3. До последнего дыхания
Когда в Москве решался вопрос о составе организации «Рамзай», Зорге остановил свой выбор на Вукеличе. Выбор не был случайностью или результатом спешки. Рихард основательно взвесил все, что имело отношение к жизненному пути Вукелича.
Бранко Вукелич, хорват по национальности, родился 15 августа 1904 года в семье офицера, обнищавшего дворянина Мшивая де Вукелича. Отец Бранко был сначала офицером австро-венгерской армии, а затем служил в королевской армии Югославии.
Мшивай де Вукелич отличался довольно либеральными взглядами, писал стихи и даже оставил некоторый след в югославской поэзии.
Главенствующая роль в семье принадлежала матери Бранко Вильме Вукелич, женщине незаурядной, обладавшей живым, страстным характером. Она любила музыку, поэзию, живопись, но больше всего увлекалась политикой. Вильма Вукелич ненавидела корону Габсбургов, мечтала о свободной родине. Ненависть к поработителям она воспитала и в детях. Не случайно в доме Вукеличей любимым поэтом был Шандор Петефи, и сыновья Бранко и Славко часто пели его боевые песни.
Вот в руках у нас сверкают чаши,
Но в цепях рука отчизны нашей.
И чем звон бокалов веселее,
Тем оковы эти тяжелее.
Песня-туча в этот миг родится,
Черная, в душе моей гнездится.
Что ж вы рабство терпите такое?
Цепи сбрось, народ, своей рукою!
Не спадут они по божьей воле!
Ржа сгрызет их — это ждете, что ли?
Песнь моя, что в этот миг родится,
В молнии готова превратиться!
К таким стихам Вильма Вукелич не могла оставаться равнодушной. В семье все в совершенстве владели венгерским языком и считали за счастье читать гениального поэта в подлиннике.
Мальчиков-подростков волновала романтическая личность самого поэта, его необычная судьба. Сын обнищавшего полукрестьянина, полуторговца, по сути, самоучка стал властителем дум, вершиной венгерской поэзии. В двадцать три года Петефи достиг мировой славы, был необыкновенно счастлив в личной жизни. И все это он, не задумываясь, принес в жертву родине, когда Венгрия восстала против Австрии. С оружием в руках защищал он свободу и независимость своей отчизны. И если для Вильмы Шандор Петефи был прежде всего певцом национального освобождения, сыновья восприняли его гораздо глубже. Петефи своей поэзией зажег в них ненависть к социальной несправедливости.
Служба отца вынуждала семью часто менять местожительство. Кроме Бранко и Славко было еще двое детей: Лилиана и Элеонора. Детство Бранко прошло в Югославии, в городе Осиек, затем в Венгрии, в городе Печ. Кроме родного хорватского и венгерского языков дети знали немецкий. Вильма старалась проникнуть в мир детей как старший друг, с которым можно поделиться своими мыслями. Дружеские отношения с матерью сохранились у детей на всю жизнь. Вильма имела огромное влияние на сыновей, на формирование их личностей. С детства они слышали слово «свобода» и вместе с матерью радостно приветствовали Октябрьскую революцию. Мир без аннексий и контрибуций, право наций на самоопределение — вот что восхищало Вильму Вукелич в идеях русской революции.
В это время семья переехала в столицу Хорватии Загреб, где полковник Мшивай де Вукелич, теперь уже офицер королевской армии Югославии, преподавал в высшей военной школе. Семья Вукеличей была в курсе всех общественных событий и жила самой беспокойной жизнью.
Юность Бранко проходила на фоне грандиозных событий. В стране происходили крупные волнения крестьян, рабочих, солдат. Особенно отличалась в этом отношений Хорватия. Все чаще говорили о Советской России. Венгерская революция 1919 года (та самая социальная революция, о которой мечтал Шандор Петефи) еще больше активизировала рабочий класс и крестьянство. Мощные забастовки рабочих прошли по всей стране. Крестьяне стихийно захватывали помещичьи земли. Создавалась единая коммунистическая партия Югославии, ведущую роль в которой заняли передовые рабочие.
Такова была политическая ситуация в стране, когда Бранко поступил в Загребский университет. Он мечтал стать архитектором. Еще с детства в нем проявилась страсть к рисованию. Он брал альбом и целыми днями бродил по Загребу, срисовывал башню Лотршчак, Каптолскую башню, крепость Градец, церковь святого Марка. Загреб издревле славился своими архитектурными памятниками, картинными галереями, а также архитектурной школой, получившей широкую известность. Загреб стал центром зодческого искусства, и крупные специалисты университета вели проектирование для других районов страны.
Профессия архитектора сулила большие перспективы, и мать посоветовала Бранко поступить на архитектурное отделение университета. Это вполне соответствовало и стремлениям самого Бранко. И вот он в университете, горячо берется за учебу, слывет лучшим студентом факультета. Но жизнь властно стучится в двери аудиторий.
17 августа 1921 года на югославский престол вступил король Александр I Карагеоргиевич. Правительство внесло в Учредительное собрание предложение — принять коллективную клятву на верность королю. Коммунисты покинули Учредительное собрание с возгласами: «Да здравствует социалистическая Югославия!» Коммунистическую партию объявили вне закона, за принадлежность к КПЮ приговаривали к смертной казни. Десятки тысяч коммунистов и революционно настроенных рабочих были брошены в тюрьмы. Именно в это время Вукелич вступает в группу студентов-марксистов. Он сделал это втайне от родителей. Только младший брат Славко знал, где Бранко прячет листовки.
В сентябре 1924 года в Загребе открылся съезд Хорватской республиканской крестьянской партии. Город в те дни оказался фактически во власти десятков тысяч крестьян, приехавших из Далмации, Словении, Сербии, Боснии, Воеводины. Газета «Слободен дом» в то время писала:
«Каждое упоминание о Советском Союзе вызывало бурю восторга — непрерывно раздавались возгласы: «Да здравствует Советский Союз!»
К крестьянам присоединились студенты Загребского университета, они разбрасывали листовки, призывающие к конфискации и разделу земель крупных собственников, к союзу с Советской Россией. В составлении текста этих листовок принимал участие Бранко Вукелич; он же разбрасывал их по городу.
Лидер Хорватской республиканской крестьянской партии Степан Радич незадолго до съезда вернулся из Москвы и здесь, на съезде, потребовал установления Югославией дипломатических отношений с Советским Союзом. В день возвращения Радича из СССР на привокзальной площади в Загребе собрались тысячи крестьян и рабочих, приветствуя его возгласами: «Да здравствует Советский Союз!»
В дни съезда крестьян полиции в Загребе не было видно. Но съезд закончился, крестьяне разъехались. Начались жесточайшие репрессии. Полиция не обошла и мятежных студентов Загребского университета: в декабре 1924 года Бранко Вукелича и его товарищей арестовали. Славко гордился братом, мать была встревожена. Она сделала все возможное, чтобы вызволить Бранко из тюрьмы. Его отпустили, выдали на поруки, но занесли в «черный» список.
Возможно, в тот трудный для семьи Вукеличей период и начался разлад между родителями Бранко, разлад, который в дальнейшем привел к полному разрыву. Не чуждый либеральных взглядов, королевский офицер полковник Мшивай Вукелич все же не мог относиться сочувственно к тому, что Вильма с ее «фрондерством» толкала сыновей на путь политики и ставила под угрозу его карьеру. Но Вильма всецело была на стороне Бранко. Она надеялась на революцию в Югославии и ждала ее.
Выйдя из тюрьмы, Бранко стал на путь революционной борьбы. Позднее он уехал в Брно, в Чехословакию, где надолго обосновался, скрываясь от загребской полиции. В Загребе же продолжал свирепствовать белый террор.
Вернувшись в начале 1926 года в Загреб, Бранко нашел мать разочарованной и приунывшей. Славко пошел по стопам старшего брата и мог в любую минуту оказаться в тюрьме как политически неблагонадежный. Отношения Вильмы с мужем окончательно испортились. Жизнь в Загребе становилась невыносимой. Тревожась за безопасность сыновей, в 1926 году Вильма Вукелич порвала с мужем и вместе со своими четырьмя детьми уехала в Париж. Ее решение отправиться именно в Париж было не случайным. В это время в Париже жило очень много югославских политических эмигрантов, и семья Вукеличей могла рассчитывать хотя бы на моральную поддержку соотечественников.
Им удалось снять отдельный особняк в предместье Парижа Кламаре. Бранко повезло: он поступил в Сорбоннский университет на юридический факультет. Славко стал студентом Высшей электромеханической школы. Лилиана училась в ателье модельеров женской одежды. Эли еще в Загребе проявила себя способной балериной; в Париже она стала посещать балетную школу. Сама Вильма занялась активной журналистской деятельностью, а позже стала писательницей.
Дом в Кламаре стал излюбленным местом сбора эмигрантской молодежи. Это были друзья Бранко и Славко, прогрессивно настроенные молодые югославы самых разных профессий. О чем бы ни говорили, о чем бы ни спорили друзья Бранко, они неизменно возвращались к югославским проблемам.
Политическая обстановка во Франции была сложной. Правительство Пуанкаре сделало ставку на крупные монополии, при поддержке которых в стране стали множиться реакционные организации. В Сорбонне, где в это время учился Бранко, шовинистически настроенные студенты объединились в «Лигу патриотической молодежи». В Париже нагло хозяйничали молодчики из фашистской организации «Огненные кресты». Парижские газеты пестрели призывами ко всем странам объединиться в борьбе против СССР. Правительство «национального единства» выдвинуло лозунг: «Враг — коммунизм». Коммунистическая партия ушла в подполье, ее руководитель Морис Торез подвергался жестоким преследованиям. Было очень трудно ориентироваться в этой сложной политической обстановке в чужой стране, и Бранко Вукелич временно отошел от борьбы.
Летом 1928 года, во время каникул, Вукеличи едут на Атлантическое побережье, где обычно отдыхало много молодежи. Славко знакомится с русской девушкой Женей. Она только что окончила колледж и собиралась поступить на литературный факультет Сорбоннского университета. Это знакомство закончилось тем, что Евгения Ильинична Вукелич-Маркович разделила со своим мужем Славомиром его сложную, трудную судьбу коммуниста, борца.
Бранко же внезапно увлекся датчанкой Эдит, дочерью зажиточных фермеров, которая была значительно старше Бранко. По свидетельству Евгении Ильиничны Вукелич-Маркович, между Бранко и Эдит было очень мало общего. Вскоре выяснилось, что Эдит ждет ребенка. Как честный человек, Бранко поспешил оформить брак, и Эдит на время уехала в Данию к своим родителям.
1929 год ознаменовался в странах Европы особенно жестокими репрессиями против компартий и рабочего движения; влияние фашизма росло.
Вукелич пристально следил за событиями, происходившими в мире, анализировал международную обстановку. Экономический кризис распространился на всю Европу. Вместе с тем авторитет Советского Союза продолжал неуклонно расти, все больше укреплялось его международное положение. Вукелича остро интересовало все, что касалось страны социализма. Это был первый великий эксперимент воплощения марксистских идей на практике. Он увлеченно читает все, что касается Советского Союза, смотрит советские кинофильмы. В дневнике его матери есть такая запись:
«Мы возвращались после просмотра кинофильма «Броненосец «Потемкин». Сын держал меня под руку. Шел молча. Неожиданно сказал: «Весь мир вооружился против молодой пролетарской державы. Защищать СССР сегодня — значит защищать себя и свою родину!»
«Уже в 1929 году я был преисполнен желания принять непосредственное участие в защите революционных завоеваний Советского Союза», —
писал сам Вукелич.
Да, все чаще Бранко обращался мыслью к Советскому Союзу, как к единственной стране, способной в дальнейшем противостоять фашизму.
В 1930 году семья Вукеличей переехала из Кламара в Париж, на улицу Лияр. Вильме удалось снять приличную квартиру рядом с парком Монсури. Сыновья поселились со своими женами, к Бранко приехала жена Эдит с сыном Раулем. Семья требовала много денег, и Бранко, учась в университете, одновременно работал во Всеобщей электрической компании в качестве юриста. В этот период он увлекся фотографией. Его снимки охотно брал солидный иллюстрированный еженедельник «Вю», что также приносило кое-какие доходы.
Возвращение на родину откладывалось до лучших времен, и Вильма основательно устроилась на новом месте, рассчитывая на долгое пребывание всей семьи в этой квартире. Но все сложилось иначе. Внезапно тяжело заболела туберкулезом младшая дочь Элеонора. Врачи категорически запретили ей заниматься балетом и посоветовали климатическое лечение. Вильма избрала Швейцарию, куда они срочно выехали с Элеонорой. Немногим позже вышла замуж Лилиана и тоже уехала из Парижа. В квартире остались Славко с Женей и Бранко с семьей. Славко окончил Высшую электромеханическую школу и поступил работать на завод «Альстон» в качестве инженера-конструктора.
Бранко значился гражданином Югославии и был обязан отбывать на родине воинскую повинность. В августе 1931 года его отзывают в Загреб. И вот он шагает по Илице, по узким кривым улочкам Горниграда. Ровно в полдень его приветствует выстрелами Гричская пушка, установленная на верхнем ярусе башни Лотршчак. Все свое, все знакомо…
В казармах Бранко пробыл всего четыре месяца. Официально его отчислили из-за слабого зрения. Но истинная причина крылась в другом:
«Мы организовали большую демонстрацию в своей воинской части и в других частях».
Дело в том, что 8 ноября 1931 года состоялись выборы в скупщину. Голосование проводилось открытой подачей голосов под присмотром полиции. Подобные действия правительства вызвали бурю протеста, рабочие и крестьяне бойкотировали выборы. Заволновались студенты и солдаты. Вукелича, по сути, выслали из Югославии. В Париж он вернулся в январе 1932 года, взбудораженный тем, что увидел на родине.
Франция была захвачена мировым экономическим кризисом. К моменту возвращения Бранко из армии произошло значительное сокращение производства. Должность его в электрической компании была упразднена, и Бранко остался без работы.
Сокращение производства привело к массовой безработице. Славко, работавший на заводе «Альстон», оказался в самой гуще борьбы рабочих за свои экономические права. Волна забастовок прокатилась по всей стране. В этот период Славко пришел к окончательному выводу, что только социализм способен разрешить классовые противоречия. Братья горячо обсуждают волнующий их вопрос: возможна ли победа социализма в России в условиях враждебного капиталистического окружения? И приходят к выводу: возможна, если прогрессивные силы всего мира будут противодействовать реакции и всячески сдерживать возникновение новой мировой войны, с тем чтобы дать окрепнуть Советскому Союзу. Надо бороться!
По свидетельству Евгении Ильиничны Вукелич-Маркович, братья в этот период были особенно дружны. Они хорошо понимали друг друга и готовы были помочь один другому советом и делами. По ее словам, годы 1931-й и 1932-й были решающими в выборе их жизненного пути.
В январе 1932 года, скитаясь по городу в поисках работы, Бранко случайно встретил в Париже своих старых друзей по гимназии и по университету. Встреча несказанно его обрадовала. С помощью друзей Бранко занялся пропагандистской работой, выступал в рабочих клубах. Но для его деятельной натуры этого было мало. На всю жизнь Бранко запомнил стихи Шандора Петефи:
Судьба, простор мне дай! Так хочется
Хоть что-то сделать для людей,
Чтоб это пламя благородное
Не тлело зря в груди моей!
Огонь недаром в жилах мечется,
И сердце яростно стучит,
Мольбой за счастье человечества
Любой удар его звучит.
Бранко стал мечтать о большом деле, которому можно было бы отдать всего себя. Он очень хотел поехать в Советский Союз, увидеть все своими глазами, бороться за строительство социализма. Об этом они мечтали вместе со Славко и не раз говорили на эту тему.
Бранко проникался все большей и большей враждебностью к капиталистическому миру. Кризис выбросил на улицы городов Франции тысячи безработных, к ним принадлежал и Бранко. Его выручал пока журнал «Вю».
Редактор журнала давно вынашивал мысль посвятить один из номеров странам Дальнего Востока. Китай, Япония… Экзотика. Это привлечет подписчиков. Он искренне обрадовался согласию Бранко Вукелича поехать в Японию, немедленно оформил контракт и выдал Вукеличу корреспондентский билет. Перед отъездом Бранко добился аудиенции у президента Всеобщей электрической компании. Президент принял сухо, но сразу подобрел, когда узнал, что Вукелич вовсе не собирается просить о трудоустройстве. Рекомендательные письма в Японию? О, пожалуйста! Поездка в Японию… Дьявольски интересно. Проклятый кризис гонит людей на край света. Если дела поправятся, здесь, в компании, место всегда за господином Вукеличем. Он и японцам порекомендует Вукелича как превосходного юрисконсульта. В жизни все может пригодиться.
Одновременно Бранко связался с югославской ежедневной газетой «Политика» и от нее также получил корреспондентское удостоверение (тем более что газете это ровным счетом ничего не стоило). На подготовку к отъезду Вукеличу дали всего шесть недель, но он успел оформить все свои дела, закупил книги по искусству Японии, запасся фотоматериалами и альбомами.
Началось феерическое путешествие из Марселя через Красное море, Сингапур, Шанхай в Йокогаму. Длилось оно целых сорок три дня. 11 февраля 1933 года Вукелич с семьей высадился в Йокогамском порту.
С Рихардом Зорге Бранко встретился только восемь месяцев спустя. Чем же были заполнены эти восемь месяцев? Журналистской деятельностью, знакомством с французскими, английскими и американскими коллегами. Вукелич был хорошо принят в японских журналистских кругах. Он обладал веселым, общительным характером, повсюду его встречали с улыбкой. Он пытался создать впечатление несколько легкомысленного человека, которому все нипочем. Великолепное знание английского, французского, немецкого и ряда других языков делало его неким посредником в Токийской ассоциации иностранных корреспондентов. Как одержимый носился он по картинным галереям Токио, осматривал буддийские храмы в Камакуре, Киото, Наре. Заполнял альбомы изображениями бронзового Будды — целителя из храма Кофукудзи, Амида-будды, Вайрочана-будды. Его пленила крылатая японская архитектура. Ого! Япония — обетованная страна художников, скульпторов, архитекторов. Языки всегда легко давались Бранко, и он сразу же занялся японским. Живой, восторженный, немного опьяненный всем увиденным, приходил он домой. Эдит ворчала: на работу устроиться, несмотря на блестящие рекомендации, не удается, в Токио своих преподавателей гимнастики некуда девать. Как она жалеет, что согласилась ехать сюда! Бранко успокаивал жену. В конце концов все как-нибудь образуется. Ведь они в Японии, в Японии!
Психолог по натуре, рационалист в работе, Рихард Зорге обладал интуицией, поистине граничащей с прозорливостью. Он искал единомышленников и всякий раз находил их. Вукелич был таким единомышленником.
Бранко рассказал, как он с семьей пробирался в Йокогаму по туристскому маршруту из Марселя через Красное море и Шанхай. Он умолчал о том, в какое затруднительное положение попал, не рассчитав свои скромные средства: сперва поселился в самой лучшей гостинице, а затем в меблированной квартире. В Париже его уверяли, что жизнь в Японии баснословно дешева: на десять иен в день можно с семьей прожить роскошно. Увы, действительность оказалась иной: десять иен в день за комнату и питание для двух человек стоили в Токио около десяти лет назад, а сейчас все вздорожало…
Но Рихард уже знал о затруднениях Бранко и посоветовал ему подыскать более скромный и более уединенный дом, где к тому же можно было бы без опасений развернуть радиостанцию. Вукеличи перебрались на улицу Санайте, в квартал Усигомэку.
Через некоторое время Зорге попросил Вукелича связаться с художником Мияги, который вернулся из Америки на родину совсем недавно: в октябре.
В художнике Вукелич нашел преданного друга и великолепного знатока искусства. В условиях строжайшей конспирации они все же находили возможность для встреч и бесед. Вукелич иногда приглашал Мияги к себе домой.
В вопросах конспирации Зорге был крайне щепетилен. Любые нарушения он считал недопустимыми. Когда первые радисты организации допустили незначительное отступление от правил радиосвязи, Зорге немедленно откомандировал их. Он не мог ставить под угрозу безопасность организации из-за небрежности отдельных ее членов.
Вукелич безгранично уважал Зорге, считал его идеальным руководителем. Но предельная осторожность Рихарда в какой-то мере на первых порах обижала Бранко. Под внешне суровым взглядом руководителя Вукелич чувствовал себя не совсем уверенно и с огорчением говорил:
«Я с самого начала не произвел на него благоприятного впечатления, и он считал меня недостаточно серьезным».
Сообщения Зорге в Центр свидетельствуют об обратном. В этих сообщениях Зорге называет Вукелича «прекрасным товарищем, отлично знающим дело…». Просто Рихард никогда никого не хвалил в глаза, так как всякая похвала невольно возвышала бы его над товарищами. Он считал, что все они работают во имя идеи, и этим все сказано. Бранко стремился завоевать любовь и доверие Зорге и завоевал их. Никто не мог бы назвать Рихарда сентиментальным, размягченным, излишне доверчивым. Он был тверд и непреклонен, когда речь шла о дисциплине.
Бранко Вукелич стал фотографом организации, создал великолепную фотолабораторию. Именно из его дома велись радиопередачи: на втором этаже особняка была развернута радиостанция. Но главное заключалось в другом: он зачастую перепроверял через посольства и журналистов иностранных государств те сведения, которые добывали Зорге, Одзаки, Мияги.
Вукелич мог бы считать себя счастливым. Он служил великому делу и не сомневался, что рано или поздно поедет в Советский Союз. Зорге поддерживал его в этой уверенности. Их отношения с Рихардом перешли в глубокую дружбу. Но в семье Вукелича назревал конфликт. Занятия мужа, как казалось Эдит, носили безобидный характер. Но когда в их доме была развернута радиостанция и выяснилось, что во время сеансов связи нужно охранять дом от бдительного ока полиции, Эдит заволновалась. Ведь у них сын… Разве Бранко вправе подвергать судьбу ребенка опасности? В любую минуту их могут арестовать, бросить в тюрьму. Ну а если даже ее оставят в покое, что она будет делать с ребенком без Бранко в совершенно незнакомой, чужой стране? Он успокаивал ее. Рано или поздно они уедут отсюда в Россию. Нельзя так бояться жизни. Но Эдит боялась. Она не была создана для суровых испытаний. Не лучше ли уехать в Австралию, где живет сестра Эдит?
Шли годы. И каждый день был тяжелым испытанием для Эдит. Она вздрагивала, когда стучали в калитку, всюду ей чудились шпики. Любой полицейский агент, без смысла, без определенных намерений фланирующий перед домом иностранца, казался ей предвестником беды. Шорохи, ночные шорохи… шаги возле дома… они сводили ее с ума. Она кричала, что ни одного часа не останется больше «в этой мерзкой Японии». И оставалась. Бранко советовал ей на некоторое время уехать в Австралию или же в Данию. Эдит замкнулась в себе. Частыми скандалами с мужем, изнуряющим страхом перед полицейскими, тревогой за сына она довела себя до расстройства нервной системы.
Эдит замыслила побег. Любовь давно умерла, и оба это понимали. Бранко не мог отказаться от того, что стало смыслом жизни, бросить организацию и бежать, спасая спокойствие жены. Он презирал трусов. У него один путь и другого быть не могло. Не так давно он узнал, что брат Славомир сражается за свободу Испании в интернациональной бригаде. Молодец Славко! Ты настоящий коммунист и антифашист… Значит, те семена, которые бросал в юности Бранко, проросли. Сейчас Бранко и Славко делали одно общее дело: они дрались с фашизмом. Вукелич знал, что происходит в Испании. Зорге рассказывал о Германии, о портовых рабочих Гамбурга, которые создали нелегальную организацию и сообщали антифашистским центрам о гитлеровских военных транспортах. В западноевропейских портах созданы боевые группы патриотов-антифашистов, препятствующие продвижению этих транспортов в Испанию. Тысячи честных людей сражаются в интернациональных батальонах и бригадах на стороне Испанской республики.
Когда летом 1938 года Эдит потребовала развода, Бранко не удивился. Он еще пытался уговорить ее, растолковать, но натолкнулся на стену непонимания. Получив развод, Эдит уехала к сестре в Австралию.
Японская провокация у озера Хасан осенью того же года, события на реке Халхин-Гол восемь месяцев спустя — все это отвлекло Вукелича от мыслей о семейной трагедии. В качестве «гостя японской армии» он сперва побывал на стыке границ Советского Союза, Маньчжоу-Го и Кореи, где развернулись бои за высоту Заозерную, а когда японская армия напала на МНР, по поручению Зорге вылетел на монгольско-маньчжурскую границу.
На международной арене обстановка все усложнялась и усложнялась, поток информации захлестывал Вукелича.
Прошло два года с тех пор, как Эдит уехала в Австралию. За все это время она не написала ему ни строчки. Бранко скучал по сыну. Но он был молод, и к нему наконец пришла настоящая любовь. Она была японской студенткой Иосико Ямасаки. В начале 1940 года они поженились. А в следующем году, в марте, у них родился сын Хироси. Счастье их оказалось недолгим.
12 октября 1941 года Бранко Вукелича арестовали. При аресте присутствовала его жена. Когда в дверь постучали, Бранко сказал: «Око, посмотри, кого там принесло в такую рань». Сам он пил кофе.
«Я открыла дверь и увидела полицейских. Бранко продолжал спокойно пить кофе. Он лишь надел очки, чтобы получше разглядеть непрошеных гостей. Полицейский заговорил с ним по-японски. Из этого я сделала заключение, что ему о Бранко известно все. Бранко и в эту тяжелую минуту не покинуло чувство юмора, так присущее ему: он предложил полицейскому кофе. Тот отказался и дал распоряжение производить обыск. Потом Бранко простился со мной, поцеловал семимесячного Хироси. Бранко увели. Полицейские продолжали обыск. Они обнаружили радиостанцию…»
Примечательный факт: трое, составлявшие ядро организации «Рамзай», были правоведами: доктор государственно-правовых наук Зорге, доктор права Одзаки, выпускник юридического факультета Сорбоннского университета доктор Бранко де Вукелич.
Да, все трое в совершенстве знали юриспруденцию, хорошо представляли себе крючкотворство буржуазного правоведения.
В ходе процесса над организацией в Токио японское правосудие не могло предъявить ее членам ни одного сколько-нибудь строго аргументированного обвинения. Сперва судьи кричали, что, по японским законам, все члены организации подлежат смертной казни. Но доводы Зорге, Одзаки и Вукелича сильно поколебали эту уверенность судей. Рихард Зорге взял под защиту товарищей. Судьи натолкнулись на железную логику его аргументов и были растеряны. Вукелич вообще считал, что японский суд неправомочен привлекать его к ответственности, и отказался отвечать на вопросы. Бранко хорошо знал законы. Вопреки букве закона, движимые патологической ненавистью к антифашистам, судьи приговорили Зорге и Одзаки к смертной казни. Но это было сделано именно против закона, это было надругательством над правами человека. И все-таки победа осталась за членами организации. Моральная победа.
Больше всего судей раздражало, приводило в неистовство поведение Вукелича. Его били, пытали, морили голодом, не давали ему воды, но он оставался тверд. Презрительно улыбаясь, говорил, что его убеждения — это его личное дело и он не обязан отчитываться перед японской полицией. Почему они свои убеждения считают эталоном для всех остальных людей? Японские секреты его никогда не интересовали. Или, может быть, у судей есть веские доказательства? Но доказательства как раз и отсутствовали. В своих посмертных записках Вукелич указал на причины, побудившие его активно помогать Зорге:
«Успешное строительство социализма и сохранение мира всегда были для меня наиболее желанными целями, и именно эти цели лежали в основе моего согласия работать в секретной организации. Я надеялся, что мои усилия получат соответствующее признание и в будущем мне разрешат поехать в Советский Союз, чтобы испытать счастье мирной и культурной жизни в мире социализма, в строительстве которого я участвовал сам своей секретной работой».
Бранко Вукелича обрекли на пожизненное заключение и бросили в страшную тюрьму Сугамо, где он находился до июля 1944 года. Неожиданно Иосико разрешили свидание с мужем. Она взяла трехлетнего Хироси и отправилась в тюрьму. Свидание продолжалось всего несколько минут. Их разделяла решетка. Бранко протянул руки к сыну. Стражник отвернулся. Разговаривать приходилось громко, обязательно на японском. Вид Бранко был ужасен. Он почти совсем ослеп, остались кожа до кости. Но держался с присущей ему бодростью, острил и делал вид неунывающего человека. Иосико понимала, какие вести его интересуют больше всего, и сказала по-английски: «Советские войска подходят к границам Германии».
Время истекло. Это была их последняя встреча. Вскоре Бранко Вукелича сослали на каторгу в Абасири (северная часть острова Хоккайдо). Нет в Японии более мрачного места, чем Абасири. Зимой здесь бывают сорокаградусные морозы. В начале весны здесь неделями стоят густые туманы, часто наступает сильное похолодание. Заключенные, которых поместили в дощатые бараки, спали на оледенелых циновках. Потому-то с приходом зимы в Абасири умирали сотнями от воспаления легких и других болезней.
Как известно, Вукелич в совершенстве владел разговорным японским языком, но письма жене и сыну писал на английском, так как запомнить несколько тысяч иероглифов он не мог. Тюремные цензоры переводили его письма на японский и только после этого отправляли адресату. Потому-то Иосико получала весточки от мужа с большим запозданием. Бранко скоро догадался, почему задерживаются письма, и всерьез занялся иероглифами, катаканой и хираганой.
Бранко пережил Зорге и Одзаки всего лишь на два месяца. В Абасири он не избежал участи многих: заболел крупозным воспалением легких.
Почувствовав, что смерть близка, он в конце декабря 1944 года отправил жене в Токио свое последнее письмо.
Вот его содержание:
«Извини, что это письмо задержано. Это произошло потому, что пришлось отложить его на 4-е воскресенье. Я получил письмо нашего мальчика, и, конечно, оно доставило мне большую радость. Ты, конечно, представляешь себе, как я восхищаюсь и вместе с этим беспокоюсь о твоей напряженной жизни. Прошу тебя: хорошенько позаботиться о себе ради меня, ведь я так люблю тебя. Как ты писала, от моральных сил зависит многое. Мне очень нравятся твои родители. Пожалуйста, будь к ним добра. Теперь для начала позволь мне ответить на твои вопросы. 1) Серебро необходимо возвратить. Его оставляли нам на сохранение. 2) Почтовый бювар я получил, но пользоваться им мне пока не разрешают. 3) Я хорошо разбираю и читаю твои письма, но, поскольку время на них ограничено, пиши как можно четче и яснее (теперешний стиль и почерк меня вполне устраивают). Я хочу, чтобы ты описала когда-нибудь в одном из своих писем твой полный день, с утра до вечера, в присущем тебе интересном стиле. 4) Отвечай мне в письмах на все мои вопросы. Если что-нибудь не разберешь в моем письме — спрашивай. 5) Мне кажется, ты очень, хорошо справляешься с воспитанием нашего сына в таких трудных условиях… Что касается его способностей, то я считаю, как и все родители, что он талантлив. На фотографии он выглядит таким, как я, когда был ребенком, но намного лучше и интереснее, чем его папа. Что же касается почерка, то я начал писать первые буквы значительно позже. Может быть, здесь сыграла свою роль кровь Ямасаки, но я больше всего отношу это за счет твоего отличного воспитания. Я, например, воспитывался большей частью по принципу «оставьте его в покое», подобно маленькому домашнему животному, поскольку этот метод воспитания считали в наше время наилучшим методом. Даже тогда, когда мои родители заметили, что у меня плохой почерк, они реагировали на это очень просто: «Его почерк станет лучше после того, как он повзрослеет. Зачем надоедать ему с этим сейчас?» Может быть, я еще не совсем повзрослел? А может быть, это является результатом пренебрежения начальным воспитанием, недостаточно настойчивым исправлением плохих привычек и т. п. Кстати, относительно слишком мягкого характера нашего сына. Пока в нем не проявляется отсутствие интереса или нелюбовь к работе, тебе не о чем особенно беспокоиться. Главное — привей ему привычку выполнять какую-нибудь работу, не вторгаясь, однако, в священный мир детских игр. 6) Что касается моей матери, то при отсутствии у тебя препятствий к этому пошли ей рождественские поздравления. Однако не торопись с этим, посмотрим, может быть, я получу разрешение послать поздравление сам, хотя опасаюсь, что в этом случае оно может слишком запоздать, жизнь сейчас такова, что для моей старой больной мамы, возможно, лучше было бы умереть, чем продолжать жить. Но если весточка от меня придет к ней вовремя, я уверен, это будет для нее большим утешением. Когда ты заботишься о своих родителях, вспомни об этих моих чувствах. Мне хотелось бы позаботиться о твоих родителях даже больше, чем о своих, но я вынужден был разочаровать их всем этим, что они, должно быть, называют божьим наказанием. 7) В отношении моего здоровья не беспокойся так сильно. В течение последнего месяца рецидивов не было, и я быстро поправлюсь. Кроме того, я переношу холод гораздо лучше, чем ожидал. (Вот только мой почерк становится от него хуже, чем обычно.) Мы вполне можем рассчитывать на встречу в будущем году. Печка, которую я так долго ждал, наконец установлена, с ее появлением я сразу же вообразил себе картину: мы вдвоем. Жарится сакияки. Ребенок спит. В печке огонек… тепло так же, как сейчас… 8) Ты должна больше писать мне о своем здоровье. Тебе тоже нужно сходить к врачу. Пожалуйста, пришли мне свою фотографию и фото нашего ребенка. Может быть, мне разрешат посмотреть на них. И конечно, напиши мне письмо. Извини, что я не могу преподнести тебе никакого новогоднего подарка. Я посылаю лишь свои благодарности. Исторически этот новый год должен быть самым важным и самым трудным для Японии так же, как и для всего мира, и для нашего ни в чем не повинного маленького сына. Мысли о вас придают мне сил. Пожалуйста, расскажи нашему маленькому мальчику, как я был рад его письму. Позаботься о своем здоровье, я постараюсь быть бодрым.
Ваш папа.
Спасибо тебе за письмо, Хироси, папа очень любит Хироси. Посылай мне письма еще.
Папа».
(Внизу примечание, сделанное рукой Иосико Ямасаки:
«Это письмо было написано, по-видимому, в последнее воскресенье декабря 1944 года, но отправлено властями 8 января 1945 года, когда он уже лежал при смерти от воспаления легких».)
Мы читаем эти строки и как бы разговариваем с живым Бранко. Вот таким он и был: глубоко человечным, мягким, со всегдашней доброй улыбкой. Сколько тут сдержанного чувства, желания не причинить боль любимой, сколько надежд, которым не суждено сбыться…
13 января 1945 года в сорокалетнем возрасте Бранко Вукелич скончался. После перенесенных мучений он весил всего тридцать два килограмма. Узнав о смерти мужа, Иосико поспешила на Хоккайдо. Но ей не показали даже места погребения. О, здесь умирают слишком много, могилу каждого не запомнишь!
…Мы имели возможность встретиться с женой Вукелича и ее сыном Хироси.
Вот что рассказала нам Иосико Ямасаки много лет спустя после трагической гибели Бранко:
«Мой муж Бранко Вукелич был одним из близких сподвижников Зорге. Муж умер 13 января 1945 года. После смерти Бранко я хотела покончить с собой. Но в последнем письме он требовал, чтобы я занималась воспитанием сына. Это была последняя воля мужа, и я поступила так, как он того хотел. О Вукеличе и обо мне писали в газетах всякую чепуху: будто бы я являюсь хозяйкой бара и что Вукелич женился на мне из-за корысти, его изображали донжуаном. Конечно, это не могло не ранить каждый раз мое сердце. И если я не выступила в печати с опровержением, то лишь потому, что не желала причинить неудобства сыну, обучавшемуся в японской школе. До поступления в школу Хироси ничего не знал. Я рассказывала ему лишь о том, какой характер был у отца. Говорила, что он был честным, искренним, душевным, умным, храбрым.
После войны дело Зорге в Японии стали оценивать с новой точки зрения. Слезы радости выступают на глазах, когда я вспоминаю слова мужа: «Мы боремся за мир, за то, чтобы не было войны между Японией и СССР». Сейчас, когда я уже не тревожусь за судьбу сына, думаю, что мой долг рассказать миру о Бранко Вукеличе. У меня хранится 159 писем, которые он прислал мне из тюрьмы. И каждый раз, когда я беру эти письма, сердце разрывается от тоски.
Я вышла замуж 26 января 1940 года и прожила с мужем вместе только двадцать месяцев. А до этого было два года невинных встреч. Мы обвенчались в Николаевском соборе на Канде по христианскому обычаю: иначе наш брак не признали бы действительным. Затем официальная церемония была проведена во французском консульстве, которое в то время представляло интересы Югославии. Однако муж беспокоился, признает ли наш брак Москва. Однажды поздно вечером он вернулся домой и радостно сказал: «Нас признали! Наши советские друзья поздравляют нас. Теперь мы по высшему закону муж и жена…» Когда нацисты напали на его родину, он очень переживал это и хотел вернуться туда, чтобы участвовать в партизанской борьбе. Если бы он был просто корреспондентом, то обязательно возвратился бы в Югославию. Втайне я была благодарна судьбе за то, что он привязан к Токио своей секретной деятельностью.
Вначале мужа приговорили к смертной казни, но затем казнь была заменена пожизненными каторжными работами».
Ни в письмах, ни в минуты последней встречи перед ссылкой на Хоккайдо Бранко Вукелич не рассказывал жене о том, каким пыткам подвергают его тюремщики. Да и зачем стал бы этот мужественный человек причинять жене своими жалобами новые страдания? Следователь на допросе Вукелича в первый же день записал в протоколе:
«У Вукелича совершенно отсутствует желание раскаяться».
Эту запись следователю и судьям пришлось повторить много-много раз.
Даже на страшной каторге в Абасири Вукелич сохранил ненависть к врагам, презрение к тюремщикам. Он продолжал молчать.
29 января 1965 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР передал жене и сыну Бранко Вукелича — Иосико Вукелич и Хироси Вукеличу орден Отечественной войны 1-й степени — посмертную награду герою.
Кем ты был на Земле, Бранко Вукелич? Непреклонным борцом за самое дорогое для всех простых людей, за мир!
…Несколько слов о родных Бранко Вукелича.
В 1934 году, воспользовавшись временным улучшением отношений между Францией и СССР, Славомир Вукелич вместе с семьей выехал как специалист в Советский Союз. Работал научным сотрудником в области радио в системе Наркомата обороны; в 1940 году заболел тяжелой формой гриппа. В августе 1940 года Славомир Вукелич умер в возрасте тридцати четырех лет.
Вильма Вукелич умерла в Загребе (Югославия) в 1956 году. На надгробном камне по ее желанию высечены имена сыновей Бранко и Славко и даты их смерти.
Сын Вукелича Хироси учился на экономическом отделении юридического факультета Токийского университета. Затем уехал на родину отца, в Югославию. Позже окончил аспирантуру при Белградском университете, вернулся в Токио и работает в области экономики. Иосико Вукелич живет и работает в Токио.
