мальдивах или на Бали. Звучит как работа мечты, правда? Но такие менеджеры уже через несколько лет командировок совсем не радуются поездкам и ворчат: «Снова Мальдивы… А можно я никуда не поеду в этом месяце?»
Вывод: надо стараться строить жизнь так, чтобы новизна не сразу исчерпывалась. Не торопиться жить, иначе существует опасность уподобиться Евгению нашему Онегину. Помните, что с ним случилось?
Нет: рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы недолго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели…
Если выражаться языком физиологии, то Евгений настолько активно жил свои первые 20–25 лет, что потом у него возникло депрессивное состояние и социофобия, которые дальше вылились в массу проблем.
Поэтому, пожалуйста, не торопитесь познать жизнь со всех ее сторон, может быть, что-то стоит оставить на потом? Следовать этой рекомендации, находясь в бурном потоке событий современного мира, крайне непросто, но хотя бы осознавать проблему важно. Какой смысл жить 100 лет, если уже после 30, 50 или 70 все скучно и изведано? В какой-то момент начинаешь не стремиться к новому, а пытаешься сохранить уже достигнутое, что весьма грустно… Но об этом – в следующей главе.
Вторая «ловушка», которая тоже связана с исследовательским поведением, состоит в том, что поиску новизны противостоит стереотипизация. Человек, попадая в условия, где есть выбор между незнакомым и привычным, часто выбирает привычное поведение – это безопасно, надежно и экономит энергию. А ведь иногда очень важно попробовать новый путь! Живет себе человек, годами готовит омлет из яиц и молока. И в один прекрасный день решает попробовать добавить туда сыра, помидоров, немного шпината… Как знать, быть может, он откроет в себе кулинарный талант и станет шеф-поваром, потому что однажды решился на эксперимент?
Вывод: необходимо на осознанном уровне следить за деятельностью ассоциативной лобной коры, которая выбирает программы поведения. Чтобы сказать ей в какой-то момент: «Что же ты опять по привычной дорожке пошла? Давай попробуем новый вариант реагирования! Ведь он может оказаться успешным и, чем черт не шутит, привести нас в еще неизведанные сферы. А там мы узнаем кучу интересного и получим море позитива!»
Эффекты падения новизны и стереотипизации поведения практически фатально нарастают в нашем мозге с возрастом. Они иногда приводят к тому, что человек утрачивает радость от своей профессиональной деятельности, общения в кругу семьи, теряет удовольствие от жизни вообще. Один из тяжелых вариантов – ситуация, которую называют профессиональным выгоранием, когда работа, которой большинство из нас посвящает так много времени, перестает радовать. Даже если она всегда вам нравилась. В ней исчезла новизна, вы бредете по неизменной ежедневной и надоевшей колее, и вот – здравствуйте, отрицательные эмоции! Проблемы, связанные с профессией, вышли на первый план, а радости куда-то подевались. А ведь когда-то вы так хотели быть врачом, педагогом, юристом… Случаи эмоционального и профессионального выгорания – серьезная проблема.
Потому чрезвычайно значимо не бояться менять свою жизнь, постоянно вводить в нее какие-то свежие элементы. Творчество, хобби, игры, путешествия – все это очень важные компоненты нашего существования. Путешествия и туризм являются простым, эффективным и массовым способом привнести в жизнь исследования неизвестного. Так же как и спорт, занятия танцами. Новизну приносит расширение круга общения, например волонтерское участие в экологических и социальных проектах. Кстати, альтруизм во всех его проявлениях приносит массу необычных приятных впечатлений. Активный поиск того, что может заинтересовать, – это золотая жила положительных эмоций. Любопытство и любознательность однозначно приветствуются нашим мозгом!
Профессия, если вы ее еще только выбираете, обязательно должна включать элементы постоянно возникающей новизны, причем желательно, чтобы она была устремлена куда-то в бесконечность. Тогда профессия не приедается и ходить на работу не скучно. Для людей науки этот тезис очень понятен. Мы изучаем такие объекты, которые практически безграничны в своем разнообразии. Например, всю жизнь исследуя мозг, не устаешь ему удивляться, потому что предела его познанию пока не видно, серьезное изучение еще только начинается.
