В Бедегрейне эта ночь была последней перед битвой. Епископы в немалом числе благословляли армии обеих сторон, выслушивали исповеди и произносили мессы. Воины Артура относились ко всему этому уважительно, а воины Лота – неуважительно, ибо таково было обыкновение всех армий, обреченных на поражение. Епископы убеждали обе стороны, что они победят, ибо с ними Бог, но люди Короля Артура знали, что на каждого из них приходится три солдата врага, и потому почитали за лучшее получить отпущенье грехов. А люди Короля Лота, также осведомленные о соотношении сил, провели ночь, танцуя, пьянствуя, играя в кости и рассказывая друг другу грязные анекдоты. Во всяком случае, так записано в хрониках.

В палатке Короля Англии прошел последний военный совет, и Мерлин задержался после него, чтобы поболтать. Вид у него был озабоченный.

– О чем ты тревожишься, Мерлин? Разве нам предстоит все же проиграть эту битву?

– Нет. Битву ты выиграешь. Я не причиню никакого вреда, сказав тебе об этом. Ты сделаешь все, что в твоих силах, будешь стойко сражаться и призовешь сам знаешь кого в нужный момент. Тебе от природы назначено выиграть битву, а потому не важно, скажу я об этом или не скажу. Нет. Сейчас меня беспокоит что-то еще, о чем мне следовало тебе рассказать.

– И о чем же это?

– Милостивые Небеса! Разве стал бы я беспокоиться, если бы вспомнил – о чем?

– Это не о девице по имени Нимуя?

– Нет. Нет. Нет. Нет. Это дело совершенно иного рода. Это что-то – что-то такое, чего я никак не вспомню.

Немного погодя Мерлин вытащил бороду изо рта и принялся пересчитывать пальцы.

– Про Гвиневеру я тебе рассказал, так ведь?

– Я в это не верю.

– Не важно. И насчет нее и Ланселота я тебя предупредил.

– А это предупреждение, – сказал Король, – было бы низким независимо от того, правдиво оно или ложно.

– Дальше, я сказал все что следует об Экскалибуре и об осторожности, с которой тебе следует обходиться с его ножнами?

– Да.

– Про твоего отца я тебе рассказал, стало быть, дело определенно не в нем, о его особе ты получил представление. Больше всего меня сбивает с толку, – вскричал волшебник, выдирая пучки волос из шевелюры, – что я не могу припомнить, касается это прошлого или будущего.

– Выбрось ты это из головы, – сказал Артур. – Будущего я все равно знать не хочу. Для меня было бы лучше всего, если бы ты не тревожился так об этом, потому что и я начинаю тревожиться.

– Но это что-то такое, о чем я обязан сказать. Это жизненно важно.

– А ты перестань думать об этом, – предложил Король, – тогда, может быть, оно само и придет. Тебе нужно отдохнуть. В последнее время ты слишком утруждал свою голову всеми этими предупреждениями и приготовлениями к битве.

– Я обязательно отдохну, – воскликнул Мерлин. – Как только сражение кончится, я отправлюсь пешком в Северный Хумберланд. У меня есть наставник по имени Блейз, живущий в Северном Хумберланде, как знать, вдруг он сможет сказать мне, что именно я пытаюсь припомнить. А потом мы с ним понаблюдаем за дикими птицами. Он великий знаток диких птиц.

– Вот и хорошо, – сказал Артур. – Отдохни как следует. А после, когда ты вернешься, мы сможем придумать, как нам помешать Нимуе.

Старик перестал возиться с пальцами и бросил на Короля острый взгляд.

– Невинный ты человек, Артур, – сказал он. – И очень добрый, честное слово.

– О чем это ты?

– Ты что-нибудь помнишь о волшебстве, которым владел, когда был еще маленьким?

– Нет. Разве я владел каким-либо волшебством? Я помню, что интересовался зверями и птицами. Собственно, потому я и устроил в Тауэре зверинец. Но о волшебстве не помню.

– Люди забывают об этом, – сказал Мерлин. – Ты, верно, и притч не помнишь, которые я рассказывал тебе, когда пытался что-либо объяснить?

– Помню, конечно. Одна была про какого-то Равви, ты ее рассказывал, когда я хотел куда-нибудь взять с собой Кэя. Я, правда, так и не понял, зачем умерла корова.

– Ладно, сейчас я хочу рассказать тебе еще одну притчу.

– Послушаю с удовольствием.

– На Востоке, возможно, в том же городе, где родился Равви Иаханан, был один человек, который шел по базару в Дамаске и вдруг нос к носу столкнулся со Смертью. Он заметил удивленное выражение на страшном лице призрака, однако они миновали друг друга, не обменявшись ни словом. Человек напугался и отправился к мудрецу спросить, что ему делать. Мудрец сказал, что Смерть, скорее всего, явилась в Дамаск, чтобы завтра поутру забрать его с собой. От этого бедняга пришел в ужас и спросил, не может ли он как-нибудь избежать такой участи. Думали они, думали и надумали только, что жертве следует за ночь верхом доскакать до Алеппо, тем самым ускользнув от черепа с кровавыми костями.

– И вот человек этот поскакал в Алеппо, – страшная была скачка, ибо никому еще не удавалось добраться туда за одну ночь, – и когда он туда добрался, он отправился на базарную площадь, радуясь, что ускользнул от Смерти. Тут-то Смерть и подошла к нему и хлопнула по плечу. «Прости меня, – сказала она, – но я пришла за тобой». – «Но как же так, – вскричал охваченный ужасом человек, – мне казалось, что вчера я встретил тебя в Дамаске!» – «Верно, – ответила Смерть. – Потому я и удивилась, ибо мне было велено встретиться с тобой сегодня – в Алеппо».

Некоторое время Артур размышлял над этой страшной, хоть и затасканной историей, а затем сказал:

– Стало быть, пытаться спастись от Нимуи бессмысленно?

– Даже если бы я того хотел, – сказал Мерлин, – и то было бы бессмысленно. Существует некое свойство Времени и Пространства, которое еще предстоит обнаружить философу по имени Эйнштейн. Кое-кто называет его Судьбой.

– Но вот чего я не могу переварить, так это того, что ты окажешься жабой в норе.

– Ай, ладно, – сказал Мерлин, – ради любви люди и не то еще делают. И потом, почему это жаба в норе непременно несчастна, – да не больше, чем ты во сне, к примеру. Обдумаю кое-что, пока меня оттуда не выпустят.

– Так тебя все-таки выпустят?

– Я скажу тебе еще кое-что, Король, и возможно, оно тебя удивит. Это случится не скоро, сотни лет пройдут, но мы с тобою вернемся, оба. Знаешь, что будет написано у тебя на могиле? Hic jacet Arthurus Rex quandam Rexque futurus. Латынь еще помнишь? Это означает: Король былого и грядущего.

– И я возвращусь назад, так же, как ты?

– Некоторые говорят – из долины Авалона.

Король молчал, задумавшись. Снаружи стояла глубокая ночь, и в ярко освещенном шатре было тихо. Шаги часовых по траве не долетали сюда.

– Интересно, – сказал он наконец, – а будут ли люди помнить о нашем Круглом Столе?

Мерлин не ответил. Голова его клонилась к белой бороде, кисти рук были сжаты коленями.

– Что же они будут за люди, Мерлин? – несчастным голосом воскликнул молодой человек.