Заряды установлены. Таймеры настроены. Каори мрачно улыбнулась в темноте.

Они поставили в резервуаре чи четыре бомбы: любой хватило бы, чтобы воспламенить пары топлива и привести к катастрофе. Никто из мятежников точно не знал, насколько глубоко простирается резервуар, но там определенно плескалось достаточно чи, чтобы снести Главдом со склона горы.

Когда каждое устройство трижды проверили, Мисаки повернулась к Каори.

– Как вы планировали уйти отсюда, Кагэ?

Каори пожала плечами.

– Украсть броненосец и попробовать улететь.

– Команда на корабле ждет нашего возвращения. Один из братьев закладывает взрывчатку под другую посадочную платформу, чтобы отвлечь внимание. Мы окажемся под шквальным огнем, если взлетим без разрешения. Если хотите, прихватим вас с собой.

Каори бросила быстрый взгляд на Маро и остальных. Они медленно кивнули.

– Мы согласны.

– А как насчет твоего отца? – спросила Мисаки.

Каори моргнула. Почувствовала, как крутанулся в животе нож.

– Отца?

– Он в Главдоме. О нем упоминали в отчетах службы безопасности. – Мисаки пожала плечами. – Я подумала, что вы здесь именно поэтому.

– Он… – Голос Каори дрогнул. – Он еще жив?

– Стоит ли удивляться, что Первый Бутон пожелал поговорить с лидером Кагэ?

– Он… с Первым Бутоном? – Глаза Каори сузились за респиратором.

– В Камере Пустоты, – подтвердила Мисаки.

– Как нам туда проникнуть?

– Никак. Напасть на Первого Бутона в его святилище – значит совершить самоубийство.

Каори подошла на шаг ближе и посмотрела в налитые кровью глаза.

– Я спросила, как нам проникнуть…

– Слишком сложная задача, чтобы рисковать жизнью ради одного человека, – раздался металлический вздох.

– Великого человека, – пробурчал Маро. – Он отдал все, чтобы спасти эту землю.

– Если бы он отдал все, от него не осталось бы ничего, что можно было бы еще спасти.

– Ты говорила, что действуешь ради дочери, – заявила Каори. – Что нет на свете большей любви, чем любовь родителя к ребенку. А у меня нет детей. Нет семьи, кроме него, а еще братьев и сестер Кагэ. Некоторые из них стоят рядом. Сегодня я не оставлю их без внимания. Я умру первой.

Мисаки не шелохнулась, внимательно оглядывая членов Кагэ.

– Камера Пустоты – наблюдательный пункт. Куполообразная крыша. Пролезете через люк и сразу же ее увидите. Но ваши шансы пробраться туда незамеченными…

– Мы – тени, – перебил Маро. – Предоставь нам инициативу.

– Пятнадцать минут. Потом от этого места останутся лишь развалины.

– Мы понимаем, – кивнула Каори.

– Первого Бутона Тодзё охраняют Инквизиторы, – предупредила Мисаки. – Они обладают силой, рожденной безумием. И умеют двигаться, как тот самый дым, которым они дышат. Вам придется бороться за каждый дюйм пути. И понадобится заступничество богов, чтобы иметь хоть какую-то надежду на победу.

– То есть у нас впереди очередной день, наполненный заботами, – улыбнулась Каори и кивнула друзьям. – Выдвигаемся.

Даичи моргнул, не в силах поверить в услышанное. И уставился на Первого Бутона, сидящего на Троне машин. Дыхание с хрипом вырывалось из почерневших легких.

– Ты хочешь, чтобы я убил тебя?

– То, что будет…

– А ты, должно быть, слышал об этом. От юного Кина, полагаю? Он рассказал, что увидел в Палате Дыма? – Тодзё указал на трон, и глаза его вспыхнули. – Он упоминал, что будет Первым Бутоном, когда меня не станет? – Тодзё щелкнул рычажком на подлокотнике, и по полу разнесся гулкий скрип.

Глухая песня могучих зубчатых цепей зазвучала в стенах, огромный куполообразный потолок начал откатываться назад, приглашая внутрь жестоко резкий дневной свет, от которого Даичи вздрогнул.

В расширяющейся щели завывал холодный ветер, он наносил колющую боль легким, хотя и прогонял вонь чи, сочащуюся со стен.

Моргая от яркого света, Даичи различил смутные очертания собравшихся Инквизиторов – две дюжины одетых в черное, из респираторов валил темный, как полночь, дым.

– Пора, – приказал Тодзё. – Оставьте нас, братья.

– Первый Бутон…

Инквизиторы поклонились, низко и торжественно, сложив ладони вместе, и проговорили в унисон:

– Ради Матери.

– Ради Матери, – кивнул Тодзё.

Инквизиторы гуськом покинули зал через отверстие, раскрывшееся в радужном портале, который с металлическим скрежетом закрылся за ними. И лишь четверо застыли у стен. Даичи оказался всего в нескольких шагах от сердца власти Гильдии в Шиме.

Уставился на свою перевернутую ладонь.

Все четыре Инквизитора находились довольно далеко от него и не смогли бы остановить пленника. Как только глаза привыкнут к свету, он сможет свернуть шею старику, как гнилушке. Ни за что на свете Кин не стал бы Первым Бутоном – Даичи знал, что любовь мальчика к Юкико никогда не позволит ему править Гильдией. Но, похоже, они считали, что он готов шагнуть в пустоту, оставленную за собой Тодзё…

– Если Кин должен стать следующим лидером, почему он не в Главдоме? Под защитой?

– Но разве вы не должны обеспечить его безопасность? Зачем рисковать жизнью Кина при штурме Йамы?

– Какое-то безумие! В жизни ни в чем нельзя быть уверенным.

– Я сам сделал выбор. Во благо или…

– Тут нет никакого смысла. Никакой связи. И нет никаких кукловодов.

– Ну…

– Но если есть предопределенность, то в чем вообще смысл жизни?

– Она?

Тодзё указал на стены скрипучим взмахом руки. Даичи огляделся, его глаза были прищурены после недель, проведенных во мраке. Но спустя мгновение он различил фрески, вырезанные глубоко в граните. Бог Идзанаги взбаламучивающий океаны творения копьем. Богиня Идзанами, погибающая при рождении Шимы. Бог-Создатель, стремящийся вернуть возлюбленную, но безуспешно. И наконец, она. Женщина, сидящая на троне из человеческих костей и ждущая во тьме.

Одна.

– Эндзингер, Даичи-сан, – сказал Тодзё. – Вестница. Конца.

– Богиня Идзанами.

– Но почему? Что она…

– И вы, дураки из Гильдии, пытаетесь помочь ей? Чтобы положить конец всему сущему?

– Но как? Она навсегда заперта в Йоми…

– Война за Врата Дьявола.

– Но Танцующий с бурей Тора Такехико ворвался в Йоми и запечатал их навсегда.

– Кровавый лотос…

– Мертвые земли…

– О мои боги…

– Нет, нет, – усмехнулся Тодзё. – Твоя Богиня.

– А в итоге лотос, война гайдзинов, иночи… все – лишь для того, чтобы развязать очередную адскую войну?

– Войны не будет, – ответил Тодзё. – Из трещин, что мы разрываем на поверхности острова, вылезут не только óни. Малыши уже начали прибывать, когда мы закончим, трещины будут достаточно большими, чтобы выпустить на волю величайших обитателей Йоми. Ужасы за гранью воображения. Темная Мать будет ходить по островам. А вслед за ней? Пепел – сплошной пепел.

– Безумие… – выдохнул Даичи.

– Мы не смогли бы сделать это без вас. Вы чудесные маленькие бескожие. Вы были очарованы безделушками, которые мы вам дарили. Двигатели, неболёты и цепные мечи для ведения ваших войн и пополнения кладовых рабами-гайдзинами, чья кровь орошает землю, из которой должна произрасти Богиня. – Тодзё задумчиво покачал головой. – Невозможно было вообразить масштабность задачи, когда мы только начинали. Ведь нас, Змеев, осталось мало. И если бы нам тогда сказали, что мы сможем убедить страну стать соучастницей собственной смерти, не просто сидеть сложа руки и позволять нам работать, но по-настоящему помогать… Что ж, мы бы назвали говоривших это сумасшедшими. – Смех Тодзё был подобен хлопанью тысячи металлических крыльев. – Но вы были слепы. И наивны.

– Вы лгали им! – прорычал Даичи. – Никто не мог знать…

Даичи сплюнул на пол слизь.

– Не все из нас слепы. Некоторые видят, что вы творите.

– Но зачем? – прохрипел Даичи. – Почему ты мне это рассказываешь?

Даичи не видел лица Тодзё, но мог поклясться, что старик улыбается. Беззубая ухмылка за хитиновой маской, желтоватая кожа и рахитичные кости, удерживаемые вместе клеткой из латуни.

Внутри Даичи бушевала ярость, жгучая, слепящая ненависть, из которой он черпал столько сил. Подарок, который он уговаривал Юкико принять. А теперь он – в самом сердце силы Гильдии, чей лидер почти беспомощен. Человек, несущий ответственность за отравленное небо, почерневшую землю и бесконечные могилы.

Тодзё заслуживал смерти. Прямо сейчас. Заслуживал, чтобы ему свернули шею и оторвали голову, чтобы последним ощущением Бутона был разрыв спинного мозга и последовавшее затем медленное удушье.

Даичи может убить его. Однако если все, что сказал Тодзё, являлось правдой, от горькой истины никуда не деться.

– Смерть слишком хороша для тебя, – прошипел Даичи.

Даичи кашлянул. Один раз, второй. Схватился за живот, когда начался приступ, боги, нет, не надо…

– Нет… – Даичи вытер губы, тяжело дыша и опять сплевывая что-то темное. – Я – убийца. Десять лет сопротивления не искупят… пожизненного служения режиму, построенному на бойне и лжи.

– И ты хочешь, чтобы я тебя убил, – выкашлял Даичи. – Якобы такова моя природа. Я посвятил жизнь уничтожению твоего вида… И вот ты здесь, в пределах моей досягаемости, и у меня нет причин не убивать тебя. Ибо, хотя ты думаешь, что Кин возвысится на твоих останках, я говорю тебе, что знаю мальчика лучше, чем любой дымный сон… Он никогда не будет править Гильдией.

– С меня хватит. – Даичи уставился на дребезжащий трон. – Ты утверждаешь, что все предсказано – и зал, где мы находимся, и твоя могила, и я, потенциальный убийца Первого Бутона. Но твои сны, старик, не властны надо мной. Я строю свой собственный мир… Это мои победы и поражения, моя любовь и потери. Я выбираю, кто я. Каждый день. Я поднимаюсь и стою. А в мире, который описал ты, я преклоняю колени. – Даичи выпрямился, расправил плечи, сжал кулаки. – И поэтому, хотя у меня есть основания убить тебя… я воздержусь. Я принял решение. Твое «что будет» осуществится только в том случае, если я захочу. Но у меня теперь нет такого желания. – Он сплюнул на пол. – Забирай себе предопределенность, которая, по-твоему, и есть правда.

Тодзё долго молча смотрел на него, и единственным звуком был отдаленный раскат грома. А потом Первый Бутон захлопал в ладоши, металл ударялся о металл – звук удара молота по наковальне подчеркивался глухим шипением, которое Даичи распознал как смех.

– Вы, бескожие, – проронил Тодзё. – Как вы любите иллюзии.

– Можешь лгать, сколько хочешь. – Даичи снова сплюнул. – Я умру так, как жил последние десять лет: свободным. И не дам тебе смерти, которой ты желаешь.

– Я не говорил, что ты даруешь мне смерть, Даичи-сан. Я лишь сказал, что ты принесешь ее. – Тодзё поднял голову к небу. – Я полагаю…

Из облаков на него, как стрела, упала тень. Сверкнул в вытянутой руке клинок – золотые журавли, плывущие по черному лаку. Закаленная сталь пронзила начищенную до блеска латунь, прошила стык между плечом и горлом и вышла через грудь, залитую багрянцем.

– Наконец-то… – выдохнул Первый Бутон, когда Каори вырвала вакидзаси.

– Дочь, нет!

Но Каори, подняв клинок, с искаженным от ненависти лицом отрубила Первому Бутону голову.