Глава XI
ПЛАНЕТА ТУПЫХ

 

Чуть выше я написал «роковой порок мозга». Это не­кор­ректная, глубоко ошибочная формулировка.

Нет никакого «порока». Есть естественные свойства моз­­га че­ло­­века.

Увы.

Сами по себе его рассудочные потенциалы ничего, кро­­­ме иди­о­тии обеспечить и не могут. А любой их са­мо­сто­я­тель­ный про­­дукт будет, как минимум, абсурдом.

Дело в том, что мозг вообще не способен ус­та­нав­ли­вать при­­чин­­но-следственные связи. Различать «добро» и «зло», «ложь» и «прав­­­ду».

Не потому, что он «слеп» или «плох». Нет. Просто эво­лю­ция его создавала совсем не для этого.

Для примера возьмем стерильные от всяких точных зна­­ний, здо­ро­вые, полновесные полушария человека.

И устроим им экзамен: предложим решить несколько пус­­тя­­ко­вых проблем.

Например, проблемы плодородия, контрацепции и бо­­­­лез­ни.

Какие же ответы мы получим?

 

Начнем с плодородия.

Спросим «чистый» мозг человека: как обеспечить всхо­­­жесть тыкв?

Он поскрипит извилинами и ответит, что оп­ти­маль­ным спо­­со­бом выращивания тыкв будет кожа девочки 13 лет. Сня­тая с нее целиком, в момент агонии. Да, де­воч­ку по­ла­га­ет­ся зарезать и осве­же­вать не абы где, а в хра­ме богини Чикомекохуатль, в спе­ци­аль­ный день. Ра­зу­меется, с пес­ня­ми и пританцовкой.

Если освежовочную процедуру провести правильно, то ни­­­ка­­кая засуха тыквы не погубит.

Связь девочкиной кожи и роста тыкв не кажется вра­зу­ми­тель­ной. Но, следуя этим рекомендациям своего мозга, миллионы ац­теков и майя именно так пытались повысить уро­жай­ность. Не год и не два, а много сто­ле­тий подряд. И совсем не в пе­щер­ную эпо­ху, а в XIII-XVI веках нашей эры. Во времена Ко­пер­ни­ка, Бруно и Гали­лея.

Мда.

Перейдем к контрацепции.

Задаем вопрос: что может уберечь женщину от не­же­ла­тель­­ной беременности?

«Ей надо пить свои месячные» — уверенно отвечает мозг че­ло­­ве­­ка.

И чуть поразмыслив, добавляет: «их можно разбавить во­дой из семи ручьев».

Так и поступали русские крепостные шалуньи. Пили, го­лу­буш­­ки. Иногда разбавляли, иногда нет.

Это было не слишком вкусно и не очень эффективно. Но кре­сть­ян­ки не решались спорить с наполнителем че­ре­пов своих бабу­шек и мам. Посему веселый кру­го­во­рот дамских жидкостей булькал во­семь веков подряд (при­мерно до 20-х годов XX века).

 

Закончим наш диалог с мозгом вопросом о лечении эпи­леп­сии.

Как избавить от этой болезни?

О, тут мозг не растеряется и без запинки подскажет ме­то­ди­ку: чтобы излечить эпилепсию, следует заколоть но­во­рож­ден­но­го маль­­чика-альбиноса, измельчить его и на­тереться этим фар­шем.

Данным указаниям своих извилин в Танзании следу­ют и по сей день.

Как видим, экзамен провален. Ни одного верного от­ве­та.

Ацтекский, русский, танзанийский примеры можно спи­сать на запредельное дикарство этих этносов.

Хорошо, спишем.

И вглядимся в Европу, которая имеет репутацию впол­не про­све­­щенной старушки.

Рассмотрим не ее дикий десятый век, и даже не шаль­ной шест­­над­­­ца­­тый, а «сам» XIX-ый.

Да, это век Максвелла, Клода Бернара и Пастера. Век на­уч­ных прозрений.

Но все особи, непосредственно не причастные к точ­но­му зна­нию, демонстрируют умственные коленца рав­ные рус­­ским на­род­ным или танзанийским.

К примеру.

Недержание мочи в Нормандии лечили с помощью кро­­то­вье­го пепла. Крота, разумеется, надо было сжечь за­живо.

В Арденнах пытались избавиться от псориаза через уду­ше­ние крота правой рукой.

В Вогезах применение правой руки считалось глупым суе­ве­ри­ем. Раздавливать живого крота полагалось толь­ко ле­вой.

Не ровно дышала к кротам и сельская Бретань.

Там крестьянство так быстро и густо покрывалось бо­ро­­дав­ка­ми, что жены переставали узнавать мужей, а де­ти — матерей. Един­ствен­ным способом избавления от бо­­ро­да­вок считались за­жи­во от­ре­зан­ные лапки крота. Ими по­ла­га­лось, постепенно ус­ко­­ряя шаг, «ходить» по фи­зи­ономии пациента, напевая псалом №37 (космети­чес­кий»).

В Париже дело обстояло несколько иначе. Не слу­чай­но он счи­­тал­­ся продвинутым городом.

Париж не верил в целительную силу кротов и смеялся над на­род­ны­ми бреднями.

Зато он верил в то, что утопленника можно вос­кре­сить, на­гне­тая табачный дым ему в анус.

Дивные сцены надувания покойников можно было по­чти каж­­дое утро созерцать на берегах Сены.

Вдутое, как правило, выходило обратно. А если не бы­ло вет­ра — то поднималось аккуратными колечками над мок­рой зад­ни­цей трупа.

Если ветерок все же наличествовал, то табачные ко­леч­­ки пе­ре­мешивались с ладаном парижских церквей. Там хри­­сти­­а­не, на­­пе­вая, ели мясо своего давно умер­ше­го бога.

Вывод печален.

Мы видим, что вне зависимости от времени и места рож­­де­ния, если человек не Пастер или не Клод Бернар, то он, как пра­ви­ло, пол­ный идиот.

(А если Бернар, то частичный.)

 

Летописи рода человеческого напичканы мил­ли­о­на­ми при­ме­ров карикатурных ошибок «чистого» мозга.

Стоит лишить этот «таинственный и великий орган» до­­сту­па к систематизированному научному знанию — и он начинает по­роть абсолютную ахинею.

Ознакомившись со всеми перлами мозга за 5200 лет, мож­но простить человеческой истории ее ис­клю­чи­тель­ное уродство. Все могло быть и еще хуже.

Мозг не виноват.

Он никогда и не прикидывался «космическим яв­ле­ни­ем» и «по­с­ти­­га­те­лем тайн».

Эту легенду придумала культура, плохо понимающая, что та­кое мозг человека.

С культуры спрос невелик.

Я надеюсь, мы помним, что, если наука — это правда о че­ло­ве­ке, то культура — это ложь о нем. И жить куль­ту­ра мо­жет толь­ко в полностью ложных представлениях. Чем они за­ви­ра­лис­тее, тем яр­че и ее цвет.

Изображая человека, культура и наука рисуют два со­вер­шен­но разных существа, не имеющих меж собой ни­че­го об­щего.

Так вот именно культура налепила на древний че­реп­ной шмат из жирных кислот — ярлыки «пытливости», «тя­ги к зна­ни­ям» и «бес­ко­неч­но­го любопытства».

Ничего этого нет и в помине.

Это художественный свист.

Или, если угодно, детали той культурной легенды, ко­то­рой уже третий век упивается человечество.

Все «секреты» мозга начинаются с ложной оценки это­­го бед­но­го органа.

С попытки исследовать не сам мозг, а легенду о нем, при­ду­­ман­­ную культурой. Вот тогда — да, начинаются тай­­­ны.

Увы.

У мозга есть только одна тайна.

Он непроходимо глуп.

Просто в силу своего физиологического пред­наз­на­че­ния и эво­­­лю­­­ци­­он­ной истории.

Не забываем, что все поэмы, формулы и симфонии — это слу­­чай­ные следствия работы органа, предназначен­но­го для совсем дру­гих целей.

Рассудок — это даже не младшая функция. И совсем не свой­­­ство мозга. А лишь нечаянный эффект его воз­мож­­­нос­тей.

Это отходы нейронной активности некоторых облас­тей ко­ры.

При определенных обстоятельствах этот эпифеномен соз­да­ет­ся и homo может им попользоваться.

Объясняю.

Да, мозг homo — это (примерно) 85 миллиардов ней­ро­­нов.

Несомненно, это очень солидное число.

Есть чем щегольнуть и перед свиньей с ее двумя мил­ли­ар­да­ми, и даже перед гориллой с тридцатью тремя.

И это прекрасно.

Но! Обилие нейронов и связей меж ними не имеет, увы, поч­ти ника­кого отношения к разуму и мышлению.

Отправить