Самира Р. Халиль, домохозяйка
– Мой внук! Он-то здесь при чем?! Неужто вернулись времена средневековья и продолжается охота на ведьм?!
Я подбежала к нему. У мальчика был разбит нос, но моего отчаянья он вовсе не разделял и тотчас оттолкнул меня:
– Я дал им сдачи!
Я никогда не носила ребенка в своем чреве, но понимаю его душу: это одна из многих драк, которые предстоят ему в жизни, и потому его подбитые глаза не переставали светиться гордостью:
– Мальчишки в школе обозвали маму сатанисткой!
Следом появилась Шерин: она увидела окровавленного сына и хотела немедленно идти в школу, устроить директору скандал. Я обняла ее и удержала. Дала ей выплакаться, излить в слезах всю горечь обиды и разочарования. С этой минуты мне оставалось только молчать, не облекая свою любовь в никчемные и пустые слова.
Когда она немного успокоилась, я как можно осторожнее предложила ей перебраться к нам – мы с отцом об всем позаботимся: прочитав в газете о вчиненном ей иске, он уже успел переговорить с несколькими адвокатами. Мы из кожи вон вылезем, но разрешим ситуацию, не обращая внимания на реплики соседей, иронические взгляды знакомых и фальшивое сочувствие друзей.
Для меня ничего на свете нет важнее счастья моей дочери, хотя я никогда не могла понять, почему она всегда выбирает такие трудные пути, такие нехоженые тропы. Но матери и не надо понимать: ее дело – любить и оберегать.
И гордиться. Зная, что мы можем дать ей едва ли не все, она так рано ушла на поиски независимости. На этом пути она спотыкалась и падала, но считала делом чести в одиночку справляться со всем, что выпадало на ее долю. Сознавая, как это рискованно, она все же разыскала свою биологическую мать, и это лишь крепче привязало нас друг к другу. Я понимала, конечно, что все мои советы и увещевания – защитить диплом, выйти замуж, принимать как должное и не жалуясь все трудности совместной жизни, не пытаться выйти за рамки того, что разрешает общество, – она пропускает мимо ушей.
И что же в итоге?
Мысленно сопровождая дочь во всех перипетиях ее судьбы, я сама стала лучше. Разумеется, я не понимаю, кто такая эта Богиня-Мать, как не понимаю и безумного стремления Шерин всегда окружать себя какими-то странными людьми и не довольствоваться тем, что достигнуто тяжкими трудами.
Однако в глубине души я очень бы хотела быть такой, как она, хотя, пожалуй, мечтать об этом уже немного поздно.
…Я собиралась было встать и что-нибудь приготовить, но она не разрешила:
– Хочу посидеть вот так, прильнув к тебе. Больше мне ничего не нужно. Виорель, пойди в гостиную, включи телевизор – мне надо поговорить с бабушкой.
Мальчик повиновался.
– Я, наверно, причинила тебе много страданий…
– Вовсе нет. Скорей наоборот: ты и твой сын – источник радости, вы – смысл нашей жизни, свет очей…
– Но я все делала не так…
– И хорошо! Сейчас могу признаться: в иные минуты я тебя просто ненавидела. И горько раскаивалась, что не послушала доброго совета и не усыновила другого ребенка. И спрашивала себя: «Но как же мать может ненавидеть свое дитя?» Принимала транквилизаторы, ходила играть с подругами в бридж, остервенело занималась шоппингом – все ради того, чтобы как-то компенсировать любовь, которую я тебе давала и, как мне казалось, не получала от тебя.
А несколько месяцев назад, когда ты в очередной раз решила бросить работу и денежную, и престижную, я просто впала в отчаянье. Пошла в соседнюю церковь, хотела дать обет, помолиться Пречистой Деве, чтобы ты вернулась к действительности, изменила свою жизнь, использовала возможности, которые так бездумно расточаешь и проматываешь… Я готова была ради этого на все.
Я долго смотрела на образ Приснодевы с младенцем. И потом сказала так: «Ты ведь – тоже мать, знаешь, что происходит. Требуй от меня чего угодно, но только спаси мою дочь, потому что мне кажется – она неуклонно движется к гибели».
Руки Шерин, обнимавшие меня, напряглись. Она снова заплакала, но – по-другому, не так, как раньше. Я изо всех сил старалась овладеть собой.
– И знаешь ли, что я почувствовала в этот миг? Что Она отвечает мне. «Послушай-ка, Самира, – сказала Она, – мне тоже приходилось думать так. Долгие годы я страдала, потому что мой сын не слушал меня. Я беспокоилась за него, я считала, что он не умеет выбирать себе друзей, что не уважает законов, обычаев, веру, старших». Надо ли продолжать?
– Нет, я все поняла. Но все равно мне хочется послушать…
– А под конец Дева сказала: «Но мой сын так и не послушался меня. И сегодня я этому рада».
Бережно и осторожно, поддерживая ее голову, лежавшую у меня на плече, я высвободилась и поднялась.
– Вас надо покормить.
Пошла на кухню, приготовила луковый суп – из пакета, разумеется, – согрела хлеб, испеченный из бездрожжевой муки, накрыла на стол, и мы пообедали вместе. Говорили о пустяках, но в такие минуты милые незначащие слова объединяют семью и как-то по-особенному подчеркивают уют дома, за окнами которого буря выворачивает деревья и сеет разрушение. Конечно, под вечер моя дочь и мой внук уйдут, чтобы опять лицом к лицу встретить ветер, гром, молнии, – но таков был их выбор.
– Мама, ты сказала, что сделала бы для меня все что угодно, да?
Ну разумеется. Если нужно, я пожертвовала бы для нее жизнью.
– Ты не думаешь, что и я должна была бы сделать для Виореля все, что будет нужно?
– Я думаю, это инстинкт. Но не только – это еще и наивысшее выражение нашей любви.
Она продолжала есть. А я подумала-подумала, но все же не смогла сдержаться:
– Можно дать тебе совет? Будет суд, отец готов помочь тебе, если пожелаешь… Но ведь у тебя есть влиятельные друзья. Я имею в виду этого журналиста. Попроси его напечатать твою версию событий. Газеты много пишут о преподобном Баке, и в конце концов последнее слово останется за ним. Люди признают его правоту.
– Значит, ты не только принимаешь то, что я делаю, но и хочешь мне помочь?
– Да, Шерин. Даже если порой я не понимаю тебя, даже если страдаю, как, должно быть, страдала всю свою жизнь Пречистая Дева. Хоть ты и не Иисус Христос, но тоже несешь миру что-то очень важное, а потому я – на твоей стороне и хочу, чтобы ты одержала победу.
