Глава 7. Третий Кактус

Так как ему чужда всякая вера, он бежит в сферу материального. Отсюда и его алчность к деньгам: здесь он ищет некоторой реальности, путем «гешефта» он хочет убедиться в наличности чего-то существующего. «Заработанные деньги» – это единственная ценность которую он признает как нечто действительно существующее.

Отто Вайнингер. Пол и характер

Как мы помним, первый блин – Cactus I – вышел комом. Все застопорилось уже на стадии получения кредитного рейтинга инвестиционного класса для долговых обязательств создаваемой целевой фирмы (этого самого Первого Кактуса). Ведь без высокого кредитного рейтинга делать было нечего, потому что облигации планировалось продать в «народ». А как известно, широкие инвесторские массы без рейтинга – ни шагу! Поэтому было принято решение работать кулуарно, с «индивидуальным», так сказать, подходом.

Новый ход конем Энди Фастова получил называние Кактус III. Прорыв заключался в том, что ценные бумаги SPE (целевой компании), обеспеченные портфелем газовых резервов предлагались не на открытом рынке, а специальному консорциуму инвесторов и банков.

Схема выглядела так:

1. Создается первая целевая компания – Кактус III. Одна эмитирует два типа долговых обязательств: класс А с фиксированным процентом и класс В с плавающим процентом.

2. Создается вторая целевая компания (знай наших!) – чистый транзитный SPE – который получает кредит от консорциума банков и на эти деньги покупает облигации Кактуса III. Проценты по облигациям идут в погашение процентов по кредиту. Для тех, кто еще не сообразил: по сути, банки купили облигации Кактуса III, но на бумаге это выглядит как чистый кредит. Зачем? Затем, что законодательно банки должны давать кредиты, а не заниматься спекуляциями с ценными бумагами.

3. Облигации класса В были напрямую проданы финансовому подразделению гиганта General Electric – General Electric Credit.

4. Кактус III использует полученные деньги от реализации своих ценных бумаг для закупки резервов у газовых производителей (эту схему мы рассматривали в предыдущей главе).

5. Энрон покупает у Кактуса III газ и продает его покупателям (коммунальным хозяйствам) по долгосрочным контрактам с фиксированной ценой. Как элегантно заявил Энди Фастов, скромно потупив очи: «Будем надеяться, они сумеют продать газ дороже, чем его приобрели». Обратите внимание на замечательное словцо «они», словно Энди не имеет никакого отношения к Энрону. На самом деле это проговорка на уровне подсознания: Фастов испытывает неприязнь к реальной Америке с ее живым газом, живыми «коммуналами» и прочими приземленными атрибутами. Его стихия – виртуальная Америца, мир неуловимых финансовых схем, движения цифровых записей и невидимых состояний.

6. Кактус III использует деньги от продажи газа Энрону для погашения своих обязательств перед SPE (по бумагам класса А) и General Electric Credit (по классу В).

Думаю, легче оценить творение Фастова во всей красоте, если представить его в виде диаграммы:

Один очень важный для последующих событий момент: Энди Фастов особо подчеркивал в своих свидетельских показаниях по делу «Глатцер против банкиров Энрона», что вся разработка секьюритизационной схемы проходила под строгим контролем и наблюдением со стороны главного аудитора Энрона – фирмы Артур Андерсен. Андерсен дал добро и Кактус III запустился в полную силу.

И в самом деле: опыт работы Энрона со своим первым SPE сам по себе ничем не примечателен и уж тем более не криминален. Однако именно в Третьем Кактусе была отработана главная схема выведения долговых обязательств из баланса компании, которая в последующие годы стала основой головокружительного успеха Энрона. Тот факт, что блестящие показатели существовали только на бумаге, то есть на уровне бухгалтерской отчетности, дела не менял, поскольку рейтинговые агентства кроме как с этой отчетностью ни с чем дела и не имеют. Остальное – дело техники: высокий кредитный рейтинг, дополненный нескончаемой серией удачных PR-компаний, постоянно подпитывал интерес широкой публики к ценным бумагам Энрона, капитализация которой росла как на дрожжах.

Однако использованием секьюритизационной схемы революция, произведенная Скиллингом и Фастовым в Энроне, не ограничилась. Другим потрясением стала смена одного из основополагающих принципов бухгалтерии. Речь идет о процедуре, которая называется mark-to-market accounting, привязка к рынку.

Мы помним, что Газовый Банк Энрона располагал сырьевыми резервами (проданными в Кактус III), на поставку которых он заключал долгосрочные соглашения с компаниями коммунального хозяйства. Возникал вопрос: «Как учитывать прибыль по этим долгосрочным соглашениям?». Традиционная бухгалтерия требует, чтобы учет производился после того, как соглашение выполнено (то есть, будет произведена поставка газа) в каждое его части. Джеф Скиллинг предложил альтернативный способ – mark-to-market – согласно которому прибыль по долгосрочным контрактам проводилась по балансу уже в текущем году, не дожидаясь реальных поступлений.

Лучше всего представить себе действие mark-to-market на примере финансового трейдинга. Каждый участник биржевых торгов волен выбирать удобный для него принцип ведения бухгалтерии. Обычно все работают по старинке: пока акции не проданы и находятся в вашем портфеле, любая прибыль или убыток считаются нереализованными и поэтому никак не учитываются при заполнении налоговой декларации. Однако наиболее продвинутые трейдеры избирают привязку к рынку. Предположим в портфеле лежат три акции – А, В и С. Мы купили их летом текущего года по таким ценам:

А 20 долларов

В 10 долларов

С 30 долларов

В последний день года все три ценных бумаги по-прежнему находятся на нашем счете и, более того, мы и не планируем с ними расставаться. На рынке 31 декабря текущие котировки акций были:

А 18 долларов

В 12 долларов

С 25 долларов

Итого суммарно у нас 5 долларов нереализованных убытков. В этот момент мы и производим то, что называется «привязкой к рынку»: перерасчитываем все бумаги в портфеле по их текущей котировке так, словно мы их продали на самом деле. Следующим шагом мы показываем 5 долларов убытков по результатам года, которые и списываем из прочих налогооблагаемых доходов. Выгода налицо.

Очевидно, что если в приведенном примере задача нашего гипотетического трейдера была показать убыток, чтобы снизить налоги, то в случае Энрона мотив был прямо противоположным: показать дополнительную прибыль ради улучшения кредитного рейтинга.

Теперь представьте себе картину: все знают Энрон как компанию, несправедливо обиженную наследственным долгом (доставшимся от «папаши» – InterNorth'а), и вдруг как снег на голову компания публикует просто фантастический квартальный отчет, в котором не то, что не осталось долгов, так еще и показана прибыль размером с Эверест! За этим отчетом следует еще один – не менее звездный. Затем еще… Причем превращение случилось мгновенно, словно по мановению волшебной палочки. Мы-то теперь знаем, что «магия» возникла в результате успешного соединения Газового Банка, Кактуса III, долгосрочных контрактов с потребителями газа и новой системы mark-to-market, но что меняет такое знание? Как оно может повлиять на эйфорию, которая охватила всю виртуальную Америцу, от самого захудалого банчка до первых трейдеров Нью-Йоркской фондовой биржи? Риторический вопрос!

Так родилась легенда о волшебной компании Энрон. А Скиллинг и Фастов стали героями, чей авторитет граничил с небожителями. И только где-то глубоко-глубоко, вдали от восторженных глаз почитателей, под самым днищем тихоокеанского лайнера тикал часовой механизм бомбы, подложенной под благосостояние Энрона этой пресловутой «привязкой к рынку». Поскольку все доходы будущих периодов отражались в отчетности компании как уже полученные, возникала цепная реакция: для того, чтобы поддерживать заданный темп роста, нужно было постоянно генерировать все новые и новые доходные сделки, причем не когда-то там в будущем, а в ближайшем квартале. Отсюда и пристрастие к «скорострельным» гешефтам, о котором я уже рассказывал. Однако бесконечно безумная гонка продолжаться не могла и рано или поздно должна была наступить развязка.

В 2000 году доходы, показанные в отчетности Энрона в результате привязки к рынку, составили больше половины всех доходов компании, а в 1999 году чистая прибыль, выкристаллизовавшаяся из той же бухгалтерской процедуры, равнялась одной трети.

Забегая вперед, скажу, что дурной пример оказался заразительным и скоро за Энроном принцип «привязки к рынку» взяло на вооружение большинство крупнейших энергетических компаний Америки: American Electric Power, Duke Energy, El Paso, Entergy, Mirant, Pinnacle West Capital и Williams Corp. За что и поплатились, поскольку сразу же после крушения Энрона, все «энергетики» оказались под микроскопом федерального расследования.

Как бы там ни было, Третий Кактус ознаменовал начало новой эры Энрона – эры существования в двух параллельных мирах: мире реальных товаров и расчетов, и мире виртуальных ценностей и отчетности. Начало было положено.

Испытав секьюритизационную схему на Кактусе и Газовом Банке Энрон принялся полным ходом применять ее и в остальных проектах – в первую очередь, зарубежных. Эта тенденция не осталась без внимания. Уже в следующем 1992 году аналитик рейтингового агентства Standard & Poor's Джон Биларделло (John Bilardello) высказал опасение по поводу снежного кома долговых обязательств, которые Энрон вывел за пределы собственного баланса и переложил на плечи многочисленных целевых компаний и партнерств. Большая часть этого долга приходилась на строительство различных электростанций и силовых установок за пределами США. По славам Биларделло, в начале 90-х годов Standard & Poor's был вынужден регулярно фиксировать за Энроном по 2 миллиарда новых долговых обязательств для того, чтобы оценивать инвестиционные риски. Эта сумма на порядок превосходила долги остальных энергетических компаний. «Со временем мы привыкли к международной стратегии Энрона, которая заключалась в строительстве электростанций, реализации производимой энергии и итоговой их перепродаже, – вспоминает Биларделло, – однако мы были вынуждены присваивать Энрону самый низкий рейтинг инвестиционого класса на протяжении более десятка лет».

1992: Игра в классики

Расправившись с долгами (по крайней мере на бумаге), Энрон приступил к активному продвижению по трем направлениям: международная экспансия, политическое лоббирование и финансовый трейдинг. В балансе за 1992 год читаем гордое признание: «Энрон управляет самым большим в мире портфелем бумаг с фиксированной прибылью и деривативов на контракты по поставке природного газа».

В 1992 году Энрон анонсировал планы масштабных совместных проектов в России, Европе и Латинской Америке. Главным же успехом явилось приобретение доли аргентинской Transportadora de Gas del Sur – самого большого газопровода в Южной Америке, протяженностью более пяти тысяч километров. TGS обслуживал 4.3 миллиона потребителей.

Энрон приобрел непрямой интерес в TGS (то есть через промежуточное совместное предприятие) в газопроводе у аргентинского государства. И что характерно: уже через два года перепродал всю долю (17.5 %) своему подразделению Enron Global Power & Pipelines L.L.C., зарегистрированному в Делаваре. Ну неинтересно было Энрону заниматься такими скучными вещами, как газопроводы и трубопроводы, что ж тут поделать? Старым кадрам, может, и было интересно, а вот Скиллингу и Фастову – нет. Потому, наверное, и не складывались отношения между «газовщиками старой закваски» и молодым незнакомым племенем. Возьмем, к примеру, Дэна Райзера, трубопроводного специалиста, доставшегося Энрону в наследство от InterNorth и волею судеб попавшего в проект Газового Банка в прямое подчинение Скиллингу. Как-то на исходе трудовой недели, в пятницу после обеда, Дэн сказал в кабинете Скиллинга, что собирается уйти сегодня пораньше, чтобы подготовить своих детишек к соревнованию по футболу. «Мне это очень помогает хоть немного отвлечься от работы, – поделился сокровенным Райзер и спросил: – А вы, Джеф, что делаете, чтобы отвлечься от бизнеса?» «А я никогда от него не отвлекаюсь», – в голосе Скиллинга звучал суровый упрек. Еще через две недели Скиллинг вызвал Райзера и отчитал за плохую результативность его подчиненных. Райзер попробовал возразить: «Просто рынку не по душе сделки Энрона». «Чушь собачья», – сказал Скиллинг и перевел Райзера обратно в газопроводный филиал.

Другое дело – создание виртуальных финансовых схем. Да и доходнее. Ведь все международные сделки Энрона, связанные со строительством электростанций и газопроводов, на поверку оказывались чистый пусканием пыли в глаза, приносящим жалкие крохи. Как с горечью заметил один бывший сотрудник компании: «Наши международные проекты были частью самонадеянного невежества, мы всюду растекались тонкой пленкой и поэтому не могли правильно оценивать риски». Аналитик Джон Олсон из хьюстонского агентства Sanders Morris Harris назвал планетарную экспансию Энрона «игрой в классики по всему свету, которая приносила лишь случайную прибыль».

Так что основные деньги ковались на родине. Большей частью на бирже. Однако на родине существовали неодолимые препоны из-за отсутствия дерегуляции сырьевого рынка. Эти препоны вязали Энрон по рукам и ногам, не позволяя развернуть широкомасштабный трейдинг ценными бумагами, производными от сырьевых фьючерсов.

Не удивительно, что Энрон ни на мгновение не ослаблял политическое лоббирование как на штатном, так и на федеральном уровнях. В 1992 году Кеннет Лей становится сопредседателем национальной конвенции GOP, которая проходила в Хьюстоне. На этой конвенции друг Лея, Джордж Буш-старший, был выдвинут на второй президентский срок. Буш тогда не прошел, но главное – Лей закорешился с его сыном (теперь понятно, откуда пошло это ласковое «паренёк Кенни»?). На протяжении последующих лет Лей и Буш-младший регулярно общались, проявив широту взаимных интересов: вопросы энергетики, празднование дня рождения, повреждение коленки.

Когда «Дабл Ю» ринулся на абордаж Белого Дома, «паренёк Кенни» и могучий Энрон не заставили себя ждать, став одними из самых щедрых вкладчиков в дело общей победы. Лей вступил в ряды доблестных «Пионеров», группа сторонников, каждый из которых лично внес не менее 100 тысяч долларов в копилку кандидата. «Пионеры» активно вливали средства и на пересчет результатов голосования в штате Флорида. Сто тысяч долларов отстегнул Джорджу Бушу и Джефри Скиллинг. Столько же поднесли и от имени самой корпорации Энрон. В процессе формирования кабинета Кеннета Лея прочили на должность секретаря (министра, то есть) по энергетике. И хотя Лей министром не стал, но зато пролоббировал назначение своего протеже Пэта Вуда на пост председателя федеральной энергетической регуляционной комиссии. Да и сам активным образом участвовал в процессе формирования энергетической политики республиканского правительства.

Если вы думаете, что Энрон в 1992 году сделал ставку на одну карту, то ошибаетесь. Отношения с демократами были не менее теплыми и дружественными: Кеннет Лей выступал в своей любимой роли (советника по энергетическим вопросам) с равным успехом и при администрации Билла Клинтона. На уровне штата Энрон придерживался той же политики: в 1994 году на выборах губернатора Кеннет Лей делал пожертвования как в копилку Буша-младшего (который и победил), так и кандидатше от демократической партии Энн Ричардс. И все это – с прямо-таки восточной щедростью: Буш получил 238 тысяч долларов, сегодняшний губернатор Рик Перри – 187 тысяч, бывший председатель верховного суда штата Грег Абботт обрел скромные 12600 долларов, а генеральный прокурор Джон Корнин – 158 тысяч.

Да и вообще, Энрон отличался широтой взглядов. Согласно Центру ответственной политики, Кеннет Лей и другие высокопоставленные служащие Энрона только в 2000 году потратили 2.4 миллиона долларов на лоббирование Белого Дома и Конгресса. Известно, что «вспомоществления» от Энрона получили 71 сенатор и 188 конгрессменов. Забавно, что сразу же после крушения Энрона целая ватага политиков ринулась демонстративно возвращать «пожертвования», надеясь соскочить с тонущего корабля. Но так поступили самые глупые. Те, кто поумнее, учредили фонд помощи бывшим служащим Энрона.

Надо особо отметить заботливое отношение Энрона к тем, кого он приручил. После окончания политической карьеры под заботливым крылом хьюстонской компании (то есть в штате Энрона) находили прибежище многие «тузы», например, бывший госсекретарь Джеймс Бейкер или, скажем, глава администрации Билла Клинтона Томас МакЛарти.

Такая вот славная политическая стезя сложилась у нашего энергетического героя. Нам еще неоднократно придется возвращаться к маневрам Энрона в кулуарах власти, пока же заметим, что уже в том же 1992 лоббирование принесло первые сочные плоды: эпохальный Закон об энергетической политике (Energy Policy Act), о котором так много и часто говорил Энрон, был наконец принят Конгрессом!