Глава 7
Быть добродетельным, не веря в бога
О добре, зле и морали
Бог хотел бы предотвратить зло, но не способен сделать это? В этом случае Он не всемогущ. Он может это сделать, но не хочет? Тогда он злой. А если Он и может, и хочет, тогда откуда зло в мире? А если Он и не может, и не хочет? Тогда почему его называют богом?
Трилемма Эпикура
В философии натурализма считается, что в природе, где нет сверхъестественных сил, неизбежно присутствуют и добро, и зло. Люди, придерживающиеся такого взгляда на мир, не будут размышлять о том, насколько существование зла совместимо с божьим милосердием. Для них зло коренится в естественных причинах, и битва со злом в разных его формах никогда не должна прекращаться. Но для верующих людей одновременное существование добра и зла является серьезной проблемой.
Проблема зла
Бог умер в Освенциме.
Только через эту метафору можно попытаться понять, как в нацистских концентрационных лагерях оказалось возможным творить такие непостижимые зверства в отношении евреев и других заключенных. Такой масштаб зла верующим во всемогущего и доброго бога кажется совершенно невообразимым. Приведу рассказ об одном ужасном событии, свидетелем которого стал мой друг, каким-то чудом переживший пребывание в Освенциме:
В нашем лагере была женщина, у которой был очень маленький ребенок. Она отчаянно пыталась спасти ребенка от смерти, но у нее не получилось. Когда он умер, она в отчаянии попыталась убежать. Ее быстро схватили, и всех нас, заключенных, заставили выстроиться вокруг нее, а в центре, рядом с беглянкой, встали двое эсэсовцев. Мы должны были наблюдать всю экзекуцию, чтобы понять, как они расправляются с беглецами. Сначала они приковали ее к дереву и избили. Затем переломали ей все суставы на руках и продолжили пытать с такой жестокостью, что в конце концов она потеряла сознание и умерла на наших глазах.
Как можно верить в бога, который допускает такие зверства в нашем мире?
Если есть бог всеведущий и всемогущий, то почему в мире так много зла и страданий? Этот парадокс называется проблемой теодицеи – примерный смысл этого греческого слова можно передать как “оправдание бога”. Богословы и философы бились над этой проблемой с незапамятных времен, и недаром: это один из самых сильных аргументов против существования того бога, который описан в священных книгах трех авраамических религий – иудаизма, христианства и ислама.
Всемогущ ли бог?
Верующие люди, пытаясь оправдать свою веру в бога, придумали множество решений проблемы теодицеи. Одно из них – просто считать, что бог не всемогущ. Поскольку, создавая человека, бог наделил его свободой воли, тем самым он ограничил свою возможность влияния. У каждого человека есть свобода принимать правильные или неправильные в моральном отношении решения. Воспользовавшись своей свободой воли, люди могут вершить злые дела, и бог не в силах им помешать.
Но легко представить мир, в котором люди по-прежнему имеют свободу воли, но бог всемогущ. В таком мире он мог бы при необходимости вмешиваться в человеческие дела и предотвращать злые поступки, которые люди могли бы совершить, пользуясь своей свободой воли. Например, бог мог бы вмешаться и заставить людей не убивать друг друга. А свободой воли люди могли бы пользоваться, когда пришлось бы выбирать между разными морально приемлемыми альтернативными решениями. А если бы кто-то собрался совершить аморальный поступок, всемогущий бог мог бы вмешаться и пресечь злодеяние в зародыше, не дав тем самым злому поступку свершиться.
Бог мог бы также создать Вселенную, в которой все, что бы люди ни делали, увеличивало бы количество добра. В принципе, возможно представить себе мир, в котором люди, у которых есть свобода выбора, всегда действуют во благо окружающих. И в самом деле, такой мир был бы более совершенным, чем мир, в котором выбор иногда делается в пользу добра, а иногда – в пользу зла. Если бы существовал всемогущий бог, способный сделать мир наилучшим из всех возможных, почему бы ему было не создать такой мир?
Подобное решение проблемы теодицеи объясняет только проблему морального зла, то есть проблему злых действий, которые совершаются людьми преднамеренно, таких как убийство, изнасилование, измена и война. Но при этом обходятся стороной проблемы естественного зла, то есть катастроф типа землетрясений, оползней, пожаров, мощных приливов, ураганов, извержений вулканов, эпидемий, возникающих в панике давок, разрушающихся зданий, тонущих кораблей, падений самолетов и так далее – всего того зла, которое возникает не в результате действий людей. В мире много такого рода катастроф, невероятно разрушительных и происходящих по непонятным причинам. Если кого-то ударила молния, или он попал под лавину, или у него образовалась смертельная опухоль головного мозга, или он упал с крыши, помогая соседу ее починить, его смерть, безусловно, трагична, но это никак на объясняется чьими-либо злыми намерениями.
И любой бог, чье влияние ограничено свободой воли, которую он предоставил людям, должен был бы суметь предотвратить такие страдания, как и бог всемогущий. Результатом всех этих рассуждений является вывод о том, что проблема теодицеи не решается, даже если мы допустим существование у людей свободы воли.
Пути господни неисповедимы…
Еще одна попытка теологов объяснить причину существования зла в мире звучит примерно так. Мы, люди, никогда не сможем понять причин, по которым бог допускает существование зла. То, что мы считаем злом и страданием, на самом деле служит гораздо более высокой цели, и, если рассматривать события в долгосрочной перспективе, может оказаться, что все, что делалось, делалось к лучшему, хотя прямо сейчас мы не можем понять этого. Всем знакома фраза “Пути Господни неисповедимы!”.
К сожалению, такое объяснение не только несостоятельно, но и аморально. Начнем с того, что было бы глубоко оскорбительно произносить вышеприведенное объяснение в утешение родителям только что убитого дворовым хулиганом или попавшего под автомобиль ребенка. Как объяснить близким человека, чья жизнь была зверски оборвана, что со временем это может обернуться благом? Если кто-то умрет из-за чьей-то жестокости или в результате стихийного бедствия, подобное утешение прозвучит кощунственно. Безусловно, пройдя через ужасные испытания, иногда человек может стать сильнее, но про людей, которые погибают при землетрясении или террористической атаке, такое сказать невозможно.
Некоторые сторонники подобного подхода к проблеме теодицеи могут возразить, что количество добра в одном месте может увеличиться за счет жертв в другом месте. Этот довод кажется довольно циничным. Но, возможно, за наши земные страдания мы будем вознаграждены после смерти, когда попадем на небеса? Только это не решает проблему теодицеи, учитывая, что на земле все еще страдает множество людей.
По-настоящему добрый и всемогущий бог создал бы мир, в котором мы бы не страдали ни до, ни после смерти.
Зло настоящее и не настоящее…
Давайте рассмотрим еще одну попытку оправдать сосуществование зла и бога. Она является развитием первого подхода к решению проблемы теодицеи, и основная идея заключается в следующем.
Моральное зло является естественным компонентом этого мира и результатом наличия свободы воли у людей. А вот природного зла просто не существует. Это не настоящее свойство, а, скорее, отсутствие некоего свойства, а именно добра. Как черный цвет – не цвет в полном смысле этого слова, а отсутствие света и, следовательно, цвета, так и то, что нам кажется природным злом, на самом деле есть просто отсутствие добра.
Такой подход к проблеме теодицеи часто называют теорией лишений, от латинского privatio boni, что означает “лишение добра”. Теория лишений – это своего рода жонглирование словами, а в реальности не что иное, как отчаянная попытка спасти идею бога от коварной проблемы теодицеи.
Предположим, что теория лишений была бы правильной, то есть то, что мы, люди, воспринимаем как естественное зло, на самом деле есть просто отсутствие добра. Хорошо, но какое имеет значение эта семантическая эквилибристика для тех, чья жизнь была разрушена землетрясением или чью семью накрыло цунами? Их страдания в подавляющем большинстве случаев реальны, независимо от того, называем ли мы причины, их вызвавшие, естественным злом или отсутствием добра. Если бы бог действительно существовал и был всемогущим и добрым, он смог бы создать мир, в котором было бы больше добра – или, если хотите, меньше страданий. Такой бог мог бы вмешиваться в тех случаях, когда отсутствие добра причиняет страдания, и освобождать людей (и животных) от ужасных мучений.
Несмотря на всю слабость религиозных попыток объяснить проблему теодицеи, о них часто и одобрительно отзываются представители так называемых свободных церквей, базирующихся как в Швеции, так и в других странах. Однажды я принял участие в дискуссии с одним из ведущих шведских богословов, связанных со шведской ассоциацией свободных церквей, на мероприятии, посвященном освобождению узников Освенцима. Точка зрения этого человека заключалась в том, что зверства нацистов в отношении заключенных в Освенциме можно объяснить тем, что, после того как бог дал людям свободу воли, Он больше не мог вмешиваться в их действия. (Я использую местоимение мужского рода – он, а не она, – так как оно отражает имеющийся почти у всех верующих людей образ бога-мужчины. И в этом конкретном контексте я даже использовал заглавную букву, просто чтобы прояснить, что я не имел в виду богослова.) Другая точка зрения, предложенная им, заключалась в том, что, возможно, у бога была некая более высокоморальная цель, которую понимает только он, и что геноцид, осуществленный нацистами в Освенциме и других лагерях смерти, мог быть той ценой, которую пришлось заплатить за достижение этой более высокой цели.
На мой взгляд, этот подход не только логически ошибочен, но и глубоко циничен. Если бы действительно существовал всемогущий и добрый бог, который бы следил за происходящим в Освенциме, смог ли бы он это предотвратить? Или для предотвращения этого требовалось бы заблокировать свободу воли заключенных или охранников? Решение на самом деле очень простое (по крайней мере, для всемогущего бога). Все, что нужно было бы сделать, это сотворить совсем небольшое чудо – например, сделать так, чтобы ворота лагеря внезапно открылись, что позволило бы заключенным сбежать. Или могло совершиться другое чудо – например, все тюремщики могли бы заразиться желудочным гриппом, и тогда зверские казни было бы некому совершать. Ни одно из этих вмешательств не нарушило бы свободу воли человека, а осуществить любое из подобных мелких чудес для сверхъестественного существа, способного творить настоящие большие чудеса, было бы проще простого.
А как насчет версии о более высокоморальной цели бога, которая оправдала бы массовые убийства в Освенциме и которую наш несовершенный человеческий разум не может постичь? Кажется очевидным, что даже если бы подобная цель существовала, она никак не могла бы оправдать лагеря смерти. Бог, как всемогущее существо, несомненно, мог бы достичь любой поставленной высшей моральной цели, не причиняя невероятные страдания миллионам невинных людей.
Ученый, специалист в области исследования рака, Георг Кляйн, бежавший в свое время из Венгрии от нацизма, сформулировал, как мне кажется, наиболее разумный вывод из проблемы теодицеи: “Бог настолько беспощаден и злобен, что единственное его оправдание состоит в том, что он не существует”.
Действительно ли бог добр?
Что же заставляет людей тем не менее думать, что бог добр? Многие, если не все, верующие верят, что бог абсолютно добр, просто его силы, хотя и огромные, не настолько велики, и их не хватает, чтобы предотвратить все те страдания, которые люди в этом мире причиняют друг другу, используя свою свободу воли не по назначению, то есть не для целей, для которых она была дарована им богом. На самом деле очень немногие верующие вообще высказывают сомнения в том, что бог добр.
А если поставить вопрос иначе? Почему не может быть истинным обратное утверждение? Представьте себе, что бог абсолютно зол, просто его возможности, хотя и огромные, не настолько велики, чтобы искоренить все добро, которым в этом мире люди одаривают друг друга, используя свою свободу воли не для тех целей, для которых она была дана им богом. Картина мира, которую мы видим сегодня вокруг, прекрасно описывается с помощью сочетания свободы воли людей и абсолютно злого бога. В этой версии бог постоянно делает все возможное, чтобы доставить людям как можно больше страданий, но, благодаря наличию свободы воли у людей, в мире все еще остается много доброты и радости.
Эти два описания мира являются зеркальными, и каждое из них не более и не менее вероятно, чем противоположное. Но последний способ описания менее привлекателен. Гораздо более вероятен вывод – и это ясно демонстрирует проблема теодицеи, – что всемогущий и добрый бог не более чем химера.
Британский философ Дерек Парфит в нашем с ним разговоре, состоявшемся в октябре 2014 года, сказал мне, что до восьми лет был настолько набожен, что хотел стать монахом. (Парфит, который родился в 1942 году и умер в 2017-м, был профессором философии Оксфордского университета, и его выдающиеся работы в области философии сознания получили широкое признание. Его самая знаменитая книга “Причины и личности” посвящена вопросам морали и человеческой идентичности.) Однако в результате тщательного размышления над проблемой теодицеи он постепенно отказался от своей веры в доброго и всемогущего бога, несмотря на то что эту веру ему всячески старались привить в школе. Он чувствовал себя обманутым и потерял уважение к наставникам, учившим его таким вещам. В девять лет он стал атеистом, а в 2014 году сказал мне, что, по его мнению, мир стал бы лучше, если бы меньше людей верило в бога.
Для нравственности не нужен бог
Поставим мысленный эксперимент. Представьте, что вы спросили верующего человека: “Что заставляет вас совершать моральные поступки? Это всевышний научил нас, простых людей, тому, что морально, а что нет?” Если человек ответит: “Да, моральные принципы продиктованы мне свыше”, – то, по-видимому, он должен будет ответить утвердительно и на следующие вопросы: “Если бы бог попросил вас избить или убить человека, вы бы и вправду послушно исполнили эту его просьбу? Или если, допустим, однажды вы внезапно утратите веру в бога, стоит ли мне держаться от вас подальше, поскольку ваши моральные принципы исчезнут вместе с верой?”
Если же человек ответит: “Нет, мои моральные принципы не продиктованы мне всевышним”, – тогда можно надеяться, что он будет совершать нравственные поступки независимо от того, существует бог или нет. Причина его нравственного поведения не будет связана с его верой в существование или несуществование бога.
Мы могли бы переформулировать вопрос следующим образом. Является ли поступок нравственным потому, что так его определил бог, или, наоборот, бог определяет поступок как нравственный, потому что он таковым является? Этот вопрос уже был тщательно исследован Платоном (427–360 до н. э.) в диалоге под названием “Евтифрон”. В нем Сократ, который вот-вот должен предстать перед судом по обвинению в атеизме, спорит с Евтифроном, который уверен, что точно знает, что такое благочестие и справедливость. Евтифрон настолько убежден в своей правоте, что собирается отдать под суд своего отца, чьи действия привели к смерти человека.
Сократ. Что же мы скажем, Евтифрон, о благочестивом? Любят ли его все боги, как ты утверждал?
Евтифрон. Да.
Сократ. Но потому ли они его любят, что оно благочестиво, или за что-то другое?
Евтифрон. Нет, именно за это.
Сократ. Значит, его любят потому, что оно благочестиво, а не потому оно благочестиво, что его любят?
Евтифрон. Очевидно.
Сократ. Ну а богоугодное ведь является таковым потому, что оно угодно богам?
Евтифрон. Как же иначе?
Сократ. Значит, богоугодное, Евтифрон, – это не благочестивое и благочестивое – это не богоугодное, как ты утверждаешь, но это две различные вещи.
Евтифрон. Как же так, Сократ?
Сократ. Ведь мы признали, что благочестивое любимо потому, что оно благочестиво, а не благочестиво потому, что оно любимо. Не правда ли?
Евтифрон. Так.
Таким образом, Сократ показывает Евтифрону, что совершаемый поступок нравственен не потому, что боги его воспримут благосклонно, на самом деле как раз наоборот: боги отнесутся к этому поступку благосклонно потому, что он нравственен. Отсюда следует, что определение нравственности не зависит от богов.
Британский философ Саймон Блэкберн (р. в 1944) в своей книге “Этика. Краткое введение” написал о диалоге “Евтифрон” следующее:
Дело в том, что нельзя считать, что бога или богов наделяют произвольно выбранными характерами. Они должны разрешать и запрещать правильные вещи. Они должны иметь точно такие же, как и мы, представления о нравственности или справедливости. Не факт, что они делают это просто потому, что они всемогущи или являются творцами всего или что обладают даром карать или осыпать восхитительными подарками за те или иные поступки. Это не делает их добрыми. Более того, подчинение заповедям богов только потому, что они могущественны, сделало бы нас их рабами и корыстолюбцами. Предположим, что я собираюсь сделать что-то неподобающее, например обмануть чье-то доверие. С моей стороны будет не очень красиво взвешивать плюсы и минусы так: “Давай-ка прикинем. Если я поступлю так, я приобрету то-то и то-то. Но я должен учесть и вероятность того, что если я это сделаю, то бог сильно накажет меня. С другой стороны, бог милостив, и есть большая вероятность, что я смогу надуть его на исповеди или при покаянии на смертном одре…” Это не очень благочестивые мысли. Добродетельный человек должен думать иначе: “Я не буду этого делать потому, что это было бы предательством”. Вот и вся история. Заниматься анализом потерь и приобретений с религиозной точки зрения – это уже, по выражению известного современного морального философа Бернарда Уильямса, “перебор”.
Таким образом, ссылка на внешних богов при выборе способа поведения кажется более чем неуместной и, по-видимому, искажает само понятие стандарта поведения.
Если поступок признается правильным только потому, что его так оценил бог, это будет означать, что действие было совершено не по причине его внутренней моральной ценности. А следовательно, бог может придумать вообще любые случайные моральные принципы, и с этого момента и навсегда эти принципы будут определять, какие поступки будут называться добродетельными просто потому, что бог их так назвал и продиктовал эти правила человечеству. Ну а если бы бог был злым, разве он не мог бы изобрести набор моральных норм, поощряющих злые поступки? Сценарий, в котором хорошее или нравственное определяется лишь только прихотями бога, абсолютно противоречит нашей врожденной интуиции. Разве мы все не согласимся с тем, что пытки невинных людей должны всегда считаться аморальными и бесчеловечными, даже если некий бог наверху повелел бы нам их совершать?
Религиозные люди наверняка возразят, что бог никогда не прикажет людям совершать жестокие поступки. Они скажут, что бог считает пытки неправедными поступками и поэтому учит нас не пытать других. Они также скажут, что бог считает счастье благом и поэтому призывает нас постараться сделать других счастливыми.
Это звучит очень красиво, но, к сожалению, противоречит идее о том, что моральные принципы заложены в людей всевышним. Фактически это предполагает наличие объективных моральных стандартов, которые должен признавать сам бог. И поэтому даже глубоко религиозный взгляд на нравственные принципы приводит к признанию того, что они не зависят от бога. Глубоко религиозный взгляд на нравственность состоит в том, что бог желает, чтобы мы действовали определенным образом именно потому, что это поведение нравственно правильно, и нет необходимости испрашивать дополнительное божественное одобрение.
Для тех, кто не верит ни в каких богов, приведенное выше рассуждение не вызывает вопросов. Но для верующих в бога оно представляет серьезную проблему, поскольку это рассуждение доказывает, что мораль не зависит от бога и не продиктована свыше. Нравственные принципы существуют в этом мире независимо от того, существует бог или нет.
Битва Зевса и Шивы
Давайте немного разовьем эту тему. Предположим, что именно бог определяет, что добродетельно, а что нет. Тогда что означает утверждение, что бог добр? В конце концов, если добродетель заключается в простом подчинении приказам бога, то заявление, что воля бога направлена на сотворение добра, есть тавтология, то есть не что иное, как рассуждение по кругу. Этим просто утверждается, что воля бога согласуется с волей бога, что является пустыми словами. Чтобы иметь возможность наполнить смыслом утверждение о том, что бог добр, нужно выработать независимое понимание того, в чем заключается доброта.
Чтобы проиллюстрировать, насколько абсурдным было бы, если бы нравственная добродетель определялась просто божественным эдиктом, давайте представим себе соревнование между двумя богами – Зевсом и Шивой. (Для индусов Шива – одно из самых важных воплощений бога, а Зевс, сын Кроноса и Реи, – самый главный из всех древнегреческих богов.) Приз победителя – абсолютная власть навсегда. Шива надеется выиграть этот приз, чтобы значительно улучшить жизнь людей. В частности, он хочет принести людям вечный мир, счастье и справедливость. Зевс тоже борется за победу, но намеревается использовать свое могущество совершенно по-другому. Он хотел бы, прежде всего, зверски убить подавляющее большинство людей, а затем всех оставшихся в живых поработить, отправив в гигантский концлагерь, где в невыносимых условиях они трудились бы до самой смерти.
Допустим, волею судеб Зевс победил в соревновании. Естественно было бы думать, что произошло самое невероятное: злое и грозное божество стало всемогущим и теперь собирается принести в мир немыслимые страдания и невероятное зло, причем навсегда.
Хотя первая наша реакция могла бы быть именно такой, мы при этом упускаем ключевой момент. Первым поступком Зевса, в котором он использует свое только что завоеванное всесилие, будет изменение определения моральных принципов, то есть изменение определения того, что считается “хорошим”. Он внушит, что жестокая расправа над невинными людьми есть акт огромной моральной ценности и поэтому такое поведение добродетельно, а причинение случайных страданий невинным людям есть воплощение справедливости. Он внушит людям, что жизнь в рабских оковах наиболее праведна и к ней нужно стремиться. И наконец, что не менее важно, он станет в глазах людей моральным идеалом, и это произойдет не за счет изменения его собственного поведения, а за счет изменения самой природы морали. Таким образом, созданный им мир пыток, рабства и массовых убийств становится, по определению, нравственным, достойным похвалы и весьма желанным.
В этой истории есть только один изъян: она звучит совершенно безумно. Если бы бог являлся единственным возможным источником нравственности, то есть если бы бог был воплощением добродетели, то во Вселенной без бога, по определению, не было бы ни добра, ни зла. А это значит, что во Вселенной без бога не может быть ничего плохого или неприятного, поскольку в ней не может существовать ни нравственного, ни безнравственного. Таким образом, утверждение “Без бога во Вселенной не было бы нравственных принципов, и такая Вселенная была бы ужасно аморальной!” содержит противоречие. Если не существует моральных стандартов, то не может быть и ничего аморального.
Если бог является единственным источником нравственности, то безбожную Вселенную правильнее назвать внеморальной в том смысле, что в такой Вселенной морали не будет. Но “внеморальный” не означает “моральный” или “аморальный”. Рыба не моральна и не аморальна – она просто внеморальна.
Все это, конечно, просто философская “игра в бисер”, поскольку мы прекрасно знаем, что и счастье, и страдание, несомненно, существуют в этом мире. Нам остается сделать только один вывод: бог не может быть источником моральных принципов. Конечно, легко представить, что бог может помочь людям понять смысл моральных принципов и следовать им, но никак не быть источником этих принципов.
Таким образом, ключевой вопрос состоит в следующем: могут ли люди вообще сформулировать моральные принципы без всякой помощи какого-либо бога? Как мы увидим, есть множество свидетельств того, что они вполне могут это сделать. Но сначала давайте посмотрим, как бы все было, если бы все мы на самом деле действовали на основании того, что мы считаем волей божьей.
Ева всегда права
Все ли люди в глубине души разделяют одинаковые моральные ценности? Достаточно оглядеться, чтобы найти ответ, и он будет однозначно отрицательным. Каждый день множество людей умирает по той простой причине, что им не удалось “правильно” понять божественные инструкции в вопросах морали. Каждый день по “моральным” причинам притесняются женщины, дискриминируются этнические и религиозные меньшинства, преследуются атеисты, а гомосексуалов убивают или бросают в тюрьму. Люди передают друг другу СПИД и заболевают из-за того, что им запретили использовать контрацептивы, поскольку это считается “нечестивым делом”. На самом деле список гнусных поступков, которые люди совершают друг по отношению к другу именем бога, очень длинный.
Но вернемся к вопросу о том, что это реально означает – жить, руководствуясь божественным моральным кодексом. Давайте допустим для простоты, что действительно существует бог, который передал нам свыше божественные законы морали. Морально ли в этом случае жить в соответствии с этими законами? И может ли случиться такое, что кто-то, хотя и ведет себя в соответствии с этими божественными законами, поступает аморально?
Предположим, у меня есть хорошая подруга по имени Ева. Ева не совсем обычная девушка в том смысле, что она утверждает, что всегда все делает правильно. Она искренне верит, что все без исключения ее мнения, взгляды и оценки правильны, и она без тени сомнений говорит об этом всем, кого встречает на своем пути. Но это не всё, я и сам полностью согласен с тем, что мнения Евы, а также ее взгляды и оценки всегда абсолютно правильны. Одним словом, я верю в Еву.
Однажды другой мой друг, которого, естественно, зовут Адам, спрашивает мое мнение по ряду вопросов, касающихся морали. Например, он спрашивает мое мнение относительно прав гомосексуалов и женщин. Когда я ему отвечаю, что я выступаю за равные права для всех людей и, следовательно, считаю, что дискриминации женщин и гомосексуалов быть не должно, Адам интересуется, почему я так считаю. Я говорю, что придерживаюсь такого мнения потому, что так считает моя подруга Ева, которая всегда во всем права. Тогда Адам с некоторым подозрением спрашивает: “А откуда ты знаешь, что твоя подруга Ева всегда права?” Я откровенно отвечаю: “Потому что я прямо спросил ее, и она мне лично сказала, что всегда права. Я помню этот разговор, как будто он был только вчера, и я никогда его не забуду. Он врезался в мою память. Ева всегда права. Я верю в Еву”.
Несмотря на это искреннее признание, Адам не считает это убедительным доводом. Он полагает, что даже если следствием моих моральных принципов будет приумножение добра, они должны иметь под собой более объективные и убедительные основания, чем мнение одной моей подруги. Адам советует мне придумать более веские и универсальные обоснования моих взглядов, чем рассуждения по типу “этого не может быть, потому что не может быть никогда”. Например, я мог бы сравнить установки Евы с моральными принципами, которые вытекают из базовых представлений о человеческом достоинстве и порядочности. Адам говорит, что только если я сам сначала обдумаю все и выберу устраивающие меня базовые моральные принципы (а они вполне могут совпасть с моральными принципами Евы), тогда я смогу с полным основанием называть себя нравственным человеком.
Я соглашусь с этим гипотетическим Адамом. Мне кажется, что моральный агент должен выстраивать структуру моральных установок методом проб и ошибок. Если я собираюсь действовать определенным образом только потому, что моя подруга Ева велела действовать так, я действую не морально. При таком подходе можно ли вообще назвать мой выбор образа жизни осознанным выбором? Если я не хочу или не могу проверить правила, которыми руководствуюсь в своем поведении, я не являюсь самостоятельной личностью, и у меня нет настоящих моральных принципов. Другими словами, я не морален.
Рабски следовать моральному диктату другого человека и не утруждать себя раздумьями и рассуждениями – это своего рода моральное рабство. Беспрекословное преклонение перед чужой мудростью делает из человека запрограммированного робота. Это неразумный способ действий.
И точно такой же глупостью будет постоянное цитирование божественных заповедей и ссылка на считающиеся священными тексты как на основу всех своих моральных принципов. Даже если кто-то верит, что бог говорил непосредственно с ним и объяснил ему, что является правильным с моральной точки зрения, этому человеку все равно следует тщательно сопоставить то, что велел ему всевышний, с интуитивным представлением его самого о том, как нужно вести себя с другими людьми. Настоящие нравственные принципы человеку свойственны, а роботу – нет.
Светский взгляд на зло и мораль
В чем же состоит светский подход к проблеме существования зла в нашем мире? Прежде всего, если никакого бога не существует, то и головоломки с теодицеей нет. Тогда просто считается, что люди сами несут ответственность за свое поведение. Только человеческие существа могут создать систему стандартов морального поведения, в частности, такого стиля поведения, которое делает жизнь окружающих людей лучше.
Более того, развитие логического мышления и постоянное наращивание научных знаний приводит к тому, что в мире становится больше добра. Действительно, благодаря развитию медицины мы учимся лечить все больше болезней. А с помощью новых технологий и точных инженерных решений мы теперь можем конструировать и строить здания, которые не разрушаются при землетрясениях и других природных катаклизмах. Таким образом, наука и технологии позволяют если не избежать, то по крайней мере уменьшить последствия неизбежно присутствующего в нашем мире естественного зла.
Но как насчет зла морального – огромных страданий, причиняемых человеческими существами? Вряд ли мы можем совсем искоренить его. Человек подвержен приступам гнева, и люди в своей жизни всегда совершают недобрые поступки. Тем не менее с развитием демократии, равноправия, образования и уважения прав человека мы можем постепенно, шаг за шагом уменьшать количество морального зла в нашем мире. В сегодняшнем все более глобализованном мире возникают многочисленные международные организации, целью которых является борьба с насилием, голодом и бедностью. В международной политике сейчас редко принимаются односторонние решения, все чаще они вырабатываются на основании многосторонних договоренностей. Все это свидетельствует о несомненном прогрессе, но, естественно, эти позитивные сдвиги могли бы идти значительно быстрее, если бы мы прилагали для этого еще больше усилий.
Если и когда человечество осознает свою ответственность за тот мир, который оно само формирует, если и когда люди поймут, что нет сверхъестественного существа, к которому можно было бы обратиться за советом, тогда светская мораль сможет помочь миру двигаться в правильном направлении.
“Проблема в том, что люди просто неверно толкуют религию”
В дискуссиях о притеснениях со стороны церкви и других нехороших поступках, совершаемых во имя религии, мне часто говорят: “Все плохое исходит не от религии как таковой, просто некоторые люди неверно трактуют ее предназначение”.
Это примечательный аргумент – и не потому, что он ложен, а потому, что это утверждение тривиально, ведь на самом деле религия есть не что иное, как определенные человеческие представления об устройстве мира. Чем еще это может быть? Если человек является религиозным фундаменталистом, он, конечно, убежден, что священные писания были продиктованы самим богом и все написанное в них – абсолютная истина. В этом случае приведенный аргумент мог бы быть значимым. Но, что удивительно, даже многие люди с либеральными и умеренными религиозными взглядами приводят этот аргумент для защиты своей веры от обвинений в том, что она тем или иным образом ответственна за плохие поступки, совершаемые во имя религии.
Еще один распространенный аргумент, используемый для доказательства присущей религии непогрешимости, состоит в том, что оппонентам предъявляется список замечательных истинно религиозных людей. В таких списках часто упоминаются Мартин Лютер Кинг (1929–1968), мать Тереза (1910–1997) и Десмонд Туту (р. в 1931). (Мартин Лютер Кинг, американский баптистский проповедник и лидер движения за гражданские права, всю свою жизнь боролся с сегрегацией и выступал против насилия. За это в 1964 году он был удостоен Нобелевской премии мира. И за это же в 1968-м был убит. Мать Тереза, в миру Агнес Гонджа Бояджиу, – католическая монахиня, родившаяся в албанской семье на территории Македонии, которая в то время входила в Османскую империю. Большую часть своей жизни она прожила в Индии и в 1979 году стала лауреатом Нобелевской премии мира. Десмонд Туту – священник и религиозный лидер из Южно-Африканской Республики, прославившийся своей борьбой против апартеида. В 1984 году он также получил Нобелевскую премию мира.)
Многие христиане говорят: “Десмонд Туту стал достойным человеком, поскольку был глубоко религиозен”. Что ж, Туту и вправду замечательный человек, и его долгая борьба против апартеида в Южной Африке, несомненно, заслуживает похвалы. Но Туту был не единственным христианином, вовлеченным в длительные баталии, бушующие вокруг апартеида. Возьмем, к примеру, голландскую реформатскую церковь – основную протестантскую церковь в Южной Африке. Она, напротив, решительно защищала законы страны, принятые режимом апартеида, используя для этой цели даже цитаты из Библии. Эта церковь, в частности, настаивала на том, чтобы в ЮАР были запрещены межрасовые браки. Ее сторонники считали режим апартеида священным, а его законы – основанными на христианской Библии. Надо сказать, что теперь христиане как бы случайно забывают упомянуть об этом позорном факте, рассказывая, что истинная вера является основой нравственности. Данный факт просто “замели под ковер”.
Эти яркие примеры демонстрируют, что очень часто, когда верующие люди совершают благородные поступки, акцент делается на их религиозности, а когда они совершают ужасные поступки, объявляется, что их подтолкнула к этому не религия, а всего лишь неправильное толкование ее людьми. (Это слегка напоминает американский афоризм об оружии: “Убивает не оружие, а человек”. Просто замените “оружие” на “религию”.) В этой истории трудно отрицать применение двойных стандартов – своего рода выборочного изложения истории: рассказывая о том, как христианство помогло уничтожить апартеид, религиозные люди вспоминают только о Десмонде Туту, то есть демонстрируют лицевую сторону медали, и при этом игнорируют оборотную ее сторону, столь же черную, сколь сторона с Туту белая.
Тут надо действительно определиться: религия либо может подвигнуть людей как на хорошие, так и на плохие поступки, либо не может подвигнуть ни на те, ни на другие.
Естественные корни нравственности
Если нет бога, определившего принципы нравственного поведения, не получится ли тогда, что нравственность – категория полностью субъективная и каждый понимает ее по-своему? С какой стати в безбожном мире считалось бы безнравственным причинять страдания другому человеку или мучить морскую свинку? Могут ли вообще существовать моральные принципы, если они не ниспосланы нам свыше?
Исходным пунктом рассуждений о морали в светском контексте является триада простых аксиом:
(1) Счастье лучше несчастья.
(2) Свобода лучше неволи.
(3) Не страдать лучше, чем страдать.
Исходя из этих кажущихся примитивными посылок мы можем вывести другие более конкретные моральные нормы. Эти нормы были четко сформулированы во время многочисленных поворотных моментов истории человечества, например, Французской революции, которая дала миру знаменитую триаду – liberté, égalité, fraternité (свобода, равенство, братство). Или во время предшествующей ей американской революции, когда была принята Декларация независимости, в которой было провозглашено “право на жизнь, свободу и стремление к счастью”.
Исследования в области эволюционной психологии недвусмысленно показали, что и животные, например шимпанзе, способны на нравственное поведение. Таким образом, учеными было доказано, что нравственность присуща не только людям.
Но каким образом из ниоткуда возникла мораль?
Исследования показали, что нравственное поведение сформировалось в результате эволюции. Если живые существа руководствовались правильными моральными принципами – вели себя в группе не как эгоисты, а, напротив, проявляли альтруизм – у всей группы шансы на выживание повышались.
Зачатки нравственного поведения наблюдаются и у некоторых других видов животных, особенно у приматов, хотя даже летучие мыши демонстрируют некое подобие морального поведения. (Я здесь имею в виду реальных летучих мышей, а не вампиров из фильмов ужасов, которые, естественно, не являются высоко моральными существами.) Если они в некоторых ситуациях ведут себя как альтруисты, их шансы на выживание повышаются. Действительно, летучие мыши охотятся за добычей по ночам, высасывая кровь из коров и других млекопитающих. Поскольку скорость обмена веществ у них высока, они вылетают в поисках пропитания каждую ночь, но не всегда все особи могут это пропитание себе найти. И тогда счастливые охотники делятся едой со своими менее счастливыми собратьями, а те, в свою очередь, в следующий раз делятся с ними.
Есть и еще один способ взаимопомощи: некоторые виды животных, издавая различные звуки, предупреждают друг друга о приближении хищника к их стае. Они делают это, даже несмотря на то что, издавая звуки, привлекают внимание хищника к себе и таким образом повышают шанс быть съеденным. Было бы вполне разумно предположить, что эти животные не религиозны, а из этого следует, что их альтруизм, заключающийся, например, в том, что они предупреждают других, увеличивая при этом риск собственной гибели, коренится в биологии, а не в священных текстах, ниспосланных свыше.
Представители человеческого рода, как и другие виды животных, должны были постоянно бороться за выживание, и кооперация оказалась очень эффективной стратегией в этой борьбе. Похоже, что люди уже на ранней стадии своего развития осознали, что если они объединятся и начнут сотрудничать друг с другом, то смогут браться за более крупные проекты и справляться с ними. Кроме того, при кооперации они смогут лучше защитить друг друга от угроз. Неэгоистичные члены племени жили дольше эгоистичных.
Таким образом, благодаря естественному отбору тенденция к кооперации стала частью стратегии выживания человека, что отразилось на эволюции его генома. Одна из основных функций генов – передать наш набор признаков следующему поколению. Хотя сами гены всегда действуют “эгоистично”, мы, люди, несущие эгоистичные гены, можем, благодаря этому самому свойству, в определенных ситуациях жертвовать собой. Например, мы отдали бы свои жизни, чтобы спасти наших детей, потому что мы “запрограммированы” на то, чтобы сохранить собственные гены, а наши дети – носители наших генов. С чисто эволюционной точки зрения выживание генов индивидуума важнее, чем выживание самого индивидуума.
Ученые, исследующие происхождение моральных принципов, часто говорят о взаимном альтруизме. В основе его может лежать следующая идея: “Если моей группе удастся убить мамонта, у нас возникнет переизбыток мяса. Но нам не часто выпадает такая удача. Если в этот раз мы поделимся едой с соседями, в следующий раз они убьют мамонта и, скорее всего, поделятся с нами”. Общий принцип можно сформулировать следующим образом: “Если я помогу тебе сейчас, то, надеюсь, ты поможешь мне в следующий раз”. Этот тип альтруизма часто встречается в мире животных и чаще всего среди наших ближайших родственников – шимпанзе.
Скептики бы сказали, что поскольку альтруизм встроен в наши гены, это и значит, что альтруизм заложен в нас “высшими силами” (при таком подходе естественный отбор играет роль скрижалей Моисея). Если бы дело обстояло таким образом, можно было бы считать, что, когда мы проявляем доброту и великодушие в отношении других, мы руководствуемся не своим свободным выбором, а поступаем так чисто автоматически, просто потому, что так мы запрограммированы эволюцией. Роль священных книг – Библии и Корана – при таком подходе играет наша ДНК. И в этом случае, возможно, мы, люди, не так уж благородны…
Эмпатия и идентификация
Но есть и другой, совершенно не похожий на этот способ появления в человеческом сообществе альтруизма, великодушия и сострадания, и он напрямую связан с нашим интеллектом. Дуглас Хофштадтер в своей книге “Я – странная петля”, изданной в 2007 году, в главе “Как мы живем друг в друге” описывает порог, который преодолевается, когда один мозг (или разум) становится достаточно развитым в смысле репрезентативной способности на глубоком уровне воспроизводить деятельность другого мозга (или разума). Разум большинства взрослых людей (за исключением социопатов) достаточно развит, чтобы преодолеть этот порог, и это наделяет их свойством, которое Хофштадтер называет “репрезентативной универсальностью”. Вот как он пишет об этом:
После преодоления магического порога универсальные существа, как мне кажется, неизбежно возжаждут познать внутренний мир других универсальных существ. Вот почему мы смотрим фильмы, мыльные оперы, телевизионные новости, просматриваем блоги, телетрансляции с веб-камер, колонки сплетен и в том числе журнал People и таблоид The Weekly World News. Люди стремятся проникнуть в головы других людей, “взглянуть на мир” из других черепов, впитать чужой опыт.
Хотя мое описание звучит несколько цинично, на самом деле от репрезентативной универсальности и порождаемой ею сильнейшей жажды сопереживания рукой подать до эмпатии, которую я считаю самым замечательным отличительным качеством человечества. В глубинном смысле “быть” кем-то другим – значит не только видеть мир таким, каким тот его видит, но и чувствовать, что ты рос и сформировался в тех местах и в то время, где и когда рос и сформировался другой, а это гораздо глубже. Это значит принять его ценности, проникнуться его желаниями, жить его надеждами, прочувствовать его стремления, разделить его мечты, вздрагивать от его страхов, участвовать в его жизни, слиться с ним душой.
Примеры такого рода спонтанной эмпатии – помощи людям, попавшим в тяжелое положение, – можно найти в жизни почти всех людей. Все подобные действия объясняются способностью, а по сути – непреодолимым желанием отождествить себя с другим разумным существом. Вот некоторые довольно случайные, но типичные примеры: мы не убиваем залетевшую в дом жужжащую пчелу, а ловим ее и осторожно выпускаем на улицу; подбираем приблудную собаку, читаем бейджик на ее ошейнике и звоним по указанному на нем номеру; бежим за уронившим кошелек человеком и, вместо того чтобы взять содержимое себе, как поступил бы эгоист, возвращаем кошелек. Или более приземленные поступки: тщательно отмываем отвратительно грязный туалет в самолете или просто при выезде из отеля оставляем большие чаевые горничной, которую в глаза не видели.
Ни в одном из этих случаев нет ни малейшей надежды на то, что ваш добрый поступок позже будет вознагражден. Желание совершить его возникает просто из-за идентификации себя с незадачливой пчелой, или с потерявшейся собакой, или с ее обезумевшим хозяином, или с еще не обнаружившим потерю владельцем кошелька, который вполне мог бы после этого запаниковать, или с безымянным следующим в очереди пользователем туалета, которому, как можно представить, будет противен грязный туалет, или с незнакомой горничной, которой будет приятно получить небольшие дополнительные деньги.
Все эти типы уязвимости, воображаемого страха, шока или потребности в чьей-то поддержке – следствие негативного опыта, который человек пережил в своей жизни. И встречаясь с подобной ситуацией, он думает про себя: “Я точно не хотел бы, чтобы такое случилось со мной!” Именно это и означает отождествление себя с другим существом или, иначе говоря, идентификацию. Можно об этом сказать и так: все эти примеры заботы, радости и облегчения, которыми человек может одарить другое существо, – следствие положительного опыта, который он получил в прежней жизни, и поэтому он думает про себя: “Как бы я был благодарен, если бы со мной поступили так!”
Еще раз: смысл идентификации – в проецировании жизни одного индивидуума на жизнь другого (или наоборот). Идентификация с другими – это глубинная черта нашей человеческой природы, порождающая эмпатию. Она не имеет ничего общего с генетически запрограммированным в нас альтруизмом и еще меньше со “священными” моральными принципами, которые якобы были нам ниспосланы свыше.
Все вышеизложенное ясно показывает, что люди (как и животные) могут быть хорошими, участливыми и нравственными и без высшего божественного существа, которое бы подсказывало им, как нужно действовать в определенных жизненных обстоятельствах.
