1. Жизнь, подобная метеору
В разведывательной организации Рихарда Зорге особая роль принадлежала японцу Одзаки. «Одзаки был моим первым и наиболее ценным помощником», — скажет позднее о нем Зорге.
Ходзуми Одзаки родился 1 мая 1901 года и был казнен по приговору японского суда 7 ноября 1944 года. Два великих революционных праздника… Что это, совпадение? Если день рождения можно считать делом случая, то день гибели Одзаки был выбран преднамеренно теми, кто ненавидел его за его дела и идеи.
Одзаки сам избрал свой путь и неотступно шел по нему до конца. Следователю незадолго до смертного приговора он скажет с глубоким спокойствием, от которого содрогнется судебный служака:
«Я давно подготовился к этому дню. Да и по складу характера я — человек, философски относящийся к своей судьбе. Потому-то я и спокоен. Я родился в эпоху крутых поворотов в истории человечества. Идеи марксизма захватили меня целиком, и я без колебаний шел по избранному мной пути, ни разу не оглянувшись назад».
Путь Одзаки — это путь японского интеллигента, осознавшего необходимость борьбы с милитаризмом и фашизмом во имя счастья своего народа и всего человечества. На допросах Ходзуми Одзаки не раз называл себя марксистом. Так, в протоколе допроса № 20 зафиксированы его слова:
«Мы, марксисты, твердо убеждены в том, что ход истории неизбежно ведет к гибели мирового капитализма и переходу человечества на высший этап развития. Мои взгляды сформировались на основе изучения исторического материализма…»
Ходзуми Одзаки не состоял ни в какой партии. Казалось бы, зная, что ему грозит казнь, он мог не раскрывать своих политических взглядов перед следователями и прокурором. Ведь он понимал, что его будут судить не столько за дела, сколько за идеи и что суд приобретет характер идеологической расправы. Он знал это и все-таки настойчиво продолжал на каждом допросе разъяснять судебным чиновникам суть исторического материализма, говорить о неизбежности победы мирового революционного движения.
И в каждой фразе Одзаки звучала вера в правоту того дела, которому он отдал свою жизнь. Создается впечатление, что он твердо был уверен: его слова не затеряются в судебных архивах, а рано или поздно станут известны миллионам людей.
…Это началось давно, еще там, на Тайване, куда отец привез пятилетнего Ходзуми из метрополии. Ходзуми родился в Токио, до пяти лет он видел цветущую сакуру парка Уэно, прогнутые, словно стремящиеся улететь вверх, крыши древних пагод, мрачную серую громаду императорского дворца за широким рвом с водой и высокой стеной из дикого камня.
Иногда из деревни приезжал погостить дед Мацутаро. Он гордился древностью своего рода, все предки дома Одзаки были старшинами деревни Нисисиракава, пользовались дворянской привилегией носить два меча. По наследству эта должность перешла к деду. Был он человеком старого закала, верил в божественное происхождение императора, поклонялся своим воинственным богам в синтоистском храме. Он мечтал, что его сын Хидетаро (отец Ходзуми) станет врачом. И Хидетаро в самом деле сперва изучал медицину в Токио, но потом бросил учебу и занялся таким малодоходным делом, как журналистика, стал писать стихи, которые никто не хотел печатать. Позднее Хидетаро, не без поддержки друзей, стал редактором одного из молодежных журналов. Женился. Кита была дочерью сельского старшины. Она вышла замуж за дворянина Курогава, переехала в Токио. Ей не повезло: муж умер, оставив ее и детей без средств к существованию. Чтобы прокормить семью, Кита открыла небольшой пансион неподалеку от редакции того журнала, редактором которого был Хидетаро. Они познакомились и полюбили друг друга.
И все-таки жить в столице было трудно, Хидетаро и Кита едва сводили концы с концами. Вот почему Хидетаро обрадовался, когда ему предложили переехать на Тайвань и редактировать там газету на китайском языке.
И вот Тайвань, населенный китайцами и малайцами, ненавидящими японских колонизаторов, захвативших этот остров. Был определенный риск, и все же Хидетаро перебрался с семьей на Тайвань, в Тайбэй. Маленький Ходзуми увидел могучие горы, покрытые рощами камфорного лавра, тростниковые и чайные плантации, на которых от зари до зари трудились подневольные китайцы, рабы родовитых самураев.
В тайбэйской средней школе, куда в 1913 году поступил Ходзуми, англичанка обучала детей английским манерам, пыталась внушить им, что «all doors are open to courtesy» (для вежливости все двери открыты) и что «anger is a sworn enemy» (гнев — злейший враг). Ходзуми охотно принимал на веру эти изречения, пока гнев не всколыхнул и его душу.
На Тайване повзрослевший Ходзуми на каждом шагу сталкивался с фактами произвола и насилия над местным населением.
«Среди японцев в колонии преобладали люди жестокие и крайне грубые. По отношению к тайванцам они вели себя исключительно бессердечно…» «Притеснения и насилия со стороны японских властей по отношению к порабощенному местному населению вызвали у меня первые сомнения».
Он обратился за разъяснениями к отцу. Что мог ответить ему Хидетаро? Сам он был хорошим гражданином, внушал детям, что главное в жизни человека — любовь к родине, к своему народу, что «и справа, и слева одновременно стоять нельзя», нужно быть твердым, вступив на избранный путь. Не следует уподобляться саранче, у которой пять способностей, но ни одного таланта: она бежит, но небыстро; летает, но невысоко; ползает, но только по земле; плавает, но недолго; копает, но неглубоко. То была народная мудрость, но она не давала ответа на вопрос: почему человек угнетает человека? Да, отец не мог ответить на него. Дед Мацутаро, приверженец религии синто, имел по этому поводу более определенную и твердую точку зрения: так всегда было и так будет во веки веков — о чем тут рассуждать?!
В Токио Ходзуми приехал в 1919 году. Ему повезло: он выдержал конкурс в Первый колледж Итико, лучший в стране, куда принимали только наиболее способных. Этот колледж открывал путь в Токийский университет. Одзаки интересовала литература, и он выбрал литературное отделение колледжа, где основным иностранным языком считался немецкий. Восемнадцатилетний юноша увлекся историей отечественной литературы и постепенно все больше приходил к убеждению, что история литературы тесно связана с социальной историей японского общества, хотя этому в колледже не учили. Для преподавателей колледжа литература существовала как бы сама по себе, в отрыве от социальных потрясений.
Известие о победе в России Великой Октябрьской социалистической революции вызвало у Ходзуми, как и у миллионов японцев, прилив энтузиазма. Один рабочий из города Сэндай выразил свое отношение к революции в России так:
«Я постоянно твердил детям: современный мир так устроен, что бедному человеку никогда не будет хорошо. Он должен терпеть и прилагать все усилия к тому, чтобы обеспечить себе жизнь. Но вот в России, подобно вихрю, поднялась революция, и в одно мгновение рабочий оказался хозяином мира. Я был в восторге».
Об университетском периоде своей жизни Ходзуми Одзаки рассказал на допросе так:
«Когда летом 1923 года были проведены первые аресты членов японской компартии, я уже учился в университете. Затем последовали новые акты насилия и репрессии. Этот год стал для меня переломным. Я решил заняться серьезно изучением социальных проблем».
Это был страшный год для Японии. 1 сентября обширный район Токио — Иокогамы был разрушен землетрясением невиданной силы. Пострадали электросеть и газопроводы, возникли пожары. Токио пылал. Рабочие районы превратились в дымящиеся развалины, погибли десятки тысяч человек, повсюду валялись трупы. Правительство, воспользовавшись всеобщей паникой, решило расправиться с компартией и профсоюзами. По радио было передано:
«Корейцы, китайцы, социалисты, жулики, хулиганы и проходимцы чинят грабежи и поджоги. Отдан приказ повсеместно принять строгие меры».
«Строгие меры» были приняты: во время погромов погибло три тысячи корейцев; руководителей профсоюзов и Коммунистического союза молодежи закалывали штыками прямо в полицейских участках…
После окончания университета Одзаки решил продолжить образование и поступил в аспирантуру. Да, он задумал посвятить себя общественным наукам. Хорошим учителем для него стал ассистент экономического факультета, увлекавшийся историческим материализмом. И если до этого Одзаки видел основную силу общественного развития в различного рода теориях, в деятельности выдающихся личностей, то исторический материализм открыл ему глаза. Он стал подходить к истории общества как к истории борьбы классов: идейные мотивы вызваны материальными причинами, подлинные творцы истории — массы.
Ходзуми Одзаки испытал настоящее потрясение, соприкоснувшись с этими великими идеями. Жадно читает он «Капитал» Карла Маркса, работы В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Государство и революция». Свои новые знания молодой аспирант применяет к истории своей родины, где капитализм на глазах перерастал в свою последнюю стадию — империализм.
В Японии в те годы действовали три крупные организации ученых-марксистов: Институт обследования промышленного труда, Общество науки нового подъема, Институт международной культуры. Каждая из этих организаций издавала свои журналы. Одзаки с жадностью набрасывался на них. В журнале «Интанасёнару» печатались переводы из бюллетеня «Инпрекор», газеты «Правда», публиковались статьи о революционном движении в Германии, о революции в Китае; здесь выступал со статьями Сэн Катаяма. Одзаки продолжал совершенствоваться в немецком. Увлекаясь Советским Союзом, он одновременно с интересом следил за событиями в Германии. Оттуда приезжали молодые японцы, окончившие Берлинский, Гейдельбергский, Лейпцигский университеты. Они рассказывали о Гамбургском восстании 1923 года, о вожде этого пролетарского восстания Эрнсте Тельмане.
Ходзуми Одзаки называл себя марксистом по убеждениям. Но шел он в одиночку, считая себя не практиком, а ученым от марксистской науки, не искал связи с рабочими.
«Мои взгляды эволюционировали от гуманизма к коммунизму…»
Это и верно, и неверно. Правда, он вступает в профсоюз, вечерами посещает «Токийский клуб социальных проблем», сотрудничает в профсоюзной печати под псевдонимом Кусано Генкити. Но это лишь начало. Путь еще не определился. Одзаки кажется, что журналистика и есть главное оружие его борьбы за справедливое переустройство мира.
После окончания университета он сперва работал в газете «Токио Асахи» в отделе науки, потом перешел в китайский отдел газеты «Осака Асахи».
В городе Осаке в 1927 году Ходзуми женился на Эйко Хироси. Она писала стихи и печатала их в журнале «Цветы сердца». Работала в книжном магазине. Сидя на циновке в своей маленькой квартире, молодожены читали классиков. В тишине звучал взволнованный, немного печальный голос Эйко:
Когда ночь темна,
Когда тучами все сплошь
Небо застлано,
Где же знать мне, что вверху
Звезды блещут, как всегда?..
Ее любимый поэт Цураюки. Под впечатлением этих тихих вечеров и стихов они дали друг другу клятву. Позже, находясь в камере смертников, Ходзуми напишет Эйко:
«Помнишь ли ты слова клятвы, какую мы дали друг другу, когда решили начать новую жизнь? Смысл их заключался не только в том, что мы будем вместе, несмотря ни на какие трудности, он заключался и в другом. В глубине души я предчувствовал, в каком направлении пойдет моя жизнь. Передо мной стояли тогда важные вопросы, и в спутницы себе я брал Эйко, которая еще ничего про это не знала…»
Одзаки пока искал себя. Но был твердо уверен: рано или поздно он найдет дело, достойное всей его жизни.
В те годы в Китае происходили события, приковывавшие к себе внимание всего мира. В марте 1925 года в Пекине умер вождь китайской революции Сунь Ят-сен. Два месяца спустя полиция международного сеттльмента расстреляла мирную китайскую демонстрацию в Шанхае. Это вызвало небывалый подъем национально-революционного движения в стране. Началась революция 1925—1927 годов. В силу многих причин она потерпела поражение. Этим задумала воспользоваться японская военщина: в 1928 году Япония оккупировала Шаньдун. Под давлением агрессивных японских кругов нанкинское правительство разорвало отношения с Советским Союзом и вступило на путь антисоветских провокаций в Маньчжурии. Китайские милитаристы пытались захватить КВЖД, но получили достойный отпор.
В конце 1928 года Ходзуми Одзаки был послан специальным корреспондентом газеты «Осака Асахи» в Китай. Отправился он туда с женой Эйко и дочерью Йоко, обосновался в Шанхае. Семья занимала крошечную квартиру.
«Я с величайшим уважением прислушивался в Шанхае к разговорам о китайской революции, — скажет он позже. — Шанхай был для меня своего рода ретортой всей революции. Тут было видно, как на ладони, к чему ведет превращение Китая в колонию и полуколонию. Здесь можно было достать самую разнообразную литературу левого направления, и это было прекрасно…»
Шанхай был наводнен иностранцами. Так называемый международный сеттльмент тянулся по берегу Хуанпу почти на десять километров. Западную часть Шанхая занимала французская концессия. Здесь, на широких проспектах, под сенью платанов прятались французские банки. Американский капитал обосновался на шумном Нанкин-лу, мало чем отличающемся от больших торговых улиц городов США. Кстати, застройка набережной Хуанпу была скопирована с нью-йоркских набережных. Шанхай называли городом международного грабежа Китая. Политически здесь главенствовали американцы. По реке сновали десятки белых американских канонерок, на рейде дымили крейсеры, набережная почти всегда была запружена подгулявшими американскими матросами в белых пикейных тапочках. Американский, английский, французский сеттльменты… Миллион иностранцев. У них свои войска, своя полиция, свой муниципалитет.
Одзаки под впечатлением всего увиденного пишет статьи не только в газету, от которой аккредитован, но и тайно сотрудничает в левом журнале «Литература масс», подписывая свои хлесткие политические памфлеты, разоблачающие деятельность японской военщины в Китае, псевдонимом Осаки.
Он продолжает изучать современную китайскую литературу. Большим событием в его жизни стало знакомство с Лу Синем: Одзаки присутствовал на праздновании по случаю пятидесятилетия писателя и был представлен ему.
В октябре 1930 года произошла встреча, которая определила судьбу Одзаки до конца: он познакомился с советским военным разведчиком Рихардом Зорге. Тогда Одзаки еще не подозревал, с кем свела его судьба. Оба они значились журналистами-газетчиками, оба были заняты изучением проблем современного Китая. Кроме того, встречаясь с коллегой-немцем и обмениваясь с ним информацией, Одзаки получал дополнительную практику, разговаривая по-немецки. Острый ум Зорге, его эрудиция, проницательность при анализе международных событий сразу же покорили Одзаки.
Они часто говорили о Японии, о ее внутренних проблемах. Все это живо интересовало Зорге, а Ходзуми не опасался быть с новым другом откровенным. Что происходит в Японии? Военные расходы тяжким бременем ложатся на плечи трудящихся, экономический кризис еще больше обострил внутренние противоречия в стране. Но вместо того, чтобы позаботиться о нуждах народа, милитаристы и стоящие за их спиной дзайбацу замышляют новые военные походы, видя в них выход из всех бед.
К чему, например, может привести столкновение Японии с Советским Союзом? К быстрому краху Японии! Война с Китаем также истощит ее ресурсы. Одзаки считал: путь войны для Японии гибелен. Конечно, могут быть частные, временные успехи. Но что из того? Конечный результат один: катастрофа, бессмысленная гибель сотен тысяч людей… В любом случае Одзаки пророчил Японии поражение, считая экспансионистскую программу милитаристов безумием. Он подробно анализировал политику иностранных держав в Китае.
Общение с Рихардом Зорге помогло Одзаки по-новому взглянуть на развитие военных и политических событий на Дальнем Востоке, а также оценить миролюбивую политику Советского Союза и его влияние на ход дальневосточных проблем.
В Шанхае, в общественном парке, есть памятник немецким морякам, погибшим во время тайфуна в устье Янцзы, — бронзовый обломок мачты. Здесь, у памятника, Зорге часто встречался с Одзаки. Однажды в августе 1931 года Ходзуми пришел сильно встревоженным.
«Я должен поставить вас в известность о кое-каких обстоятельствах, — сказал он. — Назревает новая авантюра: генералы Чжан Цзин-хой и Чжан Сюэ-лян задумали, по существу, продать Маньчжурию японской военщине. Я обеспокоен. Если японская армия перережет линию КВЖД, может произойти столкновение с Красной Армией».
Эти сведения Одзаки получил от своих друзей, связанных с японскими военными. Одзаки считал, что агрессивный замысел японской военщины следует предать широкой гласности, дабы сорвать преступный план. Зорге был взволнован сведениями Одзаки. Заняв Маньчжурию, японские войска выйдут к границам СССР! Сообщение следовало проверить по другим каналам, но Рихард знал, что Одзаки осведомлен лучше кого бы то ни было. На правах иностранного корреспондента, представляющего и американские газеты, Зорге попытался установить, как отнесутся США к предполагаемому вторжению. Ведь американцы организовали в Маньчжурии компанию по разработке каменного угля, строили радиостанции, собирались строить завод, поставляли оборудование. К его удивлению, американцы не проявляли никакого беспокойства. Так же невозмутимы были и англичане.
«Зорге сказал мне, что он хотел бы послать в Маньчжурию подходящего человека, который ознакомился бы с обстановкой на месте, и попросил меня подобрать такого человека…»
Так началось сотрудничество Ходзуми Одзаки и Рихарда Зорге.
18 сентября 1931 года японские войска начали захват Маньчжурии. Были оккупированы Мукден, Чанчунь, Гирин, Цицикар, Харбин. В марте 1932 года японцы провозгласили «самостоятельное государство» Маньчжоу-Го. Но в Токио разрабатывали новые агрессивные планы.
Еще в первых числах января 1932 года Одзаки сообщил Зорге о предполагаемой высадке японских войск в Шанхае. Опьяненные легкими победами в Маньчжурии, японские милитаристы обнаглели, их не пугали американские и английские крейсеры и канонерки.
Эти события взволновали Одзаки.
— Будут новые жертвы, — сказал он. — Во имя чего? Я готов рвать на себе волосы от собственного бессилия, мой голос тонет в злобных выкриках воинственных генералов и адмиралов. Но я должен драться, обязан драться. Может быть, мои приемы борьбы несовершенны, прямолинейны? Укажите мне другие, и я приму их безоговорочно, так как верю вам…
Зорге понимал, о чем говорит его друг, но не совсем был с ним согласен: дело в том, что голос Одзаки звучал в Шанхае очень громко. В прогрессивных шанхайских газетах все чаще и чаще появлялись статьи некоего Сиракава Дзиро. Сиракава клеймил японских оккупантов, раскрывал закулисную сторону дела, требовал международного суда над поджигателями новой японо-китайской войны. Этот Сиракава обладал дьявольской проницательностью: он знал о намерениях японского командования, называл сроки вторжения в Шанхай, приводил неопровержимые факты о зверствах оккупантов в Маньчжурии. Под псевдонимом скрывался не кто иной, как Одзаки, и Рихард знал ото.
Когда 28 января 1932 года японские захватчики начали военную операцию по овладению Шанхаем, Одзаки, теперь уже не скрываясь под псевдонимом, отправил гневную статью-протест в свою газету «Осака Асахи». Газетные воротилы из правления «Асахи» всполошились. В то время, когда доблестная японская армия… Отозвать, немедленно отозвать из Китая мятежного корреспондента! Еще пылал под ударами авиации Чапэй, еще гремела артиллерия, еще героически дрались на баррикадах рабочие, а Одзаки вынужден был укладывать чемоданы. «Осака Асахи» шла на жертвы: в самый ответственный момент отозвать корреспондента!.. Кто будет описывать подвиги солдат ямато? Но лучше остаться без информации, чем получать такое…
Зорге предложил ему порвать с газетой и остаться в Шанхае. Одзаки отрицательно покачал головой.
— Рано или поздно я все равно должен вернуться на родину. Кто знает, может быть, там я смогу сделать больше для нашего общего дела? Приезжайте в Японию. Вот вам моя рука на вечную верность…
В конце февраля он уехал. Последние его слова Зорге воспринял тогда чисто символически. «Приезжайте в Японию…»
Разве могли они предполагать, что через полтора года Зорге действительно приедет в Японию и они снова встретятся, и эта встреча свяжет их до последнего дня жизни?
В правлении «Асахи» Одзаки объявили выговор и даже хотели уволить. Но так как корреспондент оказался прав в своих прогнозах — японская интервенция в Шанхае особого успеха не имела и обошлась дорого, — то его оставили. Он знал Китай и мог еще пригодиться.
Когда весной 1934 года в редакции «Осака Асахи» появился связной от Зорге, Одзаки не удивился. Он думал, что Рихард все это время находился в Китае, и вот теперь решил поработать в Японии. Они встретились в городке Нара в аллеях старинного парка. Зорге сказал, что приехал ради того общего дела, которое волнует их обоих, и что рассчитывает на помощь Одзаки. Тот ответил крепким рукопожатием. Он принял также предложение перебраться в Токио, где устроился в исследовательскую группу газеты «Асахи», занимавшуюся изучением восточноазиатских проблем. Одзаки сразу же занял здесь ведущее место как эксперт по китайским делам.
Если раньше он мало думал о карьере, то теперь решил попытаться подняться к сильным мира сего. Этого требовала та опасная и благородная работа, которой он отныне решил целиком подчинить жизнь. Источники ценной информации находились в правительственных кругах. Главная задача, возложенная Зорге на Одзаки, — внимательно изучать развитие германо-японских отношений. Гитлер пришел к власти, Гитлер ищет союзников. Немецкие дипломаты будут стараться втянуть Японию в большую войну против Советского Союза. Нужно отвести угрозу нападения на СССР, отвести в интересах народов обеих стран даже саму возможность войны между Японией и Советским Союзом.
Для Одзаки, любящего свой народ, это была задача величайшей важности. От успеха решения ее, возможно, во многом зависело будущее Японии. И он подчинил задаче все: личную безопасность, благополучие семьи, все свои успехи, карьеру ученого-востоковеда. Он был бойцом и знал, что большие дела требуют больших жертв. Да-да, подняться выше… больше знать о зловещих замыслах милитаристов — заклятых врагов японского народа…
Начинается головокружительное восхождение Одзаки. Он по-прежнему ненавидит любителей грабежа, экспансии, наживы. Но теперь Одзаки — сама осторожность. Он печатает пространные статьи в солидном политическом журнале «Тюо корон», и эти статьи, содержащие глубокий анализ внутриполитического положения в Китае, написанные в спокойной манере, считаются наиболее авторитетными даже в правительственных кругах. Одзаки завязывает самые тесные связи с Институтом тихоокеанских отношений; журнал «Контемпорери», выходящий на английском языке, охотно предоставляет ему свои страницы. Нет больше мятежного журналиста Одзаки, есть эксперт по Китаю, крупный специалист. Вот почему в 1936 году его посылают в Америку японским делегатом на Иосемитскую конференцию Института тихоокеанских отношений. В США он делает обстоятельный доклад, светила науки рады завязать с ним дружбу. Именно на конференции в Америке Одзаки свел знакомство с молодым графом, клан которого играл большую роль при императорском дворе и был тесно связан с крупнейшими концернами Мицуи и Сумамото. Молодой граф мог стать источником важной информации о японо-германских отношениях.
В Токио Одзаки возвращается как бы увенчанный лаврами. Все научные учреждения, занимающиеся Дальним Востоком, стремятся переманить его к себе. Одзаки публикует книгу за книгой.
Однажды Одзаки вдруг вспомнил двух своих давних приятелей по Первому колледжу. Они теперь были личными секретарями принца Коноэ. Одзаки предпринимает шаги, чтобы эту дружбу возобновить. И вот они встречаются и ведут беседы на международные темы. Всех волнует китайский вопрос, тут Одзаки в своей стихии. К этой тройке примкнул один из личных друзей принца Коноэ, возглавлявший группу по изучению китайской проблемы.
Принц Коноэ — вот куда направлены устремления Одзаки, поскольку он знает, куда метит принц. Председатель палаты пэров, представитель высшей придворной аристократии Коноэ Фудзимаро метил в премьеры.
Друзья постарались заинтересовать принца достоинствами Одзаки и вызвать у Коноэ желание познакомиться с ним. Эксперт по Китаю произвел выгодное впечатление на принца. Такой тонкий знаток Китая, решил Коноэ, всегда может пригодиться. Ему требовались умные советники, знающие Дальний Восток. Этот узколицый, носатый человек с гитлеровскими усиками вынашивал в своей голове грандиозный план: сплотить вокруг себя различные группы в лагере господствующих классов, соединить в бронебойный кулак военщину, занятую междоусобными распрями, финансовый капитал, придворную аристократию и все подчинить основной задаче — войне против Китая. То, что делалось в этом отношении до него, Коноэ считал совершенно недостаточным. Лицемерно-мягкий в обращении, он быстро покорял людей, но Одзаки понимал, что имеет дело с опасным противником. Коноэ решил организовать своеобразное информационно-дискуссионное общество из специалистов по Китаю. Конечно же Одзаки в этом обществе по праву принадлежала одна из первых ролей!
Такое общество было создано. Оно получило название «группы завтрака», так как члены его обычно встречались в утренние часы. Коноэ требовал от каждого откровенности. Что, например, думает господин Одзаки о войне против Китая? Одзаки видел принца насквозь: экспансионист искал у знатоков поддержки своим агрессивным замыслам. Но тут Одзаки был тверд. Агрессия против Китая и Советского Союза непопулярна в народе. Страна охвачена длительной и упорной забастовкой. Такого не бывало еще с 1918 года. Поднялись крестьяне. Премьер-министры и правительства меняются почти каждый год. Япония увязнет в просторах Китая… Слушая, Коноэ согласно кивал головой. А придя к власти в марте 1937 года, сразу же стал готовиться к войне. У него были свои соображения на этот счет.
Одзаки предпринял героические усилия, чтобы отговорить премьер-министра от агрессии. Но премьер-министр лишь посмеивался. Все было приведено в готовность. Сперва Китай, а затем СССР. Одзаки бросился к своему приятелю, советнику премьера, стал уговаривать повлиять на принца. Авантюра в Китае приведет ко второй мировой войне! «Вопрос решен, и нечего беспокоиться», — сказал советник.
Безумный акт начался инцидентом в Лугоуцяо, в двенадцати километрах от Пекина, 7 июля 1937 года. Началась война в Китае. Одзаки был в отчаянии.
Но в конечном итоге все произошло так, как он и предполагал: полтора месяца спустя Советское правительство заключило с Китаем договор о ненападении, Советский Союз пришел на помощь китайскому народу. Японская провокация по отношению к СССР у озера Хасан потерпела полнейший провал. Китай поднялся на борьбу. Все карты Коноэ были биты. В январе 1939 года он вынужден был выйти в отставку. Два года, пока Коноэ находился у власти, Одзаки был неофициальным советником при кабинете принца. По совету принца, Одзаки ушел из «Асахи» и стал государственным чиновником. Он получал информацию государственной важности от самого премьер-министра: Коноэ ему доверял. Все, что относилось к германо-японским отношениям, становилось известно Зорге.
С уходом Коноэ в отставку Одзаки не утратил позиций в правительственных сферах. Он устроился советником в токийский отдел исследований Южно-Маньчжурской железной дороги. Это было высокое назначение. И на новой службе Одзаки имел возможность получать важную информацию о происках милитаристов в отношении Советского Союза. Коноэ после своего поражения стал ценить Одзаки еще больше. Принц не терял надежды вернуться к власти, а Ходзуми предполагал еще больше приблизиться к принцу и со временем попытаться оказывать действенное влияние на политику его кабинета. Коноэ и в отставке был хорошо осведомлен о том, что делается в правительственных кругах. Он настолько проникся верой в Одзаки, что считал его чем-то вроде оракула, наделенного даром провидения. Так, однажды он спросил, что произойдет, если Япония развяжет войну на границах Внешней Монголии? Одзаки насторожился. Уж не затевается ли новая авантюра? Следует обязательно поставить в известность Зорге… Принцу же он ответил, что СССР сразу придет на помощь Монгольской Народной Республике. Япония потерпит поражение, а правительство Хиранума уйдет в отставку…
Снова придя к власти в июле 1940 года, Коноэ еще больше приблизил Одзаки к себе. Принц довольно часто не был согласен со своим советником. Но сколько раз прогнозы Одзаки сбывались! Сколько раз, например, советовал он не верить Гитлеру!.. И что же? В самый трудный для Японии момент, когда нападение на МНР закончилось крахом, Гитлер заключил с Россией пакт о ненападении. Одзаки говорил об интересах Германии в Китае: Гитлер и тут пытается обойти японцев… Одзаки прав: ввязываться в конфликты с Советской Россией — опасное дело. Не лучше ли заняться созданием «великой восточноазиатской сферы взаимного процветания», включив в нее Индокитай, Индонезию и другие страны Юго-Восточной Азии? Нет, Коноэ не стал более лояльным в отношении СССР, просто разгром японских войск у Халхин-Гола несколько образумил его.
Теперь «группа завтрака» собиралась прямо в резиденции премьер-министра. Здесь предварительно обсуждались многие политические и международные вопросы.
Одзаки был взбудоражен, когда узнал, что Германия собирается напасть на Советский Союз. Не ввяжется ли кабинет Коноэ в эту авантюру? Одзаки очень тревожило развитие событий, но он верил в непобедимость Красной Армии и в беседах с премьером утверждал, что Гитлер, развязав войну против СССР, тем самым подпишет себе смертный приговор…
22 июня 1941 года нацисты напали на Советский Союз. Коноэ возбужден, прикидывает, взвешивает. Гитлеровцы рвутся к Москве. Может быть, это и есть тот самый выигрышный момент, о котором Коноэ мечтал с самого начала своей политической карьеры? Упустишь — потеряешь все… Как трудно быть главой правительства! Ошибочный ход одной фигурой — и партия проиграна. А еще древняя пословица гласит, что волосатый повар всегда боится огня. Не является ли он, Коноэ, таким волосатым поваром?
…Организация Зорге переживала напряженные дни. Было установлено, что за каждым ее членом ведется слежка. Полицейские агенты ходили прямо-таки по пятам. Эйко не знала о секретной деятельности мужа, не подозревала, перед какой пропастью он стоит.
Одзаки занимал главный вопрос: нападет ли Япония при сложившейся обстановке на СССР? Он настойчиво доказывал премьеру:
«Война с русскими, если японцы ее начнут, явится близоруким и ошибочным шагом, так как империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод… Великобритания и Соединенные Штаты будут только рады, если Япония ввяжется в войну, и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы нефти и стали истощатся в борьбе с русскими…»
2 июля 1941 года состоялась имперская конференция. Одзаки через друзей узнал, что Япония решила сохранять строгий нейтралитет. Но это еще нужно проверить. И Одзаки срочно выезжает в Маньчжурию, в Дайрен. Ведет здесь большую работу по сбору необходимой информации. И наконец получает подтверждающие данные.
Летят радиограммы в Центр. Одзаки не щадил себя, он работал. Деятельность Одзаки была долгом истинного патриота. Лично для себя он не хотел ничего. Наоборот, он сознавал и чувствовал неотвратимо надвигавшуюся на него опасность и готов был к аресту, тем более что дни кабинета Коноэ были сочтены. К власти рвется военный министр генерал Тодзио, который готов хоть сегодня развязать войну на Тихом океане. Тодзио поддерживают различные крайние шовинистические политические группировки, наиболее агрессивные, воинствующие круги…
15 октября 1941 года вечером к особняку Одзаки подкатила полицейская машина. Он не оказал сопротивления. Постарался успокоить жену:
«Не тревожься за меня, я знал, что делал. В конечном итоге все будет хорошо».
Что он хотел сказать этими словами?
Через два дня премьер-министром, военным министром и министром внутренних дел стал генерал Тодзио.
Во время следствия, длившегося три года, Одзаки вел себя спокойно, с большим достоинством. Он знал, что будет повешен, но не боялся смерти. Допрашивали его с пристрастием: за первые пятнадцать дней допросов Одзаки потерял восемь килограммов веса.
Что придавало ему бодрости и сил в годы томительного одиночного заключения?
Вера в конечную победу идеалов мира и прогресса на всей земле, в возможность уберечь свою родину от катастрофы. Теперь, во время следствия, он открыто провозглашал эти идеи, бросал их в лицо судьям.
Одзаки еще в 1937 году доказывал, что вторая мировая война окончится не перераспределением колоний, как было после первой, а коренными социальными изменениями во всем мире. Он предсказывал, что Япония неминуемо столкнется с США и Англией. И, несмотря на возможные первые успехи, Япония потерпит поражение, так как экономика ее слаба, ресурсы истощены в несправедливой войне против Китая. Единственно правильной политикой для Японии было бы сотрудничество с Советским Союзом.
Находясь в тюрьме, Одзаки по отрывочным сведениям убеждался, что прогноз его начинает оправдываться: 7 декабря 1941 года свыше тридцати японских военных кораблей, имевших на борту четыреста тридцать самолетов, совершили нападение на тихоокеанскую военную базу США Пёрл-Харбор. США потеряли сразу восемь линкоров, погибло две с половиной тысячи американцев, почти две тысячи человек было ранено. На другой день в Японии был опубликован императорский рескрипт об объявлении войны Соединенным Штатам и Великобритании. Потом Япония, Италия и Германия подписали военный пакт о совместной войне против США и Великобритании. Да, первый этап военных действий принес Японии невиданные успехи. Но в дальнейшем, как и предостерегал Одзаки, дела пошли все хуже и хуже. И хотя Англия и США старались не растрачивать свои силы в тихоокеанских операциях, приберегая их под конец войны, чтобы диктовать свои условия на мирной конференции, все равно милитаристская Япония была обречена с самого начала. Чем все это кончилось, известно.
Из тюрьмы Одзаки писал жене:
«Сейчас я ожидаю смерти… Я испытываю счастье при мысли, что родился и умру здесь, у себя на родине… Здесь, в тюрьме, моя любовь к семье вспыхнула с внезапной силой и стала источником мучительных переживаний… Видимо, профессиональному революционеру нельзя иметь семью…»
Перед ним проходила вся его жизнь с ее беспрестанными поисками самого себя. Да, самое важное для человека — найти себя! Он нашел себя. Жизнь и смерть отдельной личности не так уж много значат в громе гигантских исторических событий. Важнее другое: сознание того, что ты, никогда не идя на сделки с собственной совестью, не ожидая награды, отдал себя всего общему делу, тому делу, которое в конечном итоге называется социальным прогрессом всего человечества. Ты боролся, как умел, и твой единственный судья — время. Оно все поставит на свои места. Твой судья — будущее твоего народа, и народ поймет, что ты умер за него.
И здесь, в сырой камере смертника, ему вспоминались тихие вечера с женой Эйко, ее печальный голос и стихи:
Когда ночь темна,
Когда тучами все сплошь
Небо застлано,
Где же знать мне, что вверху
Звезды блещут, как всегда?..
Он мог бы жить, как другие, предаваясь семейным радостям, добиваясь ученых степеней… Мог бы. Но долг оказался выше всего: выше привязанностей, выше любви, выше мелких обывательских представлений о счастье. Счастье в борьбе. И только в борьбе…
Простые люди Японии еще во время процесса над Одзаки понимали, что боролся он за счастье народа, ради благополучия каждого из них. Когда Йоко перестала посещать школу, к ней домой пришла учительница и сказала девочке, чтобы она не стыдилась отца: он пострадал за правое дело. С того дня Йоко вернулась в класс, и все относились к ней хорошо.
29 сентября 1943 года Ходзуми Одзаки и Рихард Зорге были приговорены к смертной казни.
Казнь состоялась 7 ноября 1944 года.
В девять часов утра в камере Одзаки появились стражники. Одзаки понял все, но даже не изменился в лице. Он взял открытку и написал последнее письмо жене:
«Я не трус и не боюсь смерти».
Палачам он сказал:
Его повели через тюремный двор к месту, где находилась железобетонная комната с высокими стенами. Это была пустая комната без окон. Тусклый свет запыленной электролампочки освещал виселицу, крышку люка. Одзаки встал на люк, почувствовал, как накидывают петлю на шею.
В 9.33 люк раскрылся.
В 9.51 Одзаки Ходзуми не стало. Ему не было и сорока пяти лет.
В 10.38 в той же самой железобетонной комнате перестало биться сердце руководителя организации Рихарда Зорге.
Они вместе шли по жизни, вместе боролись и смерть встретили, как солдаты. Останки Одзаки выдали семье. Тело Зорге похоронили тайно в общей могиле на токийском кладбище Дзасси-гатани. После войны прах Зорге был перенесен на кладбище Тама. Здесь же похоронен Одзаки.
Жена Одзаки Эйко (Хидеко) умерла в мае 1972 года. Письма Одзаки из камеры смертников жене опубликованы в Японии несколько лет назад. «Любовь, подобная падающей звезде» — так называется книга из двух томиков в розовых обложках, где собраны все эти письма.
«Любовь, подобная падающей звезде…» Это не только любовь к жене Хидеко, к дочери, к родным. Нет, не о такой любви пишет Одзаки из камеры смертников. Его любовь иного масштаба, и по тому свету, какой от нее исходит вот уж много десятилетий, она подобна именно звездам. Но это свет не умершей звезды, это человеческое тепло, любовь ко всему человечеству.
«Я хорошо знаю из писем и других источников, что мои родные гневаются на меня. Они считают, что я поступил жестоко, лишив счастья не только самого себя, но и жену и маленькую дочь. Думаю, что они по-своему правы. Ведь я сразу знал, чем все это кончится. Но я настолько был захвачен борьбой, что мало заботился о безопасности своей и своих близких. Я служил высшим интересам.
Я хочу снова повторить: «Откройте шире глаза, вглядитесь в нашу эпоху!»
Кто сумеет правильно понять веление времени, тот не станет заботиться только о личном счастье и счастье своих родных. Моя работа давала мне возможность увидеть будущее, понять его, и это было для моего сердца самым близким и самым родным. Пусть меня таким и вспоминают. Это будет лучшим надгробным словом над моей могилой. Мои последние слова прошу передать всем».
Так писал Одзаки в завещании. Таким он вошел в бессмертие.
