Хирон Райан, журналист
Сам того не замечая, я совершал те же самые действия, которые Афина предлагала актерам, то есть выполнял все ее требования – с той лишь разницей, что глаза не закрывал и следил за происходящим на сцене. В тот миг, когда она произнесла: «Обозначьте движение!», я положил руки на живот и, к своему несказанному удивлению, увидел, что все, включая режиссера, сделали то же самое. Что бы это могло значить?
В тот день мне надлежало сочинить скучнейшую статью – настоящее упражнение на усидчивость! – о пребывании лидера одной страны в Великобритании. В паузах для развлечения стал спрашивать коллег, какое движение они сделают, если я попрошу обозначить «центр»? Большая часть отшучивалась, говоря что-нибудь о политических партиях. Один приложил ладонь к сердцу. Другой ткнул пальцем вниз, к центру земли. И никто – решительно никто! – не воспринял пупок как центр чего-либо.
В конце концов один из тех, с кем мне удалось поговорить с тот день, объяснил мне кое-что.
Вернувшись домой, Андреа приняла душ, накрыла на стол и поджидала меня к ужину. Откупорила бутылку очень дорогого вина, разлила его по бокалам, протянула мне один:
– Ну и как прошел вчерашний ужин?
Как долго способен человек уживаться с ложью? Мне не хотелось терять женщину, сидевшую передо мной, – в трудные минуты, когда я чувствовал, что совершенно неспособен найти хоть какой-то смысл в своей жизни, она неизменно оказывалась рядом. Я любил ее, но в том безумном мире, в пучину которого я, сам того не зная, погружался, сердце мое отдалялось от нее, ибо я пытался примениться к тому, что, быть может, знал, но принять не мог: славы одного из партнеров хватит и на второго.
И поскольку всегда предпочитал синицу в руке, то постарался представить случай в ресторане как нечто совершенно незначительное. Тем более что там и вправду совершенно ничего не было, если не считать, что мы прочли друг другу строки арабского поэта, сильно настрадавшегося из-за любви.
– Афина – человек трудный и неуживчивый. Андреа рассмеялась:
– Именно поэтому она должна быть безумно притягательна для мужчин: она пробуждает инстинкт защитника, живущий в каждом из вас, но остающийся невостребованным.
Лучше бы, конечно, сменить тему. Я всегда был убежден, что женщины обладают сверхъестественной способностью знать, что происходит в душе мужчины. Все они – ведьмы.
– Я собираю материал по поводу того, что было вчера в театре. Ты, может быть, не знаешь, но я сидел с открытыми глазами.
– При твоей профессии иначе нельзя. Ты будешь говорить о моментах, в которые ведут себя схожим образом. Мы много обсуждали это вчера в баре, после репетиции.
– Знакомый историк рассказал мне, что в одном древнегреческом храме, где предсказывали будущее (храм Аполлона в Дельфах. – Прим. ред.), стоял кусок мрамора, называвшийся «пуп». По тогдашним представлениям, именно там находился центр планеты. Я порылся в газетных подшивках и обнаружил вот что: в иорданском городе Петра есть еще один «конический пуп», символизирующий уже центр всего Мироздания. И первый – в Дельфах, – и второй пытаются обозначить ось, через которую проходит энергия мира, – иными словами, сделать зримым то, что принято считать невидимым. Иерусалим тоже называют «пуп земли», так же, как некий остров в Тихом океане, и еще какое-то место – я забыл где, потому что никогда не соотносил одно с другим.
– Танец!
– Что?
– Нет, ничего.
– Я понял, о чем ты говоришь: о восточных танцах живота, самых древних из всех, о которых есть упоминания. Ты не хотела говорить, потому что я рассказывал тебе, как в Трансильвании видел танец Афины. Она была одета, но…
– …но движение начиналось с пупка, а потом распространялось по всему телу.
Андреа была права.
В самом деле, лучше сменить тему, поговорить о театре, о том, как тошнит иногда от журналистики, потом немного выпить и, когда за окном польет дождь, завершить вечер в постели. …Я заметил, что в миг оргазма тело Андреа вращается, будто на невидимой оси, проходящей через пупок. Я видел это сотни раз, но раньше никогда не обращал на это внимания.
