Пятница

Мк., 53 зач., 12, 1—12

Сказал Господь такую притчу: некоторый человек насадил виноградник и обнес оградою, и выкопал точило, и построил башню, и, отдав его виноградарям, отлучился. И послал в свое время к виноградарям слугу – принять от виноградарей плодов из виноградника. Они же, схватив его, били, и отослали ни с чем. Опять послал к ним другого слугу; и тому камнями разбили голову и отпустили его с бесчестьем. И опять иного послал: и того убили; и многих других то били, то убивали. Имея же еще одного сына, любезного ему, напоследок послал и его к ним, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его, и наследство будет наше. И, схватив его, убили и выбросили вон из виноградника. Что же сделает хозяин виноградника? – Придет и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим. Неужели вы не читали сего в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа, и есть дивно в очах наших. И старались схватить Его, но побоялись народа, ибо поняли, что о них сказал притчу; и, оставив Его, отошли.

Притча о винограднике – история человеческой души. Некоторый человек, насадивший виноградник, – это наш Небесный Отец, Господь и Бог. <…> И вот, Небесный Отец наш садит во вселенной виноградник жизни. В этом громадном винограднике жизни основной Лозой насажден Сам Божественный Сын… А от этой Лозы идет бесконечное число черенков… Это – человеческие души… <…> От привития к плодоносной Лозе – Христу – на утучненной пажити Церкви, питающей душу благодатными соками, в душе наливаются гроздья жизни… И под Божьим благодатным окормлением душа распускается, как таинственный чарующий сад, с искрящимися, как цветы под солнцем жизни, способностями ума, с ароматными гроздьями бесконечно переливчатого чувства, с упругою волей, как упруга полнокровная сочность его плодов.

<…> Да, истинно, истинно, что человеческая душа по природе есть Божественный сад, лучший виноградник земли. Господь оградил душу оградой Евангельского закона, чтоб ничто чуждое не могло вторгаться в Божественный сад и расхищать его. И водрузил Господь в саде души сторожевую башню – совесть, в которой ходит неподкупный и неусыпный хранитель чистоты, правды и неприкосновенности души… И, наконец, сделав душу хранительницей всех плодов добра и даров благодати, чтоб была она сокровищницей, куда стекаются очистительные токи благодати и где блюдется негибнущий клад жизни (выкопал точило).

Насадил Господь сады души и роздал их людям для возделывания: обладайте, растите плоды, радуйтесь… Только помните, что а) сад души – Божий, и каждый человек только приставник к жизни души, рано или поздно, но неминуемо подлежащий отчету; и что б) возделывание Божьего сада, рост души, плодоношение души и ее счастье – в Боге, ибо тут все – Божья стихия, от Бога насажденная и Богом питающаяся, и вне этой стихии для души только потеря, разложение, неудовлетворенность и страдание.

Господь роздал виноградники души, а Сам отлучился. Это не значит, что раздачей садов жизни кончается Его Промыслительная деятельность и Бог не вмешивается в человеческие жизни… Нет, напротив. Моментом отхода кончается творческая деятельность Господа и начинается Его Промыслительное попечение о душе, идущее как бы извне.

А отход Господа означает, что человек, получивший сад жизни, уже сам взращивает его, сам творит спасение души. Ведь не развешивать же Господу по ветвям готовые плоды? Если бы Господь Сам вкладывал в человеческую душу плоды спасения, то спасение души совершалось бы автоматически, в нем не участвовала бы свободная человеческая воля и свободный труд человека, и оно потеряло бы всякий смысл, обратившись в произвольный (фантастический) процесс со стороны Бога.

Итак, Бог издали надзирает за жизнями, готовый во всякий момент оказать спасительную помощь, и предоставляет самому человеку сознательно выбирать лучшее для себя и сознательно искать и добиваться своего совершенствования.

Но это отсутствие ежедневного явного вмешательства Бога в человеческую жизнь, в силу злой воли человека, было обращено человеком в гибель для себя. Предаваясь ежедневно и ежечасно стихии зла, укрепляя ее в себе и делаясь ее послушным рабом, человек с каждым днем ослаблял связь со стихией неба, ослаблял ее в себе, тусклым умом затемнял ее ценность, утрачивал вкус и способность свободного хождения пред лицем Бога и ставил целью жизни вместо Богоутверждения цель, более доступную человеческой ограниченности, – утверждение в жизни себя самого, т. е. утверждение самости. Происходил подмен в жизни Бога самостью. И он совершался тем легче, что на него толкало и зло мира (сатана), и свое собственное внутреннее нажитое зло, которое развязывалось самостью и получало свободный разгул и удовлетворение. Человек, как продавшийся раб греха, ежедневно понукаемый злом, не испытывая ежедневных ударов от Бога, вообразил, что он сам и есть настоящий хозяин своей жизни… И, как приказчик, сбежавший с ценностями хозяина, он зажил легко и весело… и думал даже, что и разумно… «Душа – моя… жизнь – моя… Способности и силы жизни – мои… Я думал… я убежден… я хочу… я делаю… я стремлюсь… я достигаю… Все от меня и мое…» Бесконечное кружение в самости.

Ограниченные умы, маленькие задачи, мелкие цели себе по плечам – так и закружилась человеческая жизнь… А если к этому прибавить угар мнимого веселья, то и совсем человеку как будто хорошо: и сытно, и понятно, и весело… А если были в жизни удары судьбы, попытки Промыслительной Руки остановить зарвавшегося эгоиста и выправить жизнь, то они редко вразумляли человека… Чаще он объяснял неудачи жизни как свои ошибки или как борьбу против него других таких же эгоистов и еще больше закреплялся в позиции узкого себялюбивого самоутверждения.

<…> Но ведь из-за того, что зло прокралось в душу человека, не может же измениться природа существующего. Не перестанет же Бог быть Господином души. И не перестанет же душа, хотя бы инстинктом, сознавать, что ее природа – в Истине и Святости, и что рано или поздно ей придется отдать отчет в согласовании своей жизни с Истиной и Святостью… Ведь этой природе вещей не может же изменить человек своим грехом. И эта природа так или иначе заявляет о себе, хотя бы и в редчайшие моменты жизни. И человеку, чтобы отделаться от этих совсем ему ненужных «просветлений» об его истинной сущности, чтобы обеспечить себе «легкое» проживание и кружение, надо как-то истребить в себе ненужные, надоедливые и мешающие его спокойствию напоминания об его назначении.

<…> Притча рассказывает, как хозяин виноградника души – Бог – посылает Своих слуг за плодами души. Кто эти слуги? Ангелы Господа… по полномочию, полученному Господа, служат людям на их земном пути спасения. Виды этого служения разнообразны. И среди них есть собирание добрых дел спасающегося. <…> В каких формах происходит истребование Ангелом добрых дел человека?

Оно совершается в разнообразных формах влияний на человеческую жизнь, которые будят сознание и совесть и подсказывают человеку, что живет он неладно, что он вертится не только в пустоте, но и во зле, и что нет в его жизни фундамента, нет добра. Все эти формы воздействия на человеческую жизнь обобщаются в поднимающемся внутри человека голосе совести: «Не так живешь… исправься…»

<…> И вот, когда в душу, в которой прочно возгнездилась самость – зло и в которой забыт Бог как Хозяин жизни, начинает проникать попечительное напоминание о ее долге. <…> Человек гонит из себя всякое добро… Оно уж чуждое ему, и надоедливое, и неприятное… Человек то отмахнется, а то и прибьет непрошенную гостью – истину: «Вот еще наставница выискалась… мы сами знаем Божественное…» И истина прогоняется из души ни с чем. «Они же (виноградари), схвативши его (слугу), били и отослали ни с чем».

Таков первый этап истребления души. За ним приходит второй. Учащающееся отмахивание души от Божьих зовов переходит в ожесточение души. Упреки совести уже начинают раздражать. Под влиянием раздражения на святое человек из состояния отмахивания переходит в нападение на него, чтобы подавить в себе всякие проблески истины.

Человек с ожесточением набрасывается на то, что было святым, что возглавляло его жизнь, и камнями разбивает его. Камнями, т. е. грубыми, тяжелыми, бесформенными ударами, исходящими от своей животной природы, человек разбивает то нежное, великое, что было в глубине души, что освещало и возглавляло жизнь. И человек с цинизмом топчет святыню, с цинизмом бесчестит ее, как будто сила зла в нем боится этой святыни, как могущественной, и рада случаю животной лапой ударить ее, как бы мстя ей за свою низость, за свое внутреннее ничтожество и рабство.

<…> И после того душа опускается на следующую ступеньку своего истребления. Зовы совести глушатся… Святое совсем не допускается в душу. Оно затоптано и убито… Последний свет погас. Воцарилось и хозяйничает в человеке животное, звериное, и сам человек стал только животным и зверем. Пришло полное духовное закостенение.

Притча коротко обозначает этот этап упадка души: И опять иного послал: и того убили.

И притча сейчас же называет следующий и длительный период душевной жизни, когда в душе, освободившейся от сторожевой башни – совести, – развертывается бесшабашный, ничем не сдерживаемый разгул зла.

Зло, воцарившееся внутри человека, должно же удовлетворять себя. И оно хозяйничает вовсю. Человек – жалкий и послушный раб его. И в угаре кружения, ничего уже не замечая, полный тьмы и мрака разложения, человек (да уж человек ли?) стремительно летит к пропасти, к своей последней точке.

Это – период прогрессирующего распада души. Образный язык притчи коротко и выразительно изображает его словами: И многих других то били, то убивали.

Наконец, наступает и последний этап – «этап пропасти». Ему предшествует еще и последнее воздействие Промысла на человеческую душу. Это непременно какое-то разительное воздействие. Господь последний раз открывает гибнущей душе Свои объятия… открывает, что ведь ради нее Он дал земле лучшее, единственное – Своего Сына, и что любовь Бога Сына к падшему человеку способна покрыть все его преступления.

Господь в этот последний зов души как бы вновь посылает к ней и ради ее преступлений Своего Сына, чтобы простить и поднять человека.

В ответ на этот призыв любви душа, совсем уже утопающая в грехе, совершает последний акт своего падения: она убивает в себе Бога.

В этот момент жизни зло внушит своему рабу – человеку, что надо положить конец непрошеному вмешательству в его жизнь какой-то внешней силы, претендующей на руководящую роль в жизни. «Сила Бога? Нет никакого Бога! И Христос – миф! Какие еще тут властители и наследники моего внутреннего? Все прочее, кроме меня самого, – сказки обмана… Долой Бога!»

И последним натиском разнузданного ума и грязного сердца Бог объявляется несуществующим, жизнь – неподотчетной Ему… и Бог выкидывается даже из мысли и сознания. И, схвативши его (Сына), убили, и выбросили вон из виноградника.

И как только закрылась на этот раз дверь виноградника, так одновременно кончилась его жизнь. Теперь зло воцарилось в душе безраздельно и властно. Со злом воцаряется одна тьма, разложение, гибель, смерть… Бога нет в винограднике – и пресекается источник жизни, потому что виноградник-то – Божий, и все в нем от Бога и Им существует… Нет Бога – и жизни в винограднике нет. Снято ограждение, повалена сторожевая башня, запустело, замусорилось и загнило точило…

И в бывшем саде души – смерть… Зло подточило питательные корни… Страсти высушили зелень… Облетели листья… и повеяло дыханием гнили… Жизни нет… Смерть.

Так при оставленности души Богом смерть неминуема. Это – неотвратимая логика…

Придет (Господин и Хозяин) и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим. Конечно, отдаст другим, потому что здесь уж нет сада жизни… Он вытоптан пороком и засох… И в душе мерзость запустения. <…>

Господь закончил притчу словами ветхозаветного Писания. Они обращены и к тебе… Запомни их крепче. Они – общий вывод притчи.

…Неужели вы не читали сего в Писании? Зачем же вы забыли откровенную Истину, что камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла?.. Зачем же вы, неразумные, забываете, что краеугольный камень жизни – Бог… Как же обойтись без этого камня? Ведь рухнет все здание жизни, раз ты выкинешь из-под него фундамент! Неужели не ясно?

Еп. Григорий (Лебедев). Толкование на Евангелие от Марка.