Глава 18. Семейная лавка греческих богов

В 2000 году до нашей эры Гомер помянул в «Илиаде» двух героических полководцев, принявших участие в Троянской войне, – Эпистрофа и Федия. Отважные воины были родом из предгорья легендарного Парнаса, известного как Арахова. Минули века, канула в дымку истории великая Эллада, и на ее месте возникла маленькая нищая страна, раздираемая междоусобными войнами и торговыми гешефтами. Однако Арахова, затерянная в облаках на высоте полутора километров, не переставала удивлять мир своими воинственными пассионариями.

В начале ХХ века нашей эры восемнадцатилетний Иаков Ригас покинул свою высокогорную деревушку, добрался до порта Пирей и взошел на корабль, отплывающий в Америку. Кто поведал совершенно безграмотному крестьянину о новой земле обетованной, остается только догадываться. Преодолев Атлантику, Иаков стал Джеймсом, разнорабочим на строительстве железных дорог. Все, как обычно, если бы не одно «но»: скопив немного денег, Джеймс купил… кинотеатр! Кинотеатр тут же разорился, но мечта осталась. Неважно, что она претворилась лишь в следующем поколении. Важно, ЧТО из этого вышло. Рядом с достижениями Джона Ригаса, сына Джеймса, подвиги Эпистрофа и Федия меркнут и жухнут.

В 1920-м Джеймс Ригас осел в городке Уэллсвилль, штат Нью-Йорк, где открыл маленькую греческую столовую, в названии которой не было ничего греческого: Tеxas Hot, «Техасские горячие блюда». Романтику Техаса Джеймс принес на Восточное побережье из своего железнодорожного прошлого.

Через два года подошло время жениться, и Джеймс отписал брату в Арахова: так и так, жду, мол, твоей рекомендации. У брата была на примете скромная работящая девушка Элени Бразас. Элени знала семью Ригасов, фотокарточка Джеймса ей тоже понравилась, так что девушка дала добро и, преодолев пешком 154 километра до того же Пирея, играючи пересекла океан. Свадьбу сыграли в «Техасских горячих блюдах».

Еще через два года на свет появился маленький Джон Ригас, герой нашего рассказа. Джон и в самом деле был очень маленьким: один метр шестьдесят сантиметров до самой глубокой старости. Наверное, такая стать как раз и позволяет экономить энергию, выплескивая ее в нужном направлении с невероятной силой и напором, так что человек добивается любой поставленной цели.

Детство Джона прошло в столовой. Он помогал мыть тарелки, подавал посетителям, подметал пол – обычное дело в семейном бизнесе. Этот эпизод своей биографии маленький Ригас воспринял как большой урок: «Я вырос в атмосфере общепита и поэтому научился ценить клиентов, которые заглядывали в нашу столовую, взрослых и детей. Все они дарили мне магию общения. Этот ценный опыт очень пригодился в моем путешествии по жизни».

Еще Джон ходил в школу. Не простую, а греческую. После обычных занятий каждый день с четырех до шести он зубрил великий язык Гомера и Еврипида. Даже по выходным, в субботу, греческие уроки отнимали три часа жизни. Пока Джон был маленьким, он ненавидел эти занятия, но когда подрос – понял: то были лучшие мгновения его детства.

Почти с пеленок в Джоне культивировали глубокую привязанность к корням, семейным традициям и высоким моральным ценностям. Он вспоминал: «У меня было изумительное детство. Я ходил в школу и, несмотря на маленький рост, пользовался популярностью у одноклассников. Мы много занимались спортом, и я глубоко признателен за поддержку всем владельцам лавочек и магазинчиков на центральной улице Уэллсвилля! По сути, мы выросли на этой улице. Она была нашей единственной спортплощадкой. По соседству проживало еще пять греческих семей, мы все дружили. У каждого были маленькая кондитерская или ресторанчик».

Если читатель не понял, о чем речь, поясню: когда маленький Джон высаживал мячиком очередное стекло в кондитерской соседа Попандопулоса или на полном велосипедном ходу сносил стулья и столики в кофейне госпожи Згуриди, малыша никто не таскал за ухо, не бил, не отволакивал в полицию. Все кончалось тепло и по-семейному: слегка журили, трепали по волосикам, умилялись: «Вот она, наша смена, подрастает! Будущая гордость греческого предпринимательства».

Джон превратился в очень правильного юношу, чье мировоззрение покоилось на трех слонах: семья, упорный труд и церковь по воскресеньям. Когда началась война, он достойно выполнил патриотический долг, отслужив в пехоте.

В 1950 году фронтовик окончил Ренсселирский политехнический институт и принес в отчий дом глянцевую корочку инженерного диплома. Отец Джеймс был счастлив и горд, поэтому сразу же предложил сыну работу по специальности – в родной столовой, которая к тому времени успешно эволюционировала в ресторан. К своим 26 годам Джон окончательно сформировался как мужчина: у него были полные сто шестьдесят сантиметров роста, открытая, честная улыбка с тремя зияющими дырками в зубах, а левый глаз состоял в дерзкой оппозиции к правому и норовил при непринужденной беседе всякий раз увильнуть в сторону, что с непривычки смущало неподготовленного обывателя.

С такими замечательными данными было затруднительно служить в ресторане, особенно на виду у клиентов. Начались душевные метания: «Я проработал приблизительно девять месяцев и все это время чувствовал, что общепит – не моя ниша в жизни. Ведь нужно обладать природным талантом для того, чтобы успешно готовить пищу, я же явно не был лучшим. Я, конечно, умел управляться с грилем, но не так, чтобы очень. Поэтому стал подыскивать себе другое занятие».

У Джона был греческий приятель по имени Питер Графиадис, который занимался кинопрокатным бизнесом. Однажды он радостно вбежал в дом и сообщил, что в городишке по соседству – Каудерспорте – продается кинотеатр. «Это большая удача! – убеждал Питер. – Другой такой возможности не представится». Джон вспомнил о нереализованной мечте своего отца и «взял на себя».

История с приобретением полуразвалившегося кинотеатра в Каудерспорте показательна, поскольку приоткрывает завесу над главным секретом успеха Джона Ригаса: умением пускаться в невообразимые авантюры, в которых риск перевешивает не только здравый смысл, но и самые смелые ожидания прибыли. В данном случае не было ни одного аргумента в пользу того, чтобы браться за совершенно неведомый бизнес. Зато было множество против:

– цена – 72 тысячи долларов – не лезла ни в какие ворота, и единственным ее оправданием служил тот факт, что сделку рекомендовал близкий приятель (если читатель покупал когда-нибудь что-нибудь у своих друзей, он поймет, о чем речь);

– серьезных сбережений у Ригасов не было, поэтому сделку пришлось финансировать на стороне. Отец выделил Джону 5 тысяч, еще 20 насобирали у греческих друзей, и, поскольку все банки с места дали от ворот поворот, недостающие деньги ссудил сам продавец, взяв кинотеатр под залог;

– в Каудерспорте было два с половиной обитателя, поэтому ни о каком серьезном обороте мечтать не приходилось;

– и самое главное: уже вовсю шла экспансия телевидения, которая грозила в ближайшем будущем похоронить кинотеатры как идею.

Джон Ригас взвесил все «против» («за», как читатель понял, не было) и решил: рискну! Поначалу приходилось каждый день кататься из Уэллсвилля в Каудерспорт и обратно: утром Джон трудился в ресторане, а по вечерам крутил киношку, исполняя роль человека-оркестра: сам продавал билеты, сам готовил поп-корн, сам заправлял фильм в проектор и работал киномехаником. Когда силы оказывались на исходе, Джон ночевал прямо в зале.

Сказать, что дела шли ни шатко, ни валко, значит не сказать ничего. Дела не шли никак. Каудерспорт был невиданным захолустьем, мимо которого прошли все достижения цивилизации и плоды экономического бума. Любимая поговорка местных жителей: «Каудерспорт никогда не переживал Великую Депрессию, потому что до нее мы не знали никакой Эпохи Всеобщего Процветания».

Но Джон Ригас был упрямым человеком. Он женился на бедной учительнице английского языка по имени Дорис и перебрался на постоянное место жительства в Каудерспорт. Местные восприняли появление настырного косоглазого грека в штыки. Он буквально всех достал своим упорным желанием делать бизнес там, где это принципиально не делается. Джон не сдавался. Дошло до того, что после сеанса владелец кинотеатра отлавливал посетителей на улице и навязывал им дискуссии о просмотренной картине. На главной улице Джон заговаривал с каждым встречным о семье и здоровье детей. Даже стал посещать епископальную церковь, хотя крестился в греческой православной. Поначалу все думали: «Втирается в доверие». Потом привыкли. Теплых чувств, однако, так и не возникло: «Меня не приняли в этом городе, – жаловался Джон своему другу. – Ни разу даже не выбрали в школьный совет!»

Другой бы плюнул, свернул лавочку и подался в лучшие края. Но только не Ригас! Неприятие общины лишь усиливало его желание добиться успеха. Прорыв случился через два года – в 1952-м Джон приобрел у регионального оператора франшизу на проводку кабельного телевидения в Каудерспорте. Согласно информации Национального музея кабельной индустрии, в то время во всей Америке было только 60 кабельных систем. Ригас попал в самое яблочко.

Через четыре года вместе с братом Константином (все вокруг звали его Гас, потому что не могли выговорить полное имя) Джон провел кабельное телевидение и в родном Уэллсвилле. Дело пошло. К середине 60-х Ригас построил большой дом, возвышающийся на холме прямо над Каудерспортом: маленький человечек брал реванш над недружелюбным городком. Дом был огромным, с бассейном и садом, что, впрочем, соответствовало запросам разросшегося семейства: Дорис и Джон растили троих сыновей и дочь. Пришло и столь долгожданное признание со стороны аборигенов: Ригаса избрали в совет не то что школы, а даже местного банка.

После подключения Уэллсвилля братья Ригасы стали скупать один за другим кабельные системы в сельской местности Пенсильвании и Нью-Йорка. Кредиты брались нещадно без всякой оглядки на потенциальные риски. Как-то раз Джон Ригас завернул к приятелю Генри Лашу, владельцу местной мебельной мастерской, и весело сказал: «Привет! А я только что одолжил 10 миллионов долларов». Секретарша Ригаса почти все свое время проводила в банке, оформляя переводы денег с одного счета на другой, чтобы временно удовлетворить претензии бесчисленных кредиторов. Кредиторам, между тем, было о чем беспокоиться: Джон Ригас легко брал деньги, зато выцарапать их обратно было практически невозможно. Когда Брюс Кахилли, отчаявшись получить полагающуюся скромную компенсацию за юридические услуги, приехал домой к Ригасу, то вместо денег поимел равнодушное пожатие плечами: «Сейчас нету!» «С паршивой овцы хоть шерсти клок», – подумал Брюс и в отчаянии схватил в гараже две двадцатилитровые канистры с голубой краской для бассейна. «Бери-бери! – приободрил его хитрый грек. – Дорис как раз не нравится этот цвет, хочет только зеленый».

Все свободное время Ригас отдавал воспитанию детей. Воспитание это было еще круче, чем у него самого: не пить, не курить, по стране автостопом не мотаться (этим грешили племянники Джона). После школы все дети продолжили обучение в самых престижных колледжах. Старший сын Майкл, затворник по природе, проводящий субботние вечера за очередным учебником, с блеском закончил Гарвардский университет. Средний сын Тим получил степень бакалавра экономики в наикрутейшем Уортоне. Младшенький Джеймс (названный в честь дедушки) сперва отучился в Гарварде, а затем в Стэнфордской школе юриспруденции. Единственная дочка Елена, также после Гарварда, отдалась музыкальной карьере с периодическими вылазками в кинематограф.

Дети получились очень разными, однако их всех объединяло одно необычное качество: полное отсутствие социализации. И это при отце, заговаривавшем с каждым встречным на улице! Младшие Ригасы на публике терялись, тушевались, жались по углам и при первой возможности ретировались в то единственное место, где чувствовали себя безопасно, – в отчий дом. Стоит ли удивляться, что все трое сыновей один за другим стали работать на отцовской фирме? Дочь Елена хоть и не пришла сама, но привела к Джону Ригасу своего мужа: зять Питер Венетис (грек, разумеется) также состоял на службе в семейном предприятии.

Свое окончательное имя бизнес Ригасов обрел в 1972 году. «Адельфия» переводится с греческого как «Братья». Компанию учредили Джон и Гас, и ее название символизировало могущество и нерушимое единство родственных связей и греческих корней. И хотя брат Гас продал свою долю в 1983 году, эстафету подхватили трое сыновей Джона, лишний раз подтвердив удачный выбор названия.

В 1985 году «Адельфия» приобрела большую кабельную систему в графстве Оушн, штат Нью-Джерси, и число ее подписчиков увеличилось с 53 тысяч до 122. Для семьи Ригасов наступил момент истины: либо сознательно ограничить рост и укрепиться в статусе «частного семейного бизнеса», либо выходить на биржу. В последнем случае придется делиться властью и контролем, зато и деньги придут немереные. Семейный совет долго думал и, наконец, придумал, как можно скушать рыбку и одновременно не подавиться косточкой. В качестве образца выбрали редкую модель корпоративного устройства, при которой семья-учредитель хоть и делится прибылью с многочисленными акционерами, однако полностью сохраняет контроль над управлением компанией. Так были устроены знаменитые «Форд», «Доу Джонс», газеты «Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Таймс».

Сказано – сделано. «Адельфия» эмитировала 153,9 миллиона обыкновенных акций класса А, которые и передали на электронную биржу Nasdaq на откуп акционерам. На каждую акцию класса А приходилось по одному голосу. Помимо этого, было выпущено 19,235 миллиона акций класса В, целиком и полностью оставшихся на руках семьи Ригасов. Хитрость заключалась в том, что каждая акция класса В обладала десятью голосами. В результате Ригасы, сохраняя лишь 11 % капитализации «Адельфии», контролировали 56 % голосов и, тем самым, полностью распоряжались компанией. В правлении заседали девять человек, в том числе:

Джон Ригас– председатель и генеральный директор;

Тим Ригас – исполнительный вице-президент, финансовый директор, главный бухгалтер и казначей компании;

Майкл Ригас – секретарь правления и исполнительный вице-президент, ответственный за текущие операции;

Джеймс Ригас – вице-президент, ответственный за финансирование и внедрение новых технологий;

Питер Венетис – скромный зять был просто членом.

Остальные четыре места были лично распределены Джоном Ригасом меж своими близкими приятелями и деловыми партнерами. По большому счету, ничего смертельного в «семейном подряде» нет. Если абстрагироваться от неприятной для рядового американца дискриминации инвесторов по классам, можно даже усмотреть достоинства в дихотомии деньги-голоса. Поскольку компания на века закрепляет кормушку за правящей династией, можно надеяться, что менеджмент, всегда состоящий из родственников, не будет нещадно воровать, как это делают наемные специалисты. Так что рядовые акционеры «семейных бизнесов» с чистой совестью обменивали контроль на безопасность. Так им, по крайней мере, надеялось.

Итак, «Адельфия» стала публичной компанией, и дела пошли семимильными шагами. Штат сотрудников увеличился до 370 человек. Число подписчиков на услуги кабельного телевидения выросло до 253 тысяч. Откуда такая прыть? Большим козырем компании была высокая концентрация бизнеса. Кабельные системы компактно охватывали прилежащие штаты: западный Нью-Йорк, Вирджинию, Пенсильванию, Новую Англию, Огайо и Нью-Джерси. Такая скученность позволяла «Адельфии» удерживать себестоимость монтажа и оперативного контроля на рекордно низком уровне, демонстрируя невероятную рентабельность – 56 %.

Несмотря на качественные перемены, управление компанией велось в традиционном ключе: на тесном семейном междусобойчике за обедом в доме Джона Ригаса. Ни на миг в голову греческих антрепренеров не закрадывалось сомнение по части того, кто реальный хозяин в компании. При этом «Братья» всячески подчеркивали приоритеты, являясь на корпоративные собрания с ленцой и оттяжечкой: «Знай, мол, наших!» Сотрудники шутили, что «Адельфия» живет не по местному времени, а on Rigas timе. На звонки журналистов Ригасы принципиально не отвечали. Но больше всего олимпийское семейство раздражали биржевые аналитики, которые постоянно приставали с расспросами, пытаясь выведать реальное пsоложение дел в компании. Поскольку с аналитиками Ригасы тоже не общались, те приходили в отчаяние. Еще бы! Ведь Тим Ригас был одновременно финансовым директором и председателем аудиторской комиссии, делегированной правлением компании для надзора за деятельностью финансового директора. То есть самого себя. Такой вот араховский бизнес. Не удивительно, что на поверхность просачивалась только та информация, которую семья Ригасов тщательно отфильтроывывала для посторонних акционеров. Иными словами, парадно-реляционная.

Главная стратегическая линия развития компании заключалась в неуемном поглощении кабельных систем. «Адельфия» поедала все без разбора, словно ежик в период жора. Естественно, на кредитные деньги. К 1996 году долги компании превышали рыночную капитализацию в 11 раз! И это при том, что текущие котировки «Адельфии» стояли на рекордно высоком уровне. Для сравнения, тот же показатель у конкурентов – «Комкаст» и «Кокс Коммьюникейшн» – составляли 1,28 и 0,45 соответственно. «Адельфия» эмитировала одну серию облигаций за другой. Почти сразу рейтинговые агентства вывели долговые обязательства «Адельфии» из категории инвестиционных и опустили до позорных junk. Впрочем, это мало кого смущало, поскольку «мусорные облигации» слыли чуть ли не фирменным знаком высокотехнологичных компаний.

Несмотря на то, что Джон Ригас позаимствовал модель корпоративного устройства «Адельфии» на стороне, ему удалось-таки растеребить новаторскую жилку и внести посильный вклад в практику современного капитализма. Новое «слово» звучало незамысловато – Cash Managеmеnt Systеm, система управления наличностью, – зато какой полет фантазии! Дабы раз и навсегда пресечь поползновения акционеров, аналитиков и журналистов совать свой нос в святую семейную кузницу, Ригасы, недолго думая, взяли да и слили на один счет денежные поступления от «Адельфии» и всех ее подразделений с финансовыми потоками частных фирм, принадлежащих семейному клану. В результате стало совершенно невозможно понять, что кому принадлежит, откуда приходит и куда утекает. Так незамысловатая Cash Managеmеnt Systеm стала алмазным венцом незамысловатой же деловой установки греков: «Это все наше!»

А деньги, между тем, получались нешуточные. В 1999 году суммарный доход «Адельфии» составил 3 миллиарда долларов! Через систему управления наличностью Ригасы лопатили поступления на свое усмотрение. В том же 1999 году 63 миллиона было изъято на покрытие убытков от биржевого трейдинга по частным счетам семейного клана, 4 миллиона пошло на выкуп акций «Адельфии», опять-таки через частный ригасовский счет, ну, и там по мелочи: 700 тысяч бессловесные акционеры «Адельфии» отстегнули на оплату членского взноса Тима Ригаса в гольф-клубе Брайарс-Крик. С полным списком обворовывания публичной компании «Адельфия» семейством Ригасов на общую сумму в один миллиард 200 миллионов долларов читатель может ознакомиться:

Пока «Адельфия» сияла в лучах славы – как-никак шестой самый крупный оператор кабельного телевидения Америки! – Джон Ригас повсеместно слыл пионером индустрии и гением свободного предпринимательства. Когда же клан повязали и прокуратура залезла в секретные закрома семейной лавки, на поверхность всплыла причудливая мотивировка, сразившая наповал своей мелочной местечковостью: Джон Ригас верховодил публичной компанией с многомиллиардным оборотом и при этом думал лишь о том, как бы реабилитироваться в глазах коренных обитателей маленькой деревушки Каудерспорт! Когда-то в молодости его не приняли за своего, и теперь Джон отрабатывал по полной программе в роли верховного благодетеля. «Адельфия» давно уже превратилась в транснациональную корпорацию с филиалами по всему миру, однако штаб-квартира компании по-прежнему оставалась в Каудерспорте.

Ригасы нанимали на работу и платили невероятные зарплаты преимущественно местным жителям, чьей квалификации заведомо не хватало для управления международным Левиафаном. Джон Ригас постоянно открывал в деревушке гимнастические залы и кафетерии. Учреждал газеты. Рождественские вечеринки превратились в роскошные костюмированные балы, на которые были званы все местные обитатели. Даже свое главное приобретение – хоккейную команду «Баффало Сейбрз» – Джон Ригас осуществил с единственной задней мыслью – потрафить местным жителям в чувствах, мало понятных со стороны: ведь Каудерспорт (штат Пенсильвания) и Уэллсвилль (штат Нью-Йорк) относились к метропольной зоне как раз города Баффало, причем к самой его бедной и ущербной части. Вот и получалось, что «бедные сельские родственники» (именно так относились к каудерспортцам баффалчане) скупили на корню «столичных мажоров».

Метафора частной лавочки прочитывалась и во всем поведении звездного семейства. Ригасы ощущали себя обитателями Олимпа и вели соответственно («Он наш греческий Бог», – писала о Джоне Ригасе местная колумнистка Ширли Лете): Зевс-Громовержец, по прозвищу Джон Ригас, перемещался исключительно на реактивном самолете «Гольфстрим», который «Адельфия» приобрела для него у короля Иордании Хусейна. Его супружница Гера, в миру – Дорис, разъезжала по Каудерспорту кортежем, любуясь своими дизайнерскими работами: Ригасы прикупили в местечке несколько десятков домов, и Дорис покрасила их все в коричневый цвет, окружив забором в решеточку. В центре Каудерспорта возвышалась штаб-квартира «Адельфии» – тоже дело рук мамы Ригас. Здание представляло собой чудовищную «амальгаму» коричневого кирпича и мрамора. Местные величали постройку не иначе как «мавзолей».

Дети не отставали от родителей. Майкл в свободное от работы время постоянно тусовался в ротари-клубе Каудерспорта, Тим обхаживал кучу девиц и членствовал в двадцати (!) гольф-клубах. Эллен проживала со своим Венетисом в некотором отдалении от родителей – в роскошных манхэттенских апартаментах, принадлежавших, ясное дело, Великой Дойной Корове. На деньги «Адельфии» (3 миллиона долларов) дочурка залудила свой первый и последний гомерически бездарный кинофильм. Говорят, папаня Джон сплюнул и демонстративно покинул зал во время дочкиной премьеры в Каудерспорте в тот момент, когда на экране две девицы стали целоваться взасос (продолжительное пребывание Эллен в Столице Греха даром не прошло).

И только младшенький Джеймс держался скромно: путешествовал эконом-классом и всего себя без остатка отдавал специально созданной для него игрушке под названием «Адельфия Бизнес Солушнз», самостоятельному подразделению, занимающемуся разработкой новых технологий. Впрочем, скромность Джеймсу не помогла: фирма нахапала кредитов на 500 миллионов долларов (!) и разорилась самой первой.

Весь этот семейный бардак продолжался до 2001 года, а потом случилась непонятная штука. 27 марта на последней странице квартального отчета «Адельфии» о прибыли в неприметной сноске, набранной мелким шрифтом, как бы между прочим, сообщалось, что у компании имеется дебиторская задолженность со стороны семьи Ригасов на скромные два миллиарда триста миллионов долларов!

Несмотря на закамуфлированную форму, такую бомбу финдиректор Тим Ригас добровольно никогда бы не подложил под брюхо семейной кормушки. Как оказалось, информацию о дебиторской задолженности потребовала внести Государственная комиссия по ценным бумагам и биржам после очередной проверки состояния дел «Адельфии».

Дальше все поплыло как в тумане, хотя и по вполне накатанному сценарию. На пресс-конференции счастливые журналисты (вот он, звездный миг расплаты!) атаковали Тима Ригаса и потребовали поделиться подробностями. Член 20 гольф-клубов промычал что-то нечленораздельное насчет покупки его семьей акций «Адельфии». В эпоху биржевого бума 90-х такое оправдание, может быть, и сошло бы с рук, но только не после величайшего скандала всех времен и народов вокруг финансовых махинаций компании «Энрон». Буквально на следующий день после пресс-конференции началось расследование Комиссии по ценным бумагам. Акции «Адельфии» в одночасье ухнули на 35 %. Еще через месяц они стоили несколько центов, а затем были окончательно выведены из биржевых торгов.

В начале мая «Адельфия» заявила о полном пересмотре отчетов о прибыли за 1999, 2000 и 2001 годы. 15 мая патриарх араховского царства Джон Ригас ушел с поста председателя правления и генерального директора. Сынки Майкл, Тим и Джеймс последовали за папашей в течение двух недель, но это уже никак не могло повлиять на расследование, которое шло полным ходом. На заключительной пресс-конференции 24 июля 2002 года заместитель генерального прокурора Лари Томпсон подвел итог семейного бизнеса: «Мы провели расследование компании «Адельфия», являющейся шестым по величине кабельным оператором Америки и одним из самых больших эмитентов так называемых «мусорных облигаций». Банкротство «Адельфии» по своему размеру стало пятым за всю историю нашей страны. Члены семьи Ригасов, контролировавшие «Адельфию», систематически обворовывали корпорацию. Менее чем за четыре года они украли сотни миллионов долларов и своими действиями нанесли урон акционерам более чем на 60 миллиардов долларов. Ригасы вынудили «Адельфию» уплатить 252 миллиона долларов в счет покрытия убытков по собственным брокерским счетам. Они использовали подложные документы и обманные бухгалтерские проводки, в результате чего завладели акциями «Адельфии» на сумму более чем 420 миллионов долларов, не заплатив ни цента из собственного кармана. При этом Ригасы открыто лгали независимым управляющим компании, говоря, что расплачивались за акции наличными деньгами. Председатель правления Джон Ригас лично позаимствовал у «Адельфии» 66 миллионов долларов, даже не удосужившись написать обоснование. Семья вынудила «Адельфию» потратить 13 миллионов долларов на строительство поля для гольфа на земле, принадлежащей Джону Ригасу. Ригасы регулярно заставляли «Адельфию» расплачиваться за самолеты и роскошные апартаменты, которые члены семьи использовали для собственных нужд, никак не относящихся к бизнесу компании». И так далее, и тому подобное.

Слова прокурора звучат как отчет о групповом изнасиловании девушки с красивым греческим именем Адельфия: «Принудили… заставили… удовлетворение собственных нужд». Жуть! А ведь как красиво все начиналось: любовь-морковь с провинциальной общиной, деревенский кинотеатрик, семейные ценности, церковь по воскресеньям…

Однако напрасно греческие боги наивно полагали, что, обобрав как липку «Адельфию», им удастся скромно отойти в тень и затеряться в толпе пенсионеров-миллиардеров. Не тут-то было. Рассвирепевшая администрация «Большого друга претцелей» решительно вознамерилась устроить из Ригасов общенациональных козлов отпущения. Ясен перец, делать это можно было без оглядок, потому как греческие провинциалы не имели влиятельных покровителей в правительстве, как тот же президент «Энрона» Кеннет Лей или непотопляемый председатель Федеральной резервной системы Алан Гриншпан, нанесший своими дикими телодвижениями такой вред американской экономике, что в сравнении с ним Джон Ригас выглядит благодетелем.

Апофеоз нашей истории получился не столько позорным, сколько печальным. Джон Ригас так и не понял, что произошло. Уже на следующий день после отставки со всех постов он явился, как ни в чем не бывало, на очередное заседание правления «Адельфии» – независимые члены правления от удивления потеряли дар речи. Семидесятисемилетний греческий дедушка приободрил публику: «Ничего, ребята! Мы обязательно все поправим, и дела пойдут хорошо, как и раньше». Что это – святая простота, старческий маразм или просто – непрошибаемая глупость?

24 июля в издевательские шесть часов утра полиция атаковала дом престарелого Джона Ригаса, провела обыск и арестовала хозяина. Предусмотрительно предупредили все крупные телевизионные каналы, которые тут же передавали в прямой эфир исторические кадры: ветхого старика карликового роста позорно выводят в наручниках. В тот же день арестовали и всех троих сыновей Джона. Биржевой рынок с ликованием приветствовал крах греческого клана, отреагировав невиданным скачком вверх.

Эпилог

И все-таки Джон Ригас сделал доброе дело: удалил со всех кабельных каналов порно-шоу «Доктора Сусанны Блок», калифорнийской либертарианки, лесбиянки, выпускницы Йельского университета и разнузданной пропагандистки сексуальной распущенности. Одно удручает: сразу после ареста Ригаса программу Блок тут же восстановили от океана до океана – свобода слова! Радости современной Клеопатры не было предела! Из обращения к зрителям: «Я, доктор Сусанна Блок, отнюдь не биржевой провидец, а простой сексотерапевт и продюсер телевизионных программ на общественных кабельных каналах. Мое шоу систематически цензурировалось кабельной системой «Адельфии». Помните, как я призывала вас поскорее избавиться от акций этой компании? Нет? Ну, конечно, вы ж меня серьезно не воспринимали, думали, я простая обезумевшая порнографистка, а «Адельфия», управляемая честными цензорами Джоном Ригасом со своими сынками, – надежное капиталовложение, типа, в валенки зимой или набедренную повязку на Багамах! И что получилось? То-то же, в следующий раз будете слушать внимательно!»

Как подумаешь, кто выгадал от крушения империи Ригасов, лишний раз усомнишься: «А, может, прав был пассионарий из Арахова, когда выравнивал мир по своей куркулистой крестьянской мерке?»