Книга: Дерзкое ограбление
Назад: 19
Дальше: 21

20

Зоран Петрович вышел заранее, решив пройтись по улочкам Подгорицы. На долину уже легли сумерки, и на смену пасмурному дню пришел теплый свет городских огней. Он свернул на широкий бульвар Святого Петра в Цетинье, протянувшийся вдоль Королевского парка. Деревья цвели вовсю, как будто не хотели верить в долгое лето и решили выставить напоказ все, что есть, уже в конце июня. В этому году весна и начало лета в Черногории выдались неожиданно холодные, и короткий темно-синий летний плащ, сшитый на заказ в Стокгольме, не защищал от холода, так что длинные шаги Петровича были еще длиннее обычного.
У Подгорицы было много имен: место, в котором две крупные реки сливаются и текут через Европу к Средиземному морю, всегда привлекало жителей.
Петрович пересек Морачу по уродливому автомобильному мосту, с которого, однако, виднелись остатки старого каменного моста через реку Рибница – один из немногих исторических памятников, не уничтоженных во время бомбежек во Вторую мировую войну. На другом берегу находился отель «Подгорица», куда Зоран и направлялся. В баре этого отеля в фойе работает один из лучших барменов в столице.
Петрович занял столик у окна с видом на ветвистое русло реки, заказал оливки и стакан теплой воды. Было только без четверти восемь вечера, он пришел на пятнадцать минут раньше. Он достал телефон, которым пользовался в Черногории, и оценил – отсутствовал всего две недели, а пришло уже сорок три сообщения. Быстро пролистнув их все, Петрович вернулся к первому и принялся писать ответ. Все важные деловые партнеры знали его шведский номер, по которому он был доступен всегда, а этот номер он давал всем.
Хотя Зоран приезжал в Черногорию не чаще пары раз в месяц, он чувствовал себя здесь как дома, как и в Швеции. В Подгорице можно найти следы многих поколений семьи Петровичей, а, значит, он – часть общей истории. Те из его семьи, кто пережили столетия войн и разрухи, выдержали благодаря глубоким корням: стоит только покопаться в истории, и всегда найдется какая-нибудь ниточка, связывающая с семьей.
В Стокгольме Петрович создал свою собственную вселенную. Там наоборот, казалось, все приезжие – с севера Швеции, из Финляндии, из Турции. Пригороды столицы вибрировали от энергии подозрительности и нервозности, с которой приезжие старались влиться в общество или, наоборот, держаться особняком.
Петрович не хотел надолго оставлять ни один из своих городов.
* * *
Бар и ресторан отеля постепенно заполнялись посетителями. По сравнению со Стокгольмом жизнь в Подгорице начиналась позднее; ритм жизни в странах Средиземноморья подстроен под другой климат. Петрович смотрел, как у горной гряды темнеет серое небо. Он привык ждать вот так только красивых женщин и состоятельных мужчин.
Филип Цивич не принадлежал ни к одной из этих категорий.
Петрович затеял все это ради Мишеля Малуфа, которого считал своим подопечным и кумиром одновременно. Было удивительно трогательно наблюдать, как маленький Мишель растет и набивает шишки, которые впоследствии сделали его тем, кто он есть. Сейчас у Петровича не было повода для того, чтобы покровительствовать Малуфу, но за столько лет у него выработалась такая привычка. Впрочем, в этот раз у Петровича были причины помочь младшему товарищу. Во-первых, он прекрасно знал, как долго Малуф облизывался на денежное хранилище в Вестберге, и понимал, что это шанс осуществить мечту жизни. А во-вторых, он чувствовал себя виноватым в том, что Малуф потратил так много времени на эту историю с инкассаторскими чемоданами.
Чтобы выйти на Манне Лагерстрёма, пришлось постараться, а вот в том, что в Черногории есть пилоты вертолетов, Петрович не сомневался с самого начала.
Все двадцатое столетие Балканский полуостров терзали жестокие гражданские войны. Исторические разногласия между народами то сглаживались, но усугублялись, и весь мир поражался той ненависти, с какой относились друг к другу прежние соседи. Дядя Зорана Петровича уже в раннем возрасте дал племяннику полезный совет – «наплюй на политику, проживешь подольше». И Зоран ему последовал, стараясь как можно дольше игнорировать вопросы, у которых нет решения. Он продолжал представляться югославом и со временем стал искусным дипломатом в конфликте, который требовал от каждого занять ту или иную сторону.
Во время войны в девяностых Петрович познакомился с теми, кто сегодня занимает высокие должности в Черногории и Сербии: когда-то они скрывались в боснийских лесах, а теперь занимаются инфраструктурой, выдают разрешения на застройку и считают налоги. Раньше они минировали опоры мостов для врагов во всяком рванье, а теперь в костюмах и с галстуками замышляют политические ловушки для своих противников.
К паре таких знакомых Петрович и обратился за помощью – так он вышел на Филипа Цивича, который появился в отеле ровно в восемь и не секундой раньше или позже.
Петрович сразу понял, что это он: невысокий мужчина с густой шевелюрой и темной бородой. Хорошо сшитый костюм не выдавал в нем пилота и бывшего военного, но всем своим обликом он вызывал доверие. Дядя Петровича знал отца Цивича, а у него самого, если ему не изменяет память, был друг детства, который женился на одной из сестер Филипа.
Гость сделал пару шагов в сторону бара и осмотрелся. Петрович поднял руку, Цивич кивнул и прошел к столу.
– Вода или водка? – спросил он, увидев стакан Петровича.
– Вода. Теплая, – ответил Петрович.
Цивич рассмеялся:
– Это твоя фишка, как я понял.
– Ты что, следил за мной?
– Конечно! И ты меня наверняка проверил.
Петрович утвердительно кивнул.
– Мне рассказали о деле в двух словах, и мне это показалось интересным, – продолжил Цивич. – Можешь на меня рассчитывать.
Петрович немедленно почувствовал доверие к пилоту, который тоже заказал воду, но газированную, со льдом и лаймом.
– Но у меня есть пара вопросов, – сказал Цивич.
* * *
Вечер затянулся, и Зоран Петрович невольно рассказал намного больше, чем хотел. Филип Цивич выжил в войне на Балканах за счет того, что ничего не оставлял на самотек. Он задавал много вопросов – некоторые из них были предсказуемы, а другие застали Петровича врасплох, и он отвечал, как мог.
Цивич считал, что приземлиться на крышу ночью – не проблема: вертолет всегда приземляется на специальную металлическую платформу на колесах, которая не сильно превышает размеры самого вертолета и уж точно будет не меньше крыши денежного хранилища.
Цивича больше волновало другое. Уверен ли Петрович, что шведская полиция не отправит свои вертолеты? Действительно ли можно ограбить хранилище за десять минут? Есть ли риск, что полиция откроет огонь? Цивич никак не мог успокоиться, пока Петрович не дал развернутый ответ на каждый вопрос.
Когда вопросы были исчерпаны, и Цивич понял, что от него требуется, уже перевалило за полночь.
– Ладно, и когда я должен это сделать?
– Не позже пятнадцатого сентября, – ответил Петрович.
– Почему так?
– Отчасти это связано с днями недели, – Петрович не ожидал от пилота такой любознательности, – Мы должны сделать это в определенный день, и нам нужно достаточно времени на подготовку. В июле и первой половине августа Швеция замирает…
– До сентября еще далеко. Я могу быть уверен, что вы не передумаете?
– Конечно, – заверил его Петрович.
– Даешь слово?
– Я могу дать кое-что получше.
Петрович достал свою черногорскую чековую книжку и выписал чек на двадцать тысяч евро. Цивич удивленно посмотрел на него:
– Зачем мне это, раз ты дал слово?
– Одно не исключает другого, – улыбнулся Петрович.
Они поднялись и пожали друг другу руки.
Назад: 19
Дальше: 21