Глава 26

Баранов и Евстигнеев разбудили всех, когда небо немного посветлело. Передали приказ дополнительно перебросить на плацдарм десять танков и помочь пехоте очистить от противника участок фронта между озерами Вачозеро – Пидьмозеро – река Свирь. На станции уже пыхтел новенький бронепоезд с крупнокалиберными 130-мм «универсалами», гордостью завода «Большевик». Ставка ставила задачу освободить Кировскую железную дорогу. Ленинград уже передал этот приказ в Оять. Так что солдат спит, а служба идет. Первой роте предстояло взаимодействовать с ротой Захарченко на левом фланге наступления. Василию надлежало заняться правым флангом, действуя с разведывательным батальоном 7-й армии. В общем, вперед, на Петрозаводск! Для того, чтобы понять, в какую задницу нас засовывали, представьте себе, что дорог здесь три: основное шоссе находится слева и в руках противника, Олонец— Петрозаводск. Еще одно, условно говоря, шоссе находится справа и идет вдоль берега Онежского озера. Кольцевая грунтовка огибает район двух больших озер и сходится в Подпорожье. Остальные населенные пункты имеют связь с железной дорогой, только и то в основном на лодках, по несудоходным рекам. От железнодорожных станций отходят небольшие самопальные грунтовки, дабы население могло сдать урожай и воспользоваться магазином на станциях. Всё! Наступай и радуйся! И жди, когда тебя отрежут финские егеря, просочившиеся по флангам.

– Петр Петрович! Чтобы выполнить задачу, я должен иметь платформы и паровозик. Естественно, четырехосные. И не пять штук, как сейчас, а на весь батальон. И паровозик должен быть свой, а не заказывать его у НКПС. И кто-то, но не я, должен жестко держать восточный берег Пидьмозера. И на участке четырнадцать крупных мостов. Я голову даю на отсеченье, что даже Челму бронепоезд не возьмет, дай бог, чтобы сам в ней, в реке Челма, не оказался.

– Филипп Данилыч! Ходи сюда! Вопросы есть! – прокричал Евстигнеев, подзывая Гореленко, который ставил задачи своим командирам чуть в стороне.

Их группа, потихоньку и оговаривая свое, двинулась в сторону танкистов и разведчиков. Так было всегда: каждый получал свою задачу, и когда нарывался на возникшие неприятности, то вспоминал о соседях и о связи между родами войск. Доставайте меня из задницы, иначе вам попадет, потому что я пожалуюсь наверх, может быть, даже «самому».

Начали задавать вопросы, а готовых ответов практически ни у кого не было. Вернулись в конторку склада, там быстренько убрали со стола остатки пиршества, разложили карты, затем их сменили на те, которые предложил Василий. На них названия, правда, выполнены по-фински, но это были переизданные в 41-м году карты русского ГенШтаба, с корректурой на апрель 1941 года, и с уточнениями, сделанными по данным немецкой авиаразведки на середину июля. Эти карты были захвачены на станции Свирь, они лежали в сейфе начальника станции. Один комплект подарили Гореленко, комдиву-21 не досталось.

– Пришлете своих картографов, они перенесут обстановку и сделают корректуру.

В результате операция началась только на следующее утро. Наступление шло медленно, очень много работы было у саперов. Финны, где только позволяла местность, ставили минные поля, ловушки, снайперов, пытались действовать проникающими группами, в общем, разыгрывали сценарий «зимней» войны. А тут еще и снег выпал. Из Ленинграда получили дополнительные ТМРы, четыре штуки, три из которых имели манипулятор. Стало чуточку полегче, и чуть быстрее пошли вперед. Но у станции Ревсельга финны взорвали крупный мост. Остановили продвижение бронепоезда в очередной раз и начали наступление с нашего правого фланга. Ударили силами 7-й пехотной дивизии и передислоцированной 163-й немецкой. Это все равно что пять наших дивизий бросились рвать на части одну. По пехоте и артиллерии примерно так и выходило. Как и ожидалось, удар наносили с расчетом выйти на Токари по северному побережью Пидьмозера. Мы к тому времени заменили «гусянки», ленивцы, ведущие шестерни и поддерживающие катки на всех машинах, кроме ТМР, на широченные «зимние», они были разработаны для танка КВ-1С, но пошли на все машины с корпусом «Клим Ворошилов». Снизилось давление на грунт до 0.82, появилась возможность нормально двигаться по глубокому снегу. Тем не менее танк за железнодорожные габариты не вылез.

За все время наступления мы ни разу не показали противнику полное количество тяжелых танков на этом берегу. Впереди каждой боевой группы действовал усиленный взвод, а остальные танки батальона стояли в лесу под Купецким и на той стороне реки у Подпорожья. Переправу на время ледостава снимали, но платформы выделили, и мы могли быстро перебросить танки на любой берег Свири, если понадобилось бы. Вопрос быстрой погрузки-выгрузки уже был полностью отработан. Пока работала немецкая артиллерия, мы выгрузили 24 танка в Токарях, а 16 машин прошли маршем к Шангострову. Все это было заранее оговорено с Гореленко, и его истребители нас прикрыли и отогнали финского корректировщика. Немцы и финны пошли в атаку, в результате которой потеряли деревни Гришинскую, Воробьеву Николу, Большой Посад, Князево, Прокино и Крюков Посад. Все, до самого Иванькострова. Мины они сами сняли перед наступлением. Гореленко под шумок форсировал Свирь у Вязострова и взял Иваньково. Перебросил несколько батальонов в Большой Посад, так как мы оседлали очень важную дорогу, которая вела в тыл наступающих на другом участке финско-немецких войск, и через восемь часов, останавливаясь только дозаправиться, подошли к Вальковщино, окружив атакующих Ладву финнов. Впрочем, в тех местах кого-нибудь «окружить» несколько трудновато. Финские егеря рассыпались по лесам и начали отход в сторону Онеги. Но 1300 квадратных километров территории мы забрали назад.

Гореленко перебросил через Свирь еще две дивизии и 46-ю танковую бригаду, которые сосредоточил у Калинской. Это – ключ к обороне юго-западного побережья Онеги. Тяжелые танки, полученные им 6 ноября, перебросил через Важинский порт и пригнал туда же. Через три дня он отрезал финнов, взяв Шелтозеро. Большая часть их 7-й пехотной дивизии оказалась в оперативном окружении у Вознесения.

От нас он требовал невозможного:

– Комбат, давай на Педа-сельгу, дави. Брось ты этот чертов бронепоезд, пока мосты восстанавливают, финны очухаются и даванут. Давай.

– Так нечем давить, тащ генерал, пехоты нет, артиллерия отстала. В резерве у меня два взвода. Остальные в бою. Мы же не стоим, зачищаем окрестности.

– Я сказал: бери Педа-Сельгу! – и повесил трубку.

Пришлось связываться с АБТУ, оттуда пришло РДО: «Действовать согласно утвержденному плану, за доверенный вам участок фронта несете персональную ответственность!» Подписано командующим фронтом и «командующим бронетанковыми войсками фронта» полковником Волковым. Вот это номер! А где Виктор Ильич?

Оттянул на себя «излишки» КВ-3 на участках, собрал в кулачок 25 единиц, остальные с фронта не снять, сомнут. Они продолжают работать с дивизией Гнедина, кстати, вполне нормальный комдив оказался, просто ему было обидно, что столько сил и времени потратил на взятие станции, а взяли ее «варяги» на новой технике, которую ему не дали. «Усё, работаем по вновь утвержденному плану!» – как говаривал товарищ Папанов. Железнодорожный батальон поднимает фермы мостов, восстанавливает опоры, после этого двигаемся дальше, оставляя участок железнодорожным войскам НКВД.

Баранов прорезался в сводках СовИнформБюро, его первая гвардейская танковая армия прорыва участвовала в параде в Москве и первой перешла в решительное контрнаступление на Волоколамском направлении. Её ввели в бой на рубеже Щелканово-Медведково на фронте шириной всего 20 километров, 18 ноября. Сломив сопротивление противника, части армии с ходу, к середине дня, освободили город Волоколамск, нанеся огромный урон четырем танковым и мотопехотной дивизиям генерала Гёпнера. Судьба вновь свела этих генералов в смертельном бою, и противник дрогнул. Он, как никто другой, хорошо представлял себе ту мощь, которая обрушилась на его войска. Узнав, что русские ввели в бой свежую танковую армию на КВ-3, он бросил карандаш на карту, где только что исправил линию положения войск.

– Это конец! Отходить, выдвинуть вперед самоходные «флак-88». Их задача: прикрыть отход армии.