Socialitе – лицо, занимающее видное положение в обществе (амер.).
Словарь Вебстера
В вебстеровском определении такого чисто нью-йоркского понятия, как «социалит», звучит явная недосказанность. Достаточно полистать светскую хронику Большого Яблока, всмотреться в лица «видной» публики, почитать биографии, как станет ясно: «социалиты» – не простые сливки элитной тусовки, а сливки свежие, только-только взбитые. В том смысле, что большинство «социалитов» – чистой пробы парвеню, чье продвижение по карьерной лестнице отмечено неповторимой «смесью невежества и дерзости», о которой со знанием дела писала Ханна Арендт. За их спиной не стоят поколения аристократии, зато явно просматривается врожденно-гипертрофированный хватательный рефлекс.
«Какое нам дело до нью-йоркских выскочек, пробившихся из богом забытых местечек в «высшее опчество»? – справедливо возмутится читатель. – Разве нам своих не хватает? Благо – никакой разницы по типажу, только размах поскромнее».
Конечно, когда речь идет о какой-нибудь костлявой старушке Нан Кемпнер, общепризнанной гранд-даме Нью-Йорка, то дела нам нет никакого. С какой стати? Ведь главное достижение Нан: за последние сорок лет она пропустила одно-единственное парижское шоу Ива Сен-Лорана, да и то потому, что была на сафари в Африке. Нет нам дела и до Питера Бокановича, до недавнего времени – преуспевающего брокера, начинавшего свою звездную карьеру в роли юного «эскорта», сопровождавшего бабушку Нан Кемпнер на светские рауты. Нам нет дела и до давней подружки Бокановича Алексис Стьюарт, даже несмотря на то, что Алексис – дочка культовой дамы Марты Стьюарт, возглавлявшей (опять же – до недавнего времени) гигантский концерн «Марта Стьюарт Омнимедиа» с оборотом 300 миллионов долларов в год. Однако Питер Боканович свел Алексис Стьюарт с Самуилом Вакселем, а вот до него нам как раз дело есть. Нам есть дело до Сэма Вакселя не потому, что он друг Мика Джаггера, Марты Стьюарт, Мариэл Хемингуэй и Вирджинии Мэдсен, и не потому, что буквально в июле 2003 года Сэм Ваксель сменил свои роскошные манхэттенские апартаменты на камеру в федеральной тюрьме Скулкол, где проведет, бог даст, ближайшие семь лет.
Нам всем есть дело до Самуила Вакселя потому, что он был учредителем и президентом биотехнологической компании ImClonе, которая подготавливала к выходу на рынок эрбитакс – один из самых многообещающих чудо-препаратов, способных останавливать рост раковых опухолей прямой кишки и легких. Под чутким руководством Самуила Вакселя и его брата Харлана, эрбитакс, синтезированный еще в начале 80-х годов, до сего дня не прошел регистрацию Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA – Food and Drug Administration). А значит, продажа препарата запрещена, и сотни тысяч людей теряют последнюю надежду на спасение. При этом и братья Ваксели, и их легендарный героический батюшка, и дочка Сэма Ализа, и Марта Стьюарт, и Питер Боканович замечательным образом обогатились. Вот именно поэтому нам и есть дело до Сэма Вакселя.
27 декабря 2001 года Марта Стьюарт, урожденная Костыра, дочка польского эмигранта-чернорабочего, а ныне издательница журнала, ведущая популярного телешоу и общепризнанная законодательница моды во всем, что касается обустройства семейного очага, вместе со своей подружкой Марианной Пастернак совершала перелет на собственном реактивном самолете прямиком на мексиканский курорт Лас-Вентанас (самый дешевый номер – 585 долларов за ночь). Самолет совершил посадку для дозаправки в Сан-Антонио (Техас), а Марта тем временем позвонила своему брокеру Питеру Бокановичу и распорядилась продать все имеющиеся на ее счете акции крутой и модной компании ImClonе – аккурат 3928 штук. Ровно в 13 часов 43 минуты помощник Бокановича Дуглас Фаней исполнил ордер, и на счет Марты упало 228 тысяч живых долларов. Не бог весть какая прибавка к многомиллионному состоянию, но все же приятно. Приятно вдвойне, потому что ранненьким утречком следующего дня FDA сделало официальное заявление о том, что не только отказывается апробировать эрбитакс, но даже не берет к рассмотрению заявку ImClonе, настолько поданная документация не соответствует регламентированным правилам. Эрбитакс был главным (и единственным) козырем ImClonе, поэтому сразу после заявления FDA акции компании превратились в прах.
Если бы только Марта Стьюарт знала, что эти жалкие 228 тысяч превратятся в отходную молитву по всей ее империи! Если б она это знала, то ни за что на свете не позвонила бы своему закадычному 54-летнему другу и бывшему ухажеру дочери Сэму Вакселю перед тем, как распорядиться о продаже злополучных акций ImClonе. Конечно, в самом звонке не было ничего криминального. Если бы не маленькое «но»: Сэм Ваксель был президентом ImClonе!
Самуил Ваксель родился 18 сентября 1947 года в городе Париже, куда его родители попали из варшавского гетто. В начале 50-х семья перебралась в Дейтон, штат Огайо, где отец Яков занялся продажей металлолома. Всю свою сознательную жизнь Самуил не переставал повторять: «Мой отец – невероятный герой. Я чувствую, что никогда в жизни не сумею совершить то, что удалось отцу». В семье Вакселей все знали, что Яков сражался в польском Сопротивлении: днем скрывался в склепе на кладбище, по ночам воровал еду и убивал нацистов. Еще Яков рассказывал, что прямо на его глазах немцы убили выстрелом в голову его трехлетнюю сестру. Неудивительно, что Самуил Ваксель называл героическую биографию родителей главным источником своего неодолимого желания «делать положительные вещи для человечества».
В отличие от других героев «Великих афер ХХ века» (хотя бы того же Мартина Френкеля) маленький Сэм Ваксель не был ни вундеркиндом, ни тем более «гаденышем». Его учителя в один голос выделяют два качества: смышленость и обаяние. Еще он был очень крикливым, эмоциональным и доброжелательным мальчиком. Существует даже версия, что все свои гешефты Ваксель заваривал не по причине подлости и безнравственности, а из-за врожденной мягкости и неумения отказывать людям.
Вспоминает давняя подруга сердца Елена Кастанеда: «Сэм вовсе не плохой человек. Он никогда не старался умышленно обидеть или навредить окружающим. Он и сам искренне верит в то, что вам говорит. С самого начала в своих мыслях он убежден, что дело сделано. Правда, когда речь заходит о реальном исполнении, возникают проблемы». Еще одно ценное наблюдение Елены: «Сэм блистательный, неутомимый и очаровательный. Он способен закрутить вас в водоворот своих мечтаний. Однако при этом он никогда не думает о возможных затруднениях. В этом его главный недостаток и одновременно – достоинство, без которого он никогда бы так высоко не продвинулся. Сэм создал ImClonе практически с нуля! Но он так и не научился говорить «нет». Ему хочется всем понравиться, в результате он обижает многих людей».
О смышлености Сэма говорит другая возлюбленная (тоже бывшая) Алексис Стьюарт, дочка Марты: «Больше всего в Сэме мне нравится, что его можно спросить обо всем на свете, и даже если он совершенно не знает ответа, он тебе его даст с такой убедительностью, что все сразу прояснится. Потом еще долгое время вы будете ходить под впечатлением. В общем-то, я не думаю, что Сэм часто ошибался».
Дополнить психологический портрет героя помогут слова его близкого друга: «Сэм готов сделать что угодно и любой ценой, лишь бы оказаться «в обойме». С первого момента нашего знакомства он изо всех сил старался быть тем, кем на самом деле никогда не был». Вот оно – таинство появления на свет «социалита»!
Читатель без труда догадался, что подобный набор талантов, усиленный правильным социальным происхождением, обеспечил Сэму Вакселю блестящий старт в жизни: он легко поступил в Государственный университет Огайо, затем окончил аспирантуру и защитил диссертацию по иммунобиологии. Сразу после защиты Ваксель прошел несколько необычную, но, правда, краткосрочную стажировку в одном научно-исследовательском институте Израиля, а затем был принят по протекции влиятельного профессора Ирва Вайссмана («Мы все были просто очарованы этим блестящим молодым человеком!») на работу в элитный Стэнфордский университет. Ваксель приземлился в лаборатории доктора Леонарда Херценберга, выдающегося ученого и изобретателя аппарата для анализа и сортировки клеток крови. Поначалу Леонард и его соратница-жена Ли тоже пришли в восторг: «Сэм Ваксель – полный очаровашка (an absolutе charmеr)!»
Однако совсем скоро «очаровашка» стал совершать довольно странные вещи, заставившие чету Херценбергов диаметрально изменить свое мнение. Почти сразу по прибытии, желая во что бы то ни стало выделиться среди сослуживцев, Сэм Ваксель с гордостью заявил, что по большому блату ему удалось раздобыть у Эдварда Бойза, известного ученого из Нью-йоркского института Стоун-Кеттеринг бесценную сыворотку с антителами, которую лаборатории Херценберга никак не удавалось получить. Сэм тут же стал «большим человеком», а глава лаборатории смиренно попросил молодого ученого поделиться антителами с другим сотрудником, которому они были необходимы для исследований. Нисколько не колеблясь, Сэм великодушно передал часть своего сокровища, но его коллега не добился ожидаемых результатов. В тот же вечер лаборант обнаружил остатки сыворотки Вакселя расплесканными по всему холодильнику, так что перепроверить выводы не представлялось возможным…
Неожиданно засомневавшийся Херценберг вызвал к себе Вакселя и еще раз спросил, откуда у него антитела. Честно глядя в глаза шефу, Сэм рапортовал: «Антитела мне прислали домой в Огайо. У меня сохранилась картонная упаковка от бандероли, если хотите, могу показать». Ваксель никак не ожидал, что Херценберг ответит: «Вот и замечательно. Покажите!» Стоит ли говорить, что упаковка случайно затерялась? Тогда Херценберг позвонил доктору Бойзу в Стоун-Кеттеринг и прямо спросил, передавал ли он антитела Вакселю. «Ничего мы ему не передавали», – был ответ.
Стало очевидно, что Ваксель всю историю с антителами просто выдумал. Наверное, для повышения, как ему казалось, авторитета. В 1974 году Леонард Херценберг предложил Сэму уволиться по собственному желанию.
Очень рельефно психологический портрет Самуила Вакселя дополняет телефонный звонок, который он сделал Ли Херценберг спустя пару лет после увольнения. Ли вспоминает: «Он сказал, что ни в коем случае не хотел никого обидеть и не желал никому зла. Он очень просил, чтобы мы остались друзьями и признался, что придумал всю историю с бандеролью и упаковкой. Он даже заявил, что обратился к помощи психоаналитика и теперь стал совершенно другим человеком».
Следующий этап карьеры Вакселя – Национальный онкологический институт под Вашингтоном. Интересно, что Леонард Херценберг предупредил директора Онкоцентра доктора Терри об истории с антителами. Однако на собеседовании Ваксель клятвенно уверял, что никаких проблем в Стэнфордском университете у него не было. Терри принял его на работу. Поначалу мнение руководителя о новом молодом сотруднике было вполне предсказуемо: «Доктор Ваксель чрезвычайно яркий, выразительный и неповторимый ученый с глубоким знанием иммунологической литературы». Правда, через три года доктор Терри Сэма Вакселя уволил. По причине хронического отсутствия результатов исследований. «Ваксель работал совместно с другими учеными над множеством проектов. Все было замечательно до того момента, когда требовалось представить в срок свою часть коллективных разработок. И тут непременно случалась какая-нибудь катастрофа – то тканевая культура оказывалась загрязненной, то у мышей заводилась посторонняя инфекция, и их приходилось умерщвлять».
В 1977 году Сэм Ваксель попал под крыло доктора Роберта Шварца в знаменитом Бостонском онкоцентре Тафтс. По уже сложившейся доброй традиции, доктор Терри предупредил Шварца о «достоинствах» Вакселя, однако сегодня Шварц упорно отказывается припоминать этот разговор. Напротив, свой выбор кандидатуры Шварц мотивировал письменными рекомендациями, присланными двумя видными учеными, у которых Сэм Ваксель стажировался в Израиле.
В Онкоцентре Тафтс «очаровательные странности» доктора Вакселя расцвели буйным цветом. Он по-прежнему проваливал коллективные разработки, манкируя собственными обязанностями. Роберт Шварц: «Доктор Ваксель всем рассказывал о результатах экспериментов, которых никогда не проводил. Однажды он даже заявил, что вывел специальный тип лабораторной мыши. Мы все ждали, когда же мышь материализуется, но безрезультатно. В конце концов, я послал помощника в лабораторию Вакселя, но он ничего не нашел. Тогда я понял, что мышь никогда не существовала в природе, а доктор Ваксель одарен удивительным талантом создавать иллюзии».
На самом деле помощник Шварца обнаружил в лаборатории Вакселя одно очень важное обстоятельство: тотальную запущенность и полное отсутствие следов какой бы то ни было научной деятельности. Обрати внимание, читатель, именно – научной, потому как другая деятельность вокруг «ученого места» Вакселя не утихала ни днем, ни ночью. Весь день Сэму названивали по телефону и просто наведывались какие-то судебные приставы, сборщики налогов, фуриеподобная бывшая жена Синди, длинноногие лаборантки из соседних отделов (это при том, что и в самой лаборатории Вакселя числились четыре одинаковые черноволосые куклы 90-60-90!). По вечерам и ночам в лабораторию заглядывали совсем уж сумрачные личности, имеющие, по воспоминанием сослуживцев, «самое отдаленное отношение к медицине». По институту поползли настойчивые слухи, что Сэм Ваксель с головой ушел в кокаиновый бизнес. Недоброжелатели даже шутку запустили: мол, единственное оборудование, пользующееся спросом в лаборатории Вакселя, – это весы.
Конечно, кокаиновые слухи были подлым наветом. И конечно, по чисто случайному стечению обстоятельств 14 февраля 1981 года в девять часов вечера двое сотрудников отдела по борьбе с наркотиками, работавших под прикрытием в международном аэропорту Форт-Лодердейл (Флорида), обратили внимание на нервного 27-летнего юношу, чье поведение полностью подпадало под шаблон наркокурьера: полное отсутствие багажа, покупка билета в одну сторону до Бостона, оплата наличными, трусливо бегающие глазки. При обыске у юноши обнаружили более килограмма кокаина, расфасованного по трусам, внутреннему карману пиджака и на дне сумки. Юношу звали… Харлан Ваксель, студент медицинского факультета центра Тафтс! Харлан – младшенький в семье Вакселей, горячо любимый брат Самуила.
Узнав, что Харлана взяли с поличным, Сэм буквально потерял голову: надел халат брата и отправился на обход его больных! Для прикрытия, что ли? Об этом, конечно же, сразу узнал декан медицинского факультета Шелдон Вольф и тут же указал доктору Шварцу на недопустимость подобных действий: «У вашего Вакселя нет медицинского диплома! Как он смеет лечить больных?» Терпение Шварца лопнуло. Он вызвал Вакселя в кабинет и сказал довольно грубо: «I want you out!». Пытаясь оправдаться, Сэм нес невероятную пургу: «У Харлана есть пациентка, которая умеет говорить… только на идиш! Брата не было в городе, и он попросил меня просто заглянуть к ней и поболтать. Я заглянул и поболтал – только и всего». Эту версию Сэм Ваксель также изложил в интервью журналу «Барронс». В беседе с приятелями он был более откровенен: «Классная вышла история, только немного глупая. Я тогда надел халат Харлана и обошел его пациентов. А что тут такого? Ведь он мой брат и вообще драгоценнейший человек».
Суд приговорил «драгоценнейшего человека» к девяти годам тюремного заключения за владение кокаином с целью дальнейшего распространения. Харлан Ваксель подал апелляцию и… дальше случилось то маленькое, хорошо знакомое нам чудо (как тут не вспомнить Барри Минкова!), которое придает американскому правосудию такую трогательную пикантность: как по мановению волшебной палочки, все обвинения с младшего Вакселя были сняты на том основании, что «обыск был произведен в результате незаконного задержания при отсутствии добровольного согласия потерпевшего». Вот оно как: потерпевшего! Повторного слушания не допустили, так что Харлан не провел за решеткой ни одного дня.
В 1982 году Сэм Ваксель покинул стены негостеприимного Онкоцентра Тафтс и прилунился в медицинской школе «Синайская Гора» в Нью-Йорке. Он возглавил лабораторию иммунологии под патронажем Джерома Кляйнемана, заведующего кафедрой патологии. Осторожный доктор Шварц самовольно нарушил традицию и никого не предупредил на новом месте. Когда Вакселя через неполных три года выгоняли и с этой престижной работы, расстроенный руководитель отдела кадров позвонил Шварцу и горько пожаловался на недосмотр. «Чего же вы хотели, сэр? – хмыкнул от удовольствия Шварц. – У меня никто никогда не просил рекомендации!»
Что на самом деле случилось на «Синайской Горе», не знает никто. Сплошные слухи. Перед уходом Сэм Ваксель подписал специальный договор о неразглашении, поэтому его личное дело в этой медицинской школе хранится за семью печатями. Сам Ваксель (естественно!) относит свое увольнение на счет происков врагов и диверсий недоброжелателей: «Я всегда добивался успеха, поэтому меня хотели уничтожить. В «Синайской Горе» были люди, с которыми у меня происходили постоянные стычки. Они меня ненавидели. К сожалению, я иногда тоже бываю высокомерным и резким».
Со своей стороны выскажу менее театральное предположение: Вакселя выгнали за очередной подлог. Незадолго до увольнения профессору иммунологии Константину Бона передали на рецензирование статью Вакселя, которую тот подготовил для публикации в профильном научном издании. Вспоминает доктор Бона: «Я просмотрел результаты. В них было полно нестыковок. Заключительные выводы никак не вытекали из лабораторных данных».
Как бы там ни было, но даже протекция Джерома Кляйнермана не могла сдержать негодование трудового коллектива и общее неодолимое желание избавиться от «молодого, высокого, всегда шикарно одевающегося доктора с большим вкусом и модно обставленным офисом» (оценка Александры Бона, жены Константина Бона). Старик Кляйнерман вызвал Самуила к себе в кабинет и со слезами на глазах сказал: «Ты для меня как сын родной, но даже я не могу оставить тебя в «Синайской Горе» (текст в пересказе самого Вакселя).
Так в 1985 году Самуил Ваксель в очередной – теперь уже последний! – раз оказался на улице. И тут он подумал: «Какого черта?! Пора самому браться за дело». И учредил ImClonе, компанию для разработки трех стратегических направлений: научных изысканий в области иммунологии, клонирования ДНК и создания медико-информационных систем. Забегая вперед, скажу, что ничем таким ImClonе никогда не занимался: почти с самого начала был взят курс на разработку новых вакцин. Более того, никаких вакцин ImClonе самостоятельно не разработал. Почему? Да потому, что все это мелочи и пустяки! Самуилу Вакселю удалось создать чудо похлеще любой самой супер-пупер-вакцины! Он создал компанию, которая за протяжении всех 17 лет своего существования приносила исключительно ежегодные убытки (для сравнения: 9,6 миллиона долларов в 1995 году, 102 миллиона долларов – в 2001-м), не создала и не вывела на рынок ни единого продукта, зато в лучшие годы ее капитализация на бирже составляла 5 миллиардов долларов, а Ваксели не то, что никогда не сидели на хлебе и воде, а всегда сказочно процветали и богатели.
Я сказал «Ваксели», потому что «драгоценнейший человек», брательник Харлан почти с самого первого дня руководил ImClonе вместе с Самуилом.
За дело братья взялись рьяно и умело: первым делом арендовали офисное здание в престижнейшем районе Манхэттена Сохо, выкупив по дружеской наводке долгосрочную аренду у обанкротившейся обувной фабрики. И принялись энергично оприходовать стартовый капитал в размере 4 миллиона долларов…
«Позвольте, позвольте, а деньги-то откуда взялись?» – встревожится наш самый наивный читатель. Полноте, господа! Неужели кому-то еще непонятно, как можно четыре раза вылетать со службы, чтобы всякий раз оказываться на новом, еще более престижном месте? А как, по-вашему, можно схлопотать девять лет тюрьмы, чтобы потом не отсидеть ни одного дня? Конечно же, дело в добрых и отзывчивых покровителях, которые ласковой сочувственной рукой вели Сэма и Харлана по жизни. Думаю, самое время назвать их поименно (разумеется, лишь тех, кто засветился). Это – доктор Михаэль Фельдман из Израильского научного института Вейцмана, доктор Цви Фукс из Мемориального ракового центра Слоун-Кеттеринг, уже знакомые нам Леонард Херценберг, Роберт Шварц и Джером Кляйнерман, доктор Джон Мендельсон, создатель препарата С225, известного как «эрбитакс», и – под занавес! – самая главная фигура в жизни Сэма Вакселя: Карл Икан.
Да-да, тот самый величайший финансовый аферист-миллиардер Карл Икан, знакомый читателям по истории Майкла Милкена. Именно Икан помогал Вакселю во все самые сложные периоды его жизни и неоднократно вытаскивал ImClonе из трясины банкротства. Икан и отслюнявил 4 миллиона на стартовый капитал биотехнологической компании.
К 1987 году ImClonе просадил все деньги, так и не выдав на-гора ни одного продукта. Ваксель спешно подготовил выход компании на биржу, однако грянул великий Черный Понедельник (19 октября), и все надежды на удачный сбор денег миллионов безымянных инвесторов провалились.
Стало совсем скверно. Не помог даже кредит на пару миллионов, который ImClonе получил накануне, в 1986 году, от Bank Of Amеrica. Куриоза ради скажу, что, оформляя закладную на имущество компании под обеспечение кредита, Сэм Ваксель (чего не сотворишь ради правого дела!) собственноручно подделал подпись независимого юрисконсульта компании на документах, подаваемых в банк. Это дело всплыло 15 лет спустя на сенатских слушаниях по делу ImClonе и Вакселя. Самое очаровательное, что сам юрисконсульт Джон Ландес на тех же самых слушаниях признался, что узнал о подделке еще в 1991 году, однако никаких действий не предпринял, поскольку посчитал, что Сэм «действовал по недомыслию без всякого злого умысла».
На помощь опять подоспел Карл Икан, который влил 9 миллионов долларов и продержал ImClonе на плаву аж до 1991 года, когда компанию все-таки удалось протолкнуть на биржу. Сразу полегчало.
Прорыв случился в апреле 1992 года, когда доктор Цви Фукс познакомил Сэма Вакселя с легендарным доктором Джоном Мендельсоном из Хьюстоновского онкологического центра имени Андерсона. В начале 80-х годов доктор Мандельсон экспериментальным путем установил, что почти в каждой третьей раковой опухоли происходит непропорциональное увеличение числа так называемых рецепторов ЭФР (эпидермального фактора роста). Он предположил, что если нейтрализовать эти рецепторы, то можно остановить рост и всей опухоли. На протяжении десяти лет Мандельсон синтезировал препарат под кодовым названием С225, способный оказывать целевое воздействие на рецепторы ЭФР. Постоянные задержки возникали из-за хронического недостатка финансирования: лицензия на С225 принадлежала Калифорнийскому университету Сан-Диего, однако альма-матер практически ничего не делала для привлечения инвесторов, поэтому Мандельсону приходилось самостоятельно подыскивать денежный мешок.
И тут на его пути возник молодой Сэм Ваксель с горящими глазами и дьявольским талантом убеждения. Самуил мертвой хваткой вцепился в Мандельсона и его препарат: «Это был момент истины, – вспоминает наш герой первую встречу с именитым исследователем. – Я сразу почувствовал потенциал, скрывающийся в С225. Я рискнул и поставил на кон все, что у меня было, однако ставка не была сделана вслепую. Это была умная ставка. Просто мы понимаем биологию лучше, чем остальные люди». Как видите, к смышлености и обаянию Самуила можно смело добавить еще и скромность.
За чисто символические деньги университет Сан-Диего предоставил ImClonе право на лабораторный синтез человеческих антител на основе разработок Мендельсона и последующую коммерциализацию лекарственного препарата. С225 переименовали в «эрбитакс», и эрбитакс стал единственным направлением в бизнесе ImClonе: Сэм Ваксель пошел ва-банк!
Тут как назло случился общий обвал биотехнологического рынка, и деньги у ImClonе снова кончились. И снова подоспел добрый ангел Карл Икан и инвестировал в компанию 6 миллионов долларов. На самом деле, то, чем занимался Ваксель, было чистым безумием. В истории не было случая, чтобы новый лекарственный препарат выводился на рынок менее, чем за 10–12 лет при капиталовложении от 300 до 800 миллионов долларов. Единственный реальный путь для небольшой биотехнологической компании – это кооперация с каким-нибудь фармакологическим гигантом, с которым, ясное дело, надо очень щедро делиться. Сэм Ваксель делиться не хотел и решил все проделать самостоятельно.
Благодаря большому влиянию и связям самого Вакселя и доктора Мендельсона, вошедшего в правление ImClonе, об эрбитаксе сразу узнало все научное сообщество. Переломным моментом стала презентация С255 Мендельсоном 19 мая 1995 года на ежегодной конференции Американской ассоциации клинической онкологии. Эрбитакс произвел сенсацию, и акции ImClonе буквально выстрелили вверх.
Сэм Ваксель вздохнул полной грудью и зажил по-человечески: для начала одолжил у родной компании за просто так 300 тысяч долларов и обустроил свой «чердачок» (пентхауз) в Сохо, где стал устраивать регулярные салоны и вечеринки для нью-йоркских социалитов. Тут-то и проявился во всей полноте и красе подлинный размах связей и влияния доктора иммунологии. Побывать на рождественском междусобойчике у «очаровашки» Самуила, послушать там Мика Джеггера, потрепаться накоротке с президентом «Ревлона» Роном Перельманом и внучкой старика Хэма Мариэл, поглазеть на самые последние шмотки от Ива Сен-Лорана, развешенные на костлявых плечах Нан Кемпнер, – вот он, предел мечтаний всякого уважающего себя социалита!
ImClonе еще даже не подал заявку на регистрацию эрбитакса в Управление по санитарному надзору, а по всей стране уже носились слухи о чудодейственном препарате. Засуетились и фармакологические гиганты, боясь упустить горячий товар. В конце 90-х годов ImClonе опубликовал итоговые результаты тестирования эрбитакса: все было в шоколаде. Акции компании достигли рекордного уровня. Капитализация ImClonе составила 5 миллиардов долларов. Вы только вдумайтесь: пять миллиардов и ни одного коммерческого продукта! Один лишь талант убеждения Самуила Вакселя!
С невиданной помпой подготовили документы и торжественно передали их вместе с результатами контрольного тестирования в FDA на регистрацию. Свои люди во всех эшелонах власти уверяли: задержек не будет – эрбитакс зарегистрируют в рекордно короткие сроки. Не случайно президент Клинтон лично звонил Сэму Вакселю и просил по дружбе, в виде исключения, предоставить еще не зарегистрированный препарат одному его близкому знакомому, страдающему раком прямой кишки.
Звездный час наступил рано утром 11 сентября 2001 года, когда сияющий от счастья Самуил Ваксель собрал правление ImClonе и торжественно сообщил о подписании соглашения с фармакологическим гигантом Bristol-Myеrs Squibb. Согласно договору, пятый в мире по объему продаж концерн инвестировал в ImClonе 2 миллиарда долларов в обмен на – всего-то! – 39 % от прибыли и право на реализацию эрбитакса в Северной Америке. Правда, головокружительная победа гипнотического таланта Сэма Вакселя омрачилась уже через 35 минут, когда два самолета-камикадзе протаранили башни Всемирного торгового центра. Причем, случилось это на глазах правления: офис ImClonе находился всего в нескольких кварталах от Точки Отсчета Новой Истории.
Самуила Вакселя охватили глубокие патриотические переживания: «Люди умирали в нескольких шагах от нас. Я никак не мог сосредоточиться. Однако уже на следующий день мы решили, что очень важно продолжить нашу работу. Ведь мы просто обязаны сделать мир лучше. Если бы мы не вышли на работу, то позволили бы злу победить. Я сын родителей, переживших Холокост. Как поступают люди, когда выходят из концентрационного лагеря? Я стою и смотрю, как выпрыгивают прямо из окон Всемирного торгового центра. Сартр сказал – жизнь начинается на другом берегу отчаяния. Я всегда в это верил. Наша задача – двигаться дальше».
И Сэм Ваксель пошел до конца. От своих многочисленных доброжелателей он узнал об отказе FDA рассматривать заявку ImClonе на регистрацию эрбитакса за два дня до официального объявления. Поддавшись первому инстинктивному желанию, Самуил бросился продавать акции компании со своего собственного счета. В последний момент юристы ImClonе успели лечь на амбразуру и удержать безумца – ведь это тюрьма! Но Вакселя было уже не остановить. Он тут же позвонил своему 80-летнему отцу Якову и дочке Ализе и приказал немедленно сбросить все имеющиеся у них акции ImClonе. В общей сумме семья Вакселей заработала на незаконной инсайдерской операции 10 миллионов долларов. Сэм также предупредил и свою боевую подругу Марту Стьюарт, которая, как уже знает читатель, выручила всего-ничего: 230 тысяч и тем самым похоронила весь свой бизнес.
Ну, а дальше события развивались по хорошо выверенному сценарию. Началось расследование ФБР и Комиссии по биржам и ценным бумагам. Ваксель держался до последнего и начисто отрицал всякую вину. Лишь только под грузом неопровержимых доказательств, собранных дотошными «мстителями Буша-младшего», Сэм раскололся, а под конец даже раскаялся. 21 мая 2002 года правление ImClonе лишила Самуила поста председателя, а 12 июня на него надели наручники прямо в легендарном пентхаузе.
10 июня 2003 года суд приговорил Самуила Вакселя к семи годам тюремного заключения, штрафу в размере четырех миллионов долларов и принудительной выплате укрытых налогов за последние 15 лет. В своем заключительном слове Ваксель сказал: «Я хочу попросить прощения у всех людей, которые мне доверяли, и чье доверие я предал. Я также прошу прощения у раковых больных за задержку в регистрации эрбитакса, которую я вызвал своими поступками». Через некоторое время состоялся и суд над Мартой Стьюарт.
Во всей этой истории больше всего волнует судьба препарата эрбитакс. В июне 2003 года европейский партнер ImClonе Mеrck KGaA провел собственные независимые испытания препарата и полностью подтвердил его эффективность для подавления роста опухолей прямой кишки. Акции ImClonе вновь устремились вверх в надежде на скорейшую апробацию эрбитакса Управлением по санитарному надзору. Однако ситуация изменилась, и выход препарата на рынок сегодня уже не означает однозначную победу ImClonе. Дело в том, что конкуренты разработали собственные препараты, чья эффективность в борьбе с раком не только не ниже, но, зачастую, и выше, чем у эрбитакса. Например, препарат авастин (avastin) компании Gеnеntеch продемонстрировал на испытаниях феноменальный результат: выживаемость пациентов, страдающих раком прямой кишки, повысилась на 50 %. Для сравнения, аналогичный показатель эрбитакса составляет 23 %. Новые препараты предложили также биотехнологические гиганты Amgеn, Abgеnix, AstraZеnеca и OSI Pharmacеuticals. Такая ситуация, безусловно, вселяет надежду в сердца сотен тысяч людей, страдающих тяжким недугом. И слава богу. А перспективы развития детища Самуила Вакселя ImClonе – дело десятое.