Когда же я снова вышла из дома, Гудит сказал мне, что из Дома Совета, который «треклятые альды» называют «дворцом ганда», приходил человек и велел передать Орреку Каспро, если тот еще не ушел, что ему придется подождать, ибо великий ганд не может с ним встретиться ранее полудня. Разумеется, ни извинений, ни объяснений причины, ни хотя бы простого «пожалуйста». В общем, ничего мы передать Орреку и Грай уже не могли, так что стали ждать их возвращения. Было уже совсем поздно, когда они наконец вернулись, и я ужасно волновалась. Я сидела на краешке пересохшего фонтана Оракула во дворе перед домом, когда увидела их на дальнем, южном конце нашей улицы — Оррек шел пешком и вел коня под уздцы, рядом шагал с ним Кай, укротитель львов, а сзади тащилась Шетар, которая, судя по виду, была весьма не в духе. Я выбежала им навстречу.

— Не волнуйся, все прошло хорошо, — успокоил меня Оррек, а Грай сказала:

— Да, неплохо.

Гудит уже стоял в дверях конюшни, готовясь принять Бранти в свои объятья, — он был так рад, что в конюшне у нас снова появились лошади, что никому больше не позволял за ними ухаживать. Грай поманила меня рукой:

— Идем-ка с нами.

У себя в спальне «укротитель львов», даже еще не переодевшись и не смыв с лица грим, тут же вновь превратился в Грай. Я спросила, не хотят ли они поесть, но они сказали, что не голодны. Оказывается, ганд приказал накормить и напоить их.

— А во дворец-то они вас впустили? Неужели вместе с Шетар? — спросила я. Мне не хотелось проявлять излишнее любопытство — особенно в том, что касалось альдов, — но узнать, как выглядит дворец изнутри, все же было очень интересно. Никто из моих знакомых никогда не бывал ни там, ни в казармах, никто никогда толком не видел, как живут ганд и его воины, потому что холм, на котором стоит Дом Совета, всегда был оцеплен несколькими рядами вооруженной стражи.

— Ты расскажи Мемер, как все прошло, а я пока этот наряд с себя сниму, — сказала Орреку Грай, и он стал мне рассказывать, да так, словно на ходу сочинял какую-то красивую легенду. Ну не мог он без этого!

Оказывается, альды жили не только в построенных ими казармах, но и в палатках, какими они пользуются во время странствий по своим пустыням. А шатер ганда на площади Совета просто огромный, прямо как настоящий дом; он целиком сделан из красной ткани с золотой каймой и украшен знаменами. По словам Оррека, ганд предпочитает жить в этом шатре, а не в Доме Совета, и оттуда же править нами. Во всяком случае, сейчас, когда прекратились дожди, он живет именно там. Там великолепное убранство, роскошная мебель и красивые резные ширмы, с помощью которых шатер делится как бы на отдельные комнаты, — кое-что Оррек успел увидеть, а остальное легко мог себе представить, потому что раньше не раз бывал в таких богатых шатрах, странствуя по Асудару. Однако ганд его в шатер так и не пригласил. Ему лишь предложили присесть на довольно хлипкое складное кресло, стоявшее на ковре у самого входа в шатер.

Бранти отвели на конюшню, и конюх обращался с ним так, словно он хрустальный. Укротителю львов Каю сесть и вовсе не предложили. Он вместе с Шетар остался стоять у Оррека за спиной, но на некотором от него расстоянии. Собравшиеся вокруг офицеры весьма настороженно наблюдали за ними. Затем Орреку и «укротителю» предложили бумажные зонтики, защищавшие от палящего солнца.

— Между прочим, они выдали мне зонт только потому, что со мной была Шетар! — крикнула Грай из соседней комнаты, где приводила себя в порядок. — Точнее, именно для Шетар. Альды львов уважают. Потом, правда, они эти зонты все равно выбросят, потому что ими пользовались мы, нечистые.

Им сразу предложили освежающие напитки, а для Шетар принесли миску с водой. Ждать пришлось примерно с полчаса, а потом из шатра вышел ганд в сопровождении своих придворных и военачальников. Он весьма любезно приветствовал Оррека, назвав его «королем поэтов», и сказал, что рад видеть его в Асударе.

— Какой Асудар! — не выдержала я. — Это же Ансул! — Пришлось извиняться перед Орреком за то, что я невольно прервала его.

— Там, где альд, там и его пустыня, — мягко пояснил Оррек; не знаю уж, сам он это придумал или это какая-то альдская пословица.

Ганд Иораттх оказался человеком лет шестидесяти, а то и больше; он был одет в прекрасные одежды из тонкого полотна с вплетенной в основу золотой нитью, как это принято в Асударе. На голове у него красовалась широкополая шляпа с острым высоким верхом, какие носят у них только самые знатные люди. Держался он весьма приветливо, а беседу вел умно и живо. Они с Орреком немного поговорили о поэзии: сперва, естественно, о великом эпосе Асудара, а потом и о тех, кого ганд называл «западными поэтами». Его интерес был неподдельным, а вопросы вполне уместны и тактичны. Он пригласил Оррека приходить во дворец как можно чаще и декламировать как свои произведения, так и любые другие. И сказал, что это не только доставит огромное удовольствие ему и его придворным, но и просветит их. Оррек особо подчеркнул, что ганд разговаривал с ним как с равным и приглашал его прийти, а не приказывал явиться.

Через некоторое время к их беседе присоединились также некоторые придворные и военачальники; они, как и сам ганд, проявили изрядные познания в области асударского эпоса и огромный интерес к поэзии вообще. Они просто жаждали послушать что-нибудь в исполнении Оррека и не жалели для него комплиментов; они, например, сказали, что он для них — точно источник в пустыне.

Впрочем, не все были настроены так дружелюбно. Сын ганда, Иддор, держался подчеркнуто надменно и отчужденно, не обращая ни малейшего внимания на оживленную беседу о поэзии. Вместе с группой жрецов и офицеров он стоял довольно далеко от входа в шатер, но разговаривали они так громко, что ганд в итоге попросил их замолчать и упрекнул в невежливости. Иддор нахмурился, но все же умолк.

Затем ганд попросил, чтобы льва подвели к нему поближе. Укротитель Кай подчинился, и Шетар тут же продемонстрировала свой «знаменитый трюк», как называл его Оррек: повернувшись к ганду мордой, она вытянула передние лапы и склонила к ним голову, как это делают кошки, когда потягиваются; получился этакий почтительный «поклон». Всем это страшно понравилось, и Шетар пришлось «поклониться» еще несколько раз, на что она, впрочем, не возражала, ибо каждый раз получала маленькое вознаграждение, хотя сегодня и должна была поститься. Даже Иддор не выдержал, подошел ближе и стал заигрывать с нею, дразня ее своей украшенной перьями шляпой, но она даже головы в его сторону не повернула. Тогда он принялся задавать укротителю разные вопросы — достаточно ли эта львица сильна, доводилось ли ей охотиться по-настоящему, кусала ли она людей, убивала ли хоть раз человека и тому подобное. Укротитель учтиво ответил на все его вопросы, а потом заставил Шетар ему поклониться. Шетар поклонилась, хотя и довольно небрежно, а потом взяла и нахально зевнула прямо Иддору в лицо.

— Неверным не следует разрешать держать при себе асударского льва! — возмущенно заявил Иддор отцу, но тот возразил:

— Но кто отнимет льва у его хозяина? — Очевидно, это была какая-то пословица, и он воспользовался ею весьма удачно. Его слова, видно, разозлили Иддора, и он принялся дразнить Шетар, всячески ее провоцируя, — громко кричал, делал вид, будто нападает на нее. Но Шетар и усом не повела. Зато ганд, поняв, чего добивается его сынок, встал и гневно воскликнул, что Иддор своими выходками позорит их гостеприимный дом и оскорбляет достоинство льва, а потом велел молодому человеку удалиться.

— Оскорбляет достоинство льва! — с удовольствием повторила Грай, усаживаясь с нами рядом; грим она смыла и вновь надела свою любимую шелковую рубаху и штаны. — Это было здорово сказано!

— Зато совсем не здорово то, что ганд и его сынок из-за нас поцапались, — сказал Оррек. — Гудит был прав: это настоящее змеиное гнездо. С ними надо вести себя очень осторожно. Хотя сам ганд — человек, безусловно, весьма интересный.

«Этот ганд — тиран, разрушивший наш город и превративший нас в рабов!» — подумала я, однако промолчала.

— Лорд-Хранитель очень точно заметил, — продолжал Оррек, — что альды живут в Ансуле, как солдаты во временном лагере. Они, похоже, на удивление мало знают о жизни здешнего населения, о том, кто такие жители Ансула и чем они занимаются. И ганду, как я понял, это всеобщее невежество альдов надоело. Видимо, он, понимая, что здесь, скорее всего, и окончит свои дни, решил попросту наслаждаться жизнью. Хотя должен отметить, что и жители Ансула тоже почти ничего об альдах не знают.

— А с какой стати нам что-то знать о них? — вырвалось у меня. Я ничего не могла с собой поделать.

— У нас в Верхних Землях говорят так: мышке следует хорошо знать кошачьи повадки, — заметила Грай.

— А я не желаю ничего знать о людях, которые плюют на моих богов, а нас называют нечистыми! Сами они дерьмо вонючее! Да вы только посмотрите… Нет, вы только посмотрите, хотя бы на нашего Лорда-Хранителя! Вы же видели, что они с ним сделали! Неужели вы думаете, что он родился с переломанными руками?

— Ах, Мемер, — сказала Грай и хотела меня обнять, но я отстранилась и сказала:

— Вы, конечно, можете сколько угодно ходить к ним во дворец! Можете есть их угощение, если это вам так нравится, можете читать им свои стихи, а я бы, если б могла, перебила бы в Ансуле всех альдов до одного!

И тут слезы брызнули у меня из глаз, и я отвернулась, понимая, что все испортила и больше они мне ничего рассказывать не будут.

Я встала и хотела уйти, но Оррек остановил меня.

— Послушай, Мемер, — сказал он, — нет, ты послушай меня. Прости нас, прости нам наше невежество. Мы, ваши гости, знаем о вас, к сожалению, недостаточно. И просим у вас за это прощения.

Я сразу перестала лить слезы как последняя дура, вытерла глаза и сказала:

— Это вы меня простите.

— Прости, прости, — прошептала Грай, и я позволила ей взять меня за руку и сесть со мной рядышком у окошка. — Мы ведь так мало знаем и о тебе, и о вашем Лорде-Хранителе, и об Ансуле. Но я уверена, как уверена и ты: сама судьба свела здесь всех нас.

— Нет, Леро, — сказала я.

— Конь, лев и Леро, — согласилась она. — И я всегда буду верить тебе, Мемер.

— И я — вам обоим, — сказала я.

— Тогда расскажи нам, кто вы такие. Нам необходимо лучше узнать друг друга! Расскажи нам, кто такой ваш Лорд-Хранитель — точнее, кем он был до прихода альдов. Он, наверное, был кем-то вроде правителя или губернатора этого города?

— У нас нет никаких правителей.

Я постаралась собраться и отвечать так, как отвечала во время урока Лорду-Хранителю, а он, довольный моим ответом, просил: «Пожалуйста, дальше, Мемер».

— Для управления городом мы раньше избирали Совет, — начала я. — Так делали и жители всех прочих городов Ансула. Причем за каждого члена Совета люди голосовали отдельно. А уж потом советники сами выбирали Хранителей Дорог. Хранители Дорог постоянно ездили из города в город и следили за тем, как идет торговля и за обеспечением городов и селений Ансула всем необходимым. Они также старались по мере сил препятствовать всякому мошенничеству среди торговых людей и не давали купцам заниматься лихоимством.

— Значит, Лорд-Хранитель — это не наследственный титул?

Я энергично помотала головой:

— Нет, Главного Хранителя Дорог выбирали на десять лет. А потом могли и еще на десять выбрать, если члены Совета вновь называли то же имя. Затем старого Лорда-Хранителя сменял кто-то другой. Им мог стать любой. Нужно было только непременно иметь в своем распоряжении определенную сумму денег — либо собственные средства, либо специально выделенные для этого твоим родным городом. Ведь Главный Хранитель Дорог вынужден не только постоянно принимать у себя разных важных людей — купцов, промышленников, других Хранителей Дорог, — но и все время разъезжать по стране и даже в соседние государства, например в Сундараман, чтобы вести переговоры с тамошними торговцами шелком и правительственными чиновниками. А ведь такие поездки требуют немалых расходов. Хотя раньше Галваманд был очень богатым домом. Да и жители города Лорду-Хранителю всегда помогали. Это ведь высокая честь — быть избранным Главным Хранителем Дорог государства, поэтому мы и до сих пор его так называем. Просто из уважения. Хотя теперь это звание уже ничего не значит.

Слезы вдруг опять подступили у меня к глазам, и я с трудом их сдержала. Эта слабость, неспособность совладать с собой пугали меня и злили. Впрочем, как раз гнев на себя и помог мне успокоиться.

— Но так было в Ансуле еще до моего рождения. Я знаю об этом только по рассказам. А еще по книгам. В некоторых исторических хрониках я читала, что…

Я осеклась и умолкла. Я даже дышать перестала, словно кто-то ударил меня в живот. И вся похолодела от ужаса. Проклятая привычка распускать язык все же взяла надо мной верх! Я ни в коем случае не должна была говорить о том, что читаю книги! Никогда и никому. Тем более людям, не являющимся членами нашей семьи.

Но Оррек и Грай, разумеется, ничего особенного не заметили. Им эта неожиданная пауза показалась совершенно естественной. Они только понимающе покивали и попросили меня продолжать.

Однако теперь я совсем не была уверена в том, что именно надо им рассказывать и чего не надо.

— Таких, как я, у нас называют «осадным отродьем», — сердито сказала я и подергала себя за свои светлые, тонкие, ломкие волосы. Хорошо бы они сами поняли, кто я такая, думала я; рассказывать о том, как изнасиловали мою мать, мне совсем не хотелось. — Вот, видите… Тогда альды захватили наш город. Только потом мы их все-таки прогнали, и они почти целый год не могли снова взять Ансул. Мы умеем сражаться. Хотя войн не развязываем и воевать с другими не любим. Но сражаться мы умеем. В общем, потом из Асудара прислали новую армию, в два раза больше прежней, и альдам все-таки удалось взять Ансул штурмом. Нашего Лорда-Хранителя они тут же схватили и бросили в тюрьму. А Галваманд превратили в развалины. Затем они уничтожили университет и библиотеку, а все книги побросали в каналы и в море. Они и людей топили в каналах или насмерть забивали камнями. Или заживо втаптывали в жидкую грязь. Мать нашего Лорда-Хранителя, Илейо Галва…

Голос у меня сорвался. Илейо жила в этой комнате. Она была здесь, когда солдаты вломились в дом… Нет, продолжать я не могла.

Мы все долго молчали.

Шетар, помахивая хвостом, подошла к нам, и я потянулась к ней, желая отвлечься от горьких воспоминаний, но она на меня даже не посмотрела. Пасть у нее была полуоткрыта, и она как-то больше обычного была похожа на дикую львицу.

— Она теперь до утра будет в дурном настроении, — сказала Грай. — Во дворце она за каждый свой трюк вознаграждение получала, и эти подачки напомнили ей, что по-настоящему ее сегодня еще не кормили.

— А что она ест?

— В основном беззащитных коз, — усмехнулся Оррек.

— А поохотиться вы ей никогда не разрешаете?

— Она толком даже не знает, как это делается, — сказала Грай. — Хотя мать наверняка научила бы ее. Львицы ведь охотятся все вместе, как стая волков, например. Но матери у нее нет, потому она нас и терпит. Теперь мы — ее семья.

Шетар, выслушав ее слова, что-то сказала на своем языке — что-то напевное, печальное, похожее на хриплый стон, — и опять принялась нервно ходить из угла в угол.

— Мемер, скажи — если тебе, конечно, не слишком тяжело говорить об этом… — Оррек вопросительно посмотрел на меня, и я помотала головой. — Ты говорила, что альды уничтожили университетскую библиотеку, так? Неужели от нее совсем ничего не осталось?

Я понимала: он надеется, что я стану это опровергать.

— Они пытались стереть с лица земли даже само здание библиотеки, но оно было каменное и построено на славу, так что им удалось только окна выбить да все в комнатах разрушить и разломать. А книги они вынесли наружу. Вернее, заставили горожан носить их и грузить на повозки. Сами они прикасаться к книгам не хотели. В общем, книги свозили к каналам и сбрасывали в воду. Но их оказалось так много, что вскоре каналы были завалены до самого дна, даже вода в них течь перестала, и тогда альды велели возить книги в порт, на берег моря, и с пирсов бросать их в воду. Если книги тонули не сразу, вслед за книгами альды сталкивали в воду людей. Один раз я сама видела, как одну… — На этот раз мне удалось вовремя остановиться, и я не успела рассказать, как спасали ту книгу.

Теперь она хранилась в тайной комнате. Это был один из рукописных свитков, привезенных с севера. Эти манускрипты были написаны на специально обработанной коже, которую затем наматывали на деревянный валик. Этот свиток волны выбросили на берег, и человек, который его нашел, сперва старательно его высушил, а потом принес в Галваманд. Хотя книга несколько недель пробыла в воде, текст, написанный прекрасным почерком, все еще можно было прочесть. Лорд-Хранитель показывал мне этот манускрипт, когда работал над его реставрацией.

Но рассказывать о тех книгах, что хранились в тайной комнате — ни о тех старинных, что сохранились у нас, ни о спасенных другими людьми, — я не могла. Никому. Даже Грай и Орреку.

Куда безопаснее было рассказывать о прошлом Ансула, и я надеялась, что эти рассказы отвлекут Оррека от вопросов о библиотеке.

— А ведь когда-то давно университет находился прямо здесь, в Галваманде, — сказала я.

Оррек, разумеется, тут же заинтересовался и стал меня расспрашивать. Я рассказала ему все, что знала, — в основном, конечно, то, что слышала от Лорда-Хранителя. О том, что когда-то четыре главных Дома нашего города — Кам, Гелб, Галва и Актамо — считались самыми богатыми в Ансуле, а члены этих семей пользовались в городском Совете наибольшей властью. Благодаря их участию в городе были построены самые красивые дома и храмы; они же обычно оплачивали и все публичные церемонии и празднества; в этих четырех главных Домах не только собирались, но часто подолгу жили и работали художники и поэты, ученые и философы, архитекторы и музыканты. Как раз в те времена люди с Западного побережья и стали называть Ансул городом Мудрости и Красоты.

Дом Галва всегда стоял здесь, у подножия горы, глядя на реку и на залив, и люди называли его еще Домом Оракула.

— А что, здесь действительно когда-то жил оракул? — спросил Оррек.

Я колебалась, не зная, как лучше ответить. До вчерашнего дня я, собственно, почти не задумывалась над тем, что означает это слово. Точнее, я впервые подумала об этом утром, на следующий день после того, как у нас в доме появились Грай и Оррек. В то утро я стояла во дворе возле давно умершего фонтана — Фонтана Оракула.

— Не знаю… — Я растерялась. Потом хотела еще что-то прибавить, но промолчала. Странно. Почему же сама-то я никогда не интересовалась, кто и когда назвал Галваманд Домом Оракула? Я понятия не имела, что такое «оракул», но почему-то твердо знала, что говорить об этом оракуле ни в коем случае не должна. Как и о тайной комнате. Никогда и ни с кем. Стоило мне подумать об этом, и сразу возникало ощущение, будто рот мне зажимает чья-то невидимая рука.

И я вспомнила, как вчера Лорд-Хранитель сказал: «И руки тех, кто дарит нам сны и мечты, зажали мне рот». Мне вдруг стало страшно.

Грай и Оррек заметили мое смущение и догадались, что мне трудно говорить об этом. Оррек тут же сменил тему и стал расспрашивать меня о самом доме. Я быстро пришла в себя и охотно рассказала им все, что знала об истории Галваманда.

В те старые добрые времена и сам Галваманд, и его обитатели процветали, и к ним тянулись люди искусства и науки, талантливые мастера, ученые, писатели и поэты. Люди со всего Ансула, со всего Западного побережья специально приезжали в Галваманд, желая послушать их произведения, поучиться у них, чтобы поработать с ними вместе. И Ансульский университет, располагавшийся тогда прямо здесь, в Галваманде, все расширялся, так что вскоре вся задняя часть дома — и верхние, и нижние этажи — была отдана под аудитории, под комнаты для преподавателей и студентов, под мастерские и библиотеку; а на внешних дворах и дальше, на склоне холма, пришлось построить еще несколько зданий, в которых разместились общежития и гостиницы, где жили — кто временно, а кто и постоянно — студенты и профессора университета; там же были устроены просторные мастерские для художников и архитекторов.

Поэт Дениос, например, прибыл сюда из Урдайла еще совсем молодым и, возможно, занимался или слушал лекции на той самой веранде, где мы сидели вчера вечером, ибо эта веранда тогда была частью обширной библиотеки Галваманда.

Но со временем бог Удачи, которого мы называем Глухим Богом, отвернулся от таких семейств, как Кам, Гелб и Актамо; постепенно рушилось их благополучие, таяло их богатство. Соперничество этих Домов с Галвамандом стало приобретать оттенок враждебности, и отчасти под воздействием злобы и зависти, хотя сами они называли это «духом патриотизма», им удалось убедить городской Совет в необходимости того, чтобы Галва передали университет и библиотеку в собственность города. Галва были вынуждены согласиться с решением Совета, но предупредили: на старом месте университету покровительствовали боги, и оно издревле считалось священным, тогда как в новом здании университет может и лишиться благословения богов. Новое здание было построено ближе к порту, у подножия горы. Там же построили и здание для библиотеки, и все огромное собрание книг, веками хранившееся в Галваманде, перевезли туда.

А под конец я рассказала Грай и Орреку то, что узнала от самого Лорда-Хранителя:

— Когда из Галваманда стали выносить книги, струя воды в Фонтане Оракула — вы, наверное, видели этот высохший фонтан у нас в переднем дворе — стала понемногу опадать. И чем больше книг выносили из дома, тем слабее становилась струя воды. Когда же увезли все книги, фонтан умер. И стоит сухой вот уже двести лет…

А по случаю открытия нового университета устроили пышное празднество; студенты и преподаватели, конечно, тоже перебрались туда, однако новый университет так и не смог стать столь же знаменитым и столь же посещаемым, как старая библиотека Галваманда. А через два столетия пришли эти проклятые жители пустынь и постарались камня на камне не оставить от университетских стен, а книги побросали в каналы, в море или попросту утопили в грязи.

Оррек слушал мой рассказ, уронив голову на руки.

— И здесь, в Галваманде, ничего не осталось? — спросила Грай.

— Всего несколько книг, — потупилась я. — Но когда осада закончилась, солдаты ворвались в город и сразу же явились сюда — даже раньше, чем в университет. Они искали здесь… то ужасное место, в существование которого верят. Они прямо-таки в щепы разнесли все деревянные части дома, забрали все оставшиеся книги, всю обстановку… Они ломали мебель, забирали с собой все, что находили… — Я говорила чистую правду, но почему-то отчетливо ощущала: Грай прекрасно понимает, что это далеко не вся правда.

— Но это просто ужасно! Ужасно! — Оррек вскочил. — Я знаю, что альды считают письменное слово порождением зла… но уничтожить… просто так уничтожить… — Он, казалось, был вне себя от горя, он задыхался от отчаяния и не находил слов, чтобы выразить свои чувства. Сперва он просто метался по комнате, потом остановился у западных окон и стал смотреть туда, где над крышами Галваманда, над нижней частью города, над заливом плыла окутанная туманом белая вершина горы Сул.

Грай подошла к Шетар, пристегнула к ее ошейнику поводок и тихо сказала мне:

— Идем. Ей нужно прогуляться.

— Простите меня, — сказала я уже в дверях. Я была в отчаянии оттого, что так расстроила Оррека, оттого, что рассказ мой оказался плох и не совсем честен. В тот день Энну в мою сторону даже не посмотрела — это уж точно. И никто из богов не дал мне своего благословения.

— Разве это ты уничтожила книги? — ласково спросила Грай.

— Нет. Но я бы так хотела…

— Если бы нашими желаниями можно было управлять, как конями! — сказала Грай. — Скажи, а нет ли здесь поблизости такого местечка, где я могла бы спустить Шетар с поводка и дать ей побегать? Она никому не причинит вреда, если я буду поблизости, но все же спокойнее гулять с нею там, где нет людей.

— Идем в старый парк? — предложила я. Туда мы и направились. Старый парк раскинулся у восточных стен Галваманда в широком овраге на склоне горы и по ту сторону реки — в том месте, где она разделена дамбами на четыре канала. Деревья на склонах и в овраге так сильно разрослись, что парк стал больше похож на лес. Альды туда никогда не ходят; они не любят лес, тем более такие заросли. Да и горожане там бывают очень редко, так что в старом парке можно встретить, пожалуй, только детей, которые охотятся на кроликов и перепелок, надеясь раздобыть к обеду хоть немного мяса.

Я показала Грай еще один фонтан, действующий, — его у нас называют Фонтаном Дениоса, и находится он у самого входа в парк. Шетар долго пила из выложенного плиткой старинного бассейна.

В парке не было ни души, и Грай спустила львицу с поводка. Шетар отошла в сторону, но недалеко, и все время возвращалась к нам. Ей эти заросли тоже, видимо, пришлись не совсем по вкусу, уж больно густым был здесь подлесок, перепутанный с высоченной жесткой травой. Львица долго точила когти сперва об одно дерево, потом о другое, то и дело принюхивалась к следам каких-то животных, явно нырнувших при ее приближении в непролазную чащу. Дальше всего Шетар отбежала, гоняясь за бабочкой на крутой и темноватой тропинке. Она высоко подпрыгивала и смешно пыталась сбить нахальное насекомое лапой. Но стоило Шетар скрыться за поворотом тропы и надолго исчезнуть из виду, как Грай негромко призывно замурлыкала, и в то же мгновение львица возникла прямо перед нами, выпрыгнув из густой тени, точно лесной дух. Грай легонько коснулась ее головы, и Шетар послушно пошла за нами, а мы неторопливо двинулись к выходу.

— Какой все-таки это замечательный дар — уметь призывать к себе животных! — восхищенно заметила я.

— В зависимости от того, как его применять, — сказала Грай. — Хотя нам этот дар, безусловно, очень пригодился, когда мы, покинув Верхние Земли, были вынуждены как-то зарабатывать на жизнь. Я воспитывала чужих лошадей, чтобы Оррек мог спокойно учиться. Мне нравилась эта работа… Меня, кстати, просто восхищает умение альдов воспитывать своих лошадей. Для них ударить лошадь — хуже, чем ударить жену. — Она тихонько фыркнула.

— И как вы только сумели так долго выдержать в этом Асударе? Неужели… альды никогда вас не злили, не раздражали?

— У меня же нет таких серьезных причин злиться на них, как у тебя, — сказала она. — Это было, пожалуй, немного похоже на жизнь среди диких зверей — хищников. Альды опасны и не всегда разумны — по нашим меркам. Они сами осложняют себе жизнь. Порой мне даже становилось их жаль. Я имею в виду альдов-мужчин.

Я промолчала.

— Они все равно что жеребцы или кролики-самцы, — продолжала задумчиво Грай. — Их вечно тревожит присутствие рядом других самцов-соперников или «ничьей» женщины. Они никогда не чувствуют себя полностью свободными. И сами наполняют свой мир врагами… Впрочем, они храбрые, умеют держать слово, умеют как следует принять гостей. В этом они похожи на моих соплеменников из Верхних Земель. Мне они, пожалуй, даже нравились. В общем. Хотя я так и не сумела толком познакомиться ни с одной женщиной — там я, естественно, притворялась мужчиной, и мне приходилось держаться от женщин подальше. Это было ужасно утомительно.

— А мне все в них ненавистно! — горячо сказала я. — И я ничего не могу с собой поделать.

— Естественно, ты ничего не можешь с собой поделать. После того, что ты нам рассказала… Просто представить невозможно, чтобы ты испытывала к ним какие-то иные чувства, кроме ненависти!

— А я и не хочу испытывать к ним какие-то иные чувства.

Грай не ответила. Вряд ли она могла не расслышать, что я сказала. Иногда она, по-моему, просто пропускала мимо ушей то, что говорили вокруг. Некоторое время мы шли молча, потом Грай вдруг повернулась ко мне и сказала с улыбкой:

— Послушай, а почему бы и тебе не сходить с нами во дворец? В качестве второго слуги. Мальчишка из тебя получается отличный. Меня-то ты тогда просто вокруг пальца обвела. Ну что, хочешь пойти? Это ведь очень интересно. Своего ганда они почитают как царя; скажи, много ли у тебя возможностей познакомиться с каким-нибудь царем? А заодно ты могла бы и Оррека послушать — он им свои «Космогонии» декламировать собирается. Это, правда, будет немного рискованно — они ведь просто ушиблены своим единобожием и уверены, что один лишь Аттх может считаться истинным богом. С другой стороны, ганд вчера специально просил Оррека почитать ему что-нибудь из «Космогонии».

Я только головой покачала в ответ. Я действительно мечтала послушать, как Оррек будет декламировать свои сочинения, но только не в окружении целой толпы альдов. Я, правда, больше не собиралась объяснять, почему и сколь сильно я их ненавижу, но и вести себя в их присутствии вежливо, смиренно и рабски покорно я тоже намерена не была.

Однако Грай на следующий день после обеда снова заговорила об этом. Она, очевидно, уже успела обсудить эту идею с Орреком и уговорить его, потому что он, как ни странно, совершенно не возражал против моего похода во дворец, да и Лорд-Хранитель — к моему ужасу — тоже. Он только спросил, не кажется ли им, что это может быть опасно. Но они в один голос заверили его, что альды свято блюдут законы гостеприимства, и в этом отношении им вполне можно доверять.

— Что ж, — сказал он, — я вам верю, хотя «гостеприимство», которое они проявили по отношению ко мне, было таково, что я отнюдь не хотел бы, чтобы с ним познакомилась и Мемер. Но то, что наши народы, столько лет прожив бок о бок, знают друг о друге так мало, это, конечно, позор. И для нас, и для них. — Он задумчиво на меня посмотрел. — А Мемер, кстати сказать, все схватывает на лету.

Мне хотелось возразить ему, хотелось протестовать, заявить, что я не желаю идти туда, где столько альдов, не желаю ничего о них знать и ничему у них учиться. Но подобное заявление было бы «сознательным проявлением невежества» — а такие вещи Лорд-Хранитель презирал. К тому же это здорово смахивало бы и на обыкновенную трусость. И уж если Оррек и Грай готовы были рискнуть, отправившись вместе со мной во дворец, то как же я-то могла отказаться?

И все же идея эта пугала меня тем сильнее, чем больше я о ней думала. С другой стороны, я с интересом слушала рассказы Оррека и Грай о дворце и об альдах. Все-таки любопытно было бы посмотреть, как они там живут. Жизнь моя до сих пор разнообразием не отличалась, и я уже начинала думать: неужели так будет всегда — работа по дому, походы на рынок, пустые комнаты Галваманда, ну и, конечно, тайная комната с ее сокровищами, возможностью читать и учиться, а также — та странная, затемненная ее часть, куда я не осмеливаюсь зайти? Неужели никто и никогда не будет ничему учить меня, кроме моего дорогого друга и повелителя? Неужели я всегда буду только с ним и ни с кем другим? Неужели только ему смогу отдать свою любовь? Но с появлением этих двоих наш дом ожил. Проснулись души и тени наших предков и стали прислушиваться; проснулись хранители нашего порога и очага. И Тот, Кто Смотрит В Оба Конца Пути, отворил им двери. Я это чувствовала, знала, как знала и то, что наши гости пришли сюда тропой Энну, что их благословила сама Леро. А значит, отказаться от того, что они мне предложили, равносильно отказу от дара богов, от выпавшей удачи, от возможности увидеть, что там, за поворотом Пути…

— Так ты хочешь пойти с ними, Мемер? — снова спросил меня Лорд-Хранитель. Я понимала: если я скажу «нет», настаивать он не будет. Но в ответ я лишь молча пожала плечами — словно мне совершенно безразлично, пойду я во дворец или нет.

Он испытующе посмотрел на меня. Почему, ну почему он-то согласился послать меня прямо в логово наших врагов?! Однако и это, в общем, было мне ясно: потому что я могла пойти туда, куда не мог пойти он. И даже если я трушу, то он передаст мне свое мужество, и этого мужества хватит на двоих. Я должна была сыграть свою роль в качестве наследницы Галваманда, и он просил меня об этом.

— Хорошо, я пойду, — сказала я.

В ту ночь впервые в жизни мне приснился мой отец, точнее, тот, кто, по всей видимости, МОГ БЫ быть моим отцом. В голубом плаще, какие носили все воины альдов. И волосы у него были как у меня — не поймешь какого цвета, тусклые, курчавые, торчащие во все стороны и слишком тонкие и мягкие, чтобы их можно было причесать; в общем, настоящий «кучерявый баран». Лица этого человека я разглядеть не смогла. Он все куда-то взбирался, куда-то торопливо лез по развалинам домов, по разрушенным стенам и грудам камней, которых в нашем городе и до сих пор полно. А я стояла на улице и наблюдала за ним. И один раз, проходя мимо, он посмотрел прямо на меня, и мне вдруг показалось, что у него не человеческое лицо, а львиная морда. Потом он снова от меня отвернулся и торопливо, словно за ним кто-то гнался, перемахнул через очередную обвалившуюся стену и исчез.