Глава 26
Утро началось радостно и ярко. Даже слишком ярко — солнечные зайчики весело запрыгали сквозь открытую форточку на стол, на кофейник, на чашку, а я сидела за столом Риммы Марковны на кухне коммуналки, пила свежесваренный ароматный кофе и мысленно себя хвалила. А ведь я молодец. Вот так, если сложить всё в одну кучу, то получается, что буквально за пару месяцев я из минуса добилась столько, что в прошлой жизни даже и представить было невозможно. Таки хорошо быть попаданцем. Да, я не вангую, не изобретаю, не бросаюсь ледяными молниями, не помню исторических событий, и мне, честно говоря, плевать на всё, кроме моих близких и меня. Зато одну жизнь я уже прожила там, в моем времени, а теперь этот опыт легко применяю на местных реалиях. И неплохо так получается…
Как сглазила.
Мои раздумья прервал стук распахнувшейся двери, потянуло сквозняком и на кухню ввалилась полноватая молодая женщина, лет двадцати пяти. Таких еще иногда называют «фифа». От категории «демоническая женщина» «фифу» отделяет большая простота, граничащая с вульгарщинкой.
Женщина вошла и уставилась на меня. Она была довольно миловидна: круглые голубые глаза, вьющиеся на висках пшеничные волосы, на щеках ямочки и нос пуговкой. Всё портило только какое-то хваткое, что ли, выражение глаз и пестрый халат, невозможной расцветки. В руках она держала чайник.
Подойдя к плите Горшковых, женщина бахнула чайник на газ, развернулась и смерила меня уничижительным взглядом:
— Это ты, что ли, Валерина бывшая? — спросила она нелюбезным тоном.
О-па! А это, видать, Валерина теперешняя.
— С чего мне перед тобой отчитываться? — я сделала глоточек кофе и принялась сосредоточенно намазывать сливочное масло на половинку рогалика.
— Потому что я — его жена! — заявила фифа и вздернула подбородок, — и я не потерплю, чтобы всякие тут лазили!
— Жена? — я оторвалась от увлекательного процесса намазывания масла и смерила насмешливым взглядом фифу.
— Да! Жена! — кровь бросилась к ее лицу, и оно стало как варенная свекла.
— Интересно, оказывается, Горшков — двоеженец, — констатировала я и предложила. — А покажи-ка, милочка, свой паспорт со штампиком. И прописку тогда уж заодно.
— Ну, мы еще не расписались, — еще больше покраснела она.
— И почему? — приподняла бровь я. — Ждете, чтобы ретроградный Меркурий вошел на орбиту Юпитера?
— Чо? — ошалело захлопала глазами фифа. — Какой меркурий? Мы скоро поженимся!
— НичО, — вздохнула я и пояснила, — Поженитесь. Может быть. Но не так скоро, как тебе бы хотелось. Потому что Горшков официально женат. На мне. И, кстати, у тебя на работе уже знают, что ты открыто ночуешь у женатого мужчины? У нас, в советском обществе, это называется ёмким словом — разврат.
— Этого не может быть! — воскликнула она растерянно, — Валера не женат!
— Паспорт показать? — устало спросила я, что-то меня эта глуповастенькая курица начала раздражать.
— Ты! Ты! — вдруг прошипела она, — это ты не даешь ему развода!
— Это он тебе так сказал? — усмехнулась я как можно более насмешливо, — а ты сходи в ЗАГс и спроси, кто заявление забирал в прошлый раз. Или к мамочке его, пусть расскажет, как я новое заявление из Горшкова насильно выдирала.
Фифа стала похожа на выброшенную на берег больную камбалу.
— Что за шум? — на кухне нарисовался сам Горшков.
Вот засада, надо было чуть раньше вставать, теперь точно спокойно позавтракать не дадут.
— Да вот тут эта тётка сказала, что она твоя жена, — плаксивым голосом наябедничала фифа и шмыгнула носом.
Горшков развернулся ко мне, лицо его перекосило от гнева.
— Всё, Горшков, теперь уж у тебя повода не давать мне развода нету, — не давая ему ответить, широко улыбнулась я, — не парь мозги бедной девушке, как мне когда-то, она же верит тебе.
Горшков дернулся, а я продолжила, обращаясь к фифе:
— Девушка, у нас развод через три дня. Приглашаю тебя с нами в ЗАГС, проконтролировать, чтобы уж наверняка Валера ничего опять не учудил. Заодно и вы с Горшковым заявление в ЗАГС подадите. Все мы люди занятые, трудящиеся, чего по пять раз туда-сюда в ЗАГС бегать? Правильно я говорю, да, Валера?
Но фифа мой гендерно-солидарный посыл не оценила:
— Запомни, тебе у Валеры квартиру отобрать не получится! — выпалила она. — У моего отца связи есть!
Во как! Оказывается, мысль завладеть моей квартирой семейка Горшковых не оставила.
— Связи? — переспросила я. — Связи — это хорошо. А вот скажи, ты сможешь выбросить пятилетнюю Свету Горшкову на улицу? Или, может, в свою новую семью её заберешь?
Фифа еще больше выпучила глаза.
— Да ладно, не бойся, — усмехнулась я, — Светочку я сама не отдам. Я слишком ее люблю, чтобы позволить Горшковым испортить ее.
Горшков под нос прошипел какое-то ругательство.
— А квартира, кстати, к Валере Горшкову не имеет никакого отношения, — безжалостно продолжила я, — Она мне от тёти досталась по наследству. Так что поумерь аппетиты, деточка, будешь жить в коммуналке и готовить Валере котлеты с гарниром. Без гарнира он их не ест.
В общем, нормально дозавтракать они мне своими воплями так и не дали.
Поэтому на работу я притащилась в не слишком лучезарном настроении. Мягко говоря, я была в средней степени сердитости. И само собой так вышло, что мы столкнулись нос к носу со Щукой.
— Горшкова! — рявкнула она, — а ну, сейчас же зайди ко мне! Твоего покровителя больше нет, так что прохлаждаться и отлынивать от работы я тебе не дам! Будешь теперь все акты на инвентаризацию готовить.
Я пожала плечами:
— Хорошо, зайду, Капитолина Сидоровна, сейчас только сумку в кабинет отнесу.
— Кабинет! Вы посмотрите, какая барыня! — подбоченясь, заорала Щука так, чтобы все слышали, — Кабинет у нее оказывается есть!
Вокруг стали собираться люди.
— Будешь теперь работать на общих основаниях! — взвизгнула она. — И сидеть будешь в копировальном! Вот так!
В копировальном всегда стоял такой шум, что долго находиться там было невозможно. Но, тем не менее, спорить со Щукой сейчас было нельзя. Поэтому я просто кивнула:
— Хорошо, Капитолина Сидоровна. Мне без разницы, где работать.
Щука явно рассчитывала на другую реакцию, так как еще больше завелась:
— И мы пересмотрим твои должностные обязанности и проверим, за что ты такие большие премии получала!
— Правильно! — поддержала ее Акимовна из бухгалтерии. — Лично займусь.
В толпе я заметила довольное лицо Лактюшкиной. И эта на ходу переобулась.
Занятно.
Щука еще немного покричала, повоспитывала меня, но, видя, что от меня реакции не дождешься, ушла на свое рабочее место. Народ потихоньку начал рассасываться.
Я хотела забрать свои вещи и печатную машинку из кабинета № 21, но он был опять опечатан. Засада.
По дороге в копировальный я заглянула к Зое, может, одолжу у нее печатную машинку на время, у нее старая хоть кое-как, но работает.
Как ни странно, даже Зоя от меня недовольно отмахнулась и тщательно изобразила крайне занятый вид.
Ну, ладно.
Я шла в копировальный, размышляя, что делать, народу там всегда было полно, и спокойно сесть напечатать новый текст для синих папок у меня не будет ни времени, ни возможности.
В коридоре я столкнулась с Васькой Егоровым.
— Горшкова, — он пристально посмотрел на меня серьёзным взглядом, — я всегда к тебе хорошо относился, ты знаешь. Поэтому скажу тебе одну вещь. Напоследок.
— Что? — не поняла я.
— Ты очень разозлила Мунтяну. И он скоро вернется из Москвы, — продолжил Егоров, — на твоем месте я бы сейчас бросил всё и срочно уехал на Крайний Север или в Киргизскую ССР.
— Почему?
— Там он тебя не сразу найдет, и ты вполне можешь дожить до пенсии…
С этими словами он развернулся и, насвистывая, зашагал по коридору. А я осталась стоять, в непонятках.
Копировальный так только назывался. На самом деле это был огромный зал, где было всё, что угодно. Постоянно там находились человек тридцать сотрудников. И все эти люди печатали на машинках, стучали, роняли папки с бумагами, доставали с верхних полок стеллажей какие-то ящики, хлопали дверями, смеялись, разговаривали, ругались, — в общем, шум стоял такой, что почти ничего не было слышно.
Мне отвели небольшой столик почти у самого прохода. И куча народу все время слонялась туда-сюда перед глазами. Печатную машинку всё же выдали. Далеко не новую, пару кнопок там западали, в общем, всё стало сложнее.
Щука, как и обещала, переложила на меня огромную кучу дел. В основном, надо было печатать, сверять и переделывать кипы бумаг. Она регулярно заглядывала с демонстративной проверкой — контролировала мое присутствие на рабочем месте.
И началось у меня веселенькое времечко.
А тут еще Репетун с Максимовой приперлись и с кривоватыми улыбочками заявили, что вести переписку с читателями сейчас у них нет времени. И оставили у меня полмешка нераспечатанных писем.
Чёрт! Все в кучу!
Я как раз подклеивала разваливающуюся древнюю папку из архива, как в копировальный заглянула Зоя и кивком поманила меня на выход. Я вышла за ней. Зоя стояла у окна в боковом коридоре и мяла в руках листочек.
— Ты чего хотела? — спросила она меня неприветливо.
— Просто поговорить, — пожала плечами я.
— Говори, — кивнула Зоя, — только быстро, я на минуту еле вышла, Швабра меня пасет.
— Что случилось? — напряглась я.
— Из-за тебя всё, — сердито хмыкнула Зоя. — она же знает, что мы с тобой подружки, вот и отыгрывается теперь на мне по полной.
— Зоя, что за ерунда происходит? — нахмурилась я. — Все от меня шарахаются, вон даже Репетун с Максимовой отморозились.
— А что ты хотела! — вскинулась Зоя. — ты слишком быстро пошла вверх. Иван Аркадьевич тебе во всем оказывал протекцию. И все это видели. Теперь его нет. Вот и результат. Сама всё видишь же.
В общем, когда Зоя ушла, я крепко задумалась.
Что ж, сама виновата. Нужно поскорее возвращать Ивана Аркадьевича или менять работу.
С таким подходом спокойно жить мне не дадут. Да и зарплата у меня теперь будет, как раньше, копеечная.
Еле-еле я досидела до долгожданного гудка и рванула в газету, к Ивану Тимофеевичу. Сосед был хмур и малоразговорчив:
— Лидия Степановна, — сказал он каким-то слишком уж официальным голосом.
Я внутренне напряглась, но не подала виду.
— Вы помните, у нас был разговор о жалобе на вашу колонку от читателя?
Я кивнула.
— Так вот, проверка начинается послезавтра, — вздохнул он, — от Быкова прислали список вопросов. И мне он не нравится.
Иван Тимофеевич сделал паузу и посмотрел на меня, мол, прониклась ли я.
Я прониклась.
— И самое непонятное для меня, — упавшим голосом продолжил сосед, — мне не удалось найти с ним компромисс. Даже через звонок от серьезных людей. Он настроен крайне решительно и, чего уж там темнить — предвзято. Так что готовьтесь.
Мда, значит, опиюс решил отыграться за демоническую Олечку.
После разговора с Иваном Тимофеевичем я заскочила на Ворошилова: нужно было сменить на завтра костюм, проветрить квартиру и решить, что делать с папками (перепечатывать тексты прилюдно, в копировальном, было невозможно).
В квартире оказалась Римма Марковна. Глаза ее были заплаканы.
— Лида, — всхлипнула она, — а я тебя жду.
— Что случилось? — руки мои похолодели. Сегодняшний нехороший день так просто закончиться не мог.
— Там твоя свекровь решила забрать Свету! — выпалила она и расплакалась.
А вот теперь точно всё!
