Затоны замерзали раньше, чем реки, и в середине ноября Нижняя Курья встала. Тонкий первый снег, слишком белый и потому ещё неживой, покрыл и береговую кручу, и лёд, и дамбу, словно маляр плотно заровнял извёсткой и твердь, и хляби. Обындевелые пароходы и баржи будто вросли в природу.

Иван Диодорович любил этот робкий холод, любил этот свежий хруст под ногами. Алёшка же, топающий впереди, как всегда, и думал, и говорил о своём.

— Какого пса, дядя Ваня, они сделали колёсное судно, если в Коломне уже придумали сводчатую корму для винтов? — возмущался Алёшка.

Он имел в виду наследников пароходчика Любимова, которые построили на Коломенском заводе дизельный лайнер «Урал» с гребными колёсами.

— Ну не все же такие умные, как ты, — ответил Иван Диодорович.

Они как раз и направлялись посмотреть «Урал».

Алёшка был рьяным поборником теплоходов, то есть судов с дизельным двигателем. Но дизели давали слишком большие обороты на вал, и для них требовались винты, а не колёса. Для винтов же на реках не хватало глубины. Решение проблемы нашли инженеры Коломенского завода. Они разработали для теплоходов особую форму кормы — сводом. Винты оставались верхними лопастями на воздухе и не задевали дно, а нужную воду при вращении сами нагребали для себя под свод. «Кавказ и Меркурий» заказал сразу целую серию таких теплоходов — это и довело его до продажи «Мазуту». А наследники Любимова предпочли не рисковать: на том же Коломенском заводе и в то же время их новый дизельный лайнер «Урал» был по старинке оснащён колёсами.

— Ну и как колёса на дизелях крутились? — скептически спросил Алёшка.

— Худо, — усмехнулся Иван Диодорович. — Обороты надо было убавлять, и оси пропускали через редукторы. А эти хреновины всё время ломались.

— Курице понятно, — важно кивнул Алёшка. — Нагрузка-то неравномерная.

— Любимовы одни лишь убытки несли от «Урала». То здесь он застрянет, то там. Пассажиры опаздывают, дерут страховку, лают фирму в газетах. Позор. Поэтому до «Кавказа и Меркурия» дизеля только на рабочие суда ставили.

— Редукторы летели, или что ещё?

— Да всё летело, Лексей. Как редуктор рассыплется, так либо в колёсах бугеля враскосяк, либо в дизеле цилиндры лопаются. И тащи судно на ремонт.

Ивану Диодоровичу нравилось разговаривать с Алёшкой. Когда-то он вот так же разговаривал с Митей, с Дмитрием Платоновичем. Митя тоже вникал в тонкости судоходства. Хотя не безбожничал, обзывая других чурбаками.

— А «Урал» чем закончил?

— Взорвался, — вздохнул Иван Диодорович.

Многострадальный «Урал» взорвался в навигацию 1916 года прямо перед пристанями Перми. Жертв не было, но дизеля разворотило напрочь. Судно отбуксировали в затон. Хозяева надеялись переоборудовать его или продать, однако грянула революция, и сама Россия взорвалась, как теплоход «Урал».

…Он стоял в дальнем конце затона на мелководье. Пустые чёрные окна, облезающая краска, потёки ржавчины — огромная дырявая коробка, а не судно. К его борту протянулась деревянная эстакада, по которой вытаскивали всё, что можно было демонтировать: мебель, оборудование, механизмы. Сняли даже спасательные круги и сетки ограждения с прогулочной галереи.

По эстакаде Иван Диодорович и Алёшка поднялись на борт.

— Я в трюм, дядь Вань. Охота редукторы пощупать.

— Шею там не сверни.

Алёшка нырнул в проём багажного отсека. Вскоре Иван Диодорович услышал из утробы теплохода лязг железных дверей и скрежет петель.

Иван Диодорович смотрел на затон, заставленный на зимовку пароходами и баржами. Дымовые трубы, мачты с такелажем, трапы, плоскости палуб, ряды квадратных окон, дуги шлюпбалок, струны лееров, барабаны лебёдок, изгибы колёсных кожухов — привычный и любимый хаос речного флота. «Лёвшино», пришедший последним, притулился на чужом месте — у пирса для нефтебарж. За дамбой виднелась Кама с тёмной промоиной фарватера. В белом небе ветер ворошил пуховые облака, будто распихивал перины, и сеялся редкий снежок.

Лангер и Ганька не заподозрили, что команда «Лёвшина» сама перебила балтийцев Бубнова. Сгинул десант в Усть-Речке — и чёрт с ним, на войне и не такое бывает. Особый отряд штабс-капитана Аплока отпраздновал победу над ижевцами и воткинцами: Красная армия заняла заводы и подавила мятеж. Навигация завершилась. Флотилию расформировали. «Лёвшино» отогнали на завод «Старый бурлак», освободили от брони и отправили в затон на покой.

Команда разошлась по домам, Серёгу Зерова уложили в госпиталь. В рабочих казармах при затоне, кроме капитана, остались те, у кого в Перми не имелось своего жилья: Катя с Алёшкой, князь Михаил и Федя Панафидин с Яшкой Перчаткиным. В полупустых бараках места нынче хватало всем.

Алёшка вылез из трюма с медным чайником в руке.

— У Яшки перенял тягу к чужому добру? — нахмурился Иван Диодорович.

— Чайник ничей! — обиделся Алёшка. — А Яша только фокусы показывает!

Алёшка, понятно, врал. Он поселился в каморке с Перчаткиным и, ясное дело, вынудил шулера Яшку научить его мухлевать в картах.

— За такие фокусы везут на Акатуй, — проворчал Иван Диодорович.

— Чайник мне для жизни нужен! Мы с Катькой и с князем решили на даче какой-нибудь зимовать. Я хозяйство завожу!

За мощёным съездом к затону начинался дачный посёлок, потянувшийся по крутому берегу Камы на полторы версты. Посёлок был спланирован как единое целое — маленький уютный городок, состоящий из фигурных тесовых домов с башенками, мансардами, верандами и беседками. Дачи принадлежали богатым жителям Перми: коммерсантам, губернским чиновникам, инженерам, банкирам, архиереям. Ушлый Алёшка изучил все дома, бестрепетно отпирая навесные замки куском проволоки, и выбрал что получше. При большевиках, да ещё и зимой, на дачах никто не жил.

— Там же сторож, — сказал Иван Диодорович. — Вышибет вас палкой.

— Не вышибет. Я ему в уплату самогонный аппарат спаял.

Иван Диодорович знал, что Алёшка с Яшкой химичат у себя в каморке, мастерят какую-то бандуру. Яшка ходил шарить на пароходы, искал чего-то. Теперь понятно, что там за бандура была. А Яшка искал змеевик.

— Как у Дмитрия Платоновича и Настасьи Львовны такой каторжанин вырос? — спросил у низких небес Иван Диодорович.

— Ничё не каторжанин! — гневно возразил Алёшка. — Я по-честному!

— Чем вам в казарме-то плохо? Сами себе хозяева!

— Так ведь не мне, а Катьке надо. У неё зимой живот будет.

— Какой живот?..

И тут Иван Диодорыч застыл, потрясённый пониманием. Алёшка тоже застыл, открыв рот, — он проболтался, чурбак безмозглый!..

— Дядь Вань, только Катьке не говори, что это я тебе растрепал! — быстро попросил Алёшка. — Я патефон на одной даче нашёл, могу подарить!

Иван Диодорович без слов отстранил рукой Алёшку с его позорной взяткой, сгрёб с планширя снег и приложил ко лбу.