Глава VII ДНЕВНИК (продолжение)

4 декабря.

К счастью, цинга у нас не прописана и появиться у нее нет никаких шансов. Но другие хвори не обходят нас стороной. Большинство из них вызвано холодом и условиями работы. Сегодня Щетинин пришел с метеоплощадки (он там помогает Гудковичу) и сразу завалился на койку.

Смерил температуру - 39°. Курко немедленно призвал меня на помощь. Стоило мне заглянуть в Жорино горло, как стало ясно - фолликулярная ангина. Я развел кружку марганцовки и заставил полоскать горло каждые три часа. Жора человек крайне дисциплинированный, и я спокоен, что мои предписания он будет выполнять неукоснительно. Напичкав пациента таблетками стрептоцида и вколов ударную дозу пенициллина ему в ягодицу, я приказал ему лежать и не рыпаться и удалился восвояси, поставив перед уходом спиртовой компресс на шею.

Настроение у него мрачное, но, по-видимому, причина не столько в болезни, сколько в дополнительных заботах, которые он создал Курко, и особенно Зяме. Я утешил его тем, что будем подменять Гудковича во время метеосроков.

-  Может, доктор, мне все таблетки сразу принять? Быстрее поможет, - просипел он.

-  Точно поможет, - отозвался Курко, не отрывая пальцев от телеграфного ключа. - Только не тебе, а доктору. У него сразу станет на одного пациента меньше.

Любая болезнь неприятна. Но хвори здесь, на станции, всегда окрашены особенностями нашей жизни. Это и тревога за исход болезни, которая усугубляется постоянной темнотой и ожиданием "незапланированной" подвижки льдов, и чувство неловкости перед товарищами, которые вынуждены работать с двойной нагрузкой.

К моему удовлетворению, я уже сыскал к себе доверие как врач и стараюсь оправдать его, используя весь арсенал имеющихся у меня средств - от антибиотиков до анекдотов.

5 декабря.

Свободное время на камбузе я заполняю не только стихами и песнями. В нашей хотя и маленькой библиотеке немало книг, принадлежащих перу известных полярных путешестенников: Нансена, Амундсена, Пири, Врангеля, ДеЛонга и других. Перелистывая страницы этих увлекательных книг, я нередко ловлю себя на мысли, что наши трудности, хотя и немалые, меркнут по сравнению с испытаниями, выпавшими на их долю, по сравнению с риском, порой смертельным, на который они шли во имя науки.

Ведь тогда не было ни радио, ни самолетов, ни современных средств навигации. Случись что и никто бы не смог поспешить им на помощь. Случись что - и они были обречены. Только изредка судьба оказывалась благосклонной к полярным путешественникам в лице "счастливого случая". Этот счастливый случай спас гибнувшую австро-венгерскую экспедицию Вайпрехта и Пайера. повстречавшую русскую шхуну "Николай" под начальством Федора Воронина. Это случай привел на Землю Франца-Иосифа американскую экспедицию Ф. Джексона, где потеряв надежду на спасение, томились почти год отважные норвежцы Ф. Нансен и Я. Иогансен. Но сколько известных полярных исследователей нашли свою могилу среди арктических льдов - Д. Франклин, Г. Седов, В. Русанов, Г. Брусилов, Э. Толль..., а сколько неизвестных. Они погибли от холода, голода и цинги.

Цинга. Я то и дело встречаю упоминание о ней на страницах книг полярных исследователей и первопроходцев. И порой у меня закрадывается мысль: а не угрожает ли и нам эта страшная полярная хворь? Конечно, я понимаю, что опасения мои совершенно беспочвенны. Ведь ее единственная причина - отсутствие в пище витамина С. Но чем-чем, а витаминами мы обеспечены сверх меры - и в таблетках, и в экстрактах, и в драже. Да и свежих продуктов - мяса, рыбы у нас пока достаточно.

Но сегодня, лежа в спальном мешке, я раскрыл книгу Ламартиньера "Путешествия в северные страны" и, как назло, сразу же натолкнулся на описание цинги, поразившей ее автора: "Распухло горло и сильно повысилась температура. Десны мои распухли и из них обильно сочилась кровь. Зубы расшатались, и мне казалось, что они сейчас выпадут, а это мешало мне есть что-нибудь твердое.

Тело мое ослабло и сделалась изнурительная лихорадка, дыхание стало отрывистым, а изо рта шел дурной запах, и при этом чувствовалась сильная жажда".

Глаза мои стали слипаться, и я, не дочитав книгу, положил ее на ящик рядом с койкой. Уже засыпая, я заметил, что Дмитриев схватил "Путешествия" и уволок их за занавеску.

Поутру, прорубив прорубь в ведре, я поплескался ледяной водой, нагрел чайник и, усевшись перед зеркальцем, принялся скоблить отросшую щетину. Я уже выбрил одну щеку, когда на пороге палатки появился Саша. Вид у него был хмурый и даже немного испуганный.

-  Ты это чего, Санек?

-  Заболел я, - сказал он мрачно. - Наверное, цинга.

-  С чего это ты взял?

- Зубы шатаются, десны посинели и температура поднялась. Точно цинга.

Зная его мнительность, я приказал открыть рот пошире и посветил фонариком. Десны были нормального розового цвета, лишь кое-где виднелись синеватые пятнышки. Я потер их пальцем, и они тут же исчезли. В заключение осмотра я подергал пару передних зубов. Они сидели как влитые.

-  Ну что, убедился? - сказал Саша. - Самая что ни на есть цинга.

-  Слушай, Саня, выбрось ты эту дурь из головы. У тебя цинги и в помине нет.

-  А зубы? Они же шатаются.

-  Да твоими зубами можно железо грызть. Это они у тебя с перепугу зашатались.

-  А от чего десны синие?

-  От черничного киселя. Я его вчера на завтрак приготовил. Прополощи рот, и вся синева исчезнет, - сказал, я едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться.

-  А температура? - не унимался он.

-  Да не морочь ты голову. У тебя температура ниже ноля.

-  Скажи честно, ты прочитал книгу, что я оставил перед сном?

-  Прочитал, - смущенно сказал Дмитриев.

-  Вот тебе и причина твоей так называемой цинги.

Вот она, великая сила воздействия печатного слова. Но слова словами, а профилактика цинги была необходима и я ежедневно выдавал каждому по два желтых шарика поливитаминов и по две таблетки аскорбиновой кислоты. Этого количества за глаза хватало, чтобы не допустить коварную болезнь на станцию. Но это лишь в том случае, если мои подопечные будут следовать моим предписаниям. Однако на первых порах дело продвигалось с трудом. К витаминам почему-то многие испытывали неприязнь.

Комаров всегда старался незаметно спрятать таблетки в карман, чтобы выкинуть при первом удобном случае. Саша Дмитриев опасался, что таблетки подействуют на его "мужскую силу". Щетинин - из-за нелюбви к любым медикаментам. Моя попытка выдавать витамины в компоте тоже потерпела неудачу. Они не растворялись, оседая на дно кружки, и я обнаруживал их при мытье посуды. Наконец я обозлился и пообещал пожаловаться Сомову.

-  Да что ты кипятишься? - примирительно сказал Комаров. - Я уже сколько лет работаю в Арктике и всегда обходился без всяких витаминов. И видишь - здоров. Ко мне никакая цинга не прилипает.

-  Вечно ты, Комар, шумишь, - сказал Курко. - Цинга - это ведь не радикулит. Не будешь глотать витамины - и прилипнет.

-  Так ведь у нас навалом свежего мяса, картошки, всякие там сухие овощи. Зачем нам еще витамины?

-  Ну чего вы зря спорите, - примирительно сказал Никитин. - Сказано принимать витамины - значит надо выполнять указания доктора. Это, Комар, тебе не с железками возиться. А ты бы, Виталий, взял да и просветил нас по этому поводу.

Поскольку время было обеденное и все собрались за столом, я решил воспользоваться случаем и прочитать импровизированную лекцию о цинге, ее опасности и причинах возникновения.

-  Цинга, - начал я - или иначе скорбут, что на древне-датском языке обозначает болезнь рта и желудка, известна с незапамятных времен. Еще в одиннадцатом веке она косила крестоносцев Людовика Одиннадцатого. А в период Великих географических открытий стала бичом мореплавателей. Она свирепствовала среди экипажей каравелл Колумба и Васко де Гама. От цинги страдали участники полярных экспедиций, моряки и китобои. Ее жертвами становились тысячи коренных обитателей Крайнего Севера. Но никто не знал, чем вызвано это заболевание, от которого начинали распухать и кровоточить десна, терялись силы, а тело покрывалось черными пятнами, и как справиться с этим таинственным врагом.

Среди врачей и путешественников в прошлом царило мнение, что цинга возникает из-за долгого действия холода и сырости, недостатка движений и плохого настроения. Некоторые полагали, что она столь же заразна, как чума и оспа. Джордж Де Лонг, капитан полярной экспедиции на судне "Жанетта", был убежден, что причина цинги таится в талой воде, которую используют для питья арктические путешественники. Он даже приказал смастерить специальный перегонный куб, с помощью которого получал пресную воду из морской. "Если нам посчастливится вернуться, избежав случаев цинги, я припишу это исключительно чистой воде, которую мы пьем", - записал он в своем дневнике. Ближе всех к истине оказался русский морской врач А. Бахерах, автор трактата "Практические рассуждения  о  цинготной  болезни".  "Цинга  сама  по  себе  никак  не прилипчива, - писал он, - и появляется лишь тогда, когда пища бывает употребляема долгое время без всяких трав или произрастаний, без капусты, различных кореньев, репы и земляных яблок".

К началу XIX века английские морские медики установили, что цинги среди членов экипажей Королевского флота можно избежать, если регулярно кормить моряков свежими овощами, фруктами или выжатым из них соком.

В 1803 году по совету английского морского хирурга Джеймса Линда морякам стали выдавать в качестве лечебного эликсира от цинги лимонный сок. Эффект этого средства превзошел все ожидания. Однако истинная причина цинги по-прежнему оставалась неизвестной. Правда, в 1880 году русский физиолог Н. И. Лунин в своей диссертации "О значении неорганических солей для питания животных" доказал, что организму помимо белков, жиров, углеводов и минеральных солей крайне необходимы какие-то особые вещества, неизвестные ученым. Тридцать лет спустя польский биохимик Функ, изучая причины неврита голубей, выделил из отрубей неизвестное вещество, излечивавшее птиц от этого тяжелого заболевания. Поскольку в состав его входили амины - соединения, образующиеся при замещении атомов водорода в аммиаке углеводородными группами, - Функ решил назвать его амином жизни - витамином (vita по-латыни значит жизнь. - В. В.).

Вскоре ученые обнаружили, что причиной скорбута, или цинги, является отсутствие особого витамина, названного по предложению французского профессора Дремманда витамином С, а несколько лет спустя венгерский химик Сцент-Дьорди выделил его в чистом виде из листьев капусты и нарек аскорбиновой кислотой, т. е. кислотой против скорбута. В 1933-1934 годах была не только установлена химическая структура аскорбиновой кислоты, но найден путь ее искусственного синтеза. Семейство витаминов быстро пополнялось. Оказалось, что отсутствие их в пище являлось причиной многих недугов.

Я обвел глазами своих слушателей, опасаясь, что мой шибко научный доклад вгонит их в сон. Но, увидев внимательные лица, решил продолжать, хотя на всякий случай спросил - может, хватит.

-  Давай, док, давай дальше, - подбодрил меня Гурий, - видишь, даже Комар перестал возится со своей втулкой.

Воодушевленный доброжелательством аудитории, я принялся рассказывать, какую важную роль играет витамин С в организме человека, как он участвует в процессах окисления и восстановления, как регулирует деятельность многих органов.

-  К сожалению, - продолжал я, - природа зло подшутила над человеком (кстати, и над морской свинкой тоже), лишив его организм способности производить это столь необходимое вещество. Вот почему его приходится вводить с пищей - с зеленью, свежими овощами, фруктами, свежим мясом, рыбой. В 100 граммах петрушки, хрена, зеленого лука содержится до 150 миллиграммов аскорбинки, почти суточная норма.

Королем отечественных витаминоносителей по праву можно считать шиповник. В 100 граммах сухого шиповника содержится 1500 миллиграммов витамина С.

-  Ты, доктор, про сырой картофель забыл упомянуть, - сказал Гурий. - Помнишь, у Лондона в рассказе "Ошибка Господа Бога" его герои Смок и Малыш целое поселение спасли от цинги с помощью сырой картошки.

-  Не знаю уж, кто нашему любимому Лондону внушил мысль о столь чудодейственном свойстве сырого картофеля. Но могу тебя уверить, что оно слишком преувеличено. В картофеле, естественно в сыром, так как в вареном аскорбиновой кислоты может вообще не быть - она разрушается при кипячении, всего 10-15 миллиграммов в 100 граммах.

-  А чем же он должен был лечить этих бедолаг?

-  Настоем из хвои. В ней аскорбинки - навалом. В иглах ели, например, 300-400 миллиграммов, сосны сибирской - 100-350 миллиграммов, в лиственнице - 300-500. А содержание витамина в хвое пихты достигает целых 900 миллиграммов.

-  А как насчет ложечной травы? Ее в Арктике очень уважают. Считают отличным противоцинготным средством, - спросил Никитин.

-  Это которая хрен арктический? Отличное средство. Впрочем, в тундре можно отыскать много подобных растений - дудник, дикий щавель, например.

-  А скажи, док, сколько же нужно витамина С принимать, чтобы не заболеть цингой? - спросил Щетинин.

-  В обычных условиях достаточно 70 миллиграммов. А вот в Арктике этого недостаточно. Специалисты считают, что норму аскорбинки следует для надежности увеличить в два-три раза. Потому я потчую вас ежедневно столь нелюбимыми Комаром поливитаминами. Нравится не нравится, а без них с цингой не справиться.

-  Смотрите, наш доктор даже стихами заговорил, - съязвил Миляев.

6 декабря.

Наша палатка так глубоко погрузилась в снежный сугроб, что попасть в нее можно, лишь преодолев длинный узкий лаз. С научной, но и с практической целью я укрепил в центре палатки длинный шест и через каждые 25 сантиметров подвесил к нему термометры. Температурный режим в палатке был весьма своеобразен. У пола всегда хозяйничал мороз и температура не поднималась выше -15°. В полуметре от пола градусник показывал от -5° до -10°, в зависимости от количества горящих приборов, в полутора метрах столбик ртути твердо держался на нуле и лишь у потолка в дни великого обогрева температура повышалась до +10°.

В ночное время, когда газ выключался по причине безопасности (и экономии), мороз становился полным хозяином палатки. Хотя наши меховые кукули с вкладышами из якобы гагачьего пуха надежно защищали наши бренные тела от холода, но поутру, когда надо было покидать уютное гнездышко, я каждый раз вспоминал слова Ф. Нансена: "К холоду нельзя привыкнуть, его можно только терпеть".

Особе место в палатке занимал Сашин закуток, с его пестренькой ситцевой занавеской. Всем прибывавшим ранее на станцию он представлялся как гидролог. Но это было вроде бы как псевдоним у писателя. Дмитриев - шифровальщик - личность весьма ответственная на нашей совершенно секретной станции, ибо без него ни единая фраза, ни единое слово не уйдет в эфир, а без его помощи любое сообщение с Большой земли останется вещью в себе. Каждые четыре часа он забирается в свое убежище, тщательно задергивает занавеску и, раскрыв толстую шифровальную книгу, превращает каждую радиограмму в длинные столбики таинственных цифр. Как только из его закутка раздается перестук старенькой пишущей машинки, мы с Зямой ощущаем себя эдакими разведчиками, притаившимися во вражеском тылу. Обычно на деятелей столь почтенной организации, представителем которой он является, специальность накладывает особый отпечаток на их характер и манеру поведения. Зачастую они малоразговорчивы и держатся несколько свысока с окружающими, причисляя себя к касте особо доверенных, посвященных в высокие государственные тайны лиц.

К моему удивлению и удовольствию, Саша ничем не напоминает деятелей секретной службы: он весельчак, говорун, общителен и... ужасно мнителен.