Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Мой отец был очень сердит на меня за то, что я пошла в монастырь. И вот он каждый день приходил в монастырь и садился, как на панихиде. Не то чтобы он что-нибудь говорил или ссорился со мной, но была у него какая-то тихая агрессия и протест, – приходил и сидел, как на забастовке, в храме или перед храмом. Это происходило каждый день и уже действовало на нервы. Как-то однажды мне сказали, что опять пришел отец Гавриил; я уже разозлилась и собиралась очень строго с ним поговорить и вдруг вижу такую картину: стоит отец Гавриил, а мой отец стоит перед ним на коленях, на меня даже не посмотрел, у них были свои дела, а я просто наблюдала. Они поговорили и вместе ушли. Оказывается, отец Гавриил повел его в ресторан. Там он пел, они вместе пили. А мой отец не такой, чтобы любил выпить, и в рестораны тоже не особенно ходит, так что я очень испугалась, когда он это рассказывал, как бы он про отца Гавриила что-нибудь плохое не подумал. Но нет, мой отец совершенно не смутился и после этого очень полюбил отца Гавриила. Однажды он сам рассказывал, что как-то ему было очень тяжело в жизни, он пошел к отцу Гавриилу, и тот был уже совершенно иным. В первый раз он встретился ему как будто пьяный, а тут он встретил моего отца уже как настоящий священник, духовный отец и очень серьезно с ним поговорил. До сих пор мой отец очень любит отца Гавриила, всегда очень тепло улыбается, когда вспоминает его. И отец Гавриил мне говорил: «Какой у тебя хороший отец».
Я помню еще, как отец Гавриил помог двум сестрам. У одной из них был сын, который трагически умер, погиб, им было очень плохо. Мать погибшего хотела покончить с собой, они не были особенно верующими и не могли выйти из тягостного состояния. Эти сестры были очень близки нам, поэтому мы часто ходили к ним из монастыря, старались какую-нибудь икону к ним принести, очень молились, чтобы они вышли из их состояния. И один раз мы привели их к отцу Гавриилу. Он их напоил допьяна и потом вместе с ними пошел в их дом и остался там на ночь в комнате, где жил погибший мальчик, – а они держали эту комнату запертой и никого туда не пускали. Отец Гавриил прямо потребовал: «Я зайду в эту комнату!» А на утро начал: сварите мне лобио, сделайте суп, это мне не нравится, то мне не нравится, – то есть заставил сестер вовсю крутиться, и они вышли из своего такого транса. После этого они начали жить совершенно иной жизнью, их дом стал открыт для всех, многие из монастыря ходили к ним в гости.
Однажды отец Гавриил исчез из монастыря Самтавро, а через несколько дней из Тбилиси пришла весть о его тяжелой болезни. У матушек монастыря, порой его осуждавших, проснулось чувство покаяния. «Мы тут его осуждаем, чего только не говорим, а ему, оказывается, нужна помощь и поддержка». И вот было принято решение ехать в Тбилиси навестить больного. Два дня они усердно готовились. Несколько огромных сумок были заполнены едой, питьем и всеми необходимыми для больного вещами. Матушки отправились в Тбилиси, меня они взяли с собой в качестве помощника, – я тогда был еще студентом. В дороге они сетовали и причитали по поводу болезни отца Гавриила. Наконец мы приблизились к его дому, отец Гавриил вышел нас встречать радостный и в то же время немного смущенный. Матушки справлялись о его здоровье, время от времени они каялись в том, что раньше без причины осуждали его, а отец Гавриил только улыбался в ответ. В разгар этого всеобщего слезного покаяния он позвал какую-то женщину. Откликнулась соседка, которая с радостным, довольным лицом, чуть ли не танцуя, направилась в нашу сторону, держа в руках сочные, нанизанные на шампур шашлыки.
«Вот, Гавриил, ты ведь поручил мне пожарить шашлыки, смотри, какие удачные получились». Женщина направилась к нам, напевая старую тбилисскую мелодию. Отец Гавриил сделал ей знак, чтобы она уходила, но женщина ничего не поняла и только растерянно возразила: «Ты ведь сказал мне, чтобы я приготовила, и, когда ты скажешь, принесла» – недовольно отвернулась.
Нетрудно было представить, что́ произошло в этот момент с матушками. «Мы думали, что он болеет, хотели его поддержать, утешить, а он здесь, оказывается, в пост не отказывает себе ни в чем, шашлыки вот приготовил». Матушки снова предались осуждению. Перед уходом отец Гавриил шепнул мне: «Ведь хорошую штуку я им устроил, а, Арчил?»
Было половина десятого утра. Я принимал исповедь в церкви свв. Апостолов Петра и Павла, когда неожиданно появился отец Гавриил в сопровождении верующих.
«Примешь гостей, Арчил? Мы со своим хлебом и вином, тебя не побеспокоим» – с этими словами он сердечно меня обнял. «Всякий гость от Бога», – ответил я, позвал экономку нашей церкви и попросил ее накрыть стол в трапезной. Батюшку сопровождали семь-восемь человек. Я попросил исповедующихся немного подождать меня: «Я присмотрю за гостями и вернусь». Мы сели за стол. Отец Гавриил говорил запинаясь, словно пьяный. Он пожелал здравия гостям и вдруг благословил одну из женщин непотребными и ругательными словами. Услышав это, некоторые смутились, кто-то улыбнулся. Сама женщина, нахмурившись, его поблагодарила. Я встал и строго упрекнул отца Гавриила: «Батюшка, это уже не юродство, а сквернословие!», извинился и, сказав, что меня ждут в церкви, вернулся на исповедь. После этого случая я избегал встречи с отцом Гавриилом, хотя по-прежнему часто бывал в монастыре Самтавро. Он это заметил и как-то сам подошел ко мне во время моего очередного паломничества. «Ты был прав, Арчил, прости меня, худшего из грешников. Ты же любишь своего монаха Гавриила…» Такое смирение, его полные тепла и любви слова очень подействовали на меня. Я ощутил всю свою надменность, самомнение и ничтожество, на глаза навернулись слезы. И тогда в наших отношениях исчезло отчуждение.
Но прошло время, и я узнал, что женщина, к которой отец Гавриил обратился с непотребными словами, спустя некоторое время после того случая ворвалась обнаженной в келью к одному монаху, чтобы соблазнить его. Тогда и открылись ее «помышления сердечные». И лишь тогда стало ясно, что отец Гавриил юродством обличил ее тайные нечистые помышления.
В прошлом году в нашу церковь пришел один бывалый моряк. Вот что он поведал нам об отце Гаврииле.
«Шел 1993 год. Я приехал из Германии, куда ездил для покупки машины. Довольно уставший, я наконец пересек границу Грузии, подъехал ко Мцхете. Смеркалось. Погода хмурая, идет мокрый снег. Внезапно вижу, кто-то очень похожий на нищего стоит у дороги. Я проехал мимо и не остановился. Сам думаю про себя: Посажу сейчас в новую машину этого бедолагу, и вся машина после него пропахнет… Нет, не остановлюсь. Но, проехав семьсот-восемьсот метров, стало совестно. Я повернул машину, вернулся обратно и посадил этого человека. Смотрю на него и не могу понять по одежде, кто он. Нищий или духовное лицо? На нем была выцветшая заштопанная одежда. Улыбается мне. Через некоторое время в салоне стало чувствоваться не выразимое словами благоухание. Я думаю: „Откуда идет этот запах? У меня в машине нет ни духов, ни одеколона“.
„Что, ближний, пропахла твоя машина?“ – с улыбкой спрашивает попутчик. Я понял, что он знает мои мысли, чувствую, что и благоухание исходит от него. В удивлении я спросил его имя. „Я монах Гавриил“. Между нами завязался разговор. Прощаясь, он сказал, что скоро я приду к нему на могилку. „Что мне нужно на его могиле? И откуда я знаю, где его похоронят?“ – ворчал я про себя.
Прошло около двух лет. Я снова поехал в Германию, чтобы привезти машину (этим я содержу свою семью, так как сейчас на пенсии). Перед возвращением познакомился с живущими там грузинами: они оказались верующими и попросили, так как я возвращался в Грузию, отвезти в женский монастырь в Самтавро ковры и другие вещи в дар монастырю.
„Они, видимо, не знают, что на таможне я должен буду заплатить отдельно и за эти вещи“, – думаю я.
„За эти вещи мы заплатим“, – отвечают они вслух на мои мысли. Я отказываюсь с некоторым оскорблением в голосе. Вещи везу, но в душе бунтую.
…Было уже 4 часа утра, когда я въехал во Мцхету. Темно. Приблизившись к монастырю, я увидел, что ворота заперты на железную цепь, на которой висит грубый замок. Я заволновался. „Стою здесь холодный, голодный и изможденный у закрытых ворот монастыря в 4 часа утра. Что мне здесь нужно?“ – думаю раздраженно. Потом начинаю со всей силы стучать в железную дверь. Из монастыря выходит щупленькая монахиня.
„Вам из Германии просили что-то передать“, – отрезал я, прежде чем она успела что-нибудь спросить. Она зовет других монахинь, и они уносят пожертвования, а эта монахиня заводит меня во двор монастыря. В темноте я не могу различить, где я, но вдруг обнаруживаю, что иду посреди могил. Я еще больше раздражаюсь: „Куда она меня ведет?“. Она пытается проявить благодарность, благословляет меня и говорит: „Я дам вам такую вещь, которая вас точно обрадует. Возьмите домой“. Она склоняется к одной из могил и наливает мне масло из горящей лампадки (я позже узнал, что это, оказывается, лампада) в маленькую склянку. Вот тут я уже взорвался, а монахиня, словно ничего не понимая, продолжает: „Ты не думай, что это обычное масло. Я даю тебе масло с могилы отца Гавриила, вот и землицы возьмите. Если бы вы знали, скольким он помог“. Как только она упомянула имя «Гавриил», я неожиданно изменился в лице, мой гнев сменился изумлением: „Боже мой, кто же на самом деле этот человек?“. Монахиня подтвердила мне, что это была действительно могила того самого монаха Гавриила. „Я до сих пор храню уважение к этому монаху и его подарок“, – завершил свой рассказ моряк.
Войти с помощью соц. сетей: