Конец
Это была обычная пятница. Каждый из обитателей колонии занимался своими привычными делами. И, возможно, абсолютная неожиданность этой трагедии усилила всеобщую боль от случившегося.
Когда разразилась катастрофа, Садовник уже два часа находился в теплице, внимательно осматривая свои растения. В тот день он чувствовал себя особенно счастливым, потому что цвел один из самых нежных сортов. Еще совсем маленький бутон, из которого выглядывал крошечный красный лепесток. Но это была жизнь, созданная им самим.
В тот момент, когда Садовник потянулся, чтобы дотронуться до растения, все вокруг задрожало.
За несколько секунд до того, как умер этот цветок, а вместе с ним и Садовник, Мастер стоял на верхней ступеньке небольшой раскладной лестницы. Он находился в комнате связи, пытаясь починить электрические соединения, которые уже несколько дней давали сбой. Мастер уже нашел точное место, где произошел разрыв.
Эти небольшие рутинные задачи больше всего помогали ему отвлечься от мыслей о будущем, думать о чем-то абстрактном. Так Мастер отстранялся от окружающей реальности.
Он держал отвертку в зубах, пытаясь пальцами сжать небольшую деталь, когда сильный толчок заставил его потерять равновесие.
За несколько секунд до того, как Мастер, стремянка и отвертка, которую он держал во рту, упали на пол, Фрэнк лежал на кровати в своей комнате, самой дальней от Общего зала.
Его голова была полем изнурительной битвы человека, который каждый день должен был подвергать тщательной цензуре свои собственные мысли. С тех пор, как родилась Тьерра, он почти не спал. Фрэнк проводил ночи напролет в попытках похоронить ту реальность, что беспощадно напоминала ему о девочке, которая в конце концов вырастет.
Когда его выбирали как одного из финалистов конкурса, Фрэнк думал, что там, на далекой планете, он будет в безопасности, что у него не будет соблазнов, что он навсегда избавится от тех паразитов, которые заражали каждую его мысль. И вместо этого произошло обратное: искушение теперь было постоянно рядом, всего в нескольких метрах от мужчины.
Сильная дрожь заставила его резко встать и посмотреть в окно. Он был первым, кто увидел надвигающийся конец.
Всего за несколько минут до того, как Фрэнк увидел через стекло приближающийся ураган черной пыли и страха, Мисс стояла в своей комнате. Она давно заметила, что количество лайков растет, когда она появляется на фотографии вместе с Тьеррой. С другой стороны, когда девочки рядом не было… Вот почему сейчас, уединившись, Мисс решила сделать селфи практически обнаженной: на ней были только маленькие белые стринги. Правой рукой она держала мобильный телефон, в то время как левой намеренно прикрывала грудь.
После нажатия кнопки, когда фотография была уже сделана, сильнейший толчок отбросил ее на пол. Она закричала.
За несколько мгновений до того, как крик Мисс разнесся по коридору, Доктор проводила инвентаризацию в маленькой комнате, которая служила медицинским пунктом и располагалась на противоположной стороне от Общего зала. Оттуда, если выглянуть через дверь, она могла видеть, как Андреа играет с Тьеррой, сидя на диване.
Доктору было важно оценить точное количество оставшихся у нее материалов и лекарств, чтобы знать, что расходуется больше всего. Это был единственный способ рассчитать, что им может понадобиться, когда приедут новые кандидаты.
Именно в тот момент, когда она протянула руку за небольшой аптечкой, сильный толчок заставил несколько флаконов и банок соскользнуть с полок.
За несколько секунд до того, как стеклянные сосуды грохнулись на пол медпункта, Андреа возилась с Тьеррой в Общем зале. Девочка пыталась стянуть с Андреа наушники, а та их постоянно прятала, чтобы обмануть малышку. Тьерра смеялась, и в тот день смеялась даже Андреа.
Девочка почти успела зажать один из наушников в кулачке, когда сильная дрожь заставила ее разжать пальцы и отпустить вещь из рук. Андреа инстинктивно прижала Тьерру к себе. Малышка, забыв про наушники, вцепилась в нее изо всех сил и начала плакать.
За пять секунд до того, как Андреа крепко обняла Тьерру, Джон стоял один в небольшом спортзале, поднимая штангу весом в сто килограммов. Он уже почти поднял ее над головой, когда сильный толчок заставил его опустить руки. Штанга вместе с гантелями упала прямо на его левую ногу, пронзая насквозь, словно нож масло.
Джон закричал.
И услышал звук разбивающегося стекла.
А потом еще один крик вдалеке.
А затем плач Тьерры.
___
Мы подошли к предпоследнему залу. Тьерра.
Здесь располагалась экспозиция, посвященная единственному человеческому существу, родившемуся за пределами Земли – девочке с самыми красивыми глазами в мире. По крайней мере, так ее окрестили в одном из телевизионных шоу.
Как только мы вошли, то увидели гигантский экран, на котором крупным планом было изображено ее лицо. Девочке специально подчеркнули разный цвет глаз, один из которых был зеленый, а второй – голубой. Это лицо знало практически все человечество.
Под изображением было несколько панелей с основной информацией о малышке, включая ее краткую биографию. Жизнь девочки не продлилась и полутора лет.
На противоположной стороне, где располагался другой экран, транслировалось видео: рождение Тьерры на свет, ее первые слезы, шаги, слова… Все первые моменты, которые стали последними.
В центральной части находилась витрина с копиями игрушек, которые были изготовлены для нее вручную обитателями колонии.
Мы вышли оттуда, чувствуя, как комок подступает к горлу. Несмотря на прошедшее время, всем было трудно пережить потерю этой девочки, и я должна признать, что и мне тоже. Пока мы находились в той комнате, я плакала внутри, не показывая своих слез. Плакала и молчала.
Мы направились в последнюю комнату без вывески. Помещение оказалось белым, почти пустым, с сотнями свечей вокруг небольшого алтаря, на который было возложено восемь венков и одна пустышка.
Мы молча прошли через зал и вышли в небольшой холл.
– Ну, а теперь предлагаю перейти к той комнате, которая вас интересует, – сказал Йонас почти шепотом.
Мы пошли по длинному ледяному коридору.
Приблизились к лифту.
– Место, куда мы сейчас направляемся, находится не подо льдом, а над ним.
Оказавшись на верхнем этаже, мы прошли несколько метров, пока не уперлись в абсолютно белую дверь, на которой был изображен тот же символ, что и на брелке на наших ключах.
– Хотя у меня есть собственный ключ, вы должны воспользоваться своим, чтобы попасть внутрь, – сказал он нам улыбаясь.
Мой брат сунул руку в карман и с радостным выражением лица показал Йонасу связку ключей.
– Но… это не тот ключ, – сказал он нам.
___
Пока колония исчезала, пользователи социальных сетей из-за задержек в вещании продолжали свою обычную рутину – рассылали миллионы пустых сообщений друг другу.
Примерно через двадцать минут сигнал, поступавший из колонии, был потерян. Экраны телеканалов, транслирующих программу в «прямом эфире», погасли и не включались.
Подобное происходило не в первый раз. Песчаная буря, сбой в работе серверов или космический мусор – была масса причин, по которым сигнал на мгновение мог пропадать. Вот почему зрители не придавали слишком большого значения прерыванию трансляции. Просто нужно было подождать, чтобы связь восстановилась.
В Центре контроля № 2 тоже не слишком беспокоились из-за очередного сбоя связи: протокол безопасности не требовал подавать сигнал тревоги, если отключение длилось не более пятнадцати минут.
Но все изменилось, когда через несколько секунд после отключения связь с ЦК2 была восстановлена: внешние камеры показывали только темноту, а вот внутренние – нет…
– На ЦК1 не отвечают, – говорит один из техников ЦК2.
– Странно. Скорее всего, просто помехи или сбой здесь, а не на Марсе, – отвечает его напарник.
Они продолжают проверять различные мониторы, сигналы и соединения, чтобы убедиться, что неисправность возникла где-то вовне.
– Смотри! Сигнал возвращается! – радостно кричит один из техников.
На мгновение вся комната теряет дар речи, увидев изображения, транслируемые с внутренних камер. После почти минутного шока один из них берет трубку, чтобы сделать самый печальный звонок в своей жизни.
Находясь в одной из самых роскошных квартир в городе, мужчина с удивлением видит, как звонит мобильный телефон, который никогда не должен звонить.
Он откладывает в сторону книгу, которую читает, убавляет громкость музыки и отвечает на звонок.
– Да? – недоуменно говорит он.
В слезах, нервничая и заикаясь, оператор рассказывает мужчине о том, о чем еще не знают социальные сети.
– Немедленно переведите сигнал изображения на меня! И не смейте ничего транслировать никуда больше! Ясно? Никуда! – кричит он.
Мужчина подключает большой экран напротив дивана, настраивает внутренний канал, и изображения начинают поступать одно за другим.
Видя ужас и боль, которые настигли колонию, он роняет телефон на пол. Впервые в жизни самый богатый человек в мире оказался в ситуации, когда он не знает, что делать.
Мужчина падает на диван, осознавая, что произошло. «Вот и конец мечте», – думает он.
Этот человек тонет в своих размышлениях в течение нескольких минут, не отрывая взгляда от экрана, который безжалостно показывает ему реальность.
Он знает, что должен принять решение прямо сейчас. Он не может показать всю правду в эфире: это слишком жестоко даже для общества, которое уже давно привыкло к насилию. Мужчина знает, что даже у боли есть предел.
Эти люди были частью повседневной жизни миллионов зрителей, возникла слишком сильная эмоциональная связь. Для многих финалисты конкурса значили больше, чем их лучшие друзья, братья и сестры, члены семьи. Чувства, которые они испытывали по отношению к этой малышке, были сродни тем, что они испытывали к своим собственным детям. Они больше года наблюдали за тем, как Тьерра росла, вместе с ней прожили ее первые шаги и первые слова. Многие не спали сотни ночей, просто чтобы увидеть, как она спит. Как сказать родителям, что их дочь, пусть даже не биологическая, умерла?
Мужчина медленно дышит. Он знает, что должен сообщить эту новость очень тактично.
Его мысли прыгают от одной к другой, от одного варианта к следующему, пока в уме не вырисовывается четкий план.
Он перезванивает в ЦК2, чтобы дать инструкции.
После более чем пятиминутного разговора…
– Вам все понятно?
– Да, сэр, все понятно.
– Я очень надеюсь на это. Давайте сделаем так, чтобы воспоминания о произошедшем были менее болезненными, чем реальность…
Он ложится на диван, ожидая, что эти приказы будут исполнены, когда наконец на экране появится последнее изображение его мечты.
После двухчасового отключения трансляция возобновляется по всему миру.
___
– В смысле это не тот ключ? – спросил мой брат.
– Не тот.
– И что теперь? – сказала я.
– Ну, то, что данный ключ не подходит, вовсе не означает, что у вас нет ключа. По крайней мере, у одного из вас, – ответил он, глядя на мою руку.
В тот же момент у меня заколотилось сердце и я поняла, что ключ у меня на пальце. Я вспомнила, как друг моего брата нам сказал, что для того, чтобы получить доступ в комнату, нужно было только приложить ладонь к двери.
Признаюсь, я нервничала гораздо больше, чем следовало. На протяжении всей жизни у меня неоднократно возникало подобное чувство. Когда я получала неопровержимые данные, позволяющие мне доказать вину действующего коррумпированного политика, когда после нескольких месяцев расследования полиция звонила, чтобы подтвердить мою версию, или когда какое-нибудь из моих расследований помогало предотвратить преступление.
Я подошла к двери, прислонила к ней ладонь, и она открылась. Брат удивленно посмотрел на меня, а Йонас улыбнулся.
Мы попали в комнату, похожую на небольшой кинотеатр. Там было около двадцати кресел, большой экран и мини-бар с правой стороны.
– Кинозал? – спросила я.
– Верно, это кольцо дает вам право на просмотр фильма, – сказал Йонас, жестом предлагая занять места.
Полагаю, что в тот момент мы с братом думали об одном и том же: сто миллионов долларов за эксклюзивное право увидеть смерть? Сто миллионов за то, чтобы увидеть последние минуты жизни восьми самых известных людей на планете? Сто миллионов, чтобы стать свидетелями гибели маленькой девочки?
Тем не менее на протяжении многих лет вся эта история казалась мне не до конца убедительной. За годы моей работы я видела огромное количество видео, в том числе и тех, что продавались подпольно в интернете. Среди авторов таких материалов были родители, которые снимали, как насилуют их собственных дочерей незнакомые мужчины; педофилы, которые совершали насилие в отношении маленьких детей и выкладывали это в сеть; мафиози, которые записывали ролики, где двое бандитов бьются насмерть… Но ни один из этих любителей жестокого контента не соответствовал профилям знаменитостей, которых друг моего брата видел заходившими в эту комнату. В этом было что-то очень-очень странное.
Мы с братом сели рядом друг с другом.
Он взял меня за руку, я сжала его ладонь в ответ.
И хотя Алан этого не сделал, но мне бы хотелось услышать то: «Спокойно, все будет хорошо», которое он прошептал мне столько лет назад в хижине.
Свет погас, и фильм начался.
___
ЦК2 принимается за работу, стараясь повернуть время вспять, сделать реальность менее отчетливой и болезненной. Удаляются самые ужасные кадры, делается попытка сократить время разрушения настолько, насколько это возможно, заглушаются определенные звуки, слова, крики.
Нужно проанализировать и исправить, насколько это возможно, тысячи изображений за очень короткое время.
Наконец соединение восстановлено.
Но вместо того, чтобы выйти на прямую связь с колонией, как это происходило обычно, на экране появляется ведущая с серьезным лицом, которая нервно смотрит в камеру.
Это изменение в сценарии заставляет социальные сети на время забыть об остальных жертвах и направить свои щупальца в сторону этой женщины со светлой гривой и грустным лицом.
– Доброе утро, добрый день, добрый вечер.
Вздыхает.
– Кое-что весьма серьезное произошло на Марсе. Согласно последней информации… – ведущая опускает голову, чтобы прочитать бумажку, лежащую перед ней на столе. – Согласно последней информации и кадрам, полученным в Центре контроля, на Марсе произошло землетрясение значительной силы, которое затронуло колонию.
Пауза.
– Мы не знаем природу его происхождения, хотя первые гипотезы указывают на удар метеорита, который повлек за собой сильнейшее землетрясение. Окончательных данных пока нет, но, судя по изображениям, полученным со спутника, мы считаем, что… – И женщина, которая больше не может сдерживать своих слез, произносит то, чего все так боятся. – Мы считаем, что колония полностью уничтожена.
Она делает несколько глубоких вдохов и выдохов.
Молчание.
– Последние изображения, поступившие к нам с камер внутреннего наблюдения, показывают…
Ведущая больше не может сдерживаться. Она роняет голову на стол, пытаясь найти утешение в собственных объятиях, и позволяет печали выразиться в слезах.
Камера продолжает записывать, никто ничего не может сделать. Несколько секунд спустя один из коллег выходит, чтобы обнять женщину, и этот кадр облетает весь мир. Боль в ее чистом виде.
Проходит еще несколько мгновений. Кажется, уже никто не знает, что делать, но вот на черном фоне появляется текст, предупреждающий о том, что будут показаны последние изображения, поступившие из колонии.
___
На экране появляется большая яхта.
Вокруг нет ничего, кроме моря.
Солнце раскрашивает небо в оранжевый цвет. Постепенно наступает вечер.
На палубе веселятся пятеро мужчин и три женщины. Один из них изображает диджея, пока остальные танцуют.
Камера перемещается, и теперь на экране видны капитан и два помощника в рубке. Двое последних берут канапе с блюда, которые предлагает им повар.
Судя по разговорам, похоже, что они уже несколько дней находятся в море, направляясь к небольшому острову, принадлежащему хозяину этой яхты.
В течение нескольких минут слышится смех, музыка и звон бокалов, а потом камера снова возвращается к капитану, лицо которого изменилось. Он озабоченно смотрит на панель управления: сработал насос в трюме, что указывает на наличие притока воды. Мужчина просит одного из своих помощников спуститься и посмотреть, что происходит.
– Удалось обнаружить проблему? – спрашивает капитан, когда помощник возвращается.
– Прорвало одну из труб в дренажной системе.
– Как такое возможно? – спрашивает другой помощник помоложе.
– Возможно, потому что, несмотря на всю красоту яхты, ей нужно техническое обслуживание. Вот что бывает, когда богачи покупают себе из прихоти дорогие игрушки, о которых потом даже не заботятся, – рассуждает капитан.
– И что теперь?
– Прежде всего нужно сообщить об этом хозяину, – спокойно отвечает мужчина.
Один из помощников отправляется на поиски миллиардера средних лет – красивого, подтянутого и высокомерного.
– Мне жаль, что приходится сообщать вам плохие новости, но у нас проблема, – говорит ему капитан, когда мужчина поднимается в рубку. – В трюме яхты течь. Мы попробуем устранить ее, но мы также должны быть готовы к тому, чтобы подать сигнал бедствия.
– Как? Сейчас? – протестует хозяин, уже значительно подвыпивший. – Но мы же прекрасно проводим время и… между нами, я уже практически уломал ту блондиночку. Нет, завтра утром мы должны прибыть на мой остров, я должен показать ее своим друзьям.
– Я понимаю, но вода прибывает, – напоминает капитан.
– И что, вы не можете ее чем-нибудь заткнуть? – перебивает его мужчина.
– Мы попробуем, но если мы поймем, что у нас ничего не получается…
– Попробуйте, – настаивает хозяин яхты. – Идите и попробуйте. И чтобы ни слова об этом никому. Я не хочу, чтобы мои друзья начали волноваться.
Похлопав капитана по спине, мужчина уходит, возвращаясь к веселью.
Капитан обеспокоен, но пока не подает предупредительного сигнала. Вместо этого он приказывает своим помощникам спуститься в трюм, отыскать какой-нибудь деревянный конус, который обычно используют для заделки отверстий в корпусе. В конце концов они его находят, но он оказывается слишком мал, и тогда они пытаются закрепить его как можно прочнее при помощи тряпки.
Яхта продолжает плыть в сторону острова, постепенно исчезая под покровом ночи.
Вечеринка продолжается, вместе с алкоголем и наркотиками. Одна из женщин, уже достаточно пьяная, раздевается догола и ложится в гамак. Две другие следуют ее примеру.
Музыка звучит все громче и громче.
Мужчина и женщина занимаются сексом прямо на глазах у всех, еще одна женщина снимает все это на свой мобильный телефон.
Следующие три часа кажется, что все находится под контролем, пока внезапно не срабатывает очередной сигнал тревоги: в трюме из строя вышел второй насос. Внутрь затекает все больше и больше воды.
Капитан отправляет одного из своих помощников вниз, чтобы тот проверил, не выбило ли их импровизированную заглушку, которую они установили. Он понимает, что должен уже подать сигнал бедствия, но все же решает сначала сообщить о ситуации владельцу яхты.
Тот приходит разъяренный и в стельку пьяный.
– Течь стала еще больше, – замечает капитан с серьезным видом.
– И вы не можете ее чем-нибудь заделать? Не можете ничего придумать получше? – спрашивает мужчина, пытаясь устоять на ногах с бокалом в руке.
– Мы пытались, попробовали установить заглушку, но, похоже, это не помогает. Я думаю, что пришло время подать сигнал бедствия.
– Послушайте, капитан, – перебивает его мужчина, тыча в него пальцем свободной от бокала руки. – Это мой корабль, а эти люди на нем – мои гости, очень и очень влиятельные люди. Мы прекрасно проводим время, и я не позволю вам испортить мою вечеринку. Сколько осталось до острова?
– Около пяти часов. По прогнозам, мы должны прибыть незадолго до рассвета.
– Пять часов? Это ерунда. Неужели вы не можете ничем прикрыть эту течь на каких-то пять часов? Держите курс на остров, и как только мы окажемся там, вот тогда и будем подавать сигнал бедствия и отремонтируем все, что нужно. Это приказ! – кричит миллиардер капитану, хлопая по своему правому боку и давая понять, что там спрятано. – Не заставляйте меня воспользоваться этим…
Мужчина возвращается на вечеринку, шатаясь из стороны в сторону.
– Давайте постараемся перекрыть течь, насколько сможем. Остров находится всего в пяти часах, – мягко говорит капитан, пытаясь успокоить команду, которая не привыкла, чтобы ей угрожали оружием.
Так в угаре алкоголя, наркотиков и секса гости и хозяин яхты наконец засыпают на палубе посреди ночи, которая обещает быть долгой.
Капитан сомневается. Он предпочел бы уже давно подать сигнал бедствия, но среди людей на яхте есть по крайней мере один вооруженный и к тому же пьяный человек. Мужчина решает не рисковать и попытаться добраться до острова.
На время эта стратегия срабатывает, пока четыре часа спустя помощники не сообщают капитану, что подача воды вышла из-под контроля.
Буквально через десять минут на судне происходит полное отключение электроэнергии. Они остаются в кромешной темноте посреди моря.
___
После мрачного предупреждения на экраны начинают поступать последние изображения, полученные из колонии.
Тьерра играет на диване с Андреа, обе смеются. Маленькая девочка пытается ухватить наушники своими маленькими ручками, Андреа постоянно прячет их так, что девочке не удается поймать игрушку. Внезапно сильный грохот заставляет обе жизни схватиться друг за друга в паническом страхе.
На следующих кадрах видно теплицу, где Садовник, как и во многие другие дни, ухаживает за своими растениями. Он рассматривает лепесток, показавшийся из маленького бутона. Именно в этот момент, когда его рука приближается к цветку, вокруг все содрогается.
Садовник встает, собираясь добраться до Общего зала – самого безопасного места в колонии. Но он едва успевает сделать четыре шага, когда потолок обрушивается сверху прямо на него.
То, что камера не может зафиксировать, поскольку сама уже отключилась, так это последние мгновения жизни человека, наблюдающего за тем, как рушится все вокруг. Стены падают, будто бумажные, и килограммы мусора валятся на тело человека, перед глазами которого проносятся воспоминания. Садовник снова думает о том времени, когда потерял контроль над своим автомобилем, а заодно и над своей жизнью. Он снова думает о близких. Может быть, теперь он сможет где-нибудь их отыскать. Именно эта последняя мысль заставляет мужчину улыбнуться, хотя эту улыбку не поймает уже ни одна камера.
После обрушения теплицы камеры показывают, как Мастер поднимается по небольшой лестнице. Видно, как он спокойно пытается починить что-то на электрической панели. Он осматривает несколько проводов, и, когда, кажется, находит правильный, берет отвертку в зубы, чтобы руками восстановить соединения. Именно в этот момент, когда мужчина уже сделал три оборота, от сильного толчка он теряет равновесие и падает на землю.
В замешательстве Мастер встает, оглядывается по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится этот шум. Без всякого предупреждения стена прямо перед ним начинает рушиться, как башня из песка.
Несмотря на то что камера продолжала снимать еще несколько секунд, зрители так и не увидят тела мужчины, бьющегося на земле в агонии. Тела, которое не знает, от чего оно умрет: от нехватки воздуха или от ужасной травмы головы.
После нескольких секунд темноты на экранах появляется изображение одной из камер, расположенных в комнате Фрэнка. Там, как всегда, ничего не происходит. Видно только мужчину, который лежит на постели, что Фрэнк делал почти всегда после рождения Тьерры. Никто не знал, что с ним происходит, никто не понимал, почему он больше не шутит и избегает, казалось, любой компании и общения.
На кадрах слышится какой-то шум, который заставляет Фрэнка встать с кровати и подойти к окну.
В этот момент камеры переключают изображение, показывая зрителям то, что увидел Фрэнк в последние минуты своей жизни: ураган из темного песка, который приближается слишком быстро.
Он едва успевает отойти назад, прежде чем стекло разлетается на тысячу осколков. Все его тело начинает истекать кровью, но эти последние кадры никогда не будут показаны зрителям.
Камеры переключаются на комнату Мисс, которая стоит почти голая. Она готовится к селфи, держа в правой руке мобильный телефон, а левой намеренно прикрывая свою грудь.
После нескольких секунд подготовки, в течение которых женщина хочет поймать подходящий свет, она наконец нажимает на кнопку и снимок разлетается по социальным сетям. Снимок, который появится, когда она будет уже мертва. Ее последняя публикация.
Уже сделав фотографию, Мисс слышит жуткий грохот. Испуганная, она стоит неподвижно. Кажется, женщина колеблется между тем, чтобы побежать в Общий зал голой или быстро одеться. В следующую секунду решение уже перестает иметь значение: ее комната сжимается до крохотных размеров. У Мисс остается время только на то, чтобы закричать – всего один раз.
То, что камеры уже не показывают, – это окровавленный пазл, в который только что превратилось самое прекрасное тело в мире.
И пока все эти кадры транслируются на экраны, социальные сети впервые за долгое время пребывают в безмолвии.
___
– Вода дошла до аккумуляторов! – кричит капитан. – А без питания насосы работать не будут.
– Это значит, что вода будет продолжать поступать, а у нас даже нечем ее откачивать, – вторит ему один из помощников, беспокоясь.
– Да, это значит, что мы вот-вот пойдем ко дну, – признает капитан, нажимая на кнопку сигнала бедствия, которая также не работает.
Он кричит изо всех сил, чтобы разбудить спящих мужчин и женщин, которые выглядят как зомби, разбросанные по палубе.
– Капитан, радиосигнал отсутствует, – нервно говорит другой помощник.
– Есть две спасательные шлюпки и небольшой запас времени, – успокаивает их капитан. – Я посмотрю, смогу ли я сообщить о нашем положении по портативному радио.
Он предпринимает несколько попыток, но радиус действия передающего устройства слишком мал: такой сигнал мог бы принять только корабль, находящийся рядом с ними. Ответа нет.
Гости яхты, все еще оставаясь под действием алкоголя и наркотиков, постепенно осознают серьезность ситуации. Две женщины в панике начинают отчаянно кричать. Самый младший из этой компании, сын хозяина, кричит еще громче и плачет. Он ходит по палубе взад и вперед, повторяя: «Я не хочу умирать, я не хочу умирать». Еще один мужчина бросается бежать, не понимая, что он делает. Все погружается в хаос, пока внезапно не раздается выстрел.
Тишина.
– Хорош уже, мать вашу! – орет владелец яхты, раскачиваясь из стороны в сторону. – У нас есть спасательные шлюпки, спустим их на воду и готово. Не так ли, капитан?
– Так точно, – отвечает он, – они рассчитаны на шесть человек каждая, а нас всего двенадцать, так что никаких проблем. Кроме того, мы находимся совсем близко от острова, примерно в четырех-пяти милях.
Все на мгновение успокаиваются.
Капитан и два его помощника бросают на воду одну из самонадувающихся лодок, но система не срабатывает: лодка не разворачивается. Яхта нуждается в обслуживании.
Воцаряется молчание.
Все смотрят на мужчину с пистолетом в руке. Гости знают, что находятся в непростой ситуации, но среди рыданий двух женщин и молодого человека никто не осмеливается заговорить.
Капитан ведет себя так, как будто ничего не происходит, и приказывает своим помощникам спустить на воду вторую лодку. Она тут же надувается.
– Сначала женщины, – командует капитан.
– Сначала я и мой сын, а там посмотрим, – перебивает владелец яхты, приставляя пистолет к его голове.
Раздается выстрел. Другой мужчина также вытащил пистолет и выстрелил в воздух.
– Потом я и мой брат, – говорит тучный мужчина.
– А за ним я, – решает самый старший из гостей, также показывая свое оружие, которое еще не успело выстрелить.
Владелец яхты продолжает держать капитана под прицелом, одновременно приказывая остальным мужчинам прыгнуть в лодку. Наконец он прыгает сам. Остается место еще для одного, хотя вес пяти человек уже слишком велик для маленькой спасательной шлюпки.
Оттуда три пистолета наставлены на оставшихся на палубе людей: трех женщин, двух помощников, повара и капитана.
Яхта постепенно погружается под воду, и никто не знает, умрут ли они от переохлаждения или просто утонут. Спасения нет, единственный шанс – это маленькая лодка.
Одна из женщин, поддаваясь панике, прыгает.
Тут же раздается выстрел.
Ее тело ударяется о воду и плывет лицом вниз.
Тишина.
– Ты! – кричит владелец яхты капитану. – Хватай радио и прыгай, ты поплывешь с нами!
– Нет! – отказывается тот.
Мужчина целится в него снизу и, кажется, вот-вот выстрелит…
– Ты! – кричит он самому молодому помощнику капитана. – Берешь радио и прыгаешь!
И парень прыгает вниз.
Лодка удаляется.
Яхта тонет.
Много часов спустя маленькой надувной лодке удается наконец добраться до острова.
___
Трансляция продолжается.
Камеры показывают комнату, используемую в качестве медицинского пункта. Внутри Доктор, похоже, проводит инвентаризацию. Как раз в тот момент, когда она собирается взять один из контейнеров, раздается громкий шум. В следующую секунду множество стеклянных банок падает на пол.
Доктор инстинктивно выбегает из комнаты и бежит в Общий зал к Тьерре, что помогает ей немного продлить свою жизнь. Как только она выходит за дверь, стены и потолок комнаты обрушиваются.
Камеры переключаются обратно на Общий зал, где Андреа и Тьерра видят, как к ним бежит Доктор.
Пока все трое обнимают друг друга, образуя живую скульптуру, оглядывающуюся по сторонам, камеры на несколько секунд переключаются на спортзал, где Джон пытается поднять штангу. Он отрывает ее от пола и с трудом начинает поднимать. Сильный толчок заставляет мужчину потерять равновесие, и штанга падает вертикально на его левую ногу, проходя через нее насквозь.
Он кричит, но времени на жалобы нет. До него доносится крик Мисс, которой уже нет в живых. Джон идет прямиком в Общий зал и обнаруживает там трех человек, которые держатся друг за друга, пытаясь защитить себя в этом хаосе неопределенности и страха.
И вдруг снова грохот. Еще громче, сильнее и ужаснее. Шум, который другие четыре обитателя колонии уже не слышат.
Общий зал выдерживает натиск. Все они с удивлением наблюдают, как задняя стена, отделяющая зал от коридора, трескается.
Джон уже не думает и хватает на руки крохотную плачущую Тьерру, которая не понимает, что происходит. Вот она, маленькая девочка, которая не сможет прожить так долго, как того хотело бы человечество.
Джон с малышкой на руках подходит к небольшому шкафу, где хранятся скафандры.
Крыша начинает постепенно рушиться.
– Давайте, давайте! Надевайте костюмы, как сможете, и прежде всего шлемы. Возьмите также кислородные маски, – кричит Военный, нажимая на кнопку общей тревоги, которая отключает блокировку всех дверей, включая внешнюю.
Им удается надеть скафандры менее чем за две минуты: они тренировались делать это огромное множество раз.
Джон пытается надеть на девочку взрослый костюм, застегивает его, как может. Проблема в шлеме: он слишком велик для такой маленькой головы. Военный старается зафиксировать его при помощи воротника куртки вокруг тоненькой шеи девочки.
Задняя стенка раскалывается пополам.
– Быстрее! Времени нет!
– Ты с ума сошел! Мы там погибнем! – кричит на него Доктор, которая не понимает, что они делают.
– Мы погибнем и здесь, внутри! – отвечает Джон. – Единственный шанс выжить – это если «Разведчик» придет к нам на помощь. Единственное спасение – это марсоход, который стоит снаружи и может забрать нас. Есть только несколько минут, чтобы спастись, в противном случае мы все умрем. Как только окажетесь снаружи, отходите как можно дальше от корабля, чтобы на вас не упала стена, и сразу бросайтесь на землю.
Джон на мгновение оставляет девочку и изо всех сил пытается открыть первую из двух дверей, что ведет в небольшую изолированную зону. Берет малышку снова на руки. За ним выходят Андреа и Доктор.
– Сейчас! – кричит мужчина.
Держа Тьерру на руках, Военный одним ударом открывает внешнюю дверь.
___
Но марсохода там нет.
Андреа и Доктор бегут настолько быстро, насколько это возможно, пока несколько секунд спустя наконец не падают на землю и не сдаются. Они знают, что это битва не в их пользу, что внешний мир – слишком сильный противник.
Наружные камеры продолжают снимать, изображение нечеткое, но различить, что происходит, пока еще можно.
Джон продолжает бежать с девочкой на руках. Ему удается опередить двух женщин на несколько метров, но его подводит раненая нога. Он падает на землю, и девочка падает вместе с ним. При ударе малышка теряет шлем, который катится в никуда. Его уже невозможно вернуть. Джон с огромным трудом снимает свой, чтобы надеть его на девочку. Он делает это, как может, а потом в изнеможении натягивает на себя кислородную маску. Он ложится поверх тела Тьерры, стараясь защитить ее от окружающего мира, который несет с собой только смерть.
Через несколько секунд камеры прекращают трансляцию.
Компания-организатор решила, что это последние кадры, которые будут переданы на Землю. Кадры, на которых один человек пытается спасти жизнь другому.
В течение нескольких минут вся планета пребывает в ожидании, наблюдая за черным экраном. Возможно, зрители надеются, что с минуты на минуту появится марсоход, чтобы забрать участников и спасти их жизни.
Но марсоход так и не приехал.
Позже стало известно, что астронавты с «Разведчика» не смогли выйти наружу: это было бы равносильно самоубийству.
___
В этот момент фильм оборвался, и на экране появилось лицо моего отца.
Что бы мы отдали, чтобы получить возможность попасть на эту лодку? Какую цену мы были бы готовы заплатить? Миллион? Десять? Сто? Сколько мы были бы готовы отдать, чтобы добраться до этого острова?
Я продаю вам этот остров. Я продаю возможность выжить в месте, окруженном со всех сторон смертью.
Когда корабль уже тонет, нет времени искать виноватых. Наступает момент принятия решения. И теперь наш корабль идет ко дну. Мы использовали его веками, любили, но в конечном итоге уничтожили из-за собственной небрежности, жадности и невежества.
Обратного пути уже нет, наш корабль обречен, но у меня есть несколько лодок, которые могут спасти жизни. И вы уже купили место в одной из них. По крайней мере, я предлагаю вам такую возможность.
Добро пожаловать в список еХо.
На этой последней фразе изображение моего отца исчезло с экрана, уступив место фотографиям Земли со всевозможными историческими данными: температурой воздуха, средним уровнем моря, толщиной ледников, частотой землетрясений…
Пока мы просматривали эти материалы, за кадром снова зазвучал голос моего отца.
Всем известна притча о волке. Людей столько раз пугали тем, что он придет, что все начали думать, что этого никогда не случится. Но в конце концов правда, сколько бы вы ее ни игнорировали, всегда открывается.
Один из главных недостатков человечества заключается в том, что оно не способно мыслить на долгосрочную перспективу. Нас беспокоит лишь то, что случится через короткий промежуток времени, завтра или послезавтра. Но никак не позже. Мы не задумываемся о последствиях до тех пор, когда у нас уже нет пути назад. И вот тогда мы начинаем сожалеть об упущенных возможностях. Проблема только в том, что переживать о чем-то в такой момент уже поздно.
Сколько осталось нашей прекрасной яхте, которую мы называем планетой? Пятьдесят? Сто лет? Может быть, чуть больше, может быть, чуть меньше. Да, наша яхта тонет, но это не значит, что все мы должны утонуть вместе с ней. Теперь у нас есть шанс на спасение. Мы предлагаем вам такую возможность.
На экране появились изображения большой колонии, строящейся прямо рядом с «Разведчиком». Десятки капсул, несколько теплиц, тысячи солнечных батарей…
Несмотря на то что произошло, мы вместе с «Разведчиком» продолжили первоначальный проект и построили большую колонию на Марсе. Мы многому научились благодаря нашим ошибкам, улучшили системы безопасности, внедрили новые строительные материалы, применили новейшие технологии в энергетических и кислородных системах.
Да, это будет непросто, но на данный момент это единственный остров, который мы нашли, и у нас есть лодки, чтобы до него добраться.
___
Соединение прервалось, и экраны по всему миру погасли. Первыми отреагировали пользователи в социальных сетях, запустившие хэштег #вечнаяпамять, ставший самым популярным на планете.
В течение нескольких минут миллионы людей вдруг вышли на улицы, чтобы пройти тихим маршем, устроив грандиозные импровизированные похороны.
Печаль охватила всех. Она пронизывала каждое воспоминание, каждый момент, проведенный зрителями вместе с теми храбрецами, которые однажды решили покинуть Землю и пережить одно из величайших приключений в жизни всего человечества.
Цветы, свечи, рисунки, фотографии, плакаты и ленты… тысячи предметов украшали каждую улицу, каждый дом, каждый уголок мира.
В течение нескольких дней после катастрофы произошло то, чего многие опасались: более двухсот тысяч человек покончили жизнь самоубийством по всей планете. Для некоторых пережитое горе стало сродни потере ребенка, брата, лучшего друга. Многие из этих зрителей проводили больше времени за просмотром конкурса, чем со своими собственными детьми или супругами. Вот почему, когда такая сильная эмоциональная связь оборвалась, боль стала невыносимой.
___
Изображение остановилось, и голос подошедшего к нам Йонаса застал нас врасплох.
– Моя жена умерла несколько лет назад. Рак, – тихо проговорил он. – С момента, как ей поставили диагноз, и до момента, когда она ушла, прошло всего три недели. У нас было всего три недели. После стольких лет, которые мы провели вместе, болезнь не дала нам даже месяца, чтобы мы смогли попрощаться друг с другом.
Однажды ночью она просто ушла, и все. И я остался один, без нее, с маленькой дочкой, которой едва исполнился год. Той ночью, даже если жена меня больше не слышала, я пообещал ей, что сделаю все возможное, чтобы жить дальше жизнью, которая на самом деле принадлежала нам обоим.
Сколько я готов заплатить, чтобы моя маленькая девочка смогла продолжать жить?
Мы с братом молча смотрели на мужчину, который обнажал перед нами свои чувства.
– Я родился в тот самый момент, когда оказался никому не нужен. Я никогда не знал своих родителей. Меня просто оставили у дверей больницы. По крайней мере, у них хватило ума не убивать меня. Возможно, поэтому я вырос, думая, что каждое мгновение моей жизни – это подарок.
Мы видели, как несмотря на все его усилия сдержаться, на его глазах заблестели слезы.
– На протяжении многих лет я переезжал с места на место, из одной приемной семьи в другую, из одного приюта в другой, иногда просто жил на улице. Я много лет скитался по свету, пока однажды не увидел желтый фургон.
И я пошел с этими людьми. Специалисты провели несколько тестов, поняли, что я очень быстро учусь. Жизнь продолжалась, я много занимался, готовился к работе в компании. Затем я нашел свою вторую половину, и у нас родилась дочь. Теперь у нее есть мое кольцо.
Он вздохнул, и мы вздохнули вместе с ним.
– Нет, я не богат, у меня нет ста миллионов, но ваш отец подарил много колец людям, которые, по его мнению, того заслуживали. Хоть меня и бросили на улице при рождении, я все равно думаю, что чего-то стою.
Я не знала, что сказать, и посмотрела на брата.
– Мы многому научились благодаря колонии, – продолжал Йонас. – С тех пор «Разведчик» продолжал выполнять свою работу. Туда было отправлено несколько миссий с различными материалами и квалифицированным персоналом. Планируется, что примерно через пять лет начнут прибывать первые большие корабли с обычными людьми, и это уже будет не конкурс, а настоящая битва за выживание, потому что другой альтернативы нет.
Это все произойдет не одномоментно. На самом деле ожидается, что катастрофа будет разворачиваться постепенно. Море затопит несколько пригодных для жизни районов, что приведет к миграции, так как земли станет меньше, а людей больше. В конце концов это, как всегда, приведет к насилию. Ведь любое небольшое изменение может вызвать эффект домино. К примеру, исчезновение одного вида повлечет за собой исчезновение другого, который зависел от предыдущего, и так далее…
Йонас замолчал, глядя на нас.
– Но обо всем этом люди должны знать, им нужно рассказать, нужно объяснить, – сказала я.
– В этом вся и проблема, – ответил он мне. – Люди уже знают, но никого это не волнует. Я что-то не видел, чтобы кто-то был слишком обеспокоен разрушением Земли.
– Но если компании…
– Компании производят потому, что люди потребляют, – перебил он меня. – В Китае есть фабрика, выпускающая миллионы бесполезных игрушек для «Макдоналдса» потому, что родители покупают «Хеппи Мил» своим детям, которые выбросят эту безделушку, как только вернутся домой. Завод производит пластик потому, что мы его используем.
– Но все равно мы должны рассказать об этом.
– Нет, сейчас уже нет. Теперь настал момент, когда мы должны все отрицать.
– Что? – спросила я удивленно.
– Да. Пришло время, когда мы должны отрицать, что изменение климата действительно происходит. Правительства и все крупные компании прикладывают огромные усилия, чтобы это скрыть.
___
– Но почему? Я не понимаю.
– Потому что это будет означать крах общества в том виде, в котором мы его знаем. Если сейчас мы скажем правду, как вы думаете, что случится с мировой экономикой? С рынками? Какую ценность будут иметь для вас деньги, если вы будете знать, что всего через несколько лет мир, который вас окружает, попросту исчезнет? Человечество погрузится в хаос, спасется только тот, кто сможет. Все, абсолютно все утратит свою ценность, и между богатыми и бедными уже не будет никакой разницы.
Молчание.
– Мы должны поддерживать систему, чтобы хотя бы богатые люди смогли спастись, иначе не спасется никто.
Признаюсь, что его ответ возмутил меня, но в глубине души я знала, что этот человек был прав.
– Сколько людей можно спасти? – спросил мой брат.
– В принципе, по различным расчетам, для создания минимально жизнеспособной биологической популяции и, следовательно, для сохранения вида нам требуется от восьмидесяти до ста шестидесяти человек. В любом случае мы рассчитываем, что сможем привезти в колонию от четырехсот до пятисот человек. Это позволит свести к минимуму проблемы, связанные с вырождением в результате кровосмешения. Идея состоит в том, чтобы отправлять каждые два года тридцать человек или около того, пока на Земле не будет решено, что такого количества людей достаточно.
– Или пока кто-нибудь не узнает, что происходит на самом деле.
– Да, именно поэтому мы прикладываем все возможные усилия, чтобы этого не произошло. По крайней мере, нам удавалось это делать до сих пор… – сказал Йонас, пристально глядя мне в глаза.
Мы сидели молча.
– Большая проблема всего проекта, – продолжил он, – заключается в том, что для его реализации требуются неприличные суммы денег, отсюда и стоимость колец.
– Сто миллионов. Сто миллионов в обмен на одну жизнь. И кто решает, кого спасать, а кого нет? Только деньги? – спросила я, будто бросая обвинение в его адрес.
– Отчасти да, хотя, боюсь, что так было всегда. На протяжении всей истории человечества у богатых всегда было больше шансов спастись, чем у бедных.
– Но… это нечестно, – прошептала я, признавая свое поражение.
– Что ж, жизнь вообще штука несправедливая, тут я с вами согласен.
___
Мы вышли из музея не говоря ни слова, возможно, потому, что процесс разгадывания загадки иногда доставляет больше волнения, чем само ее решение.
– Грузовик отвезет вас обратно в отель. Для вас там зарезервирован столик, чтобы вы смогли поесть, – сказал нам Йонас, прощаясь с нами у дверей музея.
Мы забрались в машину и устроились на заднем сиденье.
Мы снова пересекли то белое покрывало изо льда, которого, как объяснил нам Йонас, с каждым годом становилось все меньше и меньше.
– Нел, – мой брат осмелился нарушить молчание, – что ты собираешься со всем этим делать? Ты планируешь опубликовать всю эту информацию?
– И какие у меня есть доказательства? – спросила я, признавая, что мой отец победил. – Фильм, который я посмотрела, больше никто, кроме меня, не видел, разговор с Йонасом, который будет все отрицать, кольцо, значение которого я не могу подтвердить фактами? Я сейчас в той же точке, что и была, когда только сюда приехала… Но это все равно несправедливо, так не должно быть, чтобы деньги решали все…
– Нел, так уже везде происходит. Даже если люди страдают от одной и той же болезни, шанс на выздоровление есть только у тех, у кого есть доступ к определенному лечению. В противном случае люди умирают. И это реалии нашей повседневной жизни.
Остаток пути мы провели в молчании.
Я надела наушники. Звучало совершенно бесподобное Selfish Art Ноа Гундерсена.
Именно во время прослушивания этой песни я получила еще два сообщения от моего контактного лица в Рейкьявике. Информация казалось достоверной.
Мы снова приехали в Хусафетль.
Для нас был заказан столик возле огромного эркера, откуда открывались потрясающие виды.
Мы сделали заказ и подняли бокалы.
– За нас, – сказал мой брат.
– За нас, – сказала я, глядя ему в глаза.
Мы выпили вина и несколько мгновений сидели молча.
– И что теперь? – спросила я его.
– А что теперь? – он посмотрел на меня с удивлением. – Теперь мы должны продолжить игру.
– Зачем?
– Зачем? Затем, что здесь скрывается что-то еще, ведь мы пока нашли только объяснение кольцам и этому таинственному списку. Или все дело в том…?
И вдруг он переменился в лице как человек, который раньше времени пришел домой и испортил собственную вечеринку-сюрприз.
– Или твое желание уже исполнилось? Мы закончили игру? Этого не может быть. Это просто невозможно, – повторял он сам себе. – Когда мы начали играть в той хижине, этих колец даже не существовало, и твое желание не могло иметь ничего общего с тем, что мы сегодня увидели в музее…
– Нет, мое желание не исполнилось.
Мой брат не стал ни о чем расспрашивать, хотя и мог, потому что в конце концов все это мы делали из-за меня, из-за моего желания. В тот день в хижине я согласилась сыграть в обмен на то, что отец никому и никогда не расскажет о моем желании. И Алан знал, насколько важны обещания в нашей семье. Они всегда выполнялись.
___
– Как мы отыщем этот дом? – спросил меня мой брат. – Отец Веруки не пользовался ни мобильным, ни интернетом, ни банковской картой. Нет никаких зацепок, как будто его не существовало. Я облазил весь интернет, и нет почти никакой информации о том времени, когда отец Веруки жил здесь, в Исландии. Я полагаю, они уже позаботились, чтобы все стереть.
– На самом деле информация есть, – ответила я, и он тут же посмотрел на меня с удивлением. – Просто стоит поискать в нужных местах.
– Ох уж эти журналисты, – сказал он, улыбаясь. – Ну давай, удиви меня.
– Видишь ли, как только я узнала, что отец Веруки жил здесь, я написала некоторым своим коллегам. Оказывается, у одного из моих лучших контактов в Европе есть хороший друг в Рейкьявике, своего рода частный детектив или что-то подобное.
Так вот, я задала ему вопросы, и он сказал мне то же самое, что и ты сейчас: что в интернете мы ничего не найдем, но есть и другие варианты.
– Какие варианты? – нетерпеливо спросил он меня.
– Газеты. Он сказал мне, что в Исландии до сих пор печатают небольшие газеты, скорее даже брошюры, где рассказывают о новостях той или иной области или региона. Эти издания принято передавать в местные библиотеки.
– И ему удалось что-то найти? – взволнованно спросил он.
– Да, кое-что. Зачастую новости – это слухи, но журналист всегда знает, как отыскать среди них частицу правды. В небольшой газете «Акюрейри» была опубликована статья, посвященная местным ресторанам, и если ей верить, то владельцы одного из стейк-хаусов рассказали, что отец Веруки несколько раз приходил к ним на ужин. Мне передали название этого ресторана. Он находится в Блёндюоусе.
– Отлично, уже что-то, – обрадовался мой брат.
– У нас есть и еще кое-что, – продолжила я. – В местечке под названием Греттислоуг располагается несколько затерянных маленьких термальных бассейнов. По совпадению в репортаже об очаровательных уголках Исландии несколько человек делятся своими впечатлениями от этого места и утверждают, что видели там купающимся отца Веруки.
Мой брат тут же схватил мобильный телефон.
– Слушай, а ведь Греттислоуг и Блёндюоусе находятся не так уж далеко, всего в часе езды друг от друга.
– Вот именно. Но и это еще не все. Существует даже фотография, на которой запечатлен отец Веруки в одном из пабов. Правда, изображение выглядит весьма размытым, поскольку его взяли из черно-белого журнала. На снимке можно увидеть отца Веруки вместе с другими посетителями. Фото было опубликовано в местной брошюре, в которой сообщалось о годовщине этого заведения, устроившего по такому поводу вечеринку или что-то в этом роде.
– Групповое фото?
– Да, очень странно, что кто-то, кто хотел остаться незамеченным, вдруг решил сфотографироваться вот так. Может, он выпил достаточно и даже не понял, что его снимали. Но самое главное, что на фото видно место, где расположен данный паб.
– И где же это? – нетерпеливо спросил брат.
– В Сёйдауркроукюре, в небольшом местечке, расположенном менее чем в получасе езды от бассейнов, про которые я тебе уже говорила.
– И еще нам известно место аварии, – добавил мой брат. – Судя по информации из газет, это было где-то там же…
– Да, думаю, что зона наших поисков сужается. Возможно, в другой стране нам пришлось бы непросто, но в Исландии почти нет городов и людей… Кроме того, я привыкла искать иголки в стоге сена.
– Тем не менее, как отыскать нужный нам дом?
– Будем искать, как и раньше, когда не было интернета, мобильной связи и социальных сетей… Вернее, мы не будем ничего искать, а сделаем так, чтобы информация сама нашла нас, – сказала я, улыбаясь.
Мы продолжили болтать о тысяче вещей: о нашем детстве, о доме, который брат однажды построил на дереве, о купании в реке, о спрятанных нами сокровищах, о маме…
После еды мы вернулись к обсуждению подсказок, видео из музея и новых зацепок, чтобы понять, как можно найти дом отца Веруки.
Мы были настолько взволнованы, что решили отправиться туда сразу, как только допьем наш кофе.
___
Блёндюоус находился примерно в двух часах езды от Хусафетля – небольшое поселение, насчитывающее всего девятьсот жителей. Для начала мы нашли ресторан, в котором, как предполагалось, несколько раз бывал отец Веруки, однако заведение уже закрылось, поскольку было поздно. Мы решили продолжить движение в сторону Сёйдауркроукюра, расположенного в сорока минутах от нас или около того. Приехав туда, мы поняли, что население этого городка было чуть больше предыдущего. Мы припарковались у входа в клуб «Гранд-Инн Бар». Клуб в это время был еще закрыт, однако рядом мы нашли открытую пекарню. Мы решили зайти и чего-нибудь выпить после нескольких часов сидения в машине.
Помещение изнутри выглядело очень красивым, мы заказали два латте и две булочки с корицей. Сели у окна, наслаждаясь тем, что вокруг не было ни души.
– Во сколько открывается паб? – спросил меня мой брат.
– Если верить интернету, то в девять.
– Значит, у нас есть пара свободных часов. Может, поедем к термальным бассейнам, посмотрим, что сможем выяснить там? – сказал мне брат.
– Не думаю, что в таком месте мы многое узнаем. Судя по тому, что я успела посмотреть в интернете, там есть лишь небольшое кафе, и все. Думаю, что в пабе мы сможем узнать намного больше.
– Что тогда будем делать? – спросил он.
– Можем, к примеру, немного прогуляться, а потом поужинать в том ресторане напротив, – сказала я, беря его за руку.
Он посмотрел на меня с удивлением.
– Спасибо, – прошептала я ему.
Он по-прежнему смотрел на меня удивленно, но не произнес ни слова. Думаю, что он все понял и так.
Мы прогулялись по округе, а затем отправились в ресторан напротив паба.
В ресторане мы просидели до девяти, пока не открылся паб. Тем не менее мы вошли туда не сразу: лучше было подождать, когда людей станет побольше. План заключался в том, чтобы попытаться поговорить с местным населением. Выждать пару часов, пока алкоголь не развяжет им язык, и тогда уже задавать вопросы.
Паб был довольно маленький, но в нем уже собралось около десятка человек. Все уставились на нас, едва мы вошли в дверь.
Мы заказали два пива и начали болтать друг с другом. Через несколько минут к нам подошла женщина, которая сказала, что узнала меня, потому что видела по телевизору. С этого момента все стало намного проще.
Музыка, смех, алкоголь, болтовня о том и о сем, а потом еще больше музыки, смеха и алкоголя… Мы начали задавать интересующие нас вопросы.
Почти все когда-либо видели отца Веруки, но никто не знал, где он живет, или, по крайней мере, не хотел об этом говорить.
Они уже собирались закрываться, когда я положила на барную стойку пять стодолларовых купюр. А потом на глазах у всех я взяла эти купюры и разорвала пополам.
Многие из присутствующих так и застыли там с открытыми ртами.
Я сделала вид, что обращаюсь к официанту, хотя в действительности говорила достаточно громко, чтобы слышали все.
– Если вдруг знаешь кого-нибудь, кто может сказать, где жил отец Веруки, отдай ему эти клочки банкнот и скажи, что, как только он назовет нам точный адрес дома, мы отдадим ему вторую половину денег. Я оставлю тебе свой мобильный, – и я написала свой номер на одном из обрывков.
Переночевать мы решили в этом же городке.
___
На следующее утро меня разбудил звонок мобильного. Я посмотрела на экран: номер не определен. Я радостно схватила трубку. Это напомнило мне те ранние годы, когда быть журналистом означало нечто большее, чем сидение по сто часов перед экраном монитора в попытке выяснить, являются ли просмотренные недавно новости правдой или фейком.
– Да? – ответила я.
– Это вы ищете информацию… – ответил мне голос почти беззвучно.
– Да, верно.
– Вторые пятьсот долларов при вас?
Я разбудила брата, и буквально за полчаса мы успели принять душ и выпить кофе. Мы договорились встретиться на парковке супермаркета, расположенного рядом с заправочной станцией на въезде в городок.
Увидев красный пикап, мы подошли к нему. Окно машины было опущено.
– Деньги принесли? – спросил нас мужчина средних лет с явно недружелюбным выражением лица.
– Сначала информация, – сказала я.
– Нет, сначала деньги, – невозмутимо ответил он.
– А если вы нас обманете? – вмешался мой брат.
– У вас выхода другого нет, как рискнуть. В любом случае мне бежать особо некуда, меня легко могут найти.
Я посмотрела на брата и протянула мужчине деньги.
В ответ он передал мне бумажку, завел машину и уехал.
К нашему удивлению, адрес, который мы забили в навигатор, оказался менее чем в десяти минутах езды от нас, если ехать в сторону бассейнов, где когда-то видели отца Веруки.
Мы отправились на север, огибая побережье по узенькой дороге, по левую сторону от которой возвышались горы, а по правую располагались десятки разбросанных на расстоянии друг от друга ферм и домов, стоящих почти вплотную к линии моря. Дом отца Веруки мог быть любым.
Мы подъехали к подъездной дорожке, которая вела к небольшой группе построек.
– Если верить навигатору, то нам туда, – сказала я брату.
Мы свернули на небольшую тропинку, огороженную деревянными колышками, которая заканчивалась практически у моря. Услышав наше приближение, залаяли несколько соседских собак.
Мы припарковались снаружи. Вокруг не было ни души, только собаки, которые, несмотря на непрекращающийся лай, даже не думали нападать. Мы оба вышли из машины.
Я нервно повернула ключ в замке… и дверь открылась.
Мы вошли внутрь. Кругом было темно.
Мы открыли окна, чтобы впустить немного света в дом, который казался пустым. Там была мебель, но создавалось впечатление, что в помещении давно никто не жил.
Мы осмотрели комнаты внизу: просторную кухню, столовую и две спальни. Ничего необычного. Поднявшись на верхний этаж, мы наткнулись на странную комнату, напоминавшую собой главную спальню. На туалетном столике было несколько париков, надетых на бесформенные головы манекенов. Выглядело это немного жутковато.
– Они все женские, – сказал мой брат.
– Да, похоже на то. Очень странно.
Мы направились в последнюю комнату, расположенную в конце коридора, и обнаружили там на маленьком столике золотой ключ. Мы дошли до конца игры.
Я взяла ключ в руки. Мы оба улыбнулись.
И вдруг на первом этаже раздался шум, будто кто-то открыл входную дверь.
___
– Вы кто? – спросил мой брат у старика, стоявшего в дверях.
У мужчины было суровое худое лицо, его тело напоминало бамбук, а глаза так и сверлили насквозь. Одет он был неряшливо: старые брюки, порванный джемпер и куртка, настолько выцветшая, что ее цвет уже было невозможно определить. Я посмотрела на его грязные ботинки. Они выглядели так, будто старик прогуливался вокруг дома, прежде чем зайти внутрь.
– Доброе утро. Я сосед, живу неподалеку, – сказал он тихим голосом, указывая на дом, расположенный примерно в двухстах метрах отсюда. – А вы? Кто такие будете?
Мы с братом посмотрели друг на друга, возможно, пытаясь решить, кто из нас двоих будет говорить первым, или, может, чтобы понять, что мы будем говорить: правду или выдуманную ложь.
– Мы дети Уильяма Миллера, – взяла я инициативу в свои руки.
Внезапно, без разрешения, мужчина переступил порог дома и подошел ко мне так близко, что на мгновение мне показалось, что его взгляд пронзил мое тело.
– Ну да, ну да, точно… – сказал он, все еще разглядывая меня. – Вас, мисс, я видел по телевизору много раз, много раз… Мне нравится, что еще остались такие журналисты, у которых есть яйца в штанах. Это ж вы выиграли суд над тем уродом.
Старик говорил, возможно, не понимая, что «тот урод», которого он имел в виду, был моим собственным отцом.
– А тут вы что делаете? – спросил он нас.
Я хотела сначала наплести ему что угодно, но подумала, вдруг он сможет нам чем-то помочь. В конце концов, он был соседом отца Веруки, возможно, они были даже знакомы.
– Что, если я вам скажу, что мы пытаемся закончить одну игру? – ответила я.
– Игру? Это я люблю, – улыбнулся он. – А что за игра?
– Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь про игру с ключами.
– С ключами! – воскликнул вдруг мужчина с энтузиазмом. – Еще бы, это была моя любимая.
– Вот в нее мы и играем, и знаете, что самое потрясающее? Что мы уже нашли последний ключ, он оказался в этом доме.
– Золотой ключ? – снова воскликнул старик, поднимая руки кверху, будто это был самый важный момент дня или недели, или, кто знает, всей его жизни.
– Да, золотой. Нам осталось лишь разгадать последнюю загадку, чтобы игра закончилась, но мы пока не знаем, куда двигаться дальше, и пытаемся отыскать какую-нибудь коробку в доме, – сказала я, улыбнувшись своему брату.
– Гениально, у вас почти получилось, – и в этот момент радость мужчины сменилась сдержанностью. – Жаль, конечно, что здесь вы ничего не найдете.
– Ничего? Почему? – спросила я его.
– Потому что они все подчистили. – Старик подошел ко мне и прошептал почти на ухо. – Они забрали все, что было в доме, когда убили его.
– Когда убили кого? – спросила я.
– Кого же еще? – сказал мужчина, почесывая голову и с опаской оглядываясь по сторонам. – Отца Веруки.
___
Сказав это, мужчина развернулся и вышел. Он огляделся по сторонам, словно что-то высматривая. Потом снова почесал голову, вернулся к нам и продолжил рассказывать. Собаки на улице перестали лаять.
– Я всего лишь старик. Я знаю, что не должен говорить такие вещи… Я не должен об этом говорить.
– Его убили? Но как? Кто? – спросил мой брат.
– Я ничего не говорил, ничего не говорил. – Он явно разнервничался. – Мы с этим человеком подружились, и я дал ему обещание. Да, мы были друзьями, я не хочу, чтобы меня снова запирали…
Мужчина выглянул наружу, он весь дрожал и, казалось, постоянно кого-то высматривал. Увидев, что никого нет, он продолжил бормотать тихо, почти беззвучно.
– Он был хорошим человеком, хорошим… а его убили, убили.
Старик хотел что-то сказать, но ему мешал страх. За свою карьеру я видела такое множество раз: среди свидетелей, находящихся под защитой, из которых невозможно было вытянуть ни слова, среди раскаявшихся, которые впадали в панику, едва заслышав посторонний шум. Я знала, что должна помочь старику, попробовать подбодрить его, задав наводящий вопрос.
– Вы когда-нибудь бывали в этом доме?
– Да, конечно. – И в следующий момент его сознание напомнило о том, что не следует говорить на эту тему. – Но я ничего не видел, клянусь вам, ничегошеньки. Я на самом деле и не входил никогда…
– Дело в том, что мы нашли в одной из комнат много париков, – намеренно перебила его я, – но странно, что все они женские. Вы знаете, для кого они предназначались?
– Нет, нет, я бы и не мог знать, – мужчина нервничал все больше и больше, навязчиво расчесывая голову. – Нет, я не знаю, что тут происходило…
– Что ж, – продолжила я тем же невозмутимым тоном, пытаясь довести собеседника до той точки, когда он просто взрывается изнутри и все рассказывает сам, – если верить социальным сетям и прессе, то говорили, что после происшествия с Верукой мистер Копсон сошел с ума и стал искать утешение в компании разных женщин.
– Вранье! – вскрикнул мужчина, нервничая. Похоже, что я затронула щекотливую тему. Возможно, благодаря этой зацепке мы могли бы получить нужную информацию. – Он был хорошим человеком, не таким, как ваш отец. Он был хорошим, хорошим, а люди относились к нему плохо, очень плохо! Все, что про него говорил, было ложью! – крикнул он.
Затем старик снова вышел на улицу, огляделся и почесал голову. Все его тело дрожало.
– То, что о нем говорили, – сплошное вранье! Он был хорошим человеком! – продолжал громко повторять он.
Собаки опять залаяли.
– Успокойтесь, успокойтесь, – подошел к нему мой брат.
– Не прикасайтесь ко мне! Не прикасайтесь! – закричал старик.
В этот момент издалека донесся чей-то голос.
– Папа! Папа!
Мужчина застыл неподвижно, перестал дрожать и кричать, почти перестал дышать.
– Меня уже ищут… – сказал он намного спокойнее.
___
К нам подбежала женщина.
Мужчина продолжал неподвижно стоять в дверях, пока она не подошла и не обняла его.
Они стояли так оба несколько секунд.
– Извините, – сказала женщина со слезами на глазах, – простите нас… надеюсь, он не причинил вам никаких неприятностей. – Она вздохнула. – Видите ли, мой отец очень легко выходит из себя.
– Не волнуйтесь, ничего не случилось, мы просто разговаривали, – ответила я, протягивая ей руку. – Меня зовут Нел Миллер.
– Нел, журналистка? – она удивленно посмотрела на меня.
– Да, она самая, а это мой брат.
– Сын… сын… – сказала она, не отдавая себя отчета в том, что я тоже была дочерью Уильяма Миллера.
Брат протянул ей руку.
– Тысячу раз ему говорила, чтобы он не уходил далеко от дома. Полагаю, что сегодня, увидев вас здесь и услышав собак, отец не сдержался и пошел посмотреть, что происходит.
– Не переживайте, – я попыталась ее успокоить, – я же говорю, мы просто беседовали, не более того.
– Да, но я слышала крики.
– Ну да, он немного расстроился, и мы не совсем понимаем почему. Ваш папа просто начал говорить, что все было ложью.
В этот момент мужчина отошел немного от дочери и снова начал кричать.
– Это ложь! Никогда он не был с проститутками! Этому мужчине испоганили всю жизнь! А он просто хотел защитить ее!
И вдруг на этой последней фразе его как будто парализовало. Несколько секунд спустя мужчину снова начало трясти. Казалось, что у него начался приступ шока.
– Простите, простите, простите… я ничего не говорил, я ничего вам не говорил, – бормотал он, плача.
– Ну все, папа, все хорошо, давай оставим этих людей в покое, – говорила ему дочь, нежно беря отца за руку и пытаясь увести из дома. – Было приятно с вами познакомиться, но, боюсь, что нам пора идти. Ему еще нужно принять лекарства.
Мы попрощались на пороге. А затем молча стояли и смотрели, как эти две фигуры медленно уходили, теряясь в исландском утре.
– Нам придется с ним еще раз поговорить, – сказала я своему брату. – Мы должны выяснить, что скрывается за его последней фразой. Кого хотел защитить Копсон? Свою жену? Свою новую спутницу? Кто вообще она была такая?
___
– С этим ненормальным? – возразил мой брат. – Ты хочешь, чтобы мы пошли снова поговорить с этим сумасшедшим стариком?
– Конечно, – ответила я, улыбаясь, – дети и сумасшедшие – вот два самых достоверных источника информации, и те и другие обычно говорят правду.
– Свою правду, разумеется, – ответил он мне.
– Да, свою правду, но иногда она бывает даже реальней, чем ложь всех остальных. Старик, уже поживший на свете, безусловно, видел многое.
Во время разговора он сказал, что не хотел бы, чтобы его снова запирали… У меня много контактов в органах, конечно, не в этой стране, но у полицейских есть свои каналы связи. И если это правда, что этого старика где-то запирали, я могу выяснить, почему так произошло. По дороге я сделаю несколько звонков.
– По дороге куда?
– Без понятия, просто отвези меня куда-нибудь поесть. У меня голова сейчас взорвется: у нас есть тысяча зацепок, а я не могу их собрать все вместе. В доме, на первый взгляд, нет ничего особенного, так что вернемся сюда чуть позже.
Мы сели в машину и поехали обратно в Сёйдауркроукюр, чтобы отыскать какой-нибудь ресторан.
Пока мы ели, то снова собрали воедино всю информацию, которая у нас была, пытаясь понять, что может открыть этот последний ключ. Сначала мы вышли на капитана, который изнасиловал девушку, хотя должен был быть геем, и рабочего, который умер при очень странных обстоятельствах и был похож на Маркуса. Затем поиски привели нас к отцу Веруки, одному из основателей шоу, который погиб в результате несчастного случая вместе с загадочной спутницей, о которой больше никто никогда не слышал… А теперь еще этот старик, который уверял нас, что отца Веруки убили.
Мы почти закончили есть, когда на мой мобильный пришло сообщение.
– А знаешь, почему наш новый друг оказался вдруг под замком? – спросила я брата, едва прочитав сообщение от моего контактного лица в полиции.
– Даже не представляю, – ответил он мне.
– За вторжение в дом.
– Но при этом старик уверял нас, что в дом не заходил.
– Но есть еще кое-что. Его не забрали в участок, а поместили прямиком в психиатрическую лечебницу, где он пробыл два дня… Практически без связи с внешним миром.
– Что? Но почему?
– Вот это нам и нужно выяснить, почему.
– Тогда нам надо наведаться в ту больницу и спросить у персонала.
– В таких случаях, – начала объяснять я брату, – гораздо быстрее и проще напрямую поговорить с семьей. Ты избавляешь себя от множества бюрократических проволочек, врачебных тайн и всего такого прочего. Более того, родственники, как правило, быстрее идут тебе навстречу, если ты с ними устанавливаешь эмоциональную связь. Так что сегодня мы, пожалуй, навестим нашего нового друга дома, – сказала я улыбаясь.
– Чувствую, что с каждым шагом мы ближе и ближе, – говорит женщина, имея в виду окончание игры.
– Я тоже, – отвечает мужчина, подразумевая расстояние, которое отделяет их с сестрой друг от друга.
___
Из ресторана мы вернулись в дом и попытались отыскать в нем хотя бы что-нибудь, что можно было бы открыть этим ключом: какую-нибудь коробку, сундук или потайной ящик….
Спустя два часа так ничего и не добившись, мы решили наведаться в гости к нашим соседям. Мы подошли к их дому пешком.
Собаки снова громко залаяли.
Дверь была открыта настежь.
Мы позвонили в звонок и остались стоять на пороге, пока женщина не вышла к нам.
Увидев нас, она удивилась.
– Здравствуйте, – сказали мы.
– Здравствуйте… – ответила она, почти дрожа, – я прошу прощения за сегодняшнее утро, нам вовсе не нужны неприятности. Уверяю вас, мой отец больше не будет вас беспокоить, не волнуйтесь…
– Успокойтесь, вам не за что извиняться, мы пришли не за этим. Мы хотели бы объяснить вам, что делали в том доме, и, возможно, задать вам несколько вопросов.
Женщина огляделась по сторонам и пригласила войти в дом.
Уже внутри она предложила нам кофе, и мы втроем уселись вокруг небольшого столика.
– А где же он? – спросила я.
– Кто, мой отец?
– Да.
– Он в комнате. Сильно перенервничал, и я дала ему успокоительное. Я еще раз прошу прощения за то, что произошло. Проблема в том, что он всегда один, и здесь почти нечем заняться, и как только кто-то появляется в округе, он тотчас выходит посмотреть. Вот и сегодня, едва увидев вас, папа тут же побежал проверить, что происходит. Полагаю, он сейчас спит, так что я буду вам очень признательна, если мы будем сидеть тихонечко.
Мы рассказали ей всю нашу историю: про игру с ключами, разные подсказки, дорогу до этого дома…
Когда мы поговорили и женщина, как мне показалось, немного успокоилась, я задала вопрос про психиатрическую больницу.
– Сказать по правде, я по сей день не понимаю, почему его там заперли. По данным полиции, его задержали за проникновение в дом без разрешения, проникновение со взломом, если быть точнее. Но мне сказали, что потом все осложнилось. Когда его посадили в машину, он начал кричать, нервничать, у него случился припадок… Его отвезли прямиком в психиатрическую больницу, там дали какое-то успокоительное и продержали без связи с внешним миром в течение нескольких часов.
Женщина достала небольшой носовой платок.
– Ну, сами подумайте, кому мог причинить вред такой человек, как мой отец, с его-то комплекцией и в его-то годы. Они не имели права так с ним обращаться, просто не имели права.
Женщина сделала глоток кофе.
– Меня уведомили только на следующий день. Я провела более двадцати часов, ничего о нем не зная. Я искала его по всей округе, даже ночью. Я заглядывала за каждый маленький камешек на берегу, боясь найти его там лежащим на земле. Я боялась, что он неудачно упал и… Вот почему, когда телефон зазвонил, я представила самое худшее.
Она сделала еще один небольшой глоток.
– Полицейские сказали, что, поскольку он был без документов, им потребовалось много времени, чтобы разыскать меня… Но это абсурд, мы же здесь все знаем друг друга.
Когда я приехала за папой, он был под действием успокоительного, почти не разговаривал со мной. Мне сказали, что он должен остаться еще на сутки, чтобы сдать анализы.
На следующий день я забрала его домой, но с подарком: на папу нацепили браслет слежения в обмен на то, что на него не станут заводить дело.
Мы с ним поговорили обо всем, что произошло, но, когда я его спросила, почему он решил забраться в этот дом, он просто промолчал.
– Он ничего вам не сказал? – спросила я.
– Я хорошо знаю своего отца. Когда он молчит, это значит, что есть нечто такое, что он не может позволить себе сказать. Я уверена, что он нашел в том доме что-то очень странное.
– И вам так и не удалось это выяснить? – спросила я.
– Нет, я несколько раз спрашивала его об этом, но он просто впадал в истерику, начинал нервничать, и мне приходилось давать ему успокоительное. Только однажды он проговорился, что дал обещание отцу Веруки. Но самое странное папа сказал мне потом: если он нарушит свое обещание, то подвергнет мою жизнь опасности.
– А вскоре после этого отец Веруки умер…
– Да, по словам папы, его убили. По правде говоря, эта новость меня настолько напугала, что я решила больше ни о чем не спрашивать.
– А что стало потом с домом?
– Как только о смерти мистера Копсона стало известно, приехал грузовик, чтобы вывезти вещи. Я подозреваю, что мой папа находился где-то поблизости, наблюдая за тем, как они выносят все, что было в доме.
– А что потом?
– Ну дом долгое время пустовал, пока несколько лет назад не приехала одна семья. Полагаю, что они будут сдавать его в аренду.
В этот момент я подумала о матери Веруки. Она ничего не говорила нам об этом. Я продолжила задавать вопросы.
– А вы не помните, что это была за семья?
– Их было четверо: семейная пара и две дочери. Если честно, я не слишком много с ними разговаривала, они были достаточно скрытными. Какое-то подобие общения у меня сложилось только с женщиной, да и то потому, что мы часто встречались на дороге. Она была нормальной, но очень самоуверенной, – хозяйка улыбнулась, – всегда меняла свою внешность: то носила светлые волосы, то темные…
Это объясняло, откуда в доме было столько париков.
– Но она была приветливой, как-то раз зашла попросить у меня немного соли или масло – дело обычное. Вот кого я побаивалась, так это ее мужа, – сказала женщина.
– Побаивались?
– Ну даже не побаивалась, а скорее уважала. Он был очень крупным мужчиной, к тому же всегда ходил в солнцезащитных очках и кепке, я никогда не видела его глаз.
– И еще у него была борода? – нервно спросила я.
– Да, густая такая. Откуда вы знаете?
– Оттуда, что, похоже, этот человек является частью подсказок, по которым мы идем. А дочери?
– Одна была совсем еще девочка, а вторая – подросток. Но я их тоже видела нечасто. По утрам в понедельник, очень рано, приезжал один фургон из фермерской школы и забирал их. А возвращались они только поздно вечером в пятницу. Так что я видела их лишь по выходным, да и то изредка: они почти не выходили играть. Старшая девочка всегда сидела в доме, а младшая время от времени бегала по округе, но это было очень редко.
– Фургон из фермерской школы?
– Да, что-то типа альтернативной школы обучения. Это и заставило меня усомниться в том, что дети были родными.
– Почему?
– Ну, потому что фермерская школа похожа на что-то вроде детского дома, только в современном варианте. Там учатся сироты, ребята, родители которых сидят в тюрьме, или по каким-то другим причинам не могут заботиться сами о своих детях. Вот я и подумала, что это была приемная семья. Но это все так, домыслы.
Мы с братом переглянулись.
– А какого цвета были эти фургоны? – спросил хозяйку Алан.
– Дайте подумать… По-моему, такие желтые, – ответила она.
___
– Возможно, вы только что помогли нам завершить игру с ключами, – сказала я, улыбаясь.
– Я не понимаю, – ответила женщина.
– Видите ли…
Мы начали объяснять ей различные закономерности, которые появлялись во время игры. Среди них одна была связана с детьми-сиротами и желтыми фургонами.
– А где находится эта фермерская школа? – спросила я ее.
– Примерно в двух часах езды отсюда, в направлении юга. Я была там когда-то давно, у них есть качели, животные, прекрасный огород… и еще они делают мороженое из молока собственных коров. Я вам сейчас запишу адрес, – сказала хозяйка, пытаясь отыскать клочок бумажки.
– А что стало с той семьей? – спросила я снова.
– В один прекрасный день они просто взяли и уехали. Ничего не сказали, ни с кем не попрощались… Вот, возьмите, – сказала она, протягивая листок, – школа находится здесь.
– Спасибо большое, – взволнованно сказала я, испытывая то чувство, которое возникает тогда, когда удается собрать наконец кубик Рубика, все начинает сходиться и вставать на свои места.
Мы попрощались и взяли курс на юг, отправившись на ферму Эрпсстадир.
Проехав около двух часов по северо-западной части Исландии, мы добрались до места. Вся ферма представляла собой комплекс из нескольких зданий разного типа, на стоянке со стороны улицы виднелись два желтых фургона.
Мы припарковались прямо рядом с ними.
Как только мы вышли из машины, то заметили слева от нас детскую площадку с качелями и с чем-то, что напоминало собой гигантский разноцветный ковер.
За площадкой, примерно в пятидесяти метрах, находилось еще несколько построек, одна из которых выглядела как большой барак с множеством комнат.
Мы направились прямиком к входной двери и поняли, что это небольшое кафе-мороженое, о котором говорила нам женщина. Мы вошли и застыли от изумления, когда увидели, что коровы находились совсем рядом с заведением, как будто мороженое брали прямо у них.
– Что желаете? – спросила, даже не глядя на нас, молодая девушка, поглощенная своим мобильным телефоном.
– Мне одно вот такое, – сказал мой брат, улыбаясь и указывая на ванильное мороженое.
– А мне тогда одно клубничное, – попросила я, тоже улыбнувшись. Мы оба переглянулись.
Девушка приготовила нам два мороженых и дала чек.
Мой брат положил на стол деньги, а рядом с ними золотой ключ. Девушка удивленно посмотрела на нас и забрала наличные.
– Подождите минутку снаружи…
Мы вышли на улицу и сели за один из деревянных столов друг напротив друга, рассматривая окрестности, которые нас очаровали. Через несколько минут мы увидели женщину, которая торопливо шла прямиком к нам, ведя за руку ребенка.
– Здравствуйте, добро пожаловать! – сказала она нам, не дойдя до нас еще несколько метров.
– Здравствуйте, – ответили мы.
– Человека, которого вы ищете, сейчас нет. Он уехал на прогулку с остальными детьми. Со всеми, кроме этого, – объяснила женщина, глядя с улыбкой на маленького мальчика, которого держала за руку. – Сегодня утром он упал с качелей, и у него снова открылась рана, которая не перестает кровоточить. Пойду посмотрю, сможем ли мы это исправить.
– Не беспокойтесь, мы подождем, – ответил мой брат.
– Они долго не задержатся, через час или около того будут здесь. Пока ожидаете, можете заказать себе столько мороженого, сколько захотите, мы вас угощаем.
– Большое спасибо, – ответили мы ей.
Женщина развернулась и повела ребенка в сторону хижины неподалеку от нас, на стене которой была изображена небольшая медицинская аптечка.
Мы сидели там и ели мороженое, как в детстве.
Мой брат посмотрел на меня.
– Я тебя люблю.
Прямое, короткое, неожиданное «я тебя люблю», которое так долго хранилось у него внутри.
Молчание.
Я зачерпнула еще кусочек мороженого.
Проглотила его.
У меня дрожал язык, а через мгновение задрожали и слова.
– Я тоже тебя люблю, Алан, – сказала я, стараясь не расплакаться.
Я посмотрела в его глаза, и мы оба поняли, что в этот самый момент снова обрели друг друга.
Мы пробыли на ферме почти час, наслаждаясь природой вокруг, пока вдруг вдалеке не увидели приближающееся облако пыли. Это был желтый фургон, большой, почти как автобус.
___
Фургон припарковался у въезда, прямо рядом с воротами. Тишина вокруг нас тут же была нарушена. Дети высыпали из автобуса: кто вприпрыжку, кто с криками, кто бегом. Казалось, что целый мир для них был слишком мал.
Они подбежали и уселись за двумя соседними столиками рядом с нами. Девушка вышла с подносом, полным мороженого. Никто из них даже не обращал на нас внимания. Дети были просто счастливы.
Я снова перевела взгляд на фургон и увидела, как не спеша выходит водитель – очень крупный мужчина в кепке и огромных очках, остальную часть лица которого закрывала огромная борода.
Медленно, слегка хромая, он подошел к нам. Мы встали.
– Наконец-то приехали, – сказал мужчина, присаживаясь рядом. Он даже не пожал нам руки. Я заметила, что на нем были надеты перчатки.
Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил.
– Знаете, каждая коробка – это чья-то жизнь. Открыть ее – значит взять на себя ответственность, – начал объяснять он, глядя куда-то вдаль. – У всех коробок, которые вы находили до сих пор, уже есть свои владельцы, поэтому они открывались вам так просто, но эта коробка – совсем другое дело.
Он повернул ко мне голову и снял очки. Я увидела, что часть лица у него была обожжена.
– Я не понимаю, – сказала я, стараясь не смотреть на его шрамы.
– Это означает, что, открывая коробку, вы берете на себя ответственность за то, что находится внутри, – мужчина помолчал несколько секунд. – В каждой коробке спрятана жизнь одного из этих детей. Если вы решитесь открыть ее, то возьмете на себя ответственность…
Он снова отвернулся, посмотрел на фургон, за которым простирался пейзаж.
За нашим столом воцарилось молчание. За двумя соседними столиками слышались крики и смех, там кипела жизнь.
– Подумайте хорошенько об этом, – сказал он мне, снова надевая очки. – Такие дела. Оставлю вас пока одних.
И после этих слов мужчина встал и ушел.
Мы с братом уставились друг на друга.
– Дело в этом? Это было твое желание? Стать матерью? – удивился мой брат.
– Нет-нет! Это совсем не то! – запротестовала я. – Я не понимаю, я ничего не понимаю…
Я встала, нервно обошла несколько раз вокруг стола, а потом двинулась к ограде подальше от детей, шума, смеха и всего остального. Я перешла дорогу и начала спускаться куда-то в никуда.
Стать матерью? Да, мне правда этого очень хотелось. Я предположила, что каким-то образом мой отец мог узнать, что в прошлом я посещала различные репродуктивные клиники, сдавала кучу анализов, пыталась на протяжении нескольких лет… Но мое тело все же отказало. И вот теперь он предлагал мне на выбор брошенных детей, оставшихся без семьи… Я стояла, наблюдая за ними на расстоянии.
Как только они доели мороженое, то побежали на детскую площадку. Кто-то сел на качели, кто-то на разноцветный ковер из надувного брезента. Все двигались и играли… Многие были детьми, которых никто никогда не любил. Я вспомнила о Йонасе, подумала обо всех невинных малышах, которые приходили в этот мир, чтобы выжить… О тех малютках, которым не повезло появиться на свет, и они с первых дней жизни уже были близки к смерти. О маленьких детях, которых взрослые используют, чтобы выместить на них сексуальную неудовлетворенность, разочарования, ярость. Ни в чем не виноватые крошки…
Я села на землю и начала плакать.
Посмотрела наверх.
– Что ты хочешь, папа? Что ты хочешь от меня? – спросила я.
Через несколько минут я вернулась к столу, где мой брат по-прежнему сидел один.
Я молча подошла.
Он обнял меня и вытер мои слезы, что текли по щекам и продолжали капать внутри.
– Пойдем, – сказала я ему.
Мы снова вошли в кафе-мороженое, но с бокового входа. Тот самый мужчина был там, ухаживая за одной из коров. Увидев нас, он медленно опустил ведро, которое держал в руке.
– Вы приняли решение?
– Да, я готова продолжить, – ответила я.
Мы вышли на улицу, обогнули здание. Сразу за ним был небольшой сарай. Мужчина открыл дверь, и мы вошли.
Мы увидели два стеллажа с различными ящиками и коробками. Наш проводник взял одну из них, на которой было крупно напечатано число 100, и положил передо мной.
Мужчина не сдвинулся с места.
– Извините, я должен быть здесь из-за содержимого коробки.
Я вздохнула. Я очень нервничала и могла бы точно сказать, что никогда в жизни еще так не переживала. У меня дрожали руки, ноги, все тело, я чувствовала, как бьется мой пульс. Меня всю трясло, в голове стоял шум.
Перед тем, как я вставила ключ в замок, мой брат не выдержал и задал мне вопрос. Я знала, что в конце концов он спросит меня, ведь Алан хотел узнать все с самого начала. Я также понимала, каких усилий ему стоило сдерживать свое любопытство раньше.
– Нел, что все-таки ты загадала?
Смысла скрывать больше не было. Я годами хранила эту тайну и сдержала свое обещание.
– Спасти мир, – ответила я, – вот о чем я попросила папу в тот день. Моим желанием было спасти мир.
Я вставила ключ, и ящик открылся.
И да,
мой отец сдержал свое слово.
___
Там было много колец…
Мы с братом стояли молча.
– Здесь ровно сто колец, – нарушил тишину мужчина. – Они еще никому не назначены, думаю, что это теперь зависит от вас.
Я посмотрела на брата.
А потом я вспомнила письмо своего отца, в котором он спрашивал меня, что я буду делать, если смогу спасти только сто человек из множества тысяч.
Если бы тебе пришлось выбирать, кого спасать, а кого нет, ты была бы справедлива, Нел? Ты бы знала, как отличить хорошего человека от плохого?
Возможно, слишком много вопросов для одного письма. Но не волнуйся, ответы придут, когда вы дойдете до конца игры. Когда вам придется решать, говорить правду или нет, чтобы жизнь могла продолжаться дальше. И тебе придется это сделать, уверяю тебя.
– И кстати, – снова вмешался тот человек, доставая из кармана небольшую бумажку, – судя по тому, что мне оставил ваш отец, точная фраза, которую вы сказали, загадывая желание, была вовсе не «спасти мир».
– Что? – спросила я, совершенно потрясенная. – О чем вы сейчас говорите?
– Ну, как мне сказал ваш отец, точная фраза, которую вы прошептали ему на ухо, была такой, – и он показал нам текст, написанный на бумажке.
– Какое теперь это имеет значение? Да и как он вообще мог вспомнить точные слова после стольких лет? – попытался парировать мой брат.
– Ну, слова всегда имеют значение, тем более для журналиста, – ответил мужчина совершенно невозмутимым тоном.
Мы молчали.
– Я не понимаю… Не понимаю, какая теперь разница, – сказала я ему.
– Что ж, давайте забудем об этой маленькой детали. В конце концов, ваш отец выполнил свою часть сделки. Теперь ваша очередь, – сказал он нам, снова пряча бумажку. – Ах да, не беспокойтесь, кольца вы можете оставить здесь. На самом деле они бесполезны, пока вы их не закодируете.
– Но как я могу их закодировать?
– Об этом не волнуйтесь, вы сможете все узнать позже. Сейчас вы должны выполнить свою часть сделки.
Мы втроем вышли на улицу.
Мы подошли к деревянному забору, отделявшему кафе-мороженое от качелей. Оттуда мы могли видеть всех детей: их было около двенадцати.
Теперь была моя очередь выбирать.
– Честно говоря, они все замечательные, – заверил нас мужчина. – Им просто нужно немного заботы. Чтобы рядом был тот, кто будет время от времени целовать, обнимать, говорить, что их жизнь имеет смысл. Это не так уж и сложно. Кроме того, Нел, мы здесь, чтобы помочь тебе во всем.
Внезапно этот человек начал обращаться ко мне на ты. Я даже заметила, насколько изменился его тон из-за непринужденности сказанных фраз, будто, когда игра закончилась, все напряжение исчезло само собой.
Я начала плакать, глядя на всех этих детей.
– Как я могу выбрать жизнь наугад? – сказала я.
– Спокойно, именно для этого я здесь, чтобы помочь тебе, – ответил мне мужчина. – Многих из них бросили при рождении, но другим просто не повезло: их родители умерли, когда они были еще совсем маленькие. Этим детям нужно подарить лишь немного любви, и они уже будут счастливы.
Слезы застилали мне глаза. Я лишь видела ребятишек, которые бегали туда-сюда.
– Посмотри на того мальчика вон там, который только что забрался на горку. Его зовут Бьярни. Он маленький, но очень храбрый. Он не сильно вырос, потому что с ним плохо обращались в первые годы жизни: ему почти не давали еды, и Бьярни питался только тем, что мог достать из мусорного ведра. В конце концов полиция пришла в дом родителей, и им удалось вытащить ребенка. Да, Бьярни маленький, и характер у него непростой, но у него потрясающее сердце.
Моя душа буквально разрывалась на части от боли. Мы стояли там и наблюдали за этой игрой детей, которые никому не были нужны.
– У той другой малышки, что в очках, есть только одна проблема. Она не очень хорошо слышит. Не от рождения, просто отец избил ее так, что она оглохла. Как можно было так обойтись с этим крошечным и невинным существом, которое ничего еще не успело сделать? Каждый раз, когда я думаю об этом… Но постепенно, благодаря нескольким операциям, кажется, с каждым днем она начинает слышать все лучше и лучше. Она просто очаровательна, пожалуй, она самая добрая девочка из всех здесь.
Слезы продолжали литься из моих глаз, я не могла перестать плакать, это было просто невозможно. Так или иначе мне предстояло определить будущее одного из этих детей.
– Или посмотри вон на того, – продолжал мужчина, – он самый старший из всех, но и самый ответственный: всегда заботится о других. Его родители погибли в автокатастрофе, а остальные родственники не хотели даже слышать о нем, никто не решился оставить его у себя: мальчик был для них уже слишком взрослым. А тебе как кажется?
– Я не знаю! Не знаю! Как вообще я могу принять такое решение! – закричала я на него.
– Да, ты права, извини. Возможно, я просто не слишком тебе помогаю, может, как-то холодно рассказываю обо всех них. Может, будет лучше, если ты познакомишься с ними сама, поговоришь. Так, посмотрим… – и он начал искать кого-то взглядом. – Видишь вон ту девочку? Что сидит на земле?
– Да, – сказала я, вытирая слезы с глаз.
– Ее зовут Ева, и она очень застенчивая. Думаю, для тебя это был бы хороший вариант. Девочка никогда не знала своего отца, она была совсем маленькой, когда ее мать умерла. Можно сказать, что остальные члены ее семьи пропали без вести, поэтому в конце концов Еву привезли сюда. У нее на груди и шее шрамы от ожогов, поэтому она никогда не ходит плавать, ей стыдно показываться раздетой на людях. Из-за серьезных ран она страдает от постоянных болей и ограничена в некоторых движениях. К счастью, здесь все заботятся о Еве, и благодаря реабилитации она постепенно выздоравливает. Технологии продвинулись далеко вперед.
– Ева! – крикнул он, и малышка повернулась. – Можешь подойти к нам на минутку?
Девочка поднялась с земли и пошла к нам навстречу улыбаясь.
Пока она шла, я заметила, как этот большой мужчина вдруг заплакал. Слезы капали у него из глаз, скрытых за очками, и исчезали где-то в бороде. Происходило что-то странное.
– Это моя вина, моя, – сказал он, едва сдерживая рыдания, – это из-за меня у нее такие шрамы, потому что я не смог, не сумел сделать больше… Я пытался, клянусь вам, пытался, но у меня ничего не получилось… Посмотрите, ведь у нее такие же ожоги, как эти…
Тогда мужчина снял перчатки, чтобы показать мне свои руки. И увидев одну из них, правую, я задрожала от страха. Не из-за страшного ожога, покрывавшего верхнюю часть руки, а из-за татуировки змеи, которая, казалось, извивалась от боли между плотью и огнем.
У меня закружилась голова, меня бросило в жар и тут же в холод. Мое тело дрожало, все вокруг меня расплывалось, как будто кто-то стер все линии и краски мира. Я никак не могла прийти в себя. На мгновение мне перестало хватать воздуха, и я даже не заметила, как девочка подошла к нам.
– Привет, Ева, – сказал мужчина. – Это Нел Миллер, она пришла, чтобы…
И когда она встала передо мной и повернулась лицом, я уже ничего не слышала и не видела вокруг, кроме ее глаз: один зеленый, другой голубой.
