Редко бывает, чтоб совершающийся в воскресенье первой недели Великого поста чин Православия проходил без нареканий и упреков не с той, так с другой стороны. Иным кажутся церковные анафемы не гуманными, иным стеснительными. Все такого рода предъявления, может быть, и уважительны в других случаях, но уж никак нейдут к нашему чину Православия.
Что такое Святая Церковь? Это – общество верующих, соединенных между собою единством исповедания богооткровенных истин, единством освящения богоучрежденными Таинствами и единством управления и руководства богодарованным пастырством. Единство исповедания, освящения и управления составляет устав этого общества, который всяким вступающим в него должен быть исполняем неотложно. Вступление в общество обусловливается принятием сего устава, согласием на него; а пребывание в нем – исполнением его. Посмотрите, как распространялась и распространяется Святая Церковь. Проповедники проповедуют; из слушающих одни не принимают проповеди и отходят, другие принимают, и вследствие сего освящаются Святыми Таинствами, поступают под руководство пастырей и воцерковляются. Вступая в Церковь, они сливаются со всеми, объединяются и пока составляют едино со всеми, до тех пор и в Церкви пребывают.
Ведь анафема есть не что иное, как отлучение от Церкви, или исключение из среды своей тех, которые не исполняют условий единения с нею, начинают мудрствовать иначе, чем она, иначе, нежели как сами обещались, вступая в нее. Посмотрите, какие лжеучения и какие лжеучители отлучаются. Отвергающие бытие Божие, бессмертие души, Божественное промышление, не исповедующие Пресвятыя Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, – Единого Бога, не признающие Божества Господа нашего Иисуса Христа и искупления нашего крестною Его смертью, отмещущие благодать Святого Духа и Божественные Таинства, подающие ее, и проч. Видите, каких предметов они касаются! Таких, собственно, по коим Святая Церковь есть Церковь, на которых она утверждается и без которых она не может быть тем, чем есть. Следовательно, те, которые вооружаются против таких истин, суть то же в Церкви, что в житейском быту люди, покушающиеся на жизнь и достояние наше. А ведь ворам и разбойникам не позволяется действовать свободно и безнаказанно нигде; и когда их вяжут и предают суду и наказанию, никто не считает это негуманным и стеснением свободы; напротив, в этом самом усматривают дело человеколюбия и обеспечения свободы в отношении ко всем другим членам общества. Если вы здесь так судите, то судите так же и об обществе церковном. Лжеучители – это ведь воры и разбойники: они расхищают собственность Церкви, развращают и губят членов ее. Что ж, неужто она поступает худо, когда вяжет их, судит и извергает вон? И разве с ее стороны было бы человеколюбиво, если бы она равнодушно смотрела на действия таких лиц и предоставляла им полную свободу губить всех? Какая мать позволит змее свободно подползти и ужалить свое дитя, еще малое и не понимающее угрожающей ему опасности? Если бы в наше семейство ворвался разбойник или втерлась какая-нибудь развратница, и первый начал бы душить и резать ваших детей, а последняя – развращать вашего сына или дочь, – что ж, вы равнодушно смотрели бы на их действия из опасения прослыть негуманными и отсталыми? Вы не вытолкали бы их вон и не затворили бы для них дверей вашего дома? Смотрите таким же образом и на действия Святой Церкви. Видит она, что являются люди, растленные умом, и вносят тлю свою в среду других, и восстает против них и гонит их вон, да кроме того предостерегает и других: «Смотрите, вот такой-то и такие-то хотят губить вас; не слушайте их и бегите от них!» Церковь в таком случае исполняет долг материнской любви и, следовательно, поступает человеколюбиво или, по-нынешнему, гуманно.
У нас теперь много расплодилось нигилистов и нигилисток, естественников, дарвинистов, спиритов и вообще западников; – что ж, вы думаете, Церковь смолчала бы, не подала бы своего голоса, не осудила бы и не анафематствовала их, если б в их учении было что-нибудь новое? Напротив, собор был бы непременно, и все они, с своими учениями, были бы преданы анафеме; к теперешнему чину Православия прибавился бы лишь один пункт: «Бюхнеру, Фейербаху, Дарвину, Ренану, Кардеку и всем последователям их – анафема!» Да нет никакой нужды ни в особенном соборе, ни в каком прибавлении. Все их лжеучения давно уже анафематствованы в тех пунктах, которые упомянуты выше. Видите ли теперь, как мудро и предусмотрительно поступает Церковь, когда заставляет совершать нынешний оклик и выслушивать его! А говорят, несовременно. Напротив, теперь-то и современно. Может быть, лет полтораста назад оно было и несовременно; а по нынешнему времени не то что в губернских городах, но во всех местах и церквах следовало бы ввести и совершать чин Православия; да собрать бы все учения, противные слову Божию, всем огласить, чтобы все знали, чего надо опасаться и каких учений бегать. Многие растлеваются умом только по неведению, а потому гласное осуждение пагубных учений спасло бы их от гибели.
Кому страшно действие анафемы, тот пусть избегает учений, которые подводят под нее; кто страшится его за других, тот пусть возвратит их к здравому учению. Если ты, неблаговолящий к этому действию, – православный, то идешь против себя; а если потерял уже здравое учение, то какое тебе дело до того, что́ делается в Церкви содержащими его? Ты ведь уже отделился от Церкви, у тебя свои убеждения, свой образ воззрений на вещи, – ну, и пожинай с ними. Произносится ли, или нет твое имя и твое учение под анафемой, – это все равно: ты уже под анафемой, если мудрствуешь противно Церкви и упорствуешь в этом мудровании. Страшна анафема: брось мудрования злые.