Мы живем в то время, когда религиозные нормы играют в жизни очень незначительную роль. Даже для церковных людей они зачастую представляются необязательными. Поэтому человек, пытающийся следовать заповедям, оказывается иногда в довольно экстремальном положении. С одной стороны, оно и хорошо, потому что жизнь во Христе не должна быть всегда легкой. С другой стороны, не каждый может принести те жертвы, которые «требует» от него Церковь.
Вопрос внебрачной жизни становится одним из самых актуальных для современных христиан. Одно дело, если к вере пришел, уже будучи семейным человеком: верность вполне поощряется и в светском обществе. И совсем другое, если ты не состоишь в браке.
Сегодня девство до брака представляется чем-то совершенно немыслимым и даже несуразным. Сложно представить, что молодой человек и девушка, встретившись, погуляли пару месяцев за ручку, а потом решили пожениться. Как правило, реализуется простая схема: встреча – постель – свадьба.
Далеко не каждый человек сегодня способен ждать, пока не появится та единственная его половина, которая выйдет за него замуж (или женится) без предварительной совместной жизни. В чем причина? Да все в том же. В нежелании обуздать собственную похоть, в стремлении испытать наслаждение, в жажде удовольствия.
Как православной девушке объяснить своему возлюбленному невозможность близости с ним до брака, которой он желает, если он не живет по тем же нравственным законам, что и она? Ограничиваться фразой «все равно нельзя» – значит – подходить к вопросу несколько формально. Т. е. фраза-то абсолютно верна: конечно, блуд – это грех, но тут уместно еще раз вспомнить о самой сущности этого «нельзя».
Мы называем отношения блудными, если люди сошлись только для любовных утех, вовсе не желая вкусить ответственности друг за друга и за потенциальных детей, вкусить страданий и боли, без которых не рождается настоящая любовь. Брак – это всегда внутреннее согласие быть вместе до конца, в радости и горе. А если этого согласия нет? Значит, мужчина и женщина не хотят быть вместе. Они желают только приятностей.
Помните пьесу Евгения Шварца «Обыкновенное чудо»?
Принцесса отказалась от своей любви к Медведю (медведя превратили в прекрасного юношу, и чтобы ему снова стать зверем, необходимо, чтобы его полюбила и поцеловала прекрасная принцесса). Предав любовь, не желая отведать горечи разлуки и увидеть, как ее возлюбленный снова станет зверем, она смертельно заболевает. Итак:
«Король: (Они) говорят, что принцесса умрет.
Администратор: От чего?
Король: От любви, что ли.
Администратор: Это, я бы сказал, вздор. Бред, как я это называю. Наш общий врач, мой и королька, вчера только осматривал принцессу и докладывал мне о состоянии ее здоровья. Никаких болезней, приключающихся от любви, у принцессы не обнаружено. Это первое. А во-вторых, от любви приключаются болезни потешные, для анекдотов, как я это называю, и вполне излечимые, если их не запустить, конечно. Причем же тут смерть?»
Так вот, «любовь» и «любовь» так же отличаются друг от друга, как те болезни, которые от них приключаются. В одном случае болезнует и тоскует душа, жаждущая соединения с любимым, а в другом – итогом становятся венерические болезни.
Так неужели мы согласимся любить этой второй, меленькой и дешевой любовью, которая боится свадьбы без того, чтобы «предварительно не попробовать друг друга»? Неужели мы так дешево себя ценим, что испугаемся потерять человека, который «не может потерпеть», словно речь идет о походе в туалет? Или мы сами не в состоянии потерпеть?
И если вы оба так уверены в чувствах, что мешает вам освятить их в Церкви и испросить Божией благодати на вашу любовь?
А мешает внутреннее убеждение в том, что эта любовь ненастоящая. Что будет другая или другой, которые «больше подойдут». Вот мы и сами вынесли себе диагноз. Если есть сомнения – значит, это не «та самая» любовь. А если не та самая – брак бессмыслен и обречен на провал. А если так – значит, мы живем в блуде ради удовлетворения животных инстинктов. А если мы в блуде – значит, мы не достойны Причастия Вечной Жизни и Любви – Христа. Вот так мы осудились собственной совестью, и «злые» батюшки здесь ни при чем.
Потому что, если мы внутренне понимаем, что нас не разлучит ни смерть, ни горе, ни болезнь, – значит, мы уже в браке. Печать в паспорте – это свидетельство перед обществом. Венчание – свидетельство перед Богом. Поэтому те, кто действительно живет одним дыханием, – всей душой желают единения перед Законом и Благодатью. А те, кто тешит похоть и жаждет наслаждений, – бегут и от ЗАГСа, и от храма, запутавшись в похоти и лжи перед самими собой и перед сожителем. Значит, что сердце сжигает блудная страсть, и мы встаем перед выбором: бороться с ней или уступить.
Поэтому столь логично звучит призыв Церкви или оставить блудную жизнь, или превратить ее в брак, наполнив ответственностью, любовью и благодатью.
Не пренебрегай человека в старости его, ибо и мы стареем. (Сир. 8, 7)
В современном виде старость из естественного периода человеческой жизни превратилась в некоторый отрицательный символ, обладание которым едва ли не приравнивается к пороку и точно уж порицается так же, как глупость, бедность или неудача. Ныне показателями самореализации, успешности и востребованности на социальном, политическом и экономическом рынке служат молодость, красота и хорошая физическая форма, и это заблуждение вовсю пропагандируется СМИ и другими глашатаями современной культуры.
А ведь еще недавно, каких-нибудь 30–40 лет назад, эту роль вполне заслуженно играли опыт, мудрость, «почтенные седины». Образ умудренного опытом старца или старицы, наставляющих и вразумляющих мало что знающую молодежь – архитипичен для всех мировых культур и цивилизаций. За всю историю человечества мы впервые столкнулись с ситуацией, когда быть стариком – стыдно. Так искусственно ломается еще одна базовая структура человеческого самосознания, укорененная не только в психике, но и в генах.
Конечно, старость страшна. Старость немощна, больна и максимально близка к смерти. Старость противна природе человека и внесена в нее первородным грехом вместе со смертью и болезнями. Но приведет ли к спасению от смерти и старости их отрицание?
Объявляя Адаму об ужасных последствиях человеческого греха, Господь говорит: В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3, 19). Сказав это, Он лишает Адама вечной жизни (Быт. 3, 22) и тем самым обрекает его на медленное умирание, т. е. на старость. Ведь что такое старость? Ученые открыли некий ген старения, при отсутствии которого клетки человека способны были бы вечно обновляться, а человек жил бы вечно. Мы уже говорили о том, что смерть дана человеку промыслительно, как возможность к покаянию, для того чтобы избежать демонской участи – вечности во зле.
Старость же предусмотрена Богом как пора «сбора урожая». Утихают гормональные бури, вырастают дети, становятся нереализуемыми многие страсти и желания. Старость похожа на осень. Природа, уставшая от цветения и плодоношения, жаждет отдыха и сбрасывает уже ненужную листву…
Помните, у Пушкина:
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет.
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Наши предки соотносили времена года и периоды человеческой жизни. Для христианина природа – это Божественная книга, по которой можно прочесть приметы собственной жизни. Да, зима-смерть страшна, но в ней – залог новой жизни. Зерно, упав в землю, умирает, но если не умрет – не воскреснет. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12, 24). Глаза старости обращены внутрь, вспять, а ведь и покаяние (по-гречески «метанойа») означает «поворот вспять». Старость зорко всматривается в минувшее, вспоминает давно ушедшее, анализирует, переживает заново. Это ли не дар Божий для немощной души, это ли не возможность раскаяться в грехах, обелить перед смертью одежды совести? Старость открыта и беззащитна перед жизнью, как детство, это ли не милость Господня, позволяющая нам снова стать «как дети», чтобы удобнее войти в Царство Небесное? Старость беспомощна и немощна, это ли не узда для гордости и не кратчайший ли путь к высшей добродетели – смирению?
Если мы всмотримся в приметы старости, то поймем, что нам дается время на осмысление прожитой жизни, на то, чтобы отстраниться от суеты и славы и подумать о вечности, – о своей собственной душе, которая, в отличие от нашего тела, на вечность просто обречена.
Но сегодня любое напоминание о смерти – непростительная, нетолерантная и жестокая грубость. Вглядываясь в зеркальце подобно мачехе из известной сказки, мы трепетно ждем приговора… Вот они, вестники старости и смерти – морщины, обвисшая кожа, дряблые мышцы, седые волосы, теряющие блеск глаза. Мы расцениваем это не как неминуемый итог, а как удар в спину – несправедливый, неожиданный, мучительный.
И вот, самым прибыльным бизнесом становится медицина, а точнее, те ее области, которые, подобно алхимии и магии, силятся вырвать у природы рецепт вечной молодости. Пластическая хирургия и фетальная терапия, косметология и лазерная коррекция – новые и новые методы служат человеку в утопической мечте – быть «вечно молодым». Смерть и старость неминуемы и страшны, поэтому они осмеиваются и изгоняются. Психологи лечат от «комплекса старости», потому что человечеству не удается избавиться от осознания того, что их, как и миллиарды других до и после, ждет старость и смерть.
Комплекс утраты молодости (именно так именуют переживания, связанные со старостью вежливые психологи), победив христианское осмысление старения и умирания как времени духовной жизни, мудрости и покаяния, породил страшные преступления против жизни.
К ним можно отнести фетальную терапию. Латинское слово fetus означает плод. Суть этого метода в том, что органы и ткани, извлеченные из эмбрионов человека на разных стадиях развития, могут, по утверждениям некоторых ученых, использоваться при лечении многих болезней у других людей. В том числе и таких болезней, которые до сих пор считались неизлечимыми. Речь идет, например, о таких заболеваниях, как детский церебральный паралич, болезнь Паркинсона, болезни Пика и Альцгеймера, рассеянный склероз, болезнь Дауна, различные виды иммунодефицита. Дело в том, что клетки развивающегося плода обладают огромным запасом жизненной силы, они проявляют высокую биологическую активность. Говорят, что фетальные инъекции помогают при циррозе печени, алкогольной энцефалопатии, при постинсультных расстройствах, при лечении различных опухолей. Правда, те ученые, которые свободны от профессиональной и материальной заинтересованности в развитии фетальной терапии, считают эти обещания всего лишь рекламным приемом. До сих пор нет надежных подтверждений терапевтического эффекта, не говоря уже об абсолютном выздоровлении в результате этих процедур. Но уже сегодня распространяется применение фетальных материалов для лечения импотенции, особенно связанной с пожилым возрастом, для общего омоложения организма и – в виде кремов и масок – для косметических целей, для «обновления» увядшей кожи, устранения морщин… Такое косметическое применение представляется особенно безнравственным – оттягивать старение за счет поглощения молодых, несостоявшихся человеческих жизней…
Праведный Симеон Богоприимец с Младенцем Христом.
Икона
«Безусловно недопустимым Церковь считает употребление методов так называемой фетальной терапии, в основе которой лежат изъятие и использование тканей и органов человеческих зародышей, абортированных на разных стадиях развития, для попыток лечения различных заболеваний и «“моложения” организма. Осуждая аборт как смертный грех, Церковь не может найти ему оправдания и в том случае, если от уничтожения зачатой человеческой жизни некто, возможно, будет получать пользу для здоровья. Неизбежно способствуя еще более широкому распространению и коммерциализации абортов, такая практика (даже если ее эффективность, в настоящее время гипотетическая, была бы научно доказана) являет пример вопиющей безнравственности и носит преступный характер», – говорится в «Основах социальной концепции РПЦ», п. 12.7.
«Мне все это напоминает жуткую фреску Гойи “Сатурн”: старое чудовище, которое держит в руках маленькую человеческую фигурку с откушенной головой. Как страшно, если человечество пойдет по этому пути пожирания своих детей ради продления молодости состоятельных стариков и старушек!» – сказал прот. Николай Балашов в комментариях к «Основам…».
Старость, готовая на все ради жизни, отвратительна. Молодящиеся старики и старухи были сотни раз высмеяны в литературе. Правда, вглядываясь в обезображенные «молодостью» лица эстрадных звезд и политиков, невольно задумываешься о том, что эта «молодость» нравственно позорит и унижает их самих, лишая естественного человеческого достоинства. Говорят, что до сорока пяти у человека такое лицо, которое дала ему природа, а после – какое он заслужил. Почему же мы стесняемся своих лиц?
Раздумывая об этом, вспоминаешь лица святых. Вот, например, лицо св. мч. царицы Александры. От частых родов и болезней наследника ее красота померкла, лицо покрылось морщинами, волосы поседели. Но сколько же недостижимой красоты и внутреннего благородства в ее добром и мудром лице! Раве такое лицо можно купить? Нет, как нельзя купить жертвенную, чистую, милосердную душу. А лица недавно преставившихся старцев – прот. Николая Гурьянова (старца с острова Залит) или архим. Иоанна (Крестьянкина)? Один взгляд на них, одно их присутствие исцеляло, оживляло и спасало сотни людей. Как можно отказаться от такой старости? А ведь все они терпели немощи, болезни, нужду и лишения! А лицо собственной матери, бабушки? Разве вечную молодость ищем мы в дорогих чертах? Их молодость перелилась в нас, а их любовь и мудрость научили нас жить и надеяться.
«Делая себе лицо, мы хотим казаться, а не быть. Отвергаем свое бытие, свою секунду, свой «миг между прошлым и будущем», который и есть жизнь, во имя иллюзии. Отрекаясь от старости, мы отрекаемся от плодов, предпочитая цветы. Превращаемся в ту неплодную смоковницу, которая одна вызвала проклятие Господа. Убегая от мыслей о смерти, мы убегаем от мыслей о вечности. Лишая себя покаяния, мы присуждаем себе вечные муки. Недаром памятование о смерти считается одной из христианских добродетелей.
У старости есть и другая сторона. Мы говорили о нашем старении и смерти, а теперь поговорим о старении и смерти других. Ведь отношение к старости, это, в первую очередь, отношение к старикам. Есть страницы позора в человеческой судьбе, и к одной из таких относится существование домов престарелых, где обитают старики при живых детях и родственниках (мы не говорим о действительно одиноких людях). Отдать своих родителей в такой дом – это навлечь на себя проклятие Божие, ибо одна из заповедей гласит: «Чти отца и мать своих». Что ждет таких людей? На что они надеются? Или они полагают, что их дети поступят с ними по-другому? Такие грехи страшным бременем ложатся на детей и внуков, требуя деятельного раскаяния.
А наше отношение к старикам в очереди, в транспорте, на улицах, к старикам-соседям?
В заключение стоит напомнить, что старость – это начало перехода из этой жизни в будущую. И если мы будем воспринимать нашу телесную немощь и душевные невзгоды как процесс «сбрасывания балласта» перед этим переходом, то она превратится для нас из времени ужаса во время свободы.