Глава 16

Январь 1982 года. С прошлого сентября о новых убийствах не сообщалось, и напряжение, охватившее нашу округу, пошло на спад. Все с облегчением выдохнули.

«Убийства прекратились. Возможно, нападавший попал в тюрьму за другое преступление или даже покончил с собой», – сообщала газета «Пост» в одной из своих передовиц.

Близились ненавистные выпускные экзамены. Нам задавали ежедневно читать новости, желательно из нескольких газет с разными политическими взглядами. И уж совсем чудесно, если в подборке серьезные издания будут соседствовать с желтой прессой, наставляла нас классная руководительница миссис Коутс, любительница давать задания со звездочкой.

Мисс Бекон давно осталась в прошлом, как мой американский акцент и неспособность влиться в коллектив. Первое меня радовало, второе немного огорчало, третье стало спасением. Я пыталась убедить себя, что прекрасно справляюсь без друзей, но, как говорила мама, человек – не остров. Забавно услышать такое именно от нее, но менее справедливым утверждение не становится.

Пока я не завела друзей, на меня находила особо мучительная стеснительность: так ли стою, так ли держу руки? Да и разглядывать школьную доску объявлений никогда не было интереснее.

Теперь же мне было с кем поговорить, с кем сесть за обедом, с кем прогуляться до дома. И хотя веснушчатая задира Салли Снайдерс по-прежнему камнем лежала на моей идеально гладкой дороге, я научилась отпинывать ее с пути.

Мамина любимая присказка про то, что нельзя судить о человеке, не побывав на его месте, в случае с Салли работала так: мама предположила, что Салли обижала других, поскольку боялась, что обидят ее.

– Подозреваю, что она борется с неуверенностью в себе за счет окружающих.

Когда мама вышла из комнаты, Мэтти шепнул мне, чтобы я выбросила подобные глупости из головы.

– Тебе нужно поставить девчонку на место. Покажи, кто сильнее, и она отстанет.

Этот подход был мне по душе, как и мысль ударить Салли по лицу. Между тем предыдущая попытка разобраться с обидчицей на кулаках закончилась полным провалом, о чем я и сообщила Мэтти.

– Слышала выражение: «От палки или камня тело заболит…»?

– «…а слово не заденет и мимо пролетит».

Он кивнул и добавил:

– Поверь мне, все наоборот: словом можно уничтожить.

Так могла сказать моя бабушка, а ирландский говор Мэтти напомнил о дедушке.

Весь вечер я подбирала нужные слова, которые больнее всего ударят по Салли.

На следующий день, стоило мне переступить порог класса, Салли просияла:

– Вот и наша Мисс США.

Все притихли, предвкушая утреннее представление.

Я смерила ее взглядом, как Клинт Иствуд в любимом фильме Мэтти «Вздерни их повыше». Мэтти рассказывал, что смотрел его когда-то с отцом.

– Смейся над моим акцентом сколько влезет, Салли Снайдерс, все равно останешься жирной уродиной.

Раздались смешки. Одноклассники придвинулись ближе.

Снайдерс прошипела:

– Зато я типа правильно говорю.

– Типа?

Снова смех, кто-то из толпы подбадривает: «Так ей, Софи!»

Мы препирались, пока Снайдерс не признала поражение. Когда все разошлись, она предложила мне дружить и пригласила к себе на чай после уроков.

Мне не особо хотелось проводить с ней больше времени, чем необходимо, но меня учили никогда не отвергать извинения, что я и сделала:

– Наверное, смогу заглянуть…

В тот день Салли подарила мне книжку с наклейками и журнал «Джеки», которые я тоже учтиво приняла.

Когда мы перешли в класс миссис Коутс, я уже несколько лет как никого не била и даже писала слова по всем правилам британского английского. Но оставались и темные пятна.

Меня регулярно спрашивали про папу, а я не находила что ответить. К тому же близился День отца – каждый июнь я с ужасом думала, что на уроке труда мы снова будем готовить поздравительные открытки любимым папам.

«Мисс Блайт, но у Софи же нет отца…»

«Конечно, есть. Как бы я родилась?»

Жить без отца – полбеды. Жить с матерью – проблем не оберешься.

Моя была не похожа на других мам. Она не пекла кексы, не завтракала в кафе с подружками. Из-за работы она не могла посещать школьные концерты и участвовать в благотворительности. Мамы моих одноклассниц сплошь были домохозяйками, днем хлопотали по дому, а вечером ходили с мужьями в театры и рестораны. Мама работала в бухгалтерии, а вечера коротала за книгой.

Когда тебе одиннадцать, нелегко быть не такой, как все.

– У тебя прекрасная мама, Софи Бреннан, – сказал Мэтти, когда я стала было на нее жаловаться. – Вкуснее ее яблочного пирога я в жизни не ел. А еще она потрясающе играет в джин рамми, – добавил он, видя, что похвала ее кулинарному таланту меня совсем не впечатлила.

– Не так уж потрясающе, я всегда у нее выигрываю.

– Она поддается.

Я помялась с ноги на ногу и уставилась в пол.

– Была бы она как все…

– Может, им лучше брать пример с нее?

Я упрямо возразила:

– Нет. Ни в коем случае.

– Думаешь, мамы-наседки твоих одноклассников смогли бы в одиночку прокормить семью и воспитать ребенка? Хватит ли им ее упорства и изобретательности?

– Но я бы хотела…

Он положил руку мне на плечо:

– Вырастешь – поймешь.

– Возможно, – сказала я, хотя очень в этом сомневалась.

Пока Мэтти был в Ирландии, кое-что произошло, и, как он предсказывал, я действительно посмотрела на маму другими глазами.

Однажды у нас на пороге появилась заплаканная Люси Аллен. Она училась со мной в одной школе и жила где-то неподалеку. «На ней лица не было», – потом рассказывала мама.

– Ты не видела Моцарта? – всхлипывая, спросила Люси.

Моцарт – ее такса, старая, хромая и больная. Из-за проблем с легкими пес хрипел, как заядлый курильщик.

– Он потерялся в парке. Если не найду, родители меня убьют.

За моей спиной возникла мама, на ходу набрасывая пальто.

– Мы поможем искать. Надевай обувь, Софи.

Люси шмыгнула носом.

– Я не знаю, где…

– Если стоять здесь и плакать, его точно не найдешь. Пойдем.

Поиски заняли несколько часов. Вечерело, на фоне серого неба вырисовывались черные силуэты деревьев.

Люси подняла руки:

– Я сдаюсь. Ничего не получится. Мы никогда его не найдем.

Мама была настроена решительно:

– Нельзя сдаваться. Только представь, как ему страшно одному в темноте…

Вдруг я заметила, что совсем стемнело и в парке безлюдно. В голове прозвучал голос Мэтти: «Легкая добыча».

– Может, нам вернуться? – Я посмотрела на маму, на то, как ветер играет ее кудрями. – Здесь опасно.

– Абсолютно безопасно. Я никому не дам тебя в обиду.

– Но что, если…

Я не могла заставить себя сказать об убийце. Говорить о нем дома за закрытыми дверями – одно, а произнести его имя здесь – почти что призвать. Как черта помянуть.

Мама не разделяла мои суеверия:

– Если нервничать, лучше никому не станет. А теперь думай. Что бы ты делала на месте Моцарта?

– Искала бы еду.

В маминых глазах промелькнула искорка озарения, и она уверенно зашагала в сторону кафе, так что мы за ней едва поспевали.

– Кто тут у нас?

Такса сидела у входа в кафе и ждала, что ее впустят.

– Твоя мама лучше всех, – сказала на обратном пути Люси. У ее ног семенил Моцарт.

– Да, классно она догадалась про кафе.

Подруга покачала головой и, дотронувшись до моей руки, повернула к себе.

– Не в этом дело. Кто еще весь вечер искал бы чужую собаку?

– Ей несложно.

– Вот именно.