На речных буксирах не имелось кают-компаний, и адмиралу негде было разместить штаб флотилии, но рядом с бронепароходами шли пассажирские суда, и Старк занял салон второго класса на лайнере «Заря» общества «По Волге». Увидев брейд-вымпел адмирала на мачте «Зари», винтовой катер «Окунь», оснащённый американским мотором «буффало», пролетел мимо буксира «Вульф», на котором обычно находился адмирал, сразу к лайнеру.

До февраля 1917 года «Заря» называлась «Императрицей Александрой», и на стенах салона сейчас висели пустые рамки от фотографических портретов Александры Фёдоровны. За покерным столом с расстеленными лоцманскими картами нижнего течения Камы расположились командиры обоих дивизионов флотилии, сам Старк и капитан Смирнов — начальник штаба.

— Виноват, господин адмирал, не получилось! — доложил молоденький юнкер с «Окуня». — Подрывные патроны не сработали! Вынужден был уйти!

Флотилия Старка прикрывала отступление гражданских судов вверх по Каме. В хаотичной армаде беженцев Юрий Карлович насчитал 54 парохода — и хороших вроде «Зари», и совсем никудышных посудин. Баржи и плашкоуты адмирал даже не пытался учесть. Армаду и флотилию преследовали канонерки большевиков. Чтобы хоть немного оторваться от врага, адмирал распорядился затопить в устье Камы две баржи, гружённые щебнем и камнями. Их расчалили на якорях так, чтобы они, утонув, перегородили фарватер. Минёры с «Окуня» должны были поджечь заряды в трюмах обречённых барж, но заряды, видимо, отсырели. Значит, фарватер останется свободен, и большевики не отцепятся.

— Ступайте, господин юнкер, — недовольно сказал Старк.

По салону медленно ползли косые прямоугольники шевелящегося света: своими дымами армада беженцев замутила всё небо над рекой. Лайнер двигался со скоростью двух-трёх узлов. Его мощная машина работала мягко и незаметно, будто громада парохода покоилась на перине.

— Господин адмирал, — заговорил капитан Федосьев. — Я хочу вернуться и разбить баржи из орудий. Я — артиллерийский офицер первого разряда!

— Это опасно, Пётр Петрович, — заметил Смирнов. — У большевиков на Богородских горах наводчик, устье Камы пристреляно плавучей батареей.

— Мы на войне! — с вызовом заявил Федосьев.

В голосе его звучало обозлённое упрямство.

Ближайшей целью флотилии был город Лаишев на правом берегу Камы. Из Казани, занятой Красной армией, в Лаишев отошли потрёпанные отряды подполковника Каппеля. Требовалось перевезти их на левый берег. Некогда было отвлекаться на драку с большевиками возле злополучных барж.

— Затопление барж не решит нашей задачи — эвакуации бойцов Каппеля, — возразил Старк. — И подвергнет флотилию напрасному риску.

— А я не боюсь риска! — Федосьев глядел адмиралу в глаза. — Я вернусь на «Милютине» один и всё сделаю сам! Прошу приказа, Юрий Карлович!

Старк ответил Федосьеву холодным взглядом:

— Ваша просьба напоминает ультиматум.

Федосьев встал и одёрнул китель.

— Извините за форму обращения, господин контр-адмирал, но я полагаю необходимым высказаться. Не примите за дерзость.

— Что ж, извольте.

— Я не согласен с вашей стратегией. Под началом мичмана Мейрера наша флотилия атаковала красных, и в результате мы уничтожили три парохода неприятеля. Вы же предпочитаете отступать с арьергардными перестрелками.

— И всё-таки вы дерзите, Пётр Петрович, — усмехнулся Смирнов.

Конечно, Федосьев дерзил. Он уважал Мейрера и был ему благодарен. В Кронштадте большевики изгнали лейтенанта Федосьева с флота; Федосьев приехал домой в Самару, и здесь от гнева и отчаянья запил горькую. Мейрер вытащил его из пьянства, назначил командиром плавбатареи «Чехословак», а потом произвёл в командиры дивизиона. С военной базы в Казани канонерки Мейрера наносили сокрушительные удары по красным. Это была славная война — рейды, сражения, победы… А что сейчас? Федосьеву казалось, что адмирал Старк из боевого офицера превратился в штабного чинушу, который печётся только о своём значении, поэтому собирает вокруг себя бесполезных беженцев и уклоняется от серьёзной схватки с флотилией большевиков.

А Юрий Карлович понимал бурные чувства Федосьева. Пётр Петрович — на взлёте жизненных сил, он яростно жаждет подвига и признания. Когда-то Юрий Карлович и сам был таким, как Федосьев.

Он вспомнил себя молодым, вспомнил боевую рубку крейсера «Аврора»: броня с заклёпками, циферблаты, медные трубы, стойка нактоуза, штурвал, а за узкими смотровыми щелями — простор Цусимского пролива и японские броненосцы. Шёл бой — эскадра на эскадру. На мостике разорвался снаряд, и его осколками в рубке скосило всех офицеров, а капитана — насмерть. Юрий Карлович тогда не ощутил ни боли, ни страха; раненый, он выбрался на мостик с одной мыслью: надо поднять обратно сбитый флаг корабля. Он, лейтенант Старк, хотел быть героем. И он стал героем — красивым, окровавленным, под реющим знаменем. А сейчас ему, адмиралу, стыдно за того лейтенанта.

— Если вам интересно моё мнение, господин контр-адмирал, — осторожно заговорил Смирнов, — то я думаю, что план капитана Федосьева не лишён своих резонов. В случае успеха «Милютина» польза очевидна. В случае гибели — простите, Пётр Петрович, — ущерб для флотилии будет несущественным.

Старк размышлял. Офицеры ждали.

— Хорошо, господа, — наконец произнёс адмирал. — Капитан Федосьев, возвращайтесь к баржам на «Милютине». Я не расцениваю своё решение как правильное, но учитываю ваш настрой, Пётр Петрович. Совет окончен.

Федосьев и Лебедев — командир второго дивизиона, — отдав честь, вышли из салона, а Смирнов остался. Вздохнув, он расстегнул воротник кителя.

— Надеюсь, Юрий Карлович, вы понимаете причину, по которой я поддержал Федосьева… Он был готов уйти самовольно. Слишком горяч. Для сохранения дисциплины во флотилии лучше спустить его с поводка. Нельзя, чтобы командир дивизиона публично нарушил ваш приказ или запрет.

— Я не стану заложником прихотей своих офицеров, — жёстко ответил Старк. — Впредь, Михаил Иванович, прошу вас руководствоваться только оперативными соображениями, а не заботой о моём авторитете. В следующий раз я арестую Федосьева и отдам под суд.

— Не относитесь к нему чрезмерно строго. Мы на одной стороне.

Юрий Карлович посмотрел в окно: осенняя река, жёлтая роща на берегу.

— Знаете, Михаил Иванович, поделюсь с вами своими мыслями… Главари большевиков правы: наше государство нуждается в реформах, облегчающих жизнь его гражданам. Но большевики жаждут одной лишь власти, и социализм для них — инструмент для захвата власти, а не цель. Социализм подразумевает некий порядок, но у большевиков — не новый порядок, а банальный террор, на который они мобилизовали всё худшее, что было в обществе. Вот поэтому любое нарушение любого порядка, даже с благими побуждениями, — это большевизм. И я отнюдь не уверен, что капитан Федосьев на моей стороне.