Глава 2
– Вот я и встретился с тобою, Мехмед. Не рад нашей встрече, которой добивался? Да, ты хотел посадить меня в железную клетку на потеху своим единоверцем. А потом прибить гвоздями к воротам, как несчастного старика патриарха. Возомнил себя владыкой жизни?!
На Юрия нахлынуло такое бешенство, что он едва удержался от желания выдрать осману всю бороду. Сейчас с султаном можно было сделать что угодно, казнить любым способом, который мог бы только прийти в голову – и то это стало бы небольшой местью за мученическую гибель десятков тысяч христиан в одном лишь Константинополе.
– Молчишь?!
Юрий ощерился – турок смотрел пустыми глазами, он явно находился по ту сторону жизни. Такого можно избить, мучить и даже убить – только все бесполезно, султан полностью отрешился от жизни. Нужно было найти способ его встряхнуть, вывести из апатии.
– Тогда слушай меня внимательно, Мехмед.
Юрий присел на кресло, посмотрел на лежавшего владыку Оттоманской Порты. Запорожцы бросили его прямо на ковер, и удалились получать от казначея золотые червонцы, ибо пять пудов серебром слишком серьезная ноша. Все же огромная награда сыграла свою роль – бежавшего с поля битвы султана настигли через три дня, охрану изрубили, а пленника завернули в ковер, привезли и бросили в походном шатре.
– Я не буду казнить тебя и твоих пашей, султан. Пока не стану – хотя вы все облиты христианской кровью с головы до ног. И если бы собрать все слезы матерей, что были пролиты по вашей вине, то в огромном озере можно утопить всю твою армию, которую мы уже перебили.
Ваши злодеяния переполнили чашу нашего смирения – и гнев выплеснулся. Сами виноваты в последствиях!
Так что живи, Мехмед – собственными глазами увидишь, как над Ак-Софией засияет крест! И очень скоро – я постараюсь, ибо затягивать с вами войну ни в коем случае нельзя. Я в этом мире живу восемь лет, и каждый год воюю с вами – так что вопрос нужно решить кардинально, раз и навсегда. И это будет сделано!
В шатре стало тихо, слышалось только хриплое дыхание турка. Юрий закурил папиросу, несколько раз затянулся, успокаиваясь. Он не обманывал знатного пленника – на военном совете решили, что поход на столицу Оттоманской Порты должен состояться в любом случае.
Причин имелось много, и главной из них была та, что пока Константинополь в руках у турок, то война будет длиться бесконечно и затянется на пару веков. Так что лучше напрячься хорошенько сейчас и решить проблему раз и навсегда. А установленные на берегах Дарданелл и Босфора орудия на века сделают безопасными берега Черного моря. И не будет угрозы постоянной и непрерывной войны – как он сам устал от нее, Юрий старался никому не говорить, даже любящей жене.
– Я иду с войсками на Константинополь, который вы называете Стамбулом. Все захваченное у вас трофеями оружие, а его вполне достаточно для ста тысяч воинов, я раздам.
Кому?!
Покоренному османами православному населению. Думаю, они вскоре сведут кровавые счеты. Как с пришлыми турками, так и со ставшими мусульманами своими единоплеменниками. Вы столетиями сеяли смерть и разорения, не считая гяуров за людей, устраивали им резню – все вернется вам сторицей. Разумеется, это произойдет не сразу, не в один год, а затянется на несколько лет. Но твоих османов на православных землях больше не будет. А местным мусульманам будет предложен выбор – присягнуть мне, либо перебраться в Анатолию, или быть убитыми.
В Писании ведь не зря сказано – какой мерой меряете, такой и вам отмерят. Так что проведешь остаток жизни в железной клетке, которую приготовил для меня. Мы ее поставим в центре Константинополя на всеобщее обозрение. Греки будут проходить мимо нее – и делать все что захотят. И оросят тебя своими струями и плевками, а также фекалиями. Выразят свое отношение ко всем твоим казням, что ты на них обрушил. Но тебе не будет скучно – все те нелюди, кто резал недавно христиан, лил их невинную кровь, будут казнены перед твоими глазами.
Мы найдем всех, я тебе клятвенно обещаю!
И живые из твоих башибузуков позавидуют мертвым – пощады не будет никому! Их семьи продадим в рабство – в назидание другим вашим палачам и душегубам!
Юрий посмотрел на отца Сильвестра, что невозмутимо перебирал щетки, а потом на суровых охранников. В очередной раз остудил закипевший в душе гнев. Коротко бросил:
– Содержать под строгим караулом, поить и кормить хоть насильно. И смотреть, чтобы не помер в одночасье, или руки на себя не наложил. Он до Константинополя дожить должен, и там свою судьбу встретить! Забирайте султана, мне он больше не нужен!
Пленника, так и не сказавшего даже слова, вынесли угрюмые стрельцы, а Юрий задумался – предстояла встреча с господарем, вернее, преемником убитого властителя Валахии. Этого человека он решил назначить благодаря своей памяти – православные церкви в его времени причислили Константина Брынковяну к лику святых, за то, что принял вместе со своими четырьмя сыновьями мученическую смерть в Константинополе, казненные там по прихоти очередного султана…
– Ты вместе с боярством примешь это «Уложение» – его нужно прочитать на всех сходах у каждой церкви!
По лицу Брынковяну пробежала мимолетная гримаса, еле уловимая – отмена феодальных порядков, да и сама идея вольности народной тридцатилетнему князю явно не пришлась по душе. Но деваться было некуда – русские войска вступили на территорию бывшего вассального Турции княжества, и ссориться с ними себе дороже. Чревато, знаете ли, если припомнить судьбу предшественника.
– Бояр Кантакузино казнят, где только найдут – они решили, что я с ними шутить буду! Надеюсь, в твою голову не взбредет такая мысль, и ты проявишь здравомыслие?
– Я в полной твоей власти, базилевс! Исполню любое повеление, твои войска являются надежной защитой от османов, которых и я, и мой народ, ненавидим всей душой!
«Проникновенно говорит, вот только таким словам грош цена. Думает небось, что был польский король Ян, но убрался. Так и русские пришли, и тоже уйдут, и ты с боярами будешь делать то, что взбредет в голову. А вот и хренушки, это всерьез и надолго!»
– На вольности и права народа никто не имеет права покуситься! Ты сам, и бояре твои присягнут в том!
– На святом кресте и библии клятву дадим, базилевс!
– Фанариотов переловить, добро их в господарскую и мою казну вложить. Иуд перевешать!
– С радостью, базилевс. Нынче же начнем в Бухарешти! Поймаем всех и казням предадим
Лицо валаха осветилось – греков, что преданно служили османам, выжимая поборы с христиан, повсеместно ненавидели. Так что можно было не сомневаться, что переловят всех, и даже больше того – но таковы нравы в этом времени, тут таким образом сводили застарелые счеты.
– Я назначаю тебя господарем Валахии, Константин! Служи мне верно – и тогда трон под тобою может стать наследственным! А я посмотрю, как ты «Уложение» по всему княжеству в жизнь проводить будешь! Рабов на православной земле быть не может во веки веков!
Назначенный господарем Валахии Константин склонился перед ним и облобызал руку – Юрий уже не морщился от ритуала, таковы правила в этом мире. Также повел себя раньше и молдаванский господарь Стефан, фамилию которого он так и не удосужился правильно выговаривать.
– Все исполню по твоей воле, базилевс!
«А куда ты денешься с подводной лодки, дорогой. И вольности насаждать сам будешь, и бояре твои, думая, что это все моя блажь, и временно. Вот только через десять лет народ силу свою почувствует, с которой власть имущие считаться будут. И никто не рискнет ни один пункт «Уложения» нарушить, ибо смерть ждет такого отступника.
Как не крути, но это своего рода Конституция, у отца Сильвестра светлая голова – уловил все мои идеи, и четко изложил их. Господарь станет наследственным монархом – игры в демократию и выборы президента не для этого времени. Но править будет в согласии с Собором – иначе никак, тирания боярской олигархии на фиг не нужна!»
– Войско твое частью общей армии станет – и присягу не только тебе, вначале всей державе православной приносить будет. Деньги общие будут – отправляй в Галич злато-серебро и получишь монет, с вычетом на чеканку. А вот посольские дела вершить не можешь – у нас держава, а твоя Валахия ее часть. Война для всех общая, в миру живите, как хотите, что на душе благостно – примучивать никто не будет.
Школы открывайте, людей грамоте учите и к общему с нами языку приохочивайте, дабы народы друг друга немного понимали. Пастырей в наших заведениях учить будем, вакансии выделим. И всех служивых людей, кто в войско пойдет – военному делу у нас обучать станем. А то вы воевать не умеете, ни с одним врагом войны самостоятельно не выдержите. А так хоть под нашей защитой будете.
Юрий говорил медленно, а господарь внимал ему, тщательно пряча неудовольствие. Но деваться было некуда и приходилось соглашаться. Понятно, что любому правителю сильно не понравится, когда церковь и армия не станут целиком в его власти находиться, тем более последняя не будет призывной – такую дурость вводить в автономиях нельзя.
«Руки я вам отрубил – мятежей и сепаратизма мне не нужно. А потому хрен вам, а не вооруженные силы, которые державе служат, а не правителю. Так же и церковь – лишенная монастырского землевладения, но получающая от государства щедрые выплаты, она будет проводить общую политику, а не местечковую. И так потихоньку, десятилетие за десятилетием, в державе все как в плавильном котле переплавится. На народ опираться нужно, а не на политиков, что преследуют своекорыстные интересы».
– И помни, господарь – обратной дороги нет!