СЛОВО 50

О Гефсиманском молении

За акафистом Страстям Христовым

Видев Тя Ангел в вертограде Гефсиманстем до пота кровава в молитве подвизающася…

Кондак 2-й

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе братья и сестры!

Тишина обволакивала мир в тот страшный и священный час, когда Спаситель с тремя учениками вошел в Гефсиманский сад. Земля, истомленная дневным зноем, нежилась в вечерней прохладе, ласкова была тень оливковых деревьев, благоуханен воздух. Все вокруг дышало покоем, казалось, нет и не может быть беды. Но на сердце Господа Иисуса Христа лежала невыносимая тяжесть. Наступал срок Его решающего сражения с князем тьмы, свирепым диаволом. Сын Человеческий вступал в битву за спасение рода людского, созданного из персти земной, отвергшего своего Создателя, но не забытого Небесным Отцом.

Чудовищные плоды греха возросли в мире со времен падения Адама и Евы. Отторгнув себя от царства добра и света ради лукавого соблазна, первые люди пали в бездну, увлекая за собой всех своих потомков, – и следом опрокинулось во мрак мироздание. Власть над оскверненным творением, сделавшимся недостойным Творца, захватил злейший из падших духов, гордый Люцифер. Жестокий хозяин! Он насадил в мире страдания, болезни, смерть. Этот «исконный человекоубийца» со сладострастием палача упивался муками, слезами, кровью и предсмертными корчами порабощенных им людей, а затем с хохотом ввергал их в свое ужасное преисподнее царство. И во многие человеческие души вселил диавол адскую страсть к мучительству себе подобных – способность получать извращенное удовольствие от зрелища чужих страданий. Под «знамёна царя ада» собирались «сыны погибели», рабы гнусных пороков собирались для насилия над слабыми, издевательств над добродетельными, поругания чистых, безудержнохищного насыщения низких похотей и страстей. Этот мир, лежащий во зле, обреченный смерти и преисподней, еще хранил отблеск первоначальной Божественной красоты, – и от этого властвующее в нем зло казалось еще более жутким.

И вот тихим вечером в Гефсиманском саду адское жерло мирового зла, клубящееся смрадом неисчислимых убийств, пыток, сладострастного палачества, надвинулось на Иисуса Христа – Сына Божия, добровольно принявшего на Себя человеческую немощь. От этой кошмарной угрозы человеческая воля содрогнулась в Богочеловеке, и промолвил Он: Душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26, 38).

Вочеловечившийся Сын Божий знал все об ожидавшей Его участи, Своей волей шел Он на жертвенный подвиг. Он предвидел все, что готовилось Ему в надменной иудейской столице: поругание, бичевание, терновый венец, гвозди и крест. Легко было избежать грядущих мук, скрывшись из Иерусалима, – но Сын Человеческий твердо вступал на крестный путь. Еще недавно, услышав от святого апостола Петра жалобное: Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! (Мф. 16, 22), Он прозрел за слабодушием ученика коварство древнего змия и ответствовал: Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. 16, 23). В Гефсиманском саду, на пороге крестного подвига, душу Спасителя охватила смертная скорбь.

В ветхозаветные времена многие слабые и грешные люди, изнемогая в скорбях, обращали взор к небесам, казавшимся бесконечно далекими и равнодушными, и роптали: «Бог совсем забыл нас! Ведь Богу не страшно, Богу не больно!» Да, диавол, которому удавалось принести в мир страх, страдание и смерть, не в силах причинить зла Всесовершенному Добру – Всемогущему Господу. Но несчастные ропотники не знали, какова жертвенная любовь к ним Небесного Отца, на какую ужасающую пытку пошлет воплотившегося Сына Своего ради заблудших людей Всеблагой Создатель. Святитель Прокл Константинопольский говорит о Господе нашем Иисусе Христе: «Он, Эммануил, пребывая Богом, соделался и Человеком; и то, чем Он был, спасло нас, а то, чем Он соделался, страдало ради нас».

В Гефсимании ужас этого страдания вырвал из уст Христа мольбу: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф. 26, 39). Это был миг человеческой слабости. Однако как велика должна была быть угроза, чтобы перед нею дрогнул даже Богочеловек! Нам, немощным и боязливым, невозможно понять, какая горечь заключалась в бездонной чаше Страстей Христовых.

Что таилось в этой чаше? Распятие – одна из жесточайших, если не самая жестокая, казнь среди истязаний, измысленных древними садистами по диавольскому наущению. Но только ли мучения распинаемого предстояло перенести телу и душе Сына Человеческого? Спаситель приносил искупительную жертву не за одного или нескольких избранных, а за весь человеческих род. И потому воистину нечеловеческой должна была стать крестная мука Господа Иисуса Христа, ибо Он один принимал на Себя вселенскую боль «за всех и за вся». Громаду всех изуверских казней, всех телесных и нравственных надругательств веков минувших и грядущих, весь арсенал древнего и «идущего в ногу с прогрессом» будущего палачества готовился сатана обрушить на Искупителя. Слабому человеческому телу, в какое ради нас облекся Господь славы, надлежало выстрадать неисчислимость людских мучений: вместе с первохристианскими страстотерпцами, распиленными деревянными пилами и сожженными на кострах; вместе с монахом, у которого клещами вырвали ноздри в петровской «тайной канцелярии»; вместе со священником, пытаемым электротоком в бериевском застенке; вместе с ребенком, умирающим от чернобыльской радиации; вместе с мучениками близящихся последних времен на дыбе антихристовой – вместе с сонмами и сонмами сынов и дочерей спасаемого Им человечества. А бедной человеческой душе, которую для нас воспринял Сын Божий, сколько жгучих язв, сколько позора и скорби предстояло вынести в час голгофский за всех от века и до века обиженных, обездоленных, гонимых, заключенных в темницы, разлученных с родными, утративших любимых. Таков был кажущийся неоплатным счет, который рабовладелец-сатана предъявил Спасителю за искупление человечества, поработившего себя греху. Никто из зараженных первородной скверной людей не смог бы выплатить такую страшную цену, и даже Богочеловек дрогнул перед предстоящим Ему свершением.

Всем известно, какое леденящее чувство охватывает человека в минуту смертельной опасности. В такие мгновения мы утрачиваем способность рассуждать, повинуясь лишь инстинкту самосохранения, непроизвольно всеми силами противимся надвигающейся угрозе. А Христос Спаситель обладал Божественной властью, и одного движения Его мысли было бы довольно, чтобы ангельские легионы вознесли Его из этого мира злобы и жестокости в блаженное Горнее Царствие. Но лишь мольбою к Небесному Отцу пытался Богочеловек отодвинуть чашу смертоносной горечи, превозмогая Свою человеческую немощь словами святого послушания: Не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42).

Воля Небесного Отца, как и единая с ней воля Божественного Сына, – принесение страшной крестной жертвы. И безгрешный человек Иисус Христос повиновался Отчему решению и Своему Божеству. Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного (Евр. 5, 8–9). Против собственной слабости Иисус Христос воздвиг щит молитвы, всей душой обратился к Небесному Отцу за благодатной помощью. Но так трудна оказалась победа над немощью человеческого естества, что когда Спаситель молился, был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лк. 22, 44). Так Пречистой Кровью Своей еще в Гефсиманском саду начал Господь омывать скверну грехопадения человеческого, предзнаменуя жертву Голгофскую.

Как одинок был Спаситель в этом тихом оливковом саду под леденящим дыханием смерти и ада! Нет, не один вошел Он в Гефсиманию, с Ним было трое учеников – ближайших, чистейших, преданнейших. Все апостолы Сердцеведца Христа, кроме одного, были достойнейшими среди сынов своего времени, но эти трое являлись наилучшими из лучших: мужественные сыны Громовы, возлюбленный Иоанн и благочестивый Иаков, и Петр – твердыня веры, только что так по-детски трогательно выражавший свою пылкую привязанность Учителю. к этим трем избранникам обратился Господь Иисус Христос, дотоле никогда ни о чем не просивший, с мольбой о сострадании в смертельной Его скорби: Бодрствуйте со Мною (Мф. 26, 38).

Но что же увидел Спаситель, восстав от молитвенного борения с невыносимым ужасом? Трое верных спали тяжелым сном, утомленные недавними заботами: кознями иудеев, тревогой о будущем, переходами с места на место. Поддавшись усталости, они оставили любимого Учителя в одиночку превозмогать этот страшный час. И таковы оказались лучшие из рода человеческого, ради которого воплотившийся Господь шел на чудовищную крестную смерть. Да стоило ли подобного подвига все это падшее человечество, если и достойнейшие его сыновья предали своего Спасителя ради сна? Но нет, не с упреком, а с жалостью и бесконечной любовью смотрел на спящих учеников Божественный Страстотерпец, принимая на Свои плечи и этот грех слабодушных друзей Своих.

Когда неразделенная скорбь Христа Спасителя стала совсем нестерпимой, не люди, а Ангел, посланный Небесным Отцом, явился ободрить Его. И весь ангельский сонм возликовал в Горнем Царствии, когда Сын Человеческий поднялся с колен в сиянии неколебимого мужества, одержав преславную победу над сатанинскими полчищами, – победу над человеческим страхом перед страданиями и смертью. Теперь Спаситель мог идти на высочайший Свой подвиг – на голгофский крест, где испытает Он даже опыт Богооставленности среди лютейших страданий, дабы тем ярче воссияла слава Сына Человеческого, в одиночку разрушившего державу гордого диавола.

А в ночной покой Гефсимании уже врывались огни факелов, топот ног и злобный говор толпы. Это спешил совершить черное дело отряд «сынов погибели», прислужников фарисейских, под предводительством Иуды-предателя.

Спаситель разбудил учеников со словами предостережения: Вы всё еще спите и почиваете? Кончено, пришел час: вот, предается Сын Человеческий в руки грешников (Мк. 14, 41). Перед лицом сбывающейся угрозы Божественный Учитель тревожился уже не за Себя, а за любимых учеников, сонных и неразумных, тех, кого Отец дал Ему (см. Ин. 17, 9). Не о Себе, а о них просил единый Безгрешный явившихся схватить Его: …если Меня ищете, оставьте их, пусть идут (Ин. 18, 8).

Свершив подвиг гефсиманского моления, в величавом спокойствии приступил Сын Человеческий к горчайшей чаше Страстей Своих. И когда пылкий Петр пытался с оружием в руках защитить Его, Учитель остановил ученика, сказал: Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? (Ин. 18, 11). И, связанный и плененный, под торжествующий хохот вселенской злобы двинулся Спаситель мира к Своему жертвенному всеочищающему торжеству.

О таинственном смысле гефсиманского моления проникновенно говорит святитель Димитрий Ростовский: «Земля, земля! Бог Слово припадает к тебе как друг, оплакивая прежнее отпадение твое, и теперь снова обнял тебя как Свою. Он пал на землю от тяжести грехов, которые поднял на Свои рамена, пал в знак милосердия Божия к грешной, некогда проклятой земле».

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

Подвиг, подобный гефсиманскому, вслед за Сыном Своим и Господом совершила Пречистая Богородица, стоявшая у креста распятого Спасителя. Оружие, прошедшее Ее душу (см. Лк. 2, 35) в те страшные часы, растерзало сердце Пресвятой Девы скорбью всех матерей, оплакивающих детей своих, горем всех любящих, утративших любимых. Потому именно под сенью Гефсиманского сада было суждено упокоиться Пречистой в трехдневном смертном сне прежде вознесения Ее в Горнее Царствие на руках Божественного Сына.

Память о гефсиманском молении Сына Человеческого вселяет в верных Его последователей бодрость и мужество. Да, этот мир по-прежнему переполнен страданиями, но он уже искуплен Господом нашим Иисусом Христом из рабства человекоубийце-диаволу. Если во мраке языческом мучения людей били лишь демонской насмешкой над ними, то ныне выпадающие на долю христиан испытания и беды плодотворны, служат очищению наших душ, дабы мы сделались достойны вечной награды в Царствии Небесном. В любой нашей скорби состраждут нам и ободряют нас Сам Божественный Искупитель и Пренепорочная Его Матерь, и что наши невзгоды в сравнении с безмерностью мучений, перенесенных ради нас единым Безгрешным? Так неужели же мы, грешные, станем с ропотом отталкивать ту малую чашу испытаний, которую попускает принять нас Небесный Отец, врачуя от пороков? Будем помнить также, что в горчайшей чаше Страстей Христовых есть струя яда, которую каждый из нас влил своими грехами, своей нечистотой. Так неужели же не постараемся мы, неблагодарные, терпеливым перенесением скорбей хотя бы отчасти загладить вину свою перед Христом Спасителем, предавшим Себя за нас на распятие? Да не оскорбим ропотом Господа Промыслителя, устрояющего все к нашему благу, но восславим Всещедрого, ибо навек основана милость, на небесах утвердил Господь истину Свою (Пс. 88, 3). Аминь.