Среда

Мк., 56 зач., 12, 28—37

Тогда приступил к Иисусу один из книжников, слыша прения саддукеев с Ним, и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его. Продолжая учить в храме, Иисус говорил: как говорят книжники, что Христос есть Сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих. Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему? И множество народа слушало Его с услаждением.

Матфей говорит, что книжник подошел (ко Христу) искушая, а Марк замечает о нем, что он «разумно отвечая». Не противоречат ли евангелисты друг другу? Нет; сначала, вероятно, он спрашивал, как человек искушающий, а потом вразумился ответом Христовым и отвечал разумно и, таким образом, был похвален. Впрочем, заметь, что и похвала свидетельствует о нем, как еще о несовершенном, ибо Христос не сказал: ты находишься в самом царствии Божием, а только – не далече еси. Для чего же законник так смело предлагает Христу свой вопрос? Он думал показать себя Христу совершенным в законе и для того обращает к Нему такую речь, как будто бы касался только закона. Но Господь, желая показать, что без любви, при ненависти к ближним, нет исполнения закона, отвечает на вопрос законника, что первая и большая заповедь есть – любить Бога, а вторая, подобная, – любить ближнего. Почему же подобна? Потому что они обе тесно связаны между собою. Ибо любящий Бога любит и создание Его, а ближайшее к Богу из созданий есть человек; следовательно, любящий Бога возлюбит и всех человеков. И наоборот, кто любит ближнего, тот тем более любит Бога; ибо если он любит людей, которые часто бывают виною соблазнов и ненависти, тем более любит Бога, всегда благодеющего. Услышь и Господне слово: Любяй Мя заповеди Моя соблюдет (Ин. 14, 21). Видишь, что от любви к Богу зависит исполнение заповедей Его, а все заповеди Его сходятся к одному предмету – взаимной любви. И в другом месте Господь говорит: О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. 13, 35). Видишь ли опять, как любовию друг к другу держится и любовь ко Христу и познаются Его истинные ученики и други!

Обрати внимание и на то, как Он в ответе законнику исчислил все силы души. В душе есть сила животная, на нее указывает словами: «от всея души», ибо Христос повелевает, чтоб сила раздражения и вожделения совершенно были подчинены любви к Богу. Есть и другая сила души, называемая растительною, а иначе она называется силою питания и возрастания. И эту силу должно предать вполне Богу. Есть, наконец, в душе и сила разумная, которую закон назвал мыслию. Итак, все силы души должны быть устремлены к любви.

Блж. Феофилакт Болгарский. Толкование на Евангелие от Марка.

Во все века «книжники» ставили вопрос о Христе и разрешали его в духе иерусалимских книжников. Во все века маленькая мысль маленьких «книжников» все добивалась «разумно», критически подойти ко Христу и раскрыть, разоблачить до конца «загадку» о Христе. Во все века человеческий умик изощрялся сделать новенькое картоночное построение, которое бы в корне изничтожило почитание Христа.

Каждая эпоха и всякий представитель ее из «книжников» подходил к задаче разрушения Христа как Бога со своей меркой. Это была условная, крайне ограниченная мерка данного отрезка времени, мерка господствующих взглядов и даже настроений, мерка направления науки, философии, и во всех случаях это была «кривая мерка» личного морального уровня «книжника».

И чем невежественнее и морально ниже был «книжник», тем безудержнее и бесшабашнее ползла вверх линия «разумного» понимания Христа. И всякий из «книжников» тужился войти в великаны. Всякий, ухватившись за какую-нибудь мысль, строил целую разрушительную теорию, в которой ничтожная часть материала о Христе подгонялась под новую «гениальную» мыслишку, а большая часть данных о Христе откидывалась, как источник неподлинный и негодный…

С победоносным видом каждый строил из себя неуязвимого победителя, разоблачившего все тайны и пролившего человечеству благодетельный свет истины. Каждый, захлебываясь, повторял своим «открытием»: «Ведь это же наука… Это логика… ну, что осталось от вашего Христа?..»

Жалкая человеческая мысль! Совсем не видела она, что если у наиболее умных и честных «книжников» и была какая-то логика и правда, так это была логика и правда мышиного угла, логика натуживающейся лягушки и правда муравья, схватившего соринку и мнящегося с ней богачом.

Жалкая человеческая мысль! Бессильна она подняться до логики вселенской, и бессильна она понять правду жизни. Так и путается она в кучах своих маленьких правд, иногда фантастичных и надуманных, а иногда и подленьких.

Христос долготерпелив, и многотерпеливо вечное христианство.

За многовековое блуждание чего-чего ни плела на них человеческая ограниченность. Христос – то пророк, то гуманный учитель нравственности, то иудейский бунтарь против римлян… и еще, еще вариации без конца… а в заключение: Христос – миф… Его никогда не существовало…

В христианстве передергивалось каждое явление и каждый шаг жизни, подгонялось к той или иной предвзятой теории, бравшейся объяснить новое «открытие».

В Евангелиях перевертывалось всякое слово… С уничтожающим видом отделяли «заимствованное», отбрасывали «противоречивое», устраняли «фантастичное», зачеркивали «позднейшее», обходили «сомнительное»… Запутывались в простом и ясном и дошли до банкротного утверждения: «Нет ничего достоверного, и ничего мы сказать не можем».

И вот, при всей этой мышиной возне, остается неумирающим, вечно правдивым евангельское слово, сопровождающее рассказ о потугах книжников «разоблачить» Христа: И множество народа слушало Его с услаждением (Мк. 12, 37).

Тут мышиная возня с донкихотским самомнением и «сокрушением основ», а Христос стоит всегда величавый, вечно живой и дающий жизнь, всегда обаятельный, зовущий, всегда выше мира и всегда близкий сердцу, готовый всем все простить и обласкать.

Христос несокрушимо стоит у мира, вечно-бессмертный Источник одной правды и света… Он стоит у мира как источник всякой жизни, как зовущий и любящий Отец и вместе как нелицеприятный Судия.

И доныне верно слово: Слушали Его с услаждением. Доныне и вечно чистые души будут тянуться к Нему… Они льнут к Нему в радости и горе, потому что земля не может вместить большой радости и утешить горя. А Он один даст успокоение душе и счастье.

Тут мышиная возня… А Христос стоит и будет стоять вечно бессмертный, влекущий.

Ну, сам подумай… Что же это значит? Что значит, что при всех сокрушительных наскоках «книжников», рассеивающих христианство «в прах», Христос величаво стоит и чистые души льнут к Нему и готовы с услаждением слушать Его всю беспредельную вечность?!

Сщмч. Григорий (Лебедев). Толкование на Евангелие от Марка.