Глава 37
Первая любовь сыграла с Павлом Дашковым злую шутку.
Сама эта «любовь» была из весьма маргинальной семьи, что очень не понравилось родителям Паши. Мама рыдала и заламывала руки. Отец Сергей Анатольевич пытался поговорить с сыном:
— Пойми, у вас нет ничего общего. Девочка просто повелась на финансы семьи!
На что вполне логично отец получил ответы в духе: «Вы ничего не понимаете!», «Она не такая!», «… я и без вас прекрасно разберусь!..».
Нельзя сказать, что папа уделял воспитанию сыну уж слишком много внимания. Хороших размеров бизнес занимал его с утра и до вечера. Так что, выслушивая ссоры-разговоры родителей на темы: «Это ты виновата!» и «Мальчику нужно было мужское воспитание! А ты вечно…», парень просто молчал. Старшая сестрица Ленка ехидно улыбалась ему и подначивала:
— Бунтарь комнатный! Да ты без родителей — ноль без палочки. Ромео недоделанный!
Раздраженный отец попробовал лишить сына дотаций, роскошной «Руссины», которой завидовала вся школа, и потребовал ключи от двухкомнатной квартиры: с шестнадцати лет, как только получил права, сын пожелал жить самостоятельно, и родители пошли ему навстречу.
— Одумаешься — все верну, — разозленный отец хлопнул дверью комнаты.
Кто знает, как бы сложилась судьба Павла Сергеевича, если бы в этот же день он не застал свою «любофф» в объятиях подвыпившего знакомца. Это был довольно резкий и болезненный удар по носу мальчику, который до сих пор не знал никаких проблем и обломов. Кипели гормоны. Злость и растерянность не давали думать нормально.
Отличный детский сад, где он был заводилой, элитная гимназия, где он честно зарабатывал грамоты по математике, репетиторы по любому предмету и приходящая домработница. Всего этого он лишился из-за…
— Ты только это, Паш… Мы всего на две недели едем. Если предки узнают, мне башку оторвут…
— Да понял я, Витек, не кипятись. Дней через десять свалю, не переживай.
До дня рождения оставалось восемь дней, и Пашка, ночующий на даче у приятеля, который в данный момент загорал с родителями где-то на островах, просто не понимал, как жить дальше.
В целом парень тихо охеревал от свалившихся на него одновременно проблем. Рвала душу подлость «любимой» и невозможность прогнуться перед отцом, который, как оказалось, был полностью прав. Именно правота отца и задевала больше всего.
Счета были заблокированы, а носить при себе много налички он просто не привык и теперь понимал: еще два-три дня и жрать будет просто нечего. Запасы еды на даче были невелики. Время от времени звонили приятели, которые сообщали, что его разыскивают родители. Но показаться на глаза отцу вот таким вот полностью проигравшим и жалким, Пашка не мог. Просто не мог, и все.
Кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы не медлительный, спокойный старик охранявший соседний дом.
В хозяйском баре нашлась распечатанная бутылка коньяка, и отщепенец, лишенный семьи, красиво расположился возле небольшого бассейна с бокалом напитка и найденным в холодильнике подсохшим лимоном. Он решил по-мужски обдумать свою жизнь и понять, куда двигаться дальше. Пить он не привык и интереса к спиртному раньше не испытывал, но сейчас случай явно требовал серьезных решений.
То ли летняя жара, то ли отсутствие нормального питания последние дни сыграли с ним дурную шутку. Через час от начала «пьяного загула», печальный Ромео блевал в кустах, где его и увидел сосед. Дед достаточно ловко перепрыгнул невысокую оградку, закинул вялое тело на плечо и отнес в ванную. Там заставил выпить несколько огромных кружек воды, недовольно обзывая Пашку «щенком» и «недоразумением».
Ушел дед в ранних сумерках, оставив у изголовья кровати таз, а на тумбочке большую кружку воды.
С утра состояние «алкоголика» было не таким уж и хреновым — молодой организм с помощью соседа справился с остатками спиртного. К сожалению, никакой ясности в мыслях не появилось. Но парень чувствовал необходимость попросить сторожа не рассказывать хозяевам дачи об этой неприятности.
Дед косил траву, и Пашка, позавтракав тошнотворно надоевшей яичницей, больше часа ждал, пока смолкнет надоедливый стрекот машинки.
Старик видел маячившего у забора Пашку, но близко не подходил. Долго возился и очищал ножи газонокосилки, потом отвез ее в элегантный маленький хозяйственный блок, демонстративно проверил замок и только тогда сел перекурить в тени густой вишни. Пашка, решив, что сейчас наилучший момент беседы, перепрыгнул через ограду и направился к соседу.
— Я… я это… в общем, спасибо…
Дед хмуро помолчал и ответил:
— Рассказывай.
Что именно повернулось в душе «бунтаря», не слишком понятно. Но он, запинаясь и давя из себя слова, начал рассказывать, вывалив на совершенно незнакомого человека все свои обиды и проблемы. Дед слушал внимательно, а потом, велев называть себя Виктором Петровичем, разложил этот бессвязный разговор на детали:
— Вариантов у тебя много. Первое — можешь начать бухать. Рано или поздно тебя найдут родители, отвезут к наркологу, прокапают и будут мучиться с тобой дальше. Второе — можешь вернуться сам, попросить прощения и осенью отправиться в выбранный тебе институт. Третье — это если ты сам выберешь себе дорогу. Есть институты, где платят хорошую стипендию. Есть такие, где ты сможешь учиться и подрабатывать по вечерам. А есть — с полным гособеспечением. Смотри сам, парень, что тебе ближе.
— С обеспечением — это как?
— Военное училище. Конечно, элитное московское ты не потянешь — подготовка не та. Но есть и весьма крепкие уровнем чуть пониже. В Питере есть, в Луганске, в Тольятти. Да много их. Так что, думай сам. Жизнь твоя, и жить ее тебе.
Сам Петрович оказался бывшим воякой, и за оставшиеся шесть дней успел кое-что рассказать. А ещё дать несколько весьма толковых советов.
Так, Павел Сергеевич Дашков в восемнадцать лет оказался на вступительных экзаменах в высшем военном инженерно-строительном училище города Санкт-Петербурга, в который и прошел не без натуги и по нижней планке. В списках поступивших он стоял на третьем с конца месте. Именно на экзаменах он и познакомился с Филиппом.
Почти половину первого курса они присматривались, начиная выделять друг друга из безликой сперва толпы курсантов. За это время появились общие приятели и общие недоброжелатели. Выяснилось, кто из них силен в каком именно предмете. И после новогодних каникул Филипп махнулся койкой с одним из соседей Пашки.
Родители Пашки, охреневшие от звонка сына после поступления, пытались вернуть его на путь истинный, обещая все блага вместе с квартирой и домработницей. Но подростковое упрямство заставляло его стойко переносить казарменную жизнь. Тут очень кстати, Ленка засобиралась замуж по причине беременности, и родители сбавили пыл.
На четвёртом курсе произошло событие, которое оставило некоторый след в биографии двух приятелей.
— Курсанты, знакомьтесь, капитан Константин Лугов. С этого дня он будет вести у вас физическую подготовку.
До этого физподготовку вел капитан Смирнов, спокойный массивный дядька, который пусть и не давал поблажки, но в то же время понимал, что основной упор у них в училище идет на другие предметы. И если курсант укладывался в нормативы, Смирнов лишнего не требовал.
Строй с любопытством и опаской смотрел на стоящего рядом с куратором капитана, высокого жилистого мужика. Непонятно было, чего ждать от нового. Мужик с подчёркнутым равнодушием оглядел замерших курсантов и сказал куратору:
— Спасибо. Свободны. Дальше мы сами.
Цинк был раздражён: все же не настолько он накосячил, чтобы вот так наказывать. Неделю назад майор Гришко, правда, пообещал ему:
— Один год, Костя. Потом вернешься в строй. Я обещаю.
— Товарищ майор…
— Отставить разговоры.
Майор вздохнул и пояснил:
— Костя, Фирсов из штаба просил толкового бойца. Причем такого, который Смирнова подсиживать не будет. Через год сам Смирнов вернется в строй, и ты свободен.
Лезть в чужую епархию и нарушать устоявшийся порядок Цинк не собирался, но ему с этими пацанами год работать. Так что стоило посмотреть, что от них можно ожидать.
Сплетни про нового инструктора поползли очень быстро. Говорили, что в отличие от Смирнова, который преподавал почти всю жизнь, этот прошел несколько горячих точек. Обсуждали награды: медаль за воинскую доблесть и две медали за боевые отличия. Подробностей, к сожалению, никто не знал, но новый персонаж вызывал интерес. Даже его кличка — Цинк, казалась крутой.
Гайки капитан закручивал медленно и плавно. И через некоторое время, группа разделилась на две неравные части. Большая половина страдала от нагрузок, которые считала бессмысленными. Зато меньшая, около двадцати человек, неожиданно втянулась.
Фил и Паштет не могли определиться, даже немного спорили:
— Фил, пойми, мы строители, а не боевики. Общие нормы сдаем, и хватит с нас.
— Не скажи, не скажи, Паша. Кто знает, где понадобится. Капитан четыре раза в неделю дополнительные занятия для желающих ведет. Я, пожалуй, пойду. Ты, как?
Паша неуверенно пожал плечами и буркнул:
— Посмотрим.
Посмотреть им пришлось очень быстро. Получив пять дней увольнительных на новогодние праздники, они по приглашению родителей Павла отправились в Москву. Во избежание конфликтов гулять ходили в штатской одежде.
Новый год встретили спокойно и по-семейному. Тем более что у курсантов челюсти работали, как у молотилки. Голодом их никто не держал, но разве можно сравнить стол, накрытый дорогущими деликатесами, и надоевшие армейские пшёнку и макароны?
Второго числа вечером отец Павла торжественно выложил им на стол двухдневные путевки.
— Турбаза Солнечная. Лыжи, коньки, прочие прелести. Два часа на поезде. Там и сауна, и русская банька, и бассейн. Ну, местечко модное, потому и девиц отдыхающих там хватает.
Он с улыбкой глянул на повзрослевшего и возмужавшего сына и, не удержавшись, добавил:
— Только поаккуратнее там.
— А вы, с мамой? — Пашка вопросительно глянул на отца.
— А мы к внуку уедем. У Лены вторые роды через неделю, мама беспокоится. Не, если хотите, можете дома остаться. Еды вам вполне хватит.
— Не-не-не, — засмеялся сын, подхватив со стола две пластиковые карточки. — Мы тогда с Филом туда на два дня, а утром сразу на «Сапсан» и в Питер.
Филипп, чувствующий себя неловко от дорогого подарка, попытался отдать деньги, но нарвался только на укоризненный взгляд Сергея Анатольевича.
Около восьми вечера родители уехали, а приятели решили не засиживаться: поезд отходил в шесть утра.
Утром провозились с завтраком и на поезд прибежали в последнюю минуту. Ехать предстояло около двух часов в вагоне с сидячими местами. Народу было всего человек двадцать. Парни уселись на свои места.
Все сидели поодиночке, кроме пожилой пары, бдительно присматривающей за своими лыжами, молодой мамы с дремлющей рядом девочкой лет четырех-пяти и горланящей в углу компании пьяных финнов.
Самое неприятное было то, что останавливаться они не собирались: в рюкзаках позвякивали бутылки, и каждые десять-пятнадцать минут они чокались небольшими фляжками, бурно обсуждая что-то.
Парни переглянулись, закрыли глаза и решили подремать. Курсантская способность спать в любом положение и при любом шуме сыграла с ними дурную шутку. Когда они проснулись от шума и плача ребенка, скандал разгорелся уже вовсю. Поезд стоял.
Бородатый финн танком пер по проходу на очкастого студента под одобрительные выкрики своей компании. Мать девочки вскочила со своего места, подхватив кричащую девочку на руки, и явно боялась выйти.
Растерявшиеся спросонья ребята, переглянулись, не слишком понимая, что нужно предпринять. В это время студент уже поравнялся с ними, а из-за высоких спинок кресла, где-то в самом конце вагона раздался резкий и знакомый голос:
— Сядь!
Похоже, финн даже не понял, что это обращение к нему. Пятившийся студент пошатнулся и неловко начал падать на спину, и сидящий с краю Филипп только успел подставить руку, стараясь смягчить падение. Второй рукой он ухватил ботаника за торчащий из расстёгнутой куртки свитер и неловко перегнулся через подлокотник, пытаясь поднять парня.
В это время кто-то тяжело, одним рывком, перепрыгнул через их согнутые фигуры. Филипп ощутил сильный толчок в плечо, когда прыгающий на долю секунды оперся на него. Когда он смог разогнуться, бородатый пьянчуга уже мирно сидел в проходе, жадно хватая воздух и потирая грудь. А к нему спиной стоял высокий мужчина со смутно знакомым силуэтом, но в совершенно нелепой, какой-то детской шапочке с желтым помпоном. Так и не успев ничего толком понять, курсанты видели, как этот самый «помпон», двигаясь с нереальной скоростью и гибкостью, в течение буквально минуты разложил пьяную компанию на полу и по креслам.
На каждого «помпон» тратил не больше одного удара.
Только сейчас, в наступившей тишине, которая еле прерывалась слабыми вздохами и стонами, стало слышно надоедливый звон кнопки вызова проводника: женщина, придерживая ребенка одной рукой, второй жала на кнопку так, что побелели пальцы.
На станции пришлось задержаться, правда, не долго. Капитан Лугов предъявил документы, ботаник и женщина на камеру подтвердили, что финны были зачинщиками драки, и притихшую вялую компанию быстро упаковали в две служебные машины.
Офицер милиции уважительно отдал честь капитану и отпустил свидетелей, предупредив, что если понадобятся дополнительные показания, то им сообщат.
Капитан сухо кивнул курсантам, поправил шапочку с нелепым помпоном и, подхватив лыжи и небольшой рюкзачок, отправился в сторону дежурящих такси. Пенсионеры сели в следующую машину, перед женщиной с малышом торопливо оправдывался опоздавший на встречу муж, а Павел, задумчиво глядя на все это, сказал приятелю:
— Пожалуй, в дополнительных занятиях есть определенный смысл.
Даже когда через год капитан Лугов покинул училище, дополнительные тренировки друзья не бросили. И поскольку место службы впечатлившего их капитана они знали точно, то после пятого курса, не желая расставаться, оба попросились в ту же часть.
К сожалению, к Цинку — капитану Лугову, они не попали, но в наставники им дали Быка, и, в целом, службой они были довольны. Получили новые позывные — Чук и Гек, познакомились с людьми. Чук даже пару раз успел сбегать на свидание с официанткой.
До определенного времени попадание в средневековую Испанию они воспринимали, скорее, как некое потрясающее приключение. Осознание, что домой они не вернутся никогда, приходило медленно и постепенно. Но чем теснее они чувствовали свою связь с командой, тем больше боялись раствориться в этом мире. Поэтому, когда Рим сказал «да», когда Цинк сказал «да», даже мысли возражать у Чука и Гека не возникло.