Однако же Моргана ле Фэй, хоть и не могла в ее волшебном обличье переносить близость железа, все еще оставалась хозяйкой грифона. И в миг, когда исчез ее замок, она с помощью чар спустила этого зверя с его золотой цепи.

Разбойники, довольные успехом, не проявили должной осторожности. Они решили окольным путем обогнуть то место, где видели цепное чудовище, и шагали по темному лесу, не помышляя о какой-либо опасности.

И вот послышался шум, похожий на свисток паровоза, а в ответ ему, – перекрывая его, – голосом феникса запел серебряный рог Робина Вуда.

– Тун, тон, тавон, тон-тавон, тан-тон-тавон, тон-тан-тон-та-вон, – распевал рожок. – Мут, трут, тру-ру-рут, тру-ту-ру-рут. Трут, трут. Тран, тран, тран, тран.

Робин выдувал свою охотничью музыку, и захваченные врасплох лучники развернулись навстречу нападающему грифону. Одним движением они выставили вперед левые ноги и выпустили такую тучу стрел, что показалось, будто посыпался снег.

Варт увидел, как зверь на лету запнулся; здоровенная стрела торчала у него между лопаток. Собственная стрела мальчика ушла далеко в сторону, и он торопливо согнулся, чтобы достать из колчана другую. Он увидел, как шеренга его товарищей лучников покачнулась, будто по условленному сигналу, – каждый из мужчин склонился за новой стрелой. Он услышал, как снова пропели луки, как зашуршали в воздухе оперенья. Он увидел, как проблеснула в лунном свете фаланга стрел. Всю свою жизнь до этой минуты он стрелял по соломенным мишеням, отвечавшим стреле «пфут!». Как часто он жаждал услышать звук, который издает это чистое и смертельное оружие, попадая в плотную плоть. Теперь он его услышал.

Но латы у грифона были толстые, словно у крокодила, и почти все стрелы, кроме наиболее точно нацеленных, соскальзывали с них. Грифон по-прежнему приближался, издавая пронзительный визг. Слева и справа начали падать люди, сметенные его хлещущим хвостом.

Варт никак не мог наложить стрелу на тетиву. Старшее перо не вставало как следует. Все вокруг внезапно замедлилось.

Он видел черную громаду тела, летевшую в блеске луны. Он почувствовал, как коготь вцепился ему в грудь. Он почувствовал, что медленно переворачивается в воздухе, придавленный сверху жестокой тяжестью. Где-то в кружащейся карусели пространства мелькнуло лицо Кэя, горящее волнением в свете звезд, а по другую сторону колеса пролетело с открытым ртом лицо кричащей девицы Мэриан. И перед тем как соскользнуть во мрак, он подумал, что этот крик обращен к нему.

Они извлекли его из-под мертвого грифона, в глазу которого обнаружили застрявшую стрелу Кэя. Грифон умер в броске.

Затем какое-то время Варту было очень больно, – пока Робин вправлял ключицу и накладывал повязку из зеленой ткани, отрезав ее от своего капюшона, – а после этого вся команда полегла спать прямо у туши грифона, ибо устали все как собаки. Слишком поздно было, чтоб возвращаться в замок сэра Эктора или даже в разбойничий лагерь под огромным деревом. С опасностями похода было покончено, и все, что оставалось сделать этой ночью, – это разжечь костры, выставить часовых и завалиться спать кто где стоит.

Впрочем, Варт почти и не спал. Он сидел, прислонясь спиной к дереву, наблюдая, как в неровном свете костра прохаживаются взад-вперед красные часовые, прислушиваясь к тихому обмену паролями и размышляя о волнующих событиях дня. События кружились и кружились у него в голове, иногда теряя должный порядок и воспроизводясь задом наперед или кусками. Он видел последний бросок чудовища, слышал крик Мэриан: «Хороший выстрел!», прислушивался к гудению пчел, мешавшемуся со стрекотом кузнечиков, и стрелял, стрелял, сотни и тысячи раз в деревянных попугаев, обращавшихся в грифонов. Кэй и спасенный Собачий Мальчишка спали, подрагивая, с ним рядом и казались непостижимыми и чужими, как часто бывает со спящими людьми, а Каваль, лежавший у здорового плеча, время от времени облизывал его горячие щеки. Заря занималась медленно, так медленно и с такими задержками, что невозможно было определить, когда же в действительности рассвело, – дело обычное в летние месяцы.

– Ну что же, – сказал Робин, когда все проснулись и позавтракали прихваченными с собой холодной олениной и хлебом, – как ни жаль, а пора нам расстаться, Кэй. А то еще сэр Эктор пойдет на меня походом, чтобы выручить вас. Спасибо за помощь. Могу я чем-нибудь одарить вас в знак благодарности?

– Все было чудесно, – ответил Кэй. – Просто чудесно. Можно мне взять грифона, которого я подстрелил?

– Он слишком тяжел, чтобы его тащить. Почему бы тебе не взять его голову?

– С удовольствием, – сказал Кэй, – если только кто-нибудь согласится ее отрезать. Это был мой грифон.

– А как ты собираешься поступить со старым Вотом? – спросил Варт.

– Зависит от того, чего ему хочется. Может быть, ему по нраву жить в одиночку и питаться желудями, как он уже и привык, а может быть, он пожелает присоединиться к нашей шайке, мы будем рады его принять. Как-никак из вашей деревни он убежал, и я не думаю, чтобы ему захотелось в нее возвращаться. А ты что об этом думаешь?

– Если ты собираешься сделать мне подарок, – медленно сказал Варт, – я предпочел бы получить Вота. Тебе это не покажется неправильным?

– Вообще-то, – сказал Робин, – покажется. По-моему, не следует преподносить в подарок людей, им это может не понравиться. Во всяком случае, так полагаем мы, саксы. Да и что ты намерен с ним сделать?

– Я вовсе не хочу держать его под замком или как-то ограничивать. Понимаешь, у нас есть наставник, и он чародей, вот я и подумал, что, может, ему удастся вернуть Воту рассудок.

– Милый мальчик, – сказал Робин. – Конечно, бери его. Прости меня за ошибку. По крайности, мы можем спросить у него, захочет ли он уйти с тобой.

После того как кто-то отправился на поиски Вота, Робин сказал:

– Ты лучше сам с ним поговори.

Привели бедного старика, ухмыляющегося, сконфуженного, уродливого и страшно грязного – и поставили его перед Робином.

– Ну давай, – сказал Робин.

Варт толком не представлял, как ему все изложить, однако сказал:

– Послушай, Вот, ты не хотел бы пойти со мною домой, совсем ненадолго, пожалуйста?

– Апа-Нана-Варра-Баа-Ваа, – ответил Вот, дергая себя за вихор, ухмыляясь, кланяясь и плавно помавая руками во всех направлениях.

– Пойдешь со мной?

– Вана-Нана-Ванавана.

– Обед? – в отчаянии спросил Варт.

– Р! – утвердительно крикнул несчастный, и глаза его засветились в радостном предвкушении еды.

– Туда, – сказал Варт, указывая в ту сторону, где, судя по солнцу, находился замок его попечителя. – Обед. Пойдем. Я беру.

– Хозяин, – сказал Вот, вдруг вспомнив единственное слово – слово, с которым он привык обращаться к большим людям, дарившим его пропитанием, к единственному его источнику существования.

– Что ж, – сказал Робин, – хорошее получилось приключение, жаль, что вы уходите. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

– Приходите в любое время, – сказала Мэриан, – как только соскучитесь. Все, что вам нужно, – это идти по прогалинам. А ты, Варт, несколько дней побереги ключицу.

– Я пошлю людей проводить вас до края ловчего поля, – сказал Робин. – А там уж вам придется идти самим. Надеюсь, Собачий Мальчик сможет дотащить голову грифона.

– До свиданья, – сказал Кэй.

– До свиданья, – сказал Робин.

– До свиданья, – сказал Варт.

– До свиданья, – сказала Мэриан, улыбаясь.

– До свиданья, – вскричали разбойники разом и взмахнули луками.

И Кэй, Варт, Собачий Мальчик, Вот и Каваль вместе с их эскортом тронулись в долгий путь домой.

Прием их ожидал сногсшибательный. Когда предыдущим днем собаки воротились без Каваля и Собачьего Мальчика, а ввечеру ни Кэй, ни Варт не вернулись домой, замок охватило смятение. С няней приключился припадок, Хоб до полуночи прорыскал в окрестностях леса, повара сожгли предназначенную для обеда ногу, а каптенармус все доспехи начистил дважды и все мечи и все пики заострил, словно бритвы, на случай набега. В конце концов кому-то пришло в голову порасспросить Мерлина, который как раз пристроился вздремнуть по третьему разу. Волшебник – ради тишины и спокойствия, потребных ему для отдыха, – прибегнул к своей проницательности и в точности рассказал сэру Эктору, чем заняты мальчики, где они находятся и когда следует ждать их обратно. Он предсказал их возвращение с точностью до минуты.

А потому, когда небольшая процессия возвращавшихся из похода воинов завиднелась с подъемного моста, встречать их высыпало все население замка. В середине толпы стоял сэр Эктор, имея при себе толстую трость, каковой он предполагал отдубасить их за то, что они пересекли границу владения и причинили столько хлопот; тут же была и няня, по настоянию которой на мост вынесли флаг, поднимавшийся, когда сэр Эктор мальчиком возвращался домой на каникулы, на флаге значилось «Добро Пожаловать Домой»; немного сбоку стоял бросивший своих любимых соколов Хоб и прикрывал щитком ладони орлиные очи, желая все разглядеть первым; повара и вся кухонная обслуга лупили в кастрюли и сковородки, распевая «Ах, когда же опять он воротится вспять?» или что-то подобное, совершенно без всякого лада; громко мяукал кухонный кот; собаки, удравшие с псарни, потому что доглядеть за ними было некому, приготовлялись задрать кухонного кота; сержант на радостях так напыжился, что, похоже, мог в любую минуту взорваться, он, разумеется, начальственным тоном распорядился, чтобы все кричали «ура», как только он скажет: «Раз, два!».

– Раз, два! – крикнул сержант.

– Ура-а! – послушно закричали все прочие, включая и сэра Эктора.

– Глядите, что я добыл, – прокричал Кэй. – Я подстрелил грифона, а Варта ранило.

– Гав-гав-гав! – залаяли разом собаки и хлынули к Собачьему Мальчику, облизывая его лицо, царапая грудь, обнюхивая его сверху донизу, чтобы выяснить, что с ним случилось, и с надеждой поглядывая на голову грифона, которую Собачий Мальчик поднял повыше, чтобы они ее не сожрали.

– Господи, благослови мою душу! – воскликнул сэр Эктор.

– Увы, мой бедный воробушек, – запричитала няня, роняя флаг. – Господи Боже, да у него вся рука примотана к грудке каким-то зеленым тряпьем!

– Подумаешь, – сказал Варт. – Ой, только не трогай меня. Больно.

– Можно, я из него чучело набью? – спросил Кэй.

– Ну, будь я проклят, – сказал Хоб. – Да никак этот старикан – наш Вот, тот, что спятил, а после сбежал.

– Мои дорогие, дорогие мальчики, – сказал сэр Эктор. – До чего же я рад, что вы возвратились.

– Ах ты, старый ты олух, – торжествующе воскликнула няня. – А где, интересно узнать, твоя большая дубина?

– Гм! – произнес сэр Эктор. – Как вы посмели оставить замок и причинить нам столько тревог?

– Это настоящий грифон, – сказал Кэй, понимавший, что бояться решительно нечего. – Я их дюжинами сшибал. У Варта ключица сломана. А Вота с Собачьим Мальчиком мы спасли.

– Вот что значит внушить молодежи правильные представления о стрельбе, – гордо сказал сержант.

Сэр Эктор расцеловал мальчиков и приказал представить ему грифона.

– Да-а! – воскликнул он. – Вот так чудище! Мы повесим его чучело в трапезной. Какие, говоришь, у него мерки?

– Восемьдесят два дюйма от уха до уха. Робин сказал, что это может оказаться рекордом.

– Надо позаботиться, чтобы его занесли в хроники.

– А недурной подвернулся, верно? – заметил Кэй с хорошо отрепетированным хладнокровием.

– Я отдам его в набивку сэру Роланду Уорду, – в полном восторге продолжал сэр Эктор, – и велю приделать к нему пластинку слоновой кости с надписью готическим шрифтом «ПЕРВЫЙ ГРИФОН КЭЯ» – и с датой.

– Да перестань ты наконец ребячиться, – прикрикнула няня. – А ну-ка, мастер Арт, ягненочек мой, немедленно марш в постель. А ты, сэр Эктор, не стыдно тебе забавляться, как полоумному, с головой этого чудища, когда бедный ребенок стоит на пороге смерти. Сержант, хватит пыжиться. Давай-ка, поворачивайся, бери лошадь да скачи в Кардал за хирургом.

Она замахнулась на сержанта передником, и сержант съежился и прыснул в сторону, словно шуганутый куренок.

– Ну говорю же тебе, все в порядке, – сказал Варт. – Подумаешь, ключицу сломал, Робин ее прошлой ночью вправил. Она ничуточки не болит.

– Отцепитесь от мальчика, няня, – приказал сэр Эктор, принимая сторону мужчин против женщин и желая восстановить свое верховенство, подорванное упоминанием о дубинке. – Нужно будет, Мерлин его посмотрит. А кто такой Робин?

– Робин Вуд, – вместе воскликнули мальчики.

– Никогда о таком не слышал.

– Ты называешь его Робин Гудом, – тоном превосходства пояснил Кэй, – а на самом деле он Вуд, лесной дух.

– Так-так-так, вы, значит, разбойничали вместе с этим прохвостом! Пойдемте-ка, мальчики, завтракать, там вы мне про него и расскажете.

– Мы уже позавтракали, – сказал Варт, – несколько часов назад. Можно, я лучше возьму Вота и повидаюсь с Мерлином?

– Слушай, так это же тот старик, который свихнулся и потом скрылся в лесу. Его-то вы где подцепили?

– Добрый Люд захватил его вместе с Собачьим Мальчиком и Кавалем.

– Но мы подстрелили грифона, – вмешался Кэй. – Я сам его подстрелил.

– Вот я и хочу посмотреть, не сможет ли Мерлин вернуть ему разум.

– Мастер Арт, – твердо сказала няня. После отповеди сэра Эктора и до самой этой минуты она оставалась бессловесной. – Мастер Арт, ты сию же минуту пойдешь в свою комнату и ляжешь в постель. Может быть, я и старая дура, это уж вам виднее, но я полсотни лет прослужила в Семье и как-нибудь знаю свой долг. Уж я-то не стану точить здесь со всякими остолопами лясы, когда твоя рука, того и гляди, отвалится! Да, а ты, старый индюк, – добавила она, свирепо повернувшись к сэру Эктору, – смотри, пока бедный малютка не отдохнет, держи своего фокусника подальше от его комнаты, может, хоть на это сгодишься! Повесничать с чудищами и придурками, – продолжала победительница, уводя своего беспомощного пленника с поля брани. – Сроду о таком не слыхала!

– Пожалуйста, кто-нибудь, скажите Мерлину, пусть займется Вотом, – крикнула через плечо несчастная жертва, и голос ее затих в отдалении.

Варт проснулся в прохладной постели, чувствуя себя гораздо лучше. Старая фурия, что ухаживала за ним, плотно занавесила окна, поэтому в комнате было темно и уютно, но по золотому солнечному лучу, пересекавшему пол, он мог сказать, что время уже перевалило за полдень. Он не просто чувствовал себя лучше. Он чувствовал себя очень хорошо, до того хорошо, что оставаться в постели не было никакой возможности. Резким движением он отбросил покрывало, но тут же зашипел, потому что в плече, о котором он во сне позабыл, что-то крякнуло и заскрипело. Тогда он с большей осторожностью соскользнул с постели и, опершись на одну руку, встал, сунул в шлепанцы босые ступни и кое-как завернулся в ночную рубаху. Шлепая туфлями, он отправился по каменным переходам к обветшалой винтовой лестнице, – ему нужен был Мерлин.

Добравшись до классной, он обнаружил, что Кэй продолжает получать положенное им Первостатейное Образование. Видимо, Кэй писал диктант, ибо, открывая дверь, Варт слышал, как Мерлин размеренным тоном выговаривает старинное правило средневековой мнемоники: «Barbara Celarent Darii Ferioque Prions», а Кэй просит его:

– Погодите немного. У меня перо вкось пошло.

– Гляньте-ка на него, – сказал Кэй, когда они его увидели. – Ты же должен лежать в постели и помирать от гангрены или еще от чего.

– Вот и я, Мерлин, – сказал Варт. – А где Вот?

– Хорошо бы тебе постараться избегать аллитераций в обыденной речи, – ответил колдун. – Вот, например, фраза: «Дорогой, дорога до города дороговата», – неудачна даже в качестве аллитеративной. И затем, сентенция твоя двусмысленна, чтобы не сказать о ней хуже. Я мог бы принять ее за загадку и ответить: «А вот где!» или, если бы я был Король Пеллинор: «Что-что-что, вот?» Когда дело касается навыков разговорной речи, никакая осмотрительность не бывает излишней.

Видимо, Кэй хорошо справлялся с диктантом, и старый джентльмен пребывал в приятном расположении духа.

– Ну, вы же знаете, что я имею в виду, – сказал Варт. – Что вы сделали с безносым стариком?

– Он его вылечил, – сказал Кэй.

– Что ж, – сказал Мерлин, – можно назвать это так, а можно и по-другому. Разумеется, когда проживешь столько лет, сколько прожил я в этом мире, да еще и задом наперед, худо-бедно, а начинаешь разбираться в болезнях. Боюсь, впрочем, что для нынешнего поколения чудеса аналитической психологии и пластической хирургии – не что иное, как закрытая книга.

– Так что вы с ним сделали?

– О, всего лишь провел сеанс психоанализа, – величественно ответил волшебник. – Да и, кроме того, пришил им обоим новые носы.

– Какие еще носы? – удивился Варт.

– Вот уж это умора полная, – сказал Кэй. – Сначала он хотел пришить одному из них нос грифона, но я его не отдал. Тогда он взял носы от поросят, – у нас сегодня поросята на ужин, – и использовал их. Я лично думаю, что они, того и гляди, захрюкают.

– Операция деликатная, – сказал Мерлин, – но увенчалась успехом.

– Ну что же, – с сомнением сказал Варт, – я надеюсь, что все обойдется. А чем они потом занялись?

– Пошли на псарню. Старый Вот очень сожалеет о том, что сделал с Собачьим Мальчишкой, но говорит, что не помнит, как он это сделал. Говорит, что, когда в него полетели камни, все вдруг почернело, и дальше он ничего вспомнить не может. Собачий Мальчик его простил и сказал, что ему теперь все едино. В будущем они намерены вместе работать на псарне и о прошлом больше не думать. Мальчик говорит, что старик был добр к нему, когда они томились в плену у Королевы эльфов, и, как он теперь понимает, первым делом не надо было ему самому кидаться камнями. Он говорит, что часто думал об этом, когда другие мальчишки кидались камнями в него.

– Ладно, – сказал Варт. – Я рад, что все обернулось к лучшему. Как вы думаете, можно мне их сейчас навестить?

– Ради всего святого, – воскликнул Мерлин, – не делай ты ничего, что разозлит твою няньку. Старуха треснула меня шваброй, когда я сегодня перед полуднем зашел повидаться с тобой, и сломала мои очки. Не мог бы ты подождать до завтра?

Назавтра Вот и Собачий Мальчик были уже лучшими друзьями. Общие переживания – камни, летящие из толпы, и колонны из свинины, к которым их привязала Моргана ле Фэй, – соединили их и дали им пищу для воспоминаний, которыми они и делились всю остальную жизнь, лежа по ночам среди собак.

К тому же поутру оба отодрали носы, коими Мерлин столь великодушно их наделил. Они объяснили это тем, что теперь им привычнее без носов, да и вообще они предпочитают жить с собаками.