В солнечные дни лангобард Бертольд чувствовал себя несчастным, потому что понимал: единственное, что ждет его впереди, – это дождливые дни. Зато в дождливые дни он ощущал счастье по ровно противоположной причине. В период с 1000 по 1300 год в Западной Европе было слишком много солнечных дней. По первому закону Бертольда следовало ждать дождливых дней. И в положенное время дождливые дни наступали.

Испокон веков английские короли питали пристрастие к вину. Конечно, они использовали его как напиток, но порой находили ему и другие применения. Когда заболел Генрих, маленький сын короля Эдуарда, в канун Троицына дня в воду, приготовленную ему для купания, влили галлон вина. Английские короли, потреблявшие “нектар” в больших количествах, весьма рано ввели обычай “реквизиции”, заключавшийся в том, что королевские чиновники имели право взимать в пользу монарха по бочонку вина с каждого корабля, перевозившего хотя бы десять бочек, и по два бочонка – с каждого корабля, перевозившего хотя бы двадцать бочек.

Средневековое вино хранилось недолго, и изрядная часть огромных королевских запасов безбожно прокисала. Английские короли строго следили за тем, чтобы хорошее вино приберегалось для их собственного стола, а прокисшее подавалось гостям. Пьер де Блуа, секретарь при дворе Генриха II, сообщал:

Итак, вся доступная информация явно указывает на то, что английские короли относились к вину весьма серьезно. Неудивительно, что в 1330-е годы король Англии затеял нешуточную ссору с королем Франции из-за контроля над несколькими французскими виноградниками во Франции. Плачевным результатом этой ссоры стала война, известная под названием Столетней, хотя в действительности длилась она 116 лет. Главным героем этого на удивление затянувшегося конфликта оказалась женщина – Жанна д’Арк, которая отважно сражалась против английского короля, борясь за то, чтобы над французским вином сохранялся “контроль подлинности происхождения” (appellation d’origine contrôlée). Тем самым она завоевала вечную благодарность французского народа, но попутно не только нажила себе врага в лице английского короля, но и разозлила английских монахов, и те потом с удовольствием наблюдали за ее превращением в дым. Эта война оказалась чрезвычайно разрушительной и для Англии, и для Франции. Кроме того, она привела к истреблению большого количества прекрасных виноградников, что в очередной раз наглядно доказало идиотизм любых войн.

В ту же мрачную пору на Европу обрушилась еще одна мрачная катастрофа. За период между 1000 и 1300 годами (среди прочих причин) благодаря побочным эффектам перца, в больших количествах ввозившегося в Европу, численность европейского населения весьма значительно выросла. По сделанным не так давно оценкам, рост этот можно представить себе в виде следующей таблицы, в которой цифры обозначают миллионы душ.

Поясняя этот рост народонаселения и связанное с ним движение колонизации, один знаменитый профессор написал:

Вопрос о том, нужно ли было европейцам “возмездие” за весь тот перец, что они поглотили за период с 1000 по 1300 год от Рождества Христова, мы рассматривать не будем. Однако не пройдем мимо того факта, что это самое возмездие явилось отнюдь не в виде массовых голодных смертей, как явно можно было бы предположить, читая рассуждения профессора.

Поскольку перец продавался главным образом на городских рынках, люди толпами стекались в города, а поскольку времена были все еще суровыми и небезопасными, люди набивались в довольно-таки тесные пространства внутри городских стен. Приблизительно в 1340 году в Париже, Кордове, Венеции и Флоренции насчитывалось, вероятно, примерно по 100 тысяч жителей. А в Болонье, Риме, Милане, Лондоне, Кёльне, Генте, Брюгге и Смоленске число жителей, вероятно, приближалось к 50 тысячам. В очень многих других городах проживало от 10 до 20 тысяч человек. По нашим меркам это вроде бы и немного. Однако соотнесите эти цифры с тогдашним уровнем гигиены, общественного здоровья и медицинских познаний. С этой точки зрения ситуация, сложившаяся к 1340 году, грозила взрывом. И взрыв произошел.

Чума пришла в конце 1347 года и распространялась подобно пожару. Крайне встревожившись, король Филипп VI обратился к ученым мужам медицинского факультета Парижского университета и попросил их разъяснить причины этой напасти. Ученые мужи принесли извинения за то, что не могут раскрыть всей правды, ибо, по их словам, творившееся было за гранью человеческого разумения. Однако они выдвинули гипотезу, согласно которой эпидемия происходила сразу по двум причинам, первая из которых имела небесный характер, а вторая – земной. Небесная причина являлась схождением трех планет – Сатурна, Юпитера и Марса – под влажным знаком Водолея. И это нечестивое соединение открывало путь второй, земной причине. В результате соединения упомянутых планет из недр земли и из толщи вод вырвалась масса вредных газов, которые теперь отравляли атмосферу. Кроме того, ускорению гниения способствовала необычайно жаркая и влажная погода, а южные ветры, находясь под влиянием Юпитера, распространили выделения из разлагавшихся туш и из застоявшейся болотной воды. Таково было научное объяснение. Церковь никогда не любила научные объяснения, поэтому она предложила свое собственное, а именно: Большой Тройке – Отцу, Сыну и Святому Духу – порой до крайности надоедают все те грехи, которым предается Человечество, и потому они решают, что вправе обрушить на него некоторые кары. Церковь и сегодня предлагает ровно то же самое объяснение, однако некоторые люди все же склонны считать, что чуму вызывает бактерия Pasteurella pestis, или чумная палочка, которую переносят крысы, а человеку передает Xenophilla Cheopis, называемая в народе крысиной блохой.

4. Церковь никогда не любила научные объяснения

Чума – эндемичная для Азии болезнь, и характер ее распространения и протекания в 1347–1351 годы ясно указывает на ее азиатское происхождение. В Европе она впервые появилась ближе к концу 1347 года на Сицилии и на юге Франции. К июню 1348 года она уже достигла Венеции, Милана, Лиона, Парижа, Бордо, Тулузы и Сарагосы. К декабрю 1348 года чума добралась до Мюльдорфа, Кале, Саутгемптона и Бристоля; к концу 1349-го – до Шотландии, Дании и Норвегии. К сожалению, мы не располагаем точными данными о численности крыс и блох в Европе в 1347 году. Зато нам известно, что римские акведуки, не ремонтировавшиеся со времен Упадка и Разрушения, окончательно обветшали и бездействовали, и мылись средневековые европейцы крайне редко. Большинство людей в средневековых городах жили в непролазной грязи и убожестве, и (хотя эту мысль трудно подкрепить сколько-нибудь точными статистическими данными) можно смело утверждать, что в 1347 году в Западной Европе было гораздо больше крыс и блох, чем принято считать.

Люди того времени не знали, сколько крыс и блох живет рядом с ними. Следовательно, они не знали, что делать, и потому всего за два года около трети народонаселения Европы исчезло самым неприятным образом. Это был настоящий кошмар. Даже у такого веселого и жизнерадостного человека, как Боккаччо, для описания случившейся трагедии нашлись лишь полные ужаса слова:

Многие кончались днем или ночью на улице; иные, хотя и умирали в домах, давали о том знать соседям не иначе, как запахом своих разлагавшихся тел. И теми, и другими умиравшими повсюду все было полно.

До 1347 года западное искусство изображало главным образом распятие на кресте, побиение камнями, сожжение заживо, растерзание, усекновение головы, удушение, извлечение внутренностей, бичевание, обезглавливание, сажание на кол и вздергивание на дыбе различных религиозных иерархов. Черная смерть, или эпидемия бубонной чумы, подбросила западноевропейским мастерам новую пищу для размышлений, и им удалось обогатить свой репертуар сюжетом Пляски Смерти (Danse Macabre) – после 1350 года она сделалась для многих художников излюбленной темой изображения.

Тогда казалось, что конец света уже совсем близок. Однако, по первому закону Бертольда, уже пришла пора радоваться, ибо после дождей ожидать остается одного – наступления солнечных дней. Для начала, после того как треть всех европейцев исчезла при описанных выше драматических обстоятельствах, а Черная смерть продолжала лютовать, в Европе взлетели зарплаты. В первую очередь, разумеется, вырос спрос на перец. С другой стороны, на протяжении последнего периода Средневековья Pasteurella pestis продолжала немилосердно выкашивать население европейских городов. На протяжении полутора столетий главным событием европейской истории оставалось состязание между перцем и чумной палочкой, причем палочка гнуснейшим образом уничтожала все то, что возникало благодаря щедротам перца. С экономической же точки зрения, результаты оказывались безусловно положительными. Торговля перцем с ее связями с поставщиками, ее “умножителем” и “ускорителем” вызывала неуклонный рост доходов. Чумная палочка следила за тем, чтобы людское поголовье не слишком увеличивалось. Следовательно, доходы на душу населения росли. Это было хорошо, но это было еще не все.

В начале XIV века финансовое положение короля Англии оставляло желать лучшего. В числе прочего он задолжал такие крупные суммы флорентийским купцам, что одни только проценты от этих долгов вызывали головную боль у королевских счетоводов. Затеяв же войну против короля Франции из-за уже упоминавшихся французских виноградников, он, как и все люди, затевающие войны, был уверен, что эта война окажется молниеносной. И как все люди, планирующие молниеносные войны, – начисто просчитался. Его “блицкриг” продолжался 116 лет – хотя, конечно, сам король этого так и не узнал, потому что прожил значительно меньше. Однако кое-что он все-таки увидел еще в самом начале всей этой некрасивой затяжной истории: а именно, что казна Англии не выдержит расходов на затеянное предприятие. Уже в начале 1340-х годов королю пришлось объявить себя банкротом и сообщить флорентийским банкирам, что он не сможет выполнить обязательства по долгам. Для флорентийцев это был весьма болезненный удар. Но мало того что они потеряли деньги, они еще и пережили сильное душевное потрясение. Раз уж при ведении дел нельзя положиться на английского джентльмена, на кого тогда можно? Ясно, что ни на кого вообще. И флорентийцы сделали собственные выводы: забросили дела и обратились к поэзии и живописи, положив тем самым начало итальянскому Возрождению. И это стало славным началом конца