Косте срочно требовались билеты на пароход. После национализации флота в городе закрылись все конторы и кассы, но Косте подсказали, что билеты можно купить на пристани, и он торопливо пошагал в сторону Камы.

С высоты Соборной площади открывался вид на вереницу дебаркадеров. К одному из них подходил двухпалубный товарно-пассажирский пароход. Дул ветер, широкая Кама густо искрилась на стрежне. От солнца кучевые облака слепили белизной, и по крашеным железным крышам складов ползли тени.

На берегу всё было загажено, разломано, завалено мусором. Раньше здесь между дебаркадерами и складами сновали грузчики — крючники и катали, у самоваров чаёвничали артели, караулившие клиентов, вертелись контрагенты мелких торговых компаний, а теперь в многодневном озлобленном ожидании тут жили одичавшие орды мешочников — крестьян из прикамских уездов. Они привозили на пермские базары хлеб, масло и свежую убоину и увозили домой мануфактуру, бидоны с керосином, граммофоны, слесарные инструменты и швейные машинки — то, что выменяли или купили в городе.

Пароход, который причалил у дебаркадера, назывался «Перун». Он еле успел ошвартоваться. Матросы ещё укладывали просмолённые канаты на чугунные кнехты, а толпа мешочников уже обрушила деревянные решётки в проходе дебаркадера и ринулась на посадку. «Перун» мог принять тысячу пассажиров, с перегрузом — полторы, а у сходней сбилось тысячи три крестьян.

Вперёд рвались бородатые мужики в поддёвках и картузах: они смяли слабый заслон из милиционеров. Тёмная человеческая лавина покатилась по нижним галереям парохода, вскипела и полезла по трапам на верхнюю палубу. Следом за мужиками пёрли широкозадые бабы в кофтах и пёстрых платках, навьюченные тюками и коробами. Под мостком, ведущим на дебаркадер, трещали стойки-прострелины. Ругань, вопли… Из давки в воду бултыхались сброшенные люди и узлы с добычей; разворачиваясь, полетел рулон ситца.

Костя наблюдал за штурмом парохода с ужасом и состраданием. После национализации пассажирское движение по Каме почти прекратилось, но деревня и город не могли жить без товарообмена. Мешочники брали редкие пароходы с боем, как вражеские крепости. «Мешочники», «спекулянты» — это всё обидные слова большевиков. Конечно, невежественные крестьяне были звероподобны, и торговали они без совести, наживаясь на бедствиях горожан, однако же — «кто виноват?», как давным-давно вопрошал господин Герцен.

Костя понял, что никаких билетов больше не существует. Билеты — это его кулаки. Сам он сумел бы пробиться на борт, но нежную Лёлю ему никак не протащить. А оставаться в Перми Лёля не может. Ей надо бежать, иначе — арест и тюрьма. Что же делать? Как добраться до Самары?..

Костя Строльман с детства знал, что он хороший, а хорошим — говорила мама — помогает бог. Бог помог и сейчас. На обратном пути возле погрузочной эстакады дровяных складов Костя заметил Якутова. Совсем недавно Дмитрий Платонович был владельцем огромного Соединённого пароходства «Былина».

— Здравствуйте, Костя! — улыбнулся Якутов. — Рад встрече. Помню вас в Петербурге худеньким студентом, а сейчас — просто не узнать!

Дмитрий Платонович выглядел, как всегда, безукоризненно: белые брюки, светлый пиджак, лёгкая шляпа дачника. В чёрной бороде блестела седина.

— Как здоровье Сергея Алексеевича?

Сергей Алексеевич, Костин отец, долгие годы возглавлял сталепушечный завод. Десять лет назад он вышел в отставку. Пока Костя учился в Институте инженеров путей сообщения, семья Строльман жила в столице. Прошлым летом Якутов убедил Строльмана-старшего вернуться в Пермь и преподавать в университете, только что учреждённом усилиями Дмитрия Платоновича. Строльманы переехали обратно — и зимой Сергей Алексеевич подхватил тиф.

— Папа, слава богу, поправляется. А мама при папе неотлучно.

— Передавайте им поклон от меня.

— Дмитрий Платонович, вы должны мне помочь, — прямо заявил Костя.

— А что случилось? — Глаза у Якутова стали строгими и цепкими.

— Вы слышали о муже моей сестры Ольги? Подполковник Владимир Каппель. Уверяю вас, Володя — человек, который не поступается идеалами.

Костя всегда восхищался избранником сестры, впрочем, Лёля — лучшая девушка на свете — и должна была выйти замуж за самого достойного.

— Не слышал о нём, но не сомневаюсь в вашей оценке, — сказал Якутов.

В Пермь к Лёле и детям Володя приехал в октябре. Его демобилизовали по болезни. Весной Володю как военного специалиста призвали в Красную армию и отправили в Самару. Вскоре Самару захватили части мятежного Чехословацкого корпуса. Красные постыдно бежали прочь, и в городе было сформировано белое правительство — Комитет членов Учредительного собрания. Володя перешёл к белым.

Перешёл — и возглавил вооружённые силы Комитета. Три дня назад его маленькая армия отбила у красных Сызрань. Это был жестокий удар для большевиков. А вчера Лёлю вызвали в Губчека. Там, на допросе, Лёля и услышала от чекистов о делах своего мужа.

— Я знаю Володю, — говорил Якутову Костя. — Он не сложит оружия. Он талантлив и будет побеждать. А большевики возьмут Лёлю в заложницы. Пока не поздно, я обязан увезти её отсюда в Самару — к Володе.

— Большевики запретили рейсы в Самару, — сухо сообщил Якутов.

— Мне это известно, — кивнул Костя, — однако суда ещё ходят до Казани. Нам нужно добраться всего лишь до Чистополя, оттуда до Самары меньше трёхсот вёрст. Там я найму лодочника или экипаж. Деньги у меня есть.

— Авантюра, милый друг. — Якутов покачал головой.

От несогласия Костя выпрямился и посмотрел на Якутова с укором:

— Нет, не авантюра, Дмитрий Платонович. И я не стал бы обременять вас просьбой, если бы мог сам провести Лёлю на пароход. Но ей не преодолеть столь безумного столпотворения! — Костя кивнул через плечо на пристань и «Перун». — Помогите нам попасть на борт, Дмитрий Платонович!

Костя искренне полагал, что все честные люди должны содействовать правому делу. А спасти от Губчека ни в чём не повинную Лёлю — дело правое.

— Мои судокомпании национализированы, — напомнил Якутов.

— Но вас уважают! — нажимал Костя. — Простите мою бестактность, но вы работаете в большевистском министерстве пароходов — уж не знаю, как оно именуется! У вас остались некие возможности! А у Лёли остался только я!

«Перун» дал басовитый гудок. С шумом завертелись колёса за решётками «сияний», труба задымила гуще, из-под обносов по волнам поползла пена, и судно медленно отодвинулось от дебаркадера. На берегу гомонила обозлённая толпа — те, кому не хватило места. Вслед пароходу полетели камни и поленья.

— Хорошо, — спокойно произнёс Якутов. — Я придумаю, как поступить.

Дмитрий Платонович поправил белую шляпу. Он выглядел таким же сильным и уверенным, как во времена, когда его называли хозяином Камы.