Сражение, прошедшее накануне, было беспорядочным и ничего не решало. В точках столкновения между ветвями деревьев висели полосы сизого дыма, пока его не прибил к земле дождь. Колеса орудий и подвод со снарядами оставляли на раскисшей земле глубокие, неровные борозды. Пехота продвигалась медленно из-за грязи, которая липла к ногам солдат. Промокшие, они прятали под шинелями ружья, которые все равно отсырели, и бродили туда-сюда по сырому лесу и размокшему полю. Конные офицеры в прорезиненных плащах-пончо, блестевших, как черная броня, поодиночке или группами прокладывали путь среди солдат; на первый взгляд они двигались бесцельно, не привлекая к себе ничье внимание, кроме собственных товарищей. Общее подавленное настроение усугубляли мертвецы в заляпанных грязью шинелях. Их лица были накрыты одеялами; под дождем они желтели и казались слепленными из глины. Мертвецы усиливали общее волнение и уныние. На них старались не смотреть; в трупах не было ничего героического, и никто не стремился последовать их патриотическому примеру. Да, они пали смертью храбрых на поле боя; но поле боя было таким мокрым!

Общее сражение, которого все ждали, так и не произошло; ни одной противоборствующей стороне не удалось воспользоваться мелкими преимуществами, возникавшими то здесь, то там. Напряженное ожидание выливалось в отдельные случайные стычки. Нерешительные атаки вызывали угрюмый отпор, за которым не следовали контратаки. Приказы исполнялись механически; никто не старался сделать больше, чем полагалось по долгу.

– В наши дни солдаты уже не те, что прежде, – сказал генерал Кэмерон, бригадный генерал армии Союза, своему первому адъютанту.

– Солдаты замерзли, – ответил офицер, к которому он обращался. – И конечно… никто не хочет сражаться в таких условиях.

Он указал на одного из мертвецов, лежавшего в мутной луже. Лицо его и шинель были заляпаны грязью от конских копыт и колес.

Даже оружие как будто не стремилось помогать людям. Ружейные выстрелы звучали глухо и вяло. Отдельные выстрелы ничего не решали и почти не привлекали внимания тех, кто не участвовал в бою или находился в резерве. Пушечные выстрелы, слышные на небольшом расстоянии, звучали тихо и как-то неуверенно; им недоставало устрашающей звучности. Казалось, из больших орудий стреляют легкими снарядами малого радиуса действия. День, потраченный зря, неуклонно приближался к своему ужасному завершению. По поводу дня, который следовал за неуютной ночью, все испытывали дурные предчувствия.

У армии есть характер. Несмотря на то что каждый солдат и каждый офицер испытывает разные мысли и чувства, вся армия думает и чувствует как одно целое. Общие, целые чувства и мысли гораздо важнее и мудрее, чем просто сумма всех составляющих. В то ужасное утро огромная, чудовищная сила, которая брела ощупью по дну белого туманного океана среди деревьев, похожих на водоросли, тупо сознавала: что-то не так. Вчерашнее маневрирование окончилось неудачной дислокацией отдельных частей, слепым распылением сил. Солдаты чувствовали себя неуверенно и поговаривали о тактических ошибках, насколько они могли оценить ситуацию при их скудном словарном запасе. Старшие и строевые офицеры собирались группками и делились дурными предчувствиями, которые они, впрочем, также ощущали смутно.

Командиры бригад и дивизий встревоженно смотрели на своих соседей справа и слева, отправляли адъютантов с вопросами и уточнениями и осторожно выдвигали стрелковые цепи вперед, в туманную местность, где ничего не было известно наверняка. В отдельных местах солдаты, очевидно по собственной воле, сооружали примитивные полевые укрепления, обходясь без лопат и топоров.

Одну из таких позиций заняла батарея капитана Рэнсома, в которую входило шесть артиллерийских орудий. Солдаты, у которых имелись лопаты, усердно окапывались всю ночь, и теперь черные дула пушек виднелись в амбразурах за земляными валами. Батарея расположилась на вершине пологого холма, лишенного растительности; она могла без помех вести огонь, способный поражать цели на большом расстоянии. Едва ли можно было выбрать лучшую позицию. У нее имелась одна особенность, которую не преминул заметить капитан Рэнсом, большой любитель компаса. Вершина холма выдавалась на север, хотя, как он знал, армия должна была атаковать в восточном направлении. Более того, с его стороны линия фронта была несколько изломанной, то есть отклонялась назад и находилась дальше от врага. Это подразумевало, что батарея капитана Рэнсома находилась ближе к левому флангу. На линии фронта фланги обычно отведены назад, если позволяет рельеф местности, поскольку фланги являются уязвимыми местами. Если взглянуть сверху, батарея капитана Рэнсома находилась на левом краю линии фронта; дальше не было видно других войск. Рядом с орудиями состоялся разговор между ним и командиром его бригады, завершающая и самая живописная часть которого воспроизведена выше.