Глава 11

Спустя полтора месяца жизни в Оксли мозоли на руках Роуэн огрубели, а все тело болело так, будто его таскали по каменистому руслу ручья в глубине сада. Почти каждый вечер она добиралась до кровати, уже засыпая на ходу, и редко видела Элис, которая ложилась еще позже.

Роуэн быстро запомнила, как именно нужно раскладывать вещи для хозяина, как лучше всего полировать латунные подсвечники и чистить столовые приборы с ручками из слоновой кости, как исправно натирать до блеска камины и, что особенно важно, как аккуратнее выливать ночные горшки в выгребную яму в конце улочки. Благодаря ее усилиям, даже немного уменьшилась гора одежды, которую необходимо было заштопать и починить. Однако, к разочарованию Роуэн, ей никак не удавалось наладить отношения с Элис. Девушка избегала ее при каждом удобном случае, а на вопросы отвечала как можно короче, обычно ворча или вздыхая.

– Я вовсе не хочу занять твое место, – прошептала Роуэн как-то вечером, когда Элис молча забралась в кровать.

– Не думай, что когда-нибудь станешь его любимицей, – ответила Элис. – Как бы ты вокруг него ни увивалась.

Роуэн застыла.

– Что ты хочешь сказать?

Элис промолчала.

Роуэн старалась выполнять свою работу как можно незаметнее, и ей просто не приходило в голову, что хозяин или хозяйка могут как-то выделять слуг.

– Мое присутствие не должно тебя беспокоить, – произнесла она. – Тебе незачем волноваться. Я вовсе не хочу становиться ничьей любимицей.

Девушка только фыркнула и перекатилась на бок, притворяясь, что спит.

С той ночи у Роуэн не было времени обдумать их разговор, но когда она как-то вечером столкнулась с Элис, выходившей из комнаты хозяина незадолго до ужина, у нее мелькнуло подозрение, так как у горничной не могло быть никакой причины там находиться. Элис проскользнула мимо, пробормотав что-то про сорочку, которую нужно было заштопать, при этом избегая смотреть ей в глаза, и в тот миг Роуэн начала понимать, что у враждебности Элис могут быть еще и другие причины.

Патрик Холландер часто отсутствовал, то уезжая в Лондон, то занимаясь какими-то загадочными делами в Оксли. А хозяйка, насколько успела заметить Роуэн, в основном играла на фортепьяно или читала у огня, и Роуэн, выполняя уже привычные поручения по дому, привыкла слышать доносящуюся из гостиной музыку. К одной мелодии миссис Холландер возвращалась особенно часто. Роуэн вспомнила, что ее матушка напевала похожий мотив, убаюкивая Альби. Колыбельная. И каждый раз, когда Роуэн слышала эти ноты, она вспоминала о потускневшей детской погремушке и замечала, что корсаж хозяйки спереди так и остается ровным и плоским.

Роуэн привыкла к шуму и болтовне, постоянному движению и множеству людей повсюду, и дом торговца шелком казался ей неестественно тихим; часто ее оставляли одну чуть ли не на весь день, без присмотра, хотя она все равно не осмеливалась расслабиться и выполняла все как положено. Когда выдавались драгоценные свободные минутки, она бродила по саду – длинной полоске земли, огражденной высокими кирпичными стенами, любуясь росшими вдоль них колючими кустами роз и плетущейся жимолостью. В дальней части разросся фруктовый сад, настоящие дебри яблонь, терновника и мушмулы, а за ними – ручей, заросший водяным крессом, болотной калужницей, мальвой, примулой и кипреем. Она также обнаружила огород с травами и некоторыми лекарственными растениями, включая ее любимые пиретрум девичий, лимонную мяту, бальзамическую пижму, иссоп и ромашку. Роуэн решила, что как только сможет, соберет перечную мяту, розмарин и сальный корень, или окопник, и сделает себе мазь для уставших мышц, приготовит из высушенной лещины бальзам для кожи и накопает корней ворсянки, в изобилии растущей в саду, для лечения желудка и нервов. А когда наступит лето, она будет собирать лепестки шиповника и лаванду, чтобы сбрызгивать простыни ароматной водой.

Как-то днем она провела в саду почти час в поисках ингредиентов для микстуры: Пруденс кашляла так, словно бумага шуршала о камень, а спальня ее находилась рядом с их с Элис комнатой, так что если облегчить боль, все трое спали бы крепче.

В дальнем углу сада, за фруктовыми деревьями, начинался склон, и после тщательного исследования Роуэн обнаружила там кустики розмарина и шалфея. Сорвав по несколько листиков каждого растения, она бережно убрала их в карман, стараясь не повредить нежные свежие листочки. Затем в дальнем углу она нашла то, на что так надеялась: шиповник, еще с плодами.

Набрав побольше ярких ягод, она поспешила домой, где увидела стоявшую у черного хода Пруденс с длинной метлой в руках.

– Ты что там делаешь, девочка? Я уже давно тебя зову, не слышишь? Заходи сейчас же, а то до смерти замерзнешь, ветер сегодня жестокий.

Роуэн была так поглощена своими поисками, что почти не чувствовала холод. Она вытащила пригоршню ягод из кармана:

– Я могу приготовить отвар, – сказала она. – От кашля. Вам станет легче.

Пруденс с сомнением посмотрела на нее, взвешивая плюсы и минусы подобной затеи.

– Раз твоя мазь так помогла юному Томми, – наконец произнесла она, – скажу, что это очень мило с твоей стороны, спасибо за заботу. Только смотри, чтобы на кухне все было в прежнем виде, не создавай мне лишней работы.

Позже Роуэн принесла свежей воды из колодца, бросила в кастрюльку собранные травы и ягоды и кипятила их до тех пор, пока жидкость не потемнела. Тогда она добавила туда немного меда и уксуса. Оконное стекло запотело от пара, в кухне было тепло и уютно. Приятнее места в доме было не найти, и Роуэн тихонько напевала себе под нос песню, которой ее научила матушка: об убитом горем возлюбленном и белом саване. От нее становилось грустнее, но Роуэн все равно мурлыкала ее себе под нос. Когда ягоды размякли, она, процедив отвар, бросила их в ступку, когда-то принадлежавшую матушке, и растерла в кашицу, а затем положила обратно в кипяток. Ступкой ей служил простой выдолбленный камень с каменным же пестом, но Роуэн нравилось думать, что он еще хранил что-то от матушкиного дара.

Решив, что уже прошло достаточно времени, Роуэн процедила микстуру в бутылочку с мерной шкалой и оставила остывать на подоконнике. Позже она заткнет ее пробкой от одной из пустых бутылок портвейна, найденных у хозяина. Приготовить настой от кашля было сущим пустяком, но, работая, Роуэн ощущала связь с женщинами ее семьи, ушедшими задолго до ее рождения, которые точно так же готовили целебные отвары, и это придавало ей сил.

Как-то днем у черного хода вновь появился Томми Дин и показал собравшимся в кухне женщинам свою ногу:

– Поглядите! – воскликнул он торжествующе. Рана полностью затянулась, и был виден лишь бледный шрам. – Будто ничего и не было.

Роуэн широко улыбнулась в ответ, радуясь, что он здоров, и еще больше радуясь его приходу, так как в свободное время она ловила себя на том, что вспоминает его теплую улыбку и гадает, увидятся ли они когда-нибудь вновь. И хотя с их первой встречи прошло всего несколько недель, Томми будто стал крепче и сильнее за это короткое время, раздался в плечах. Голос его стал глубже, а сам он – заметно выше. Это напомнило Роуэн, что ее братья тоже растут и меняются, и на мгновение ей взгрустнулось, что они так далеко.

– В будущем ты будешь держаться подальше от лошадей, не сомневаюсь, – заметила она.

– Уж точно буду проворнее, – рассмеялся он.

Пруденс одобрительно кивнула ей:

– У тебя редкий дар, Роуэн, – признала кухарка.

– Какой это? – спросила Элис, подняв голову от носка, который штопала.

– Целительства, – ответила Пруденс. – Я сама видела, кашель-то мой уже куда легче.

Элис вновь опустила голову к шитью, но Роуэн успела заметить презрительную ухмылку, исказившую ее черты.

– Ты не согласна, Элис? – храбро спросила она.

– Не думаю, что у меня есть мнение, каким бы оно ни было, – ответила та, хотя уничижительный тон шел вразрез со словами. – Лучше бы хозяину ничего об этом не слышать, – добавила Элис. – Если он обнаружит в собственном доме хоть малейший намек на волшбу или колдовство…

– Ну-ка тихо! – прикрикнула Пруденс, делая знак от злых духов. – Не произноси такие слова в этих стенах. Мы говорим только о даре исцеления, ничего больше.

– Помните о том, что случилось со вдовой Спэнсвик, – загадочно ответила Элис.

– Что? – спросила Роуэн.

– Она продавала сиропы, бальзамы и все такое, – начала рассказывать Элис. – Приходила в город в базарные дни. И как-то, когда время сбора урожая уже близилось к концу, заболела дочь пекаря. Оспа. Он умолял дать ему настойку, а потом напоил ею жену, но жена и ребенок обе умерли за неделю. Лежали холодные как мрамор.

– И что случилось потом? – спросила Роуэн, и сердце тревожно замерло в груди.

– Вдову выгнали из города, – продолжила Элис, явно смакуя историю. – Несколько мужчин, включая нашего хозяина, нашли ее на рынке и предупредили, что если она еще сунется в Оксли, то предстанет перед магистратом. Только чтя память ее мужа, которого все уважали, ее не бросили в тюрьму и не обвинили в отравлении. – На этих словах Элис посмотрела Роуэн прямо в глаза.

– Хватит пугать девочку, – упрекнула ее Пруденс. – Роуэн никогда бы так не сглупила и не стала бы пытаться лечить оспу.

Элис пожала плечами, возвращаясь к шитью с прежним скептическим выражением на лице, и Роуэн почувствовала, как по спине пробежал тревожный холодок.

Большую часть времени госпоже Холландер прислуживала Элис, но как-то днем, когда служанку отправили с поручением, хозяйке нанесли визит две дамы. Подавая им чай и сладости, Роуэн завороженно и украдкой поглядывала на их дорогие наряды и элегантные прически. У одной явно виднелся животик, и Роуэн, краем уха услышав оживленный разговор о прибавлении в семействе, заметила, как безмятежное выражение хозяйки дрогнуло.

Когда дамы наконец ушли, Кэролайн подозвала Роуэн и повела ее в магазин на первом этаже дома. Там Роуэн, от восхищения раскрыв рот, разглядывала отрезы тончайших тканей, разложенных на длинном широком прилавке, такие красивые и струящиеся, что они переливались через край, точно река через плотину. Ей ужасно хотелось дотронуться до них, самой ощутить их мягкость.

– Выберем тебе материал для нового платья. Не могу допустить, чтобы ты снова подавала чай моим друзьям в таком виде, – объявила Кэролайн, окинув взглядом рубашку Роуэн из грубой ткани и льняное платье в заплатках. – Одному Богу известно, что они подумают о нас, раз мы даже горничных нормально одеть не можем.

Глядя на все эти шелка перед ней, Роуэн чувствовала себя подобно изголодавшемуся бедняку на пиру с изысканными яствами. Что ей разрешат выбрать? И разрешат ли вообще или останется только принять то, что дадут? Наряды Элис, хотя и попроще, чем у госпожи, все равно были модными и сшиты специально для нее. На прилавке лежало несколько тяжелых книг в кожаных обложках, с выкройками, но Роуэн не могла признаться хозяйке, что уже заглядывала туда украдкой, пока каждое утро подметала в магазине полы, и видела прикрепленные там образцы яркой материи. Ей вспомнился один кусочек, в нежно-розовую полоску, и другой, с узором из крошечных букетиков голубых и желтых цветов, и Роуэн замечталась, представляя прекрасное платье с пышной юбкой, рукавами в тон и лифом, идеально сидящим на корсете.

Джеримая, их служащий с узким осунувшимся лицом, достал отрез однотонной тонкой ткани с шелковистой отделкой, но цвет у нее был как у воды в лохани, где Пруденс мыла тарелки после обеда, – что-то вроде темного серо-коричневого.

– Вот это очень прочное, – окинув взглядом потрепанную одежду Роуэн, предложил он.

Серое, как обмылки, в которых утонули ее надежды. Не стоило ей мечтать о более симпатичном цвете. Роуэн постаралась скрыть разочарование.

Кэролайн согласно кивнула:

– И новый чепец тоже понадобится. И, возможно, пара лент, потому что даже горничная мечтает о нарядах, как у герцогини. Роуэн, ты можешь сама выбрать отделку.

– Да, госпожа. Благодарю вас. – Это был жест доброты, и Роуэн поняла это.

– Могу я тебя кое о чем попросить? – спросила Кэролайн, когда они, отойдя от магазина, зашли в гостиную. Миловидное личико порозовело от непонятного выражения, одновременно надежды и тревоги.

– Да, госпожа?

– Как я понимаю, ты умеешь готовить травяные настои и тому подобное.

Хорошенько подумав, Роуэн ответила:

– Это… это самые обычные средства, – пробормотала она, вспомнив рассказ Элис про вдову Спэнсвик. – Простые настойки и микстуры, не более того.

– Понимаю, – ответила Кэролайн. – Ничего сильнодействующего?

Лидия Шиэрс, госпожа Энн Боденхайм, сестры Хандсель: матушка прошептала эти имена Роуэн, рассказав об их судьбе, предостерегая. Даже сейчас кого угодно могли оштрафовать или бросить в темницу по обвинению в колдовстве. Роуэн медлила, не зная, как лучше ответить, но ее выручила сама хозяйка, которая продолжила:

– Как ты понимаешь, это довольно деликатный вопрос. Не из тех, что я стала бы обсуждать со служанкой. И я рассчитываю, что ты сохранишь наш разговор в тайне.

Роуэн кивнула, заметив сейчас, когда они стояли бок о бок, какой тоненькой была хозяйка: ее талию будто можно было обхватить одной ладонью.

– В таком случае я буду говорить откровенно. Мы с супругом в браке пять лет, но Господь пока не дал нам детей. Я каждый день молила его, пока уже не могла стоять на коленях, но напрасно. Должна признать, для меня это большое горе. Я беспокоюсь, что наш брак поразил недуг, и все это потому, что я не могу произвести на свет наследника.

Кэролайн постукивала пальцами по юбке, явно не отдавая себе отчета. Роэун вспомнила потускневшую детскую погремушку, которую она как-то нашла и с тех пор больше не видела.

– Вынуждена спросить тебя, не знаешь ли ты о каком-нибудь лекарственном средстве, которое могло бы… – Она откашлялась. Вспыхнувший румянец выдавал ее смущение. – Помочь с этим.

Роуэн задумалась, насколько мудро будет раскрывать глубину своих познаний. Если она согласится, не заподозрит ли ее госпожа в противоестественных деяниях, особенно если ей ничего не удастся? А если узнает хозяин? Она содрогнулась, представляя, что может случиться в таком случае. Но если она откажется, госпожа может ее невзлюбить. Роуэн хотела бы помочь, если бы могла, потому что быть женой, но не матерью – состояние, достойное сочувствия.

Оба варианта таили в себе угрозу.

– Я слышала об одном снадобье, – осторожно начала она. – Но если использовать неправильно, оно может быть опасно. И я не уверена, что смогу найти все необходимое.

На лице Кэролайн отразилось облегчение, и Роуэн вновь увидела, какую нежность улыбка придает ее чертам.

– Превосходно. Я сообщу Пруденс, чтобы тебе освободили время на поиски всего необходимого. В лесу к северу от города можно найти все, что душе угодно, насколько мне известно, какие-то травы больше нигде не растут. Однако если что-то все же сыскать не удастся, можешь обратиться к аптекарю. Только не забудь сказать, чтобы счет отправили напрямую мне, а не моему супругу.

– Некоторые ингредиенты могут оказаться дорогими, – предупредила Роуэн, но Кэролайн отмахнулась.

– Об этом не думай. – Она будто пропустила мимо ушей предупреждение о том, что лекарство может не удаться. Роуэн знала немало о рождении детей, наблюдала и даже один раз помогала матушке принимать роды, но зачатие, зарождение новой жизни, помимо увиденного в хлеву и на пастбище, было чем-то совершенно иным.

Роуэн мысленно вернулась в прошлое, когда она наблюдала за матушкой, тщательно искавшей нужные растения, а затем перетиравшей их при свете луны. Слава богу, что она ни на что не отвлекалась и что матушка заставляла ее повторять ингредиенты и порядок их смешивания, пока не убеждалась, что Роуэн может перечислить все без единой ошибки. Возможно, она сможет разыскать крапиву, одуванчики, фиалковый корень и кое-что еще в окрестностях.

– На сбор трав мне потребуется несколько недель. По меньшей мере до начала весны, – сообщила Роуэн.

Кэролайн нетерпеливо вздохнула.

– А ты уверена, что раньше не выйдет?

– Какие-то должны успеть зацвести, – покачала головой Роуэн.

– Что ж, вероятно, еще несколько месяцев особой роли не сыграют, – заметила Кэролайн, вновь вздыхая. – Но ни слова моему мужу.

– Конечно же нет, госпожа. – Перед мысленным взором Роуэн мелькнуло детское личико. Но от этого образа не веяло теплом, ребенок был бледен точно воск, глаза закрыты, и она поспешно отмахнулась от видения.

– Как я понимаю, ты сирота, но у тебя четыре брата.

Роуэн удивилась, что Кэролайн обратила на это внимание. Вероятно, Пруденс сказала ей, так как сама она совершенно точно никому больше ничего не рассказывала.

– Они все младше меня, – кивнула она.

– Ты, должно быть, скучаешь по ним, семья – это большое утешение. Если у тебя все получится, вероятно, я смогу убедить мужа дать тебе неделю отдыха, и ты сможешь навестить их.

– О, благодарю вас, благодарю!

Роуэн уже повернулась, чтобы уйти, но Кэролайн остановила ее:

– И вот еще что, Роуэн…

– Да, госпожа?

Достав из кармана платья сложенный лист бумаги, Кэролайн протянула его Роуэн.

На мгновение Роуэн недоумевала, что это может быть.

– Твое жалованье, – пояснила хозяйка.

Роуэн взяла сверток, ощущая в руке вес, осязаемое доказательство ее тяжелой работы.

– Очень вам признательна, госпожа, – ответила она, приседая в книксене. Кэролайн кивнула ей, отпуская, и Роуэн направилась к себе в комнату с кружащейся головой. Она поступила правильно, предложив помощь. Она и надеяться не смела, что через несколько месяцев сможет увидеть братьев и привезти дяде и тете заработанные деньги, плату за их содержание. Это был неожиданный добрый поступок.