Глава 10

Господи, что же я могу ещё от неё услышать? За что этой милой хрупкой женщине столько испытаний? Чего она ещё не пережила в этой жизни? Смотрю на неё и думаю об этом. Не могу просить её начать этот сложный для неё рассказ, видя, как она мучается, как набирается смелости для очередной исповеди. Но я не храм! А для этой исповеди она выбирает меня…

Иногда жизнь так круто может повернуться, что и нарочно не придумаешь такого финала. Моя одноклассница пережила всё, к чему не была готова в юности. А встретив её и выслушав все перипетии, которые ей пришлось пережить, думаешь: радоваться надо, что тебя судьба увела от этих испытаний.

Я хорошо знала эту семью, бывала в их доме, поэтому всё, о чём услышала, мне легко было представить и записать! Что я и сделала в скором времени, когда готовила очередной сборник рассказов.

– Опять проспала! Опять не пошла в училище, опять отец будет мне выговаривать, что не так воспитала, не так воспитывала, не так занималась воспитанием! Лахудра ты, лахудра. Что ещё тебе сказать? Сколько я сил тебе отдала, а ты? Что из тебя получится? Что? В школу ходить не хотела. Ладно, в училище устроила тебя, дурочку. Так училась бы! Училась бы!

– Мама, больно! Хватит стучать меня по голове! Стучишь и стучишь. Я что, железная, что ли?

– Так тебе хоть стучи, хоть не стучи: как была ни к чему не приспособленная, так и осталась! На кого ты похожа, а?

Татьяна Васильевна глубоко вздохнула, вытерла воротником кофточки набежавшую слезу, прошла на кухню, открыла холодильник, достала початую бутылку водки, плеснула жидкость в гранёный стакан, выпила её залпом, выдохнула, прижала ладонь к губам, зажмурилась так, что стала похожа на старую обезьянку.

– Все нервы мне вымотала. Вся в своего отца! Вся! Ленивая, грубая!

Татьяна снова налила водки, подняла стакан, посмотрела содержимое на свет, встряхнула, раскачивая жидкость, понюхала, поморщилась, на секунду отвела стакан в сторону, закрыла глаза и медленно, маленькими глотками выпила его содержимое до дна. Перевернула стакан, потрясла, как будто хотела убедиться, что он и правда пуст, поставила на стол. Громко. Снова подняла. И ещё раз поставила на стол. Очень громко. Нервно. Ей хотелось этим ударом стакана об стол вырвать из своей груди кусок обиды и безысходности, который комом торчал в горле и мешал дышать. Мешал жить, думать, существовать. Он давил. И не исчезал. Никак не исчезал. Она ещё раз подняла стакан и камнем, изо всех сил ударила о крышку стола. Стакан издал глухой звук, но выдержал этот напор хозяйки; затем, уже не скованный её рукой, опрокинулся и, перебирая гранями, прокатился по столу. На секунду задержался на краю, как будто размышляя: стоит ли? Упал со стола. Упал, но не разбился. Прокатился к ноге хозяйки, замер. Женщина пнула его. Но не подняла.

– За что это мне? За что, а? Чего я только для них не сделала, а? Работала, одежду покупала, какую пожелают, кормила. И что? Что? Никакой благодарности! Ни-ка-кой.

– Ма! Что есть будем? Опять ничего не сварено. Опять пьёшь! Я всё отцу расскажу! На меня кричишь, а сама?! Хватит пить! Стакан валяется! Что, поднять нельзя, что ли? Совсем уже!

– Эх, дочка, ничего ты не понимаешь! Ничего! Тебе семнадцать. И что? Школу не окончила, как твои подруги. В училище не ходишь. Надо, надо окончить училище-то! Товароведом устроилась бы куда-нибудь.

– Мама! Какие товароведы? Бизнес кругом! Продавцом бы взяли куда-нибудь! Что ты бредишь? Иди проспись. Только и знаешь меня учить жить. Надоела! Отец приедет, скажу, что опять пила.

– Лахудра. Лахудра и есть. Думала, дочку родила. Подружкой будет. Будет на моей стороне. Всегда рядом. Я всю жизнь одна. Ни сестры у меня. Ни нормального брата. Мать всегда была только с ним. Не нужна была матери я. Вот и с тобой ничего не получилось. А как жаль!

Татьяна устало поднялась со стула, провела рукой по волосам, сняла резинку, снова надела на волосы, подтянула тоненький хвостик из волос, машинально поправила чёлку.

– Сварила бы хоть каши себе какой. Колбасу одну ешь. Не треснешь, дочка, а?

– Иди, иди. Напилась, цепляешься опять. Колбасы пожалела. Как ты меня достала! Скорее бы свалить от вас!

Татьяна, не раздеваясь, легла на кровать. Слёзы градом лились из глаз. Ей было обидно. Как так получилось, что никто не стал подчиняться, никто не слушает её, не уважает? А она… она всё, всё делает для них. Работает. Бизнес не шутка. Попробуй-ка его начни, вытяни налоги, заплати за товар, продаж нет, скидки, кредиты, аренда, продавцы… продавцы воруют. А если не воруют, то требуют прибавки к зарплате. Вот и крутишься сама. Никто не помогает. Никто не понимает. Вертишься на нервах своих.

Водка взяла своё. Татьяна повернулась на бок и не заметила, как уснула. Разговора дочки-лахудры с подружкой она уже не слышала.

– Лен, прикинь: моя опять напилась. Ага. Настучала по голове, что на учёбу не пошла. Достала уже. Куда б деться? Отец приедет, тоже начнёт мозги выворачивать. Что там сегодня было? Да ты что? Новый препод? Откуда? Ничего себе! Завтра приду! Надоело всё. Давай в город умотаем, а? Летом, конечно.

…Свекровь невестку не приняла. А муж назвал дочку в честь жены – Танечка. Уж очень любил он жену свою ненаглядную. Так любил, что ослушался-таки матери своей, женился. Мать своего отношения к избраннице сына не изменила до дней своих последних. А та старалась. Муж ухожен, накормлен, дочка родилась. Так нет! Всё не так. Хотелось свекрови с образованием невестку, чтобы музыкальными инструментами владела, хотя бы «пианином», чтобы по праздникам музыка в доме звучала.

Пианино много лет в доме мужа стояло без дела. Сыновьям было куплено, чтобы играли. А они всё в футбол да в шашки. Так и сох инструмент у окна на солнышке. Уже и расстроен был, звуки издавал фальшивые, трёхслойные, глухие. Многие клавиши вообще перестали звучать. Но свекровь мечтала о невестке, которая смогла бы реанимировать фортепиано и радовать её.

Вот так Татьяна и пришлась не ко двору. Десять лет свекровь пилила, придиралась, теснила сноху. Муж сначала защищал жену, за что тоже подвергался нападкам со стороны матери. Потом привык и уже не обращал внимания на эти попрёки. Махнул рукой на стычки женщин. А Татьяна страдала. Молча. Понимая, что уже никто её пожалеть не хочет.

Так и жили. Каждый сам со своими проблемами, изнашивая душу обидами и невысказанностью.

Шли годы. Муж из-за своей мамы охладел к жене, стал реже бывать дома, чаще находился в командировках.

Дочка подросла, пошла в школу, и Татьяна занялась бизнесом. Начинала робко, со страхом, не веря в успех. Потом втянулась, стала зарабатывать, мало-помалу сумела заработать на двушку.

Наконец-то семья стала жить отдельно от свекрови. Для матери мужа это был удар! Как же так? Почему она должна теперь сама следить за домом, готовить, ходить в магазин? Но Татьяна была неумолима. А муж так и бегал к своей матери каждый день, выслушивал её капризы и истерики, злился, приходил домой издёрганный, нервный. Квартирой Таня занялась с удовольствием. Пыталась наладить сломанную семейную идиллию, старалась, наводила уют, рвалась на части между работой и домом.

Но… время было потеряно. Муж окончательно охладел. Супружеские обязанности не выполнял. Дома бывал редко. Дочка, постоянно настраиваемая свекровью, стала дерзить, грубить, пропускать уроки. Татьяне трудно было с ней. Отец практически не занимался воспитанием. И злился, если жена жаловалась на дочь.

Таня старалась, делала всё, чтобы в семье были мир и покой. Но их так и не было. В отсутствие мужа Татьяна начала выпивать. Сначала с подружками, потом и одна. Дома. Муж вначале не догадывался, что жена пьёт. После рассказов дочки бранил жену, стыдил. Потом махнул рукой – делай что хочешь, надоело! А вскоре и совсем ушёл. Ни уговоры, ни обещания не смогли вернуть мужа.

Ушёл к молодой, красивой, самостоятельной. Затем и дочь уехала в город. Татьяна Васильевна, так много сил отдавшая тому, чтобы сохранить семью, осталась совсем одна.

Вначале она совсем с катушек съехала. Пила. Неделю пила. Никак не могла остановиться. Дочка посмеивалась над несчастной матерью, да и домой перестала приходить. Пять ночей не ночевала. Таня с ума чуть не сошла. И из запоя никак выйти не могла. И дочку надо искать! Хоть вешайся, горе-то какое!

Кое-как себя в руки взяла. В порядок привела. Мочегонных таблеток напилась. Накрасилась. Да уж разве сотрёшь с лица весь этот запой недельный? Все понимали всё, да молчали. Что ещё можно сказать? Запретить? Не запретишь. Дело личное. Взрослая, думать должна.

Прошло три года. Татьяна кое-как сводила концы с концами. Кризис брал своё. Бизнес умирал. Долги росли. Выхода не было. Что делать? Что? Дочка с горем пополам окончила училище и уехала с подружками в город. Сняли комнату, устроились продавцами. Зарплата была маленькой. Вот и приходилось Татьяне ещё и дочь тянуть: платить за комнату, да и на жизнь немного давать денег. Молодые. Всегда не хватает.

Татьяна Васильевна постепенно привыкала к одиночеству. Да разве ж к нему привыкнешь совсем? Тоска рвала душу, раскаяние в своей слабости не давало сердцу покоя. Как во сне жила Татьяна. День прошёл – хорошо. Интерес к жизни угасал. Подружки исчезли. Зачем нужна она им, целомудренным да без греха, незамужняя? Да ещё и пьющая.

Нет, такая подружка – уже отрезанный ломоть. Такая подружка уже в дом не допускается.

Таня всё понимала. Зла не держала. Терпела, уговаривала себя не сдаваться и жить дальше. По мере возможности посещала дочку в городе. Везла деньги, пироги, соленья. Дочка маму встречала не очень приветливо. Всё ей было некогда, всё она куда-то опаздывала. В институт поступать не собиралась. Мечтала об удачном замужестве. Но с ним никак не получалось. Мать успокаивала. Говорила, что не это главное; главное – чтобы любил, уважал. Но девочка не очень прислушивалась к матери. У неё был свой взгляд на жизнь.

Однажды Татьяна стояла на остановке, ждала автобуса в город. Сумки были тяжёлыми: набрала всего помаленьку, вот и получилось много. Автобус задерживался. Начинался дождь. Кроме неё, на остановке никого. Видимо, в такую погоду мало у кого дела в городе нашлись. Татьяна решила вернуться домой. Промокла насквозь.

Недалеко остановилась машина. Татьяна узнала машину мужа. Тот вышел из авто, раскрыл зонт, перебежал на противоположную сторону, отворил дверцу, подал руку даме, передал ей зонт. Поцеловал в щёчку, помахал рукой и побежал обратно. Дамочка скрылась за дверью супермаркета, а муж на полной скорости промчался мимо остановки, обрызгав свою бывшую жену грязной водой из лужи. Видимо, не узнал ту, с которой прожил двадцать три года. Ну что поделаешь – не бросаться же ему под колёса?! Не упрашивать же, чтобы он их совместной дочери отвёз гостинцы в город да денег немного на баловство там разное. Молодая ведь дочка, незамужняя. Погулять хочется. Чего уж там…

Пришлось Татьяне вернуться домой, уже не раздумывая. Куда ж теперь ехать мокрой да грязной с ног до головы? Несмотря на то, что ещё был полдень, выпила водки. Не хотела начинать, но не сдержалась. Сначала рюмку. Не закусывая. Потом налила водки в стакан. Полстакана. Отрезала хлеба, понюхала, выпила, откусила разок, пожевала. Жевала долго, медленно. О чём-то напряжённо думала, уставившись в одну точку, не моргая, изредка вытирая слёзы кухонным полотенцем. Встала. Прошла в комнату. Сняла мокрые вещи, швырнула на пол. Машинально постелила на диван простынь, бросила подушку. Легла, свернувшись, как в детстве, калачиком. Наревелась от души. Вспомнила мать свою родную, которая часто ей повторяла:

– Лахудра ты, лахудра и есть. Ничего не можешь! Поучилась бы у других. Так нет. Чего уж там, если ума нет? Лахудра.

Потом начала думать о бывшем муже, оправдывать его. Не узнал. Конечно, не узнал. Капюшон на голове, сумки, плащ новый. Он его ни разу не видел на ней. Давно не виделись. Вот и не признал. Чего же обижаться на него? Вот и свою дамочку не проводил до магазина. Торопился куда-то. Да так, что и лужи не заметил, обрызгал с ног до головы. А ей-то что? Промокла же. До него ещё промокла. Дождь шёл. Ничего страшного не произошло. Ни-че-го.

Татьяна с самого его ухода зла на бывшего мужа не держала. Сама виновата. Сорвалась где-то. Не сумела сберечь семейного очага. На дочку голос повышала часто. Терпения не хватило пережить трудности. Да и водочка подвела. Стоило попробовать разок, потом ещё разок. Понравилось. Думала, что так от тоски спасётся как-то. От одиночества в семье. Но… ничего не получилось. Завязла. Сорвалась. Корит себя Татьяна за слабость, да куда уж денешься. Пролетело время, не воротишь. Вот и сейчас – зачем пила? Кто виноват? Сама. Слабая. Ведь клялась же себе не пить! Не прикасаться к водке! Выбросить из дома всё спиртное. Но не выбросила же. И ещё купила пару бутылок. Зачем? Ответа не было…

Наступила зима. Татьяна Васильевна с головой ушла в работу. Дела совсем стали плохи. Бизнес хромал на обе ноги. Приходилось самой торговать, чтобы экономить на продавцах. Здоровье стало подводить. Возраст. Пятьдесят скоро. Да и нервные потрясения в прошлом дают о себе знать. То давление подскочит, то сердечко заноет. Десять лет уж одна.

Мужчину так себе и не нашла. Были ухаживающие. Были зовущие замуж. Да всё не то. Никак не могла Таня мужа забыть. Никто так и не смог растопить её сердце. А ведь были мужчины, готовые быть с ней рядом. Клялись в любви и верности. Только как до дела доходило, перед глазами – муж. До сих пор, оказывается, любимый и незабвенный. Вот так.

После предложений выйти замуж Таня уходила в запой. Дня на три, не больше. Понимала, что это не выход. Но сделать ничего с собой не могла. Да и не мешал ей никто. Уходила в запой, возвращалась из запоя. Привычное дело. Уже стало привычным делом. Пару дней отлёживалась, горстями глотала активированный уголь, мочегонные таблетки, приводила себя в порядок.

И опять будни. Однообразные, унылые, с редкими поездками к дочери в город. Дочка Танюша так и работала продавцом в торговом центре. По-прежнему снимала квартиру. Но уже без подружек, одна. Мать возила продукты, деньги, гостинцы своей единственной дочке. Про замужество ни слова ни разу не было сказано. Дочка так и не нашла любимого. И маме ничего не рассказывала о своей личной жизни.

Отцвела весна. Наступило жаркое лето. Ещё весной Татьяна попала в больницу. Простыла. Долго стояла на остановке, когда последний раз ездила к дочке в город. Автобусы стали ходить плохо, расписания не придерживались. Видимо, не хватало машин. Вот и пришлось полтора месяца болеть в стационаре. К тому же слабость и процесс восстановления сил никак не позволяли Татьяне рискнуть с поездкой в город к дочке. За три месяца Таня-младшая ни разу не проведала мать. Всё отговаривалась, что не дают ей ни отпуска, ни выходных. Вот и не может приехать к маме. Проведать её. А мать терпела. Ждала. И, видимо, по этому так долго выздоравливала. Так долго шла на поправку. Врачи рекомендовали больше лежать. Уколы, процедуры, походы к врачам надолго выбили Татьяну из привычной жизненной колеи.

Женщина мечтала поскорее встать на ноги, привести себя в порядок, повидаться с дочкой. Вот и лето уже. Соскучилась ведь. Надо ехать, раз та не едет к матери. Одними разговорами по телефону не успокоишься.

Сходила в магазин. Купила гостинцев. Собрала сумки. Приготовилась к поездке. Голова после болезни кружилась, слабость мешала быть прежней – сильной и выносливой.

Звонок в дверь был неожиданным и прозвучал так, как будто в квартире взорвались и осколками посыпались на пол лампочки. Татьяна вздрогнула. Но с места не сдвинулась. Ей показалось, что у неё взорвались мозги. Ни с того ни с сего. Просто так вот – р-р-раз! – и взорвались. И стало как-то темно. Неуютно.

Татьяна Васильевна подошла к двери, открыла. На пороге стояла дочь. Но в каком виде! От неожиданности мать ахнула, ноги подкосились, и откуда-то из глубины её организма, который ещё не совсем окреп, вылетел такой пронзительный вопль, подобный сирене, что оглушил даже её саму. Она и не ожидала, что может так вопить. Но продолжала делать это изо всех сил.

– Да заткнись ты уже, мать. Соседей перепугаешь. Не смотри на меня. И дай пройти. Есть хочу. И пить. Как я хочу пить! Сумку занеси. Видишь, не в состоянии уже я сумки таскать.

– Сколько уже?

– Через два месяца рожать. Но! Мать, родила бы и без тебя, да жить негде. Любимый прогнал. И что нам так не везёт, мать, а?

Таня пила воду взахлёб. Та лилась ей на грудь, на большущий живот, на пол. Но дочка пила и пила, как будто делала это впервые за долгое время. Потом резко выдохнула, подняла подол сарафана, вытерла рот, лицо, руки, села на стул.

– Мать, никаких расспросов. Обещал жениться. Бросил. Нашёл другую дуру. Терпи. Скоро родится внучка у тебя. Радуйся. Придумывай имя. Какое хочешь. Мне абсолютно всё равно! А теперь я спать. Устала.

Татьяна разрывалась между работой и домом. Дочка ничего не делала. Целыми днями лежала, ела, лежала, ела, спала. Всё! То, что говорила мать, она никак не воспринимала. В свободное от лежания время сидела за компьютером, громко разговаривала по скайпу. Татьяна понимала, что с отцом её внучки.

Родила через неделю. Рожала трудно. Девочка появилась на свет слабенькой, недоношенной. Из роддома Татьяна Васильевна забирала дочь одна. Накануне позвонила бывшему мужу, чтобы обрадовать внучкой. Но абонент был недоступен.

И так ей стало больно. Так одиноко. Так скверно на душе. Вот и дочка рядом. И внучка появилась, а почему же она так несчастна и одинока? Никак не могла понять, чего ей так не хватает и какая же такая изматывающая тревога треплет её душу. Что это? Старость? Нет, всего пятьдесят один. Болезнь души? Да нет же, с психикой вроде бы всё в порядке. Пить давно бросила. Одумалась. А после болезни и мысли не было начинать всё заново. Так что же так давит и не даёт покоя? Что?

Младенец был как ангел. Спал. Ел. Спал. Ел. Иногда плакал. Татьяна переживала, почему девочка так мало плачет. Может, что-то с ней не так?

– Мать, всё так. Не реви. Вырастет. Радовать тебя будет. Не то что я. Не сложилось у меня. Чего там скрывать, непутёвая я у тебя, мать. А теперь ты воспитай внучку так, чтобы была такой, о какой ты мечтаешь. А я улетаю. Димон вызвал. Улетаем в Германию на ПМЖ. Забирает меня. Про дочку не знает. И ты молчи. Не ломай мне судьбу. Может, это и его дочь, не знаю. Много их было в то время. Он позвал – я еду за ним. Больше никто не позовёт. Годы не те. Поеду. Если что – вернусь.

Татьяна проводила дочь и осталась с месячной внучкой на руках. Помогать некому. Она ещё раз позвонила бывшему мужу. Абонент опять недоступен. «Поменял, видимо, номер», – смирилась Таня. И с головой ушла в заботу о внучке.

Прошло три месяца. Дочка позвонила из Германии. Отчиталась, что она на месте и всё у неё хорошо. Про ребёнка не спросила. Отключилась. А Татьяна так и не успела ничего рассказать о Сонечке.

Сонечке исполнилось полгода. Девочка была спокойной. Татьяна души в ней не чаяла. Но тревога так и не покидала её. Она беспокоилась о дочери. Таня звонила редко. О своей малышке спрашивала вскользь. Видимо, муж был рядом. И Татьяна старалась не нарушать договор. Лишь бы у дочки всё складывалось хорошо.

В это утро Татьяна встала очень рано. Сонечка спала. Таня приготовила завтрак, потом обед, помыла пол, протёрла пыль. Как будто кого-то ждала.

И в дверь позвонили. На пороге стояла женщина лет сорока, хорошо одетая, ярко накрашенная.

– Татьяна Васильевна?

– Да, это я.

– Вы с мужем не разведены?

– Нет. Он не просил развода. Да и мне это было ни к чему. А вы кто?

– Разве вы меня не узнали? Смешно! Я же видела, что вы следите за нами. Я вас хорошо помню, и вы не притворяйтесь. Так вот. Сегодня вам вернут вашего мужа. Я думала, что он выкарабкается. Так нет. Овощ. Ухаживайте за ним сами. Я не собираюсь больше содержать его. Привезёт скорая помощь. Я с врачами обо всём договорилась. Я знаю, что у вас на руках ребёнок. Но меня это не касается. Это не мои проблемы. Это ваша семья. Вот и расхлёбывайтесь с ней. Прощайте. Я сочувствую вам.

Молодой человек занёс две сумки в квартиру и вышел, аккуратно затворив за собой дверь. Татьяна как была в шоке, так и стояла как парализованная. Ни слёз, ни смеха. Мумия.

«Как была лахудрой, так ей и останешься», – слова матери ярким всплеском эмоций пронеслись в мозгу и унеслись в прошлое. Туда, где она была лахудрой. А кто такая лахудра? Татьяна так и не знала. Не понимала смысла этого слова.

Мужа привезли после обеда. Сонечка уже спала сладким сном. И Таня смогла спокойно устроить своего бывшего в большой комнате на диване. Подставила стул, чтобы он не упал. Села перед ним и не могла понять, что делать дальше. Муж был худым. Старым. Осунувшимся. Он молчал. Но видел и понимал, где он, с кем и что с ним.

Приехал доктор. Долго рассказывал что и как. Спасибо дамочке мужа, хоть о чём-то побеспокоилась. Лекарствами обеспечила, денег дала на докторов. Не совсем стерва.

Таня разрывалась на части. На работу ходить было некогда. Но добрые люди ещё есть на этом свете. Продавец помогала как могла: приносила выручку, продукты, лекарства. Иногда гуляла с Сонечкой. Таня добавила ей зарплату. Вот так и жили.

Прошёл год. Ходить начали в один день и дед, и внучка. Тане стало легче, потому что дед во внучке души не чаял, стал способен и посидеть с ней, и поиграть, и покормить, если требуется.

О прошлом не говорили. Ничего не вспоминали. Радовались жизни. Потому что вся радость и всё счастье в доме были от Сонечки. Муж восстанавливался после инсульта. Начал разговаривать. Мама Сонечки звонила иногда. И дед с бабой из разговоров поняли, что у Сонечки скоро появится братик.

Татьяна Васильевна открыла шампанское. Скоро Новый год. Сколько ей пришлось пережить, сколько сделано ошибок, сколько потеряно здоровья! И долго ли продлится это счастье? Об этом никто не сможет сказать.

– Бабуля, мы тебя ждём! – плохо выговаривая слова, дед и внучка позвали бабу.

Татьяна вытерла кухонным полотенцем слёзы, помчалась в комнату.

– Иду, иду, любимые мои! С наступающим вас Новым годом!

Я рассказала эту историю Розе. Она долго молчала. Думала. Потом подошла, обняла меня, чего я совсем не ожидала.

– Спасибо тебе, Вика. Ты даже не представляешь, что делаешь для меня. Самое главное – не учишь, наставлений не даёшь! Ты умеешь слушать меня даже тогда, когда что-то рассказываешь. Из твоих рассказов я делаю выводы и возвращаюсь к жизни. Спасибо тебе!

Роза сделала меня своей жилеткой. Она устала говорить сама с собой. Ей надоел этот монолог в никуда. Она винит в своих бедах только себя! Бедная!.. А ведь все заболевания могут возникнуть из-за того, что человек не даёт выхода хроническому внутреннему напряжению. Ей не с кем поговорить. Она так одинока!.. Постоянно думает, мысли не дают ей спокойно существовать, это сложно – быть переполненной мыслями, которые мучают тебя.

Моя бабушка говорила: мысль в кандалы не закуёшь, быстрее мысли ничего нет. Мудрая бабушка на мысли и советы. Вспоминаю их часто. Постоянно пытаюсь не перегружать себя тяжёлыми мыслями. Веду жёсткую борьбу с этим наказанием. А они навязываются сами – незаметно, не имея вначале ни веса, ни запаха, ни цвета. И вот она, новая мысль, тут как тут. Мимолётная, пока ещё не задевшая сердце и душу, нечаянно залетевшая ниоткуда. Мизерная, микроб, инфузория-туфелька, простейшая клетка. Она независима, сама по себе движется по извилинам мозга, не нарушая поначалу привычного образа других множественных мыслей.

Непроизвольно культивируешь эту мысль, и она начинает расти. Сначала медленно, лениво потягиваясь, растягиваясь и неспешно заполняя пространство мозга. Затем, расхрабрившись, расползается нагло по всему твоему внутреннему миру, давит на сознание, делается всё шире, мощнее. Раздувается, как мыльный пузырь, переливаясь разноцветьем, миллионами сытых клеток, отражая в своей оболочке весь окружающий мир.

Навязчивая мысль поглощает всё твоё существо. Выходит за рамки тебя и вертится вокруг тебя весь день, вечер, ночь. Треплет мозг, душу, сердце…

Эта мысль может быть о чём угодно. Как же трудно избавиться от неё, выбросить её прочь из головы, из души, сердца, тела! Если она вдруг лопнет, брызги от неё опасны. Они, как раковые клетки, впиваются в плоть, дают метастазы, поглощая клетки здоровые, позитивные. О-о-о… Какая же это сложная работа – бороться с ними, с этими дурацкими мыслями. Только избавишься от одной, начинаешь приходить в себя, радуешься свободе, как уже новая мысль тут как тут! Независимо от тебя рождается, растёт, готовая поглотить, измучить, довести до слёз. И я нашла выход! Я научилась не плодить навязчивые мысли. Это так просто! Раньше вела с ними диалог, доказывала, искала свою правоту, цеплялась за свои ответы, чтобы запомнить их вес, запах, цвет.

Теперь – нет. Теперь они у меня все одного вида: белое пушистое облако, которое незаметно растворяется в чистом пространстве и улетучивается в никуда. Вот такая я стала молодец. Не всегда, конечно, но стараюсь.

Мои мысли – мои снежные облака. Они чистые и незапятнанные. И я строго слежу за тем, чтобы они не превратились в грозовые тяжёлые тучи, ибо сама боюсь своего гнева… Но не всегда так получается. И тогда я возвращаюсь туда, в далёкие годы, которые копошатся во мне, ищут выход, суетятся, выстраиваются в очередь. Там всё было не так, и мои мысли не мучили меня. Они были чисты, справедливы, честны.

Однажды я отдыхала в пансионате Подмосковья. Выдалась неделька, и муж отправил меня отоспаться и подышать воздухом. Но и там я умудрилась попасть в историю! Конечно, кончилась эта история благополучно, но впечатление произвела, и я сразу же изложила все события в рассказе. Речь пойдёт о девушке Диане, приехавшей покорять Москву. Доверчивая, желающая, как и все в её возрасте, выйти замуж. А именно такие девочки попадаются на удочку пройдохам. Я долго думала над этой ситуацией, анализировала её. И решила изложить в форме беседы. Приблизить читателя, сделать его участником этого разговора.

– Дианочка, после всего, что произошло здесь, хотелось бы детально обсудить все моменты! Да, мы видим, что вы немного расстроены, для вас это такой удар – попасть в неприглядную ситуацию! Но мы всё понимаем! Доверьтесь нам, дорогая!

– Иван Макарович и Нина Карловна! Я вам очень благодарна за помощь! Если бы не вы, я не знаю, как смогла бы выпутаться из этой ситуации…

– Извините, – решаюсь вступить в диалог, – я человек посторонний, но немного слышала о вчерашней истории! Хотела бы присоединиться к вашему разговору…

– Конечно. Представьтесь, пожалуйста. Я видел вчера вас. Вы постоянно что-то писали в своём блокноте. И сейчас вижу в ваших руках этот же блокнот. Вы журналист? Моё имя – Иван Макарович, рядом – моя уважаемая супруга – Нина Карловна. И Дианочка. Замечательная девушка.

– Разрешите представиться: я писатель. Виктория Май. Может быть, вы читали мои романы «Ночные страхи», «Белая луна», «Вчерашний поезд»? Можно ли мне поучаствовать в вашей беседе?

– Да-да! Я читала роман «Белая луна»! Понравился! Такую тему вы затронули – насилие в семье. Спасибо, Виктория, что подняли этот вопрос. Конечно, присоединяйтесь. Мы рады вам! Вот решили Дианочке помочь в себя прийти. Бедная девочка, такой стресс пережила!

– Нина Карловна, а вы давно в этом пансионате?

– Виктория, мы пожилые люди, но ведём активный образ жизни. Здесь гостим пятый день. Сейчас не сезон. Отдыхающих почти нет. Несколько одиноких стареньких бабушек и дедушек, видимо, прописанных здесь состоятельными родственниками навечно. Они довольно привычно общаются друг с другом во время прогулок, приёма пищи. Всегда ухожены, опрятно одеты. У них свой мир. Мир со своими заморочками, тайнами и любовными историями, со своими интригами и обидами. А мы – сами по себе. Прожили вместе много лет. У нас нет друг к другу никаких жизненных претензий, обид – только уважение. Мы просто отдыхаем: изменили привычную обстановку, уехав от монотонной жизни, из уютной квартирки, от своих выросших внуков, от детей, надоедавших постоянной опекой и заботой.

– Прекрасно! Друзья! Мне тоже нравится этот пансионат! Отличная территория на берегу прекрасного озера. Я предлагаю присесть вот в этой беседке! Здесь уютно. Сегодня прекрасная погода. Мы можем заказать чай с плюшками. Согласны?

– Конечно, согласны, да ещё в одной компании с вами, Виктория!

– Спасибо! – поблагодарила я и тут же сделала заказ: – Ресторан? Будьте добры – в беседку номер семь самовар на четыре персоны и плюшек побольше! Пирожки? Конечно, пирожки ваши – объедение! И варенья разного. Да! И малинового, и вишнёвого. Будем пировать!

Я решила выяснить подробности происшедшего у самой девушки:

– Диана, я слышала, вы хотите уехать?

– Да, скоро подруга приедет, привезёт деньги и заберёт меня…

– Да не расстраивайтесь вы так, Диана. Вы среди хороших людей! Сегодня вы мне расскажете вашу историю, а потом, когда-нибудь, прочтёте роман, написанный мной. Может быть, вы там будете прообразом главной героини!

– Ой, как неудобно! Так всё некрасиво получилось! Мне так стыдно перед всеми вами.

– Деточка! Перестаньте смущаться! Я, конечно, не такой подлец, как ваш кавалер, но тоже любил красивых девушек! – откликнулся Иван Макарович.

– Ваня, не смущай девочку! Забудь уже свои похождения, старый донжуан. Или тебе хочется рассказать, как ты меня отбил у своего лучшего друга? – отреагировала супруга.

– Нина, это была лучшая история, которая произошла в моей жизни! Ты же знаешь!

– А вот и самовар! И вода родниковая. Сейчас я его для вас помогу растопить, будете наслаждаться дымком. Сегодня прекрасные еловые шишки для растопки! Сухие, крупные. Чай из самовара на воздухе – это мечта! Душистый! Посмотрите: здесь мелисса, мята, душица, чабрец, земляника, листья смородины… Выбирайте, на любой вкус! – молодой человек, доставивший заказ, был очень любезен.

Через какое-то время всё было готово для чаепития.

– Мне нравится, как наливается в чашки кипяток, – сказала я. – Прислушайтесь, у этой тонкой струйки, льющейся из изящного носика пузатого барина, своя изумительная мелодия… А позвякивание фарфоровых чашек о блюдца уносят в далёкое прошлое, когда чаепитие было традиционным в больших русских семьях. Спасибо, молодой человек, за помощь! Дальше мы уже сами…

– Не ожидал, что сегодня окажусь в такой прекрасной женской компании. Можно мне за вами, дамы, поухаживать?

– Иван Макарович! Мы польщены вашим вниманием. Доверяем вам наливать в чашки кипяток! А вы, Нина Карловна, – заварку! А теперь вот что: я беру в свои руки наши посиделки и начну рулить, согласны? Ваши кивки головой принимаю за согласие! Итак, Диана, начнём с вас! Откуда вы, расскажите немного о себе.

– Да, я попробую…

– Вы не стесняйтесь. Представьте, что завтра мы все разбежимся в разные стороны и никогда больше не встретимся…

– Разрешите мне, пока Диана набирается смелости, рассказать одну короткую историю из своей жизни, – предложила Нина Карловна.

– Конечно! Рассказывайте!

– Однажды я летела из далёкой Америки в Москву. Люблю путешествовать, мне нравится осматривать достопримечательности. Посещаю музеи, выставки, просто гуляю по улицам. И та поездка была хоть и короткой, но насыщенной, и я устала. Решила отоспаться в самолёте. В салоне моим соседом оказался немолодой мужчина. Он был очень грустен и постоянно вздыхал, ворочался в кресле. Я чувствовала, что его что-то тревожит. Через несколько часов полёта я поинтересовалась, в чём дело. Он очень обрадовался, что я обратилась к нему. И стал рассказывать свою историю. Артист. Уехал из России в девяностые. И все годы тосковал по Родине…

– Сбежал?

– Да, Дианочка, вышел из дома – и улетел! Жизнь в Штатах не сложилась: работал таксистом, уборщиком, разносчиком. В кино его ни разу не пригласили, а возвращаться было стыдно! Измотавшись, всё-таки решил вернуться. К возвращению был долгий путь. Он рассказывал историю своей жизни и плакал… Ему было необходимо излить свои слёзы. А я оказалась той подушкой, которая оказалась в нужное время в нужном месте.

– А дальше? Что было с ним потом?

– А дальше, Дианочка, я увидела его здесь, в России, в одном из сериалов. Как сложилась личная жизнь у него, не знаю, но вот из самолёта он вышел совсем с другим настроением. Он, может быть, даже никогда меня не узнает, встретив где-то. Но будет помнить, как помнят хороших докторов. Вылечить душу невозможно. А дать душе излить то, что не даёт покоя, – сложно. Не с каждым можно поговорить по душам!

– Дорогая, а мне ты об этом не рассказывала! – удивлённо воскликнул Иван Макарович.

– У нас ещё всё впереди, Ванечка!

– Ну вот, Нина Карловна ещё раз подтвердила, что работает эффект попутчика! – с удовлетворением отметила я. – Диана, а вам сколько лет, если не секрет?

– Мне уже двадцать девять. У меня никогда не было любви! Любви волнующей, загадочной, неожиданной, всепоглощающей и такой, чтобы я, потеряв голову, помчалась за ним, помчалась за ним, помчалась… хоть на край света. Но… Край и света не светит. Да и никто никуда не зовёт.

– Вы москвичка?

– Нет, я жила в другом городе…

– В вашем городе всё так плохо? Неужели нет нормальных мужчин?

– Парней хороших нет в городке, а если кто ещё и остался холостым, так это разведённые да пьющие. Остальные уезжают в большие города учиться, да и остаются там!

– Стесняюсь спросить, но спрошу: разведённые же есть, говорите, а с ними что не так?

– Да, есть! И разведённые такие же пьющие. Просто так жена не отпустит хорошего мужика. Ни за что. У другой уведёт, а своего не отдаст…

– Дианочка, а как вы оказались в Москве?

– В Москву я отправилась по совету мамы, чтобы начать новую жизнь. Мама перед своим уходом просила меня долго не горевать. А устроить свою личную жизнь. Она переживала, как я без неё останусь. За год я скопила небольшую сумму денег, купила на китайском рынке курточку покороче, джинсы потуже да несколько футболок поярче и рванула к подруге, которая уже три года работала фасовщицей в супермаркете и снимала комнату с двумя девушками из нашего же посёлка. Подружка встретила меня не очень приветливо, но одеяло на пол кинула, а подушку забрала с железной, пружинистой, с давно растянутой сеткой кровати односельчанки, которая загуляла с грузчиком из магазина и не приходила ночевать. Вроде бы и свадьба уже намечалась у них. Мечта!

– Не страшно было? Всё-таки чужой город, большой, незнакомые люди кругом…

– Страшно было. На работу в супермаркет, где работали землячки, меня не взяли. Сказали: «На сегодняшний день вакансий нет. Приходите завтра». Я расстроилась, поплакала в туалете магазина, умылась и пошла с надеждой в душе искать работу. Надеялась: может, возьмут куда-нибудь? В другой супермаркет, на рынок, да хоть куда! Не в посёлок же возвращаться…

– Это да! Представляю, Дианочка, твоё отчаяние!

– Я в детстве была в Москве. С родителями. Поэтому меня не пугали суета и неразбериха на улицах столицы. Шла в толпе прохожих, вспоминая незабываемые минуты из прошлого, когда мама и папа держали меня за руки с двух сторон, а я, смеясь и визжа, поднимала ноги, чтобы лететь над землёй. В эти минуты счастье переполняло меня!

– Мы с Ниной Карловной тоже не коренные москвичи, – вставил Иван Макарович. – Но этот город стал нам родным и необходимым, словно воздух. Здесь есть всё, что устраивает нас: музеи, выставочные залы, в которые так любит ходить моя жена.

– И как дальше сложились твои дни в Москве, Диана? Ты нашла работу?

– Виктория, я не умею писать книги, но я любительница книг. Могу читать сутками. Читаю всё подряд, мне всё интересно, будь то роман, энциклопедия, сказки… Иду, а на пути – Дом книги. Знаете, тот, что на Арбате?

– Кто ж его не знает?! У меня там иногда проходят презентации моих новых книг! Дом книги никого не оставляет равнодушным. Все дороги ведут туда! И я там частый гость, конечно же, и как читатель!

– Как же я могла пройти мимо? Конечно, я зашла в него. С этой минуты и началась моя история…

– Дианочка, не расстраивайтесь! Представьте, что вы рассказываете историю своей подруги, – поддержала девушку Нина Карловна.

– Спасибо, я постараюсь! Во-о-от… Книжный магазин был полон посетителей. Но в нём была торжественная тишина. Это меня заворожило. Как будто я попала в какое-то удивительное царство книг, где люди умеют только читать, а не разговаривать… Я бродила по магазину, листала книги со стихами любимых поэтов, читала их, шептала то, что знала наизусть. Отец мой был лириком, и благодаря ему я увлеклась поэзией. Так вот, в Доме книги я забыла и о времени, и о том, что у меня нет работы. Вспоминала своих родителей, которые так много дали мне духовного. Но ничего материального, кроме маленькой двухкомнатной квартирки в умирающем амурском городке, дверь которой, уезжая, я плотно закрыла и заперла на ключ, предварительно заплатив за услуги ЖКХ за полгода вперёд.

– Страшно, наверное, было? В никуда уезжала же!

– Страшно. Но я упрямая: решила – значит, сделаю.

– А дальше что? Нашла работу?

– Увлеклась я чтением книги и не заметила, как день пролетел! Вдруг слышу: «А ну подвинься! Читательница! Уже все поуходили, а она всё умничает тута стоит. Задолбали! Хорошо, что последний день. Умники. Топчуца с утра до вечера! Чаво читают? Один дурак пишет всяку хрень от злобы да от умалишения, другой придурок на свой щёт всё принимает! Потеха!»

– Ох, рассмешила, Диана! Да ты артистка! Это ж надо! Так изобразить человека! Вам надо учиться на артистку!

– Я извинилась перед уборщицей и пошла прочь. На выходе из магазина наткнулась на объявление: «Только сегодня требуется мастер по уборке территории магазина. Остался один час. Через час магазин закрывается! И вакансия может исчезнуть!» Тут я встрепенулась, подошла к кассиру и уточнила, что означает это объявление. А утром уже вышла на работу, понимая, что труд адский, зарплата мизерная, проживание висит на волоске.

– И как же сложилась ваша жизнь дальше?

– Мне нравилась моя работа. Я с удовольствием приходила на неё, выполняла свои обязанности, а уже через месяц меня перевели продавцом-консультантом. Я была счастлива! Общалась с людьми, помогала выбрать нужную литературу, всё шло прекрасно. Сняла в аренду комнату, всё было хорошо. Пока…

– Что пока? Не молчите. Что случилось?

– Появился он! Молодой человек был похож на художника: свободные потёртые джинсы, рубашка в клетку и длинные волосы, собранные резинкой в хвост. Выразительное, с тонкими чертами лицо; длинные, неспокойные, с тонкими музыкальными пальцами руки. Он был чист, ухожен и душист. Прекрасно общался со мной. Стал приходить почти каждый день, а потом пригласил на свидание. И я пошла. Потом пришёл в гости. Такого ещё никогда не было со мной! А в пятницу он пригласил меня в пансионат, где мы устроились в шикарном номере для VIP-клиентов. А вечером мы пошли в ресторан…

– Можно, я дальше вам расскажу, с чего начинался ваш вечер? – прервала я девушку. – Я была там, сидела в уголке, недалеко от барной стойки. А после утреннего переполоха поговорила с администратором – администраторшей, как её называют постоянные жители пансионата…

– Своеобразная женщина, – вклинился в мой рассказ Иван Макарович. – Крупная, с сине-чёрными волосами, подстриженными под короткое каре, и с ярко-голубыми перламутровыми тенями на тяжёлых веках, лет сорока пяти дамочка. Я как увидел её первый раз, остолбенел! Сло́ва не мог произнести от изумления. А когда она, противно вытянув алые губки, указывала мне своим красным острым ногтем столик, где мы с тобой, Ниночка, будем сидеть, я с места двинуться не мог!

– Ванечка, я даже и подумать не могла, что ты такой наблюдательный. – удивилась Нина Карловна. – Обычная женщина, просто сфера работы обязывает её быть яркой и привлекательной. Вот и привлекла она тебя. Я немного опоздала вчера. После экскурсии приводила себя в порядок! Я же не могла выйти к людям неприбранной.

– Так вот, я записала её рассказ на диктофон, – продолжила я. – Будем слушать её рассказ, узнаем, что она видела. – Я нажала на кнопку, и все услышали голос «своеобразной женщины»:

«В зал вошли молодые люди. Я их увидела впервые в нашем пансионате. Я же всех тут знаю наизусть, а тут совсем молодые. Меня это очень удивило. Откуда они взялись, залётные? Конечно же, думаю, парень женат: сразу вижу таких за километр. А вот подружка мне не понравилась: вроде бы всё как у всех у неё, всё на месте – нос, губы, глаза, а вот личико простенькое, незапоминающееся. Невыразительное. Неухоженное. Провинциальное лицо такое, честно скажу я вам. Деревенское какое-то. Тут уж меня не проведёшь!»

– Дианочка, не верьте ей! Что она несёт, Вика?

– Нина Карловна! Не перебивайте! Давайте дослушаем запись.

«Думаю: как же такой красивый мужчина смог такую девушку подобрать себе?.. Он перед ней вовсю распинается, словно петух, а она сидит себе да молчит, как рыба в пироге! На жену не похожа совсем: волнуется, салфетку мнёт, вилку уронила – пришлось поменять. Замужние, если в загуле, то не так себя ведут. Ещё и в вещах „китальянских“… Особенно джинсы. Вы бы видели её джинсы! В Москве такие уже лет пять не носят. И где он её подобрал? Ну никакая дамочка, у неё даже глаза без теней, губы без помады…»

– Это безобразие – так обсуждать девочку! Виктория, давайте не будем её слушать, а?

– Иван Макарович! Наберитесь терпения! Она говорит то, что видела. Это её стиль речи. Наблюдательная, чего она только не видела в своём пансионате. Тут каждая деталь играет свою роль! Слушаем дальше!

«А ухаживает-то как! А смотрит-то! Глаз не сводит с неё! Может, любовь? Ох, бывает ли она, энта любовь? Особенно среди нынешней молодёжи? Не верю я в эти чудеса, даже не пытайтесь меня переубедить! Я включила караоке по просьбе гостя, за дополнительную плату, конечно. Так у нас положено. И пошла восвояси додумывать свои предположения. Услышав знакомую мелодию, ужинавшие престарелые гости напряглись и прекратили жевать. Это я сразу заметила – просто воспрянули все! Как по команде! Энти старушки непростые: им только поддай жару, они сразу все напрягаются, строят тут из себя барышень, умора! Я сразу поняла, что вечер обещает стать необычным и непредсказуемым…»

– А я заметил, как она у этого парня пятьсот рублей взяла. Он ей в руку сунул, а она р-р-раз их в карман своего кружевного фартука! Потом побежала в угол, к окну, сняла стулья с крышки стола, сорвала скатерть, мигом постелила новую! Расставила тарелки с миленькой розочкой посередине, разложила вилки, ножи, шустро протёрла полотенцем два фужера на высокой ножке, плюхнула в центр стола вазочку из дешёвого китайского фарфора с грустной, давно выцветшей пластмассовой веточкой можжевельника, на середину столика. Я наблюдал за ней и думал: что это за пара такая, если она перед ними так распинается? Или это волшебные пятьсот рублей так действуют?

– Ванечка! Да что это такое? Пока я там задерживалась, ты шпионил? Для меня это ново, дорогой!

– Нина Карловна, это прекрасно, что Иван Макарович всё заметил. Даже эта деталь важна. Видите, как этот кавалер обольщал нашу Диану!

– Как же мне стыдно всё это слушать… Можно я уйду? – взмолилась огорчённая девушка.

– Дианочка, никуда не уходите. Наоборот, посмотрите на всё со стороны. Так, как будто это всё было не с вами. Хорошо?

– Я постараюсь…

– Всё было так?

– Да, всё было так! Я ещё удивилась: почему эта женщина так хлопочет? Оказывается, вот оно что!

– Да, я как раз зашла в зал, когда заиграла музыка, – подтвердила Нина Карловна.

– Моя жена – любительница раритетов и антиквариатов. Она так долго стояла у каждой витрины, что пришлось экскурсоводу напомнить о том, что время уже вышло, но можно завтра ещё раз прийти и рассмотреть все экспонаты выставки. Нина Карловна была под впечатлением и немного грустила.

– Ты мне никогда не дарил таких вещей, Ваня!

– Нина, да у меня и денег-то таких не было! Да и зачем они тебе? Ты же простая учительница немецкого языка! Куда бы ты их надевала, Ниночка? Ты и так самая красивая!

– И тут молодой человек встал из-за стола, взял в руки микрофон и запел…

– Да, мы уже собрались уходить, – подхватил слова жены Иван Макарович, – а он вдруг запел:

У парня был настоящий талант. Он пел с душой и откровением. Как будто сам написал эти слова, а не Марина Цветаева…Старушки беззвучно зарыдали. Старички доставали из своих глубоких карманов залежавшиеся носовые платочки, прикладывали их к глазам своих «избранниц» и тоже грустили. А Нина Карловна… представляете? Встала и лёгким шагом подошла к молодому человеку. И запела вместе с ним. На октаву выше:

– Как прекрасно они пели! Потом были танцы: вальс, танго, снова вальс и снова танго…

– В конце вечера отдыхающие пансионата ещё раз заказали песню Дмитрию, но тот шутя объявил, что на бис поёт только за вознаграждение. Довольные и благодарные гости собрали парню приличную сумму. На том и разошлись.

– И что же случилось сегодня утром? Диана, весь пансионат только об этом и говорит!

– Мне было так хорошо, что я проснулась поздно. Яркий солнечный свет слепил, настроение было прекрасным! Я стала звать Диму. Тишина. Подумала, что любимый, наверное, в ресторане – заказывает завтрак. Приняла душ, надела белоснежный халат. Засунула руки в карманы. Уютная красотища! Тапочки – райское наслаждение. Вышла на балкон. Потрясающий воздух, природа! Красота… Но надо спешить на завтрак! Любимый ждёт. Сунула в карман халатика ключ, а в нём – открытка. Красивая, необычная, яркая. Прочла, ещё раз прочла, ещё…

– Тихо-тихо… не реви, Дианочка!

– А почему с вами были все драгоценности?

– Когда мы собирались, Дима сказал, что дома ничего нельзя оставлять: это опасно! И я собрала все мамины украшения, свои… Когда спустилась на ресепшен, мне говорят, что надо номер оплатить… потому что он на меня оформлен… и за вчерашний вечер тоже… Дима обещал утром расплатиться… администратору обещал… Я стала Лене звонить, подруге, а она… она…

– Да, мы, когда узнали об этом безобразии, сразу же решили помочь девушке! И не только мы!

– Н-да… история. Диана, а фамилию его вы знаете?

– Нет… Ничего не знаю! Он забрал всё, всё, что у меня было…

– Я смотрела на камерах. Он в очках, у него бородка, усы, длинные волосы… Всё это снимается одним махом, и человек становится неузнаваем. Так что, девочка, это для вас урок.

– Да мне и терять уже нечего. Извините, подруга скоро приедет за мной. Мне надо идти. Спасибо вам за эту беседу. Я никогда не думала, что попаду в такую ситуацию. Мне так стыдно!

– Диана, мой совет. Не надо ничего стыдиться. В вашей ситуации может оказаться любая доверчивая девушка. Мой совет: не рассказывайте ничего подруге.

– А как же…

– А вот так! Вы с нами поделились, душу излили. И всё. Не каждая подруга может понять. Но при случае… при случае может припомнить. Берегите свою репутацию. Мой совет вам.

– Спасибо вам, Виктория. Я буду помнить ваше напутствие…

– Дианочка! Никаких денег нам возвращать не надо. Вчера был прекрасный вечер! А мы с удовольствием вас выручили.

Вот такая история. Конечно, можно было бы о ней и не вспоминать. Но какое совпадение: вместо пансионата, куда меня пригласила отдохнуть эта семейная пара, с которой я подружилась, я решила улететь в Сочи. Подальше от всех! Чтобы никто не мешал, не отвлекал, не беспокоил…

И надо же было мне решить в последний момент поехать в этот санаторий! Чтобы отдохнуть телом и душой. А получается, что душа моя не знает покоя. Я постоянно думаю о Розе. Постоянно переживаю за её психическое состояние. Ещё этот мужчина… Пловец. Кто он? Почему мы его не видим здесь, в санатории? Он беспокоит мою соседку. Я вижу, как она волнуется. Переживает. Надеется, что это её муж! Дальше – цветы. От кого они? Я не отдыхаю абсолютно! Но и бросить всё не могу. Теперь у меня появилась ответственность за судьбу другого человека. Мне бы себя пожалеть, но я забываю об этом.

Ведь однажды у меня уже был душевный кризис. Как я его пережила, не знаю. Потребовалось много сил для преодоления всего, что навалилось на меня. Но время уносит все события вдаль. Многие кажутся невероятными, многие – уже придуманными. Рассказывая о них, естественно, что-то добавляем, что-то недоговариваем. С возрастом всё кажется иным. Не таким страшным, как в молодости.

Одно время меня мучила бессонница. Помню, была адская июльская жара! В открытые окна мчались голодные комарихи. С пронзительным визгом они вонзались своими острыми иглами в самые чувствительные места души. Потное тело сопротивлялось, чесалось. В который раз я начинала считать то баранов, то козлов, но они разбегались по широкой степи без краёв и горизонтов, их невозможно было собрать, загнать в тесный, такой необходимый загон и сосредоточиться на сне.

Медленно, слегка постанывая и охая, встала, прошла на кухню. Усталое грузное тело ныло, влажные ноги плотно приставали к полу. Приходилось прилагать усилия, чтобы сделать очередной шаг. Машинально открыла кран. Нагнулась над раковиной. Стала пить тёплую воду из-под крана, собрав в пучок влажные волосы на голове. Пила жадно, большими шумными глотками, желанную влагу, дурно пахнущую хлоркой и прокисшими помоями. Затошнило.

Прошлёпала в туалет. Нагнулась. Пошарила за унитазом. Достала из заначки сигарету. Смачно, с удовольствием закурила. Затянулась, подняв к потолку равнодушный взгляд. Закашлялась. Дым клубами повалил изо рта, раздражая глаза. Было горько и противно. Затянулась ещё раз. Глоток дыма получился глубже и значимей. Прикрыла глаза, медленно выпуская серый густой дым в закопчённую вытяжку на стене под потолком. Затошнило ещё больше.

Без сожаления подумала, что зря испортила заначку. Бросила сигарету в унитаз. Резко смыла мощной волной. Сигарета закрутилась в потоке воды и никак не тонула. Вода в бачке кончилась, а сигарета плавала, даже не промокнув. Дождалась, когда наполнится бак, и снова смыла упрямую сигарету. Но та крутилась и никак не хотела никуда исчезать. Оторвала кусок туалетной бумаги, достала влажный окурок, скомкала в бумаге и понесла в кухню. Ещё раз завернула, теперь уже в кусок газеты, вонючий сверток и просунула глубоко в мусор, чтобы не вонял. Накрыла мусорное ведро крышкой. Постояла. Можно подумать, сделала важную работу и теперь всё должно наладиться.

Прошла в ванную, открыла воду. Разделась, встала под душ. Тёплая вода постепенно стала холодной, но я всё стояла и стояла под ней – совершенно равнодушно, ни о чём не думая. Замёрзла. С трудом вылезла из ванны. Кое-как промокнула тело махровым полотенцем. Бросила его на пол. Опять надела на себя ночную рубашку. Пошла в спальню.

Проснулись часы. Сосчитала удары. Семь. Ещё два часа в запасе. Муж мудро храпел рядом. Храп мешал сосредоточиться и подумать о чём-то важном. Это важное улетучивалось, мелькало уже за окном, где вовсю просыпался день. Я закрыла глаза и стала терпеливо ждать…

Ожил телефон. Боясь, что проснётся муж, шустро выскочила с телефоном на кухню.

– Алё, – пробормотала хрипло и раздражённо.

– Ты ещё спишь?

Голос, который долгие годы сводил меня с ума своим тембром и теплотой, которого всегда ждала, в любое время суток, как спасение, радостно приветствовал меня. Столько лет мы доверяли друг другу всё самое сокровенное! Мы не могли и месяца прожить без разговоров, хотя не виделись уже четверть века. Мы были такими близкими на таком далёком расстоянии! Имея в своей жизни всё, мы так нуждались друг в друге!..

– А ты почему не спишь? – равнодушно пробормотала я. – У вас уже ночь!

– Я думал о тебе… Я ждал, когда ты проснёшься. Уже три месяца ты молчишь, я беспокоюсь. Мне надо о многом тебе рассказать. Я так скучаю! Ты заболела?

– Да, я болею. У меня простуда и температура. Давай я тебе перезвоню позже.

Отключила телефон. Достала из шкафа сердечные капли.

– Так… нужно накапать столько, сколько мне лет… пятьдесят пять, пятьдесят шесть…

Муж ещё храпел. Но лекарство делало своё дело.

– Неужели я старею, господи, неужели это старость? – равнодушно подумала я.

Морфей окутал меня своим покрывалом, а назойливые комары вдруг исчезли вместе с рассветом. А уже через пару часов у меня начиналась привычная жизнь женщины моего возраста.

Это было время, когда мне ничего не хотелось. Переходный возраст. Не знаю, все ли женщины переступают через эту ступень, когда пропадает интерес ко всему, даже к тому, что было очень дорого!

Я много думала об этом. Много читала. Да, переходный период психического развития существует! Он возникает после пятидесяти лет. Тогда я не знала этого. Я была недовольна работой, образом жизни, супругом, детьми, настигла эмоциональная неустойчивость. Прежние взаимоотношения стали источником раздражения и недовольства. Любовь к мужу ушла на второй план, возрастало недовольство его поступками, недостаточным вниманием, нехваткой эмоциональной близости. Депрессия. Отсутствие положительных перемен вызывало чувство тоски, безысходности, бессмысленности жизни. Нарушились сон, аппетит, нарастала тревога, часто появлялось устойчивое чувство вины, никчёмности. И из всего этого мне пришлось выпутываться самостоятельно. Это были адские дни. И я начала писать. Сначала стихи, потом короткие рассказы, а теперь и до романов добралась! Изгоняя депрессию таким образом. И ведь помогло же!

– Вика, мы снова оказались у этого кафе! Мне хорошо с вами даже молчать! Просто вот так идти и молчать! Вика, я понимаю: зачем вам знать о том, что я пережила? Я чувствую, как вы переживаете вместе со мной. Но мне нужен доктор! Понимаете? И я выбрала вас… Простите меня.

– Роза! Ты волнуешься. И снова перешла на «вы». Вернись сюда – в действительность. Если хочешь плакать, плачь! Главное, чтобы ты освободилась от своей боли! Я не знаю, надолго ли тебе станет легче, дальше всё будет зависеть от тебя. Я же не знаю, кого ты впустишь в свою дальнейшую жизнь. Если же ситуация требует принятия серьёзного решения и изменений в жизни, то тут хоть плачь, хоть не плачь – облегчение будет временным, а боль будет возвращаться до тех пор, пока выбор не сделан. Придётся или искать профессионального врача, или выбросить всё из головы самой! Давай прогуляемся немного по парку.

Мы медленно шли по аллее парка, думая каждая о своём. В моей жизни чего только не происходило! Встречи с людьми, новые истории, новые впечатления… Они никогда не проходят мимо, а находят отражение в моих книгах и рассказах. Вот и этот разговор с моим давним другом произошёл давно, но я помню этот диалог дословно. Как будто это было вчера. Мы сидели в маленьком кафе, потягивали сухое вино, вспоминали друзей. За спиной прожитые жизни, разные судьбы.

– Как часто не хватает близкого человека! Человека, прикосновения которого так необходимы, так востребованы не только телом, каждой клеточкой организма, но и душой.

– Неужели это так важно? – удивился друг. – Мне, например, всё равно, есть кто-то рядом или нет. Мне некогда думать об этом. У меня загруженность с утра до ночи! Проблем столько, что лишние мысли ни к чему. Тут уж не до общения. Отдохнуть бы и душой и телом. От всех!

– Неужели даже в одиночестве тебе не хочется тепла? Тепла рук самого близкого, самого любимого человека? Его тёплого взгляда? Его присутствия?

– Любимого человека? Ха-ха! – рассмеялся мужчина. – Ну-у-у, только если мамы. Мама. Она уже никогда не приласкает меня. Да и не было у неё времени на эти телячьи нежности. Работала. Всегда была у неё работа! Потом спала. А мы ходили тихо-тихо, чтобы не разбудить её! Сами себе были предоставлены. Отец иногда жалел. Конфеты приносил, пряники сладкие. Частенько ремнём воспитывал, когда мать бегала к нему жаловаться на нас. Потом по голове гладил, прощения просил.

– Тему мы затеяли странную. Мне захотелось поделиться с тобой. Поделиться тем, что последнее время так мучает меня. Всё чаще хочется, чтобы меня кто-то обнял, прижал к себе, пожалел… Я иногда представляю себе, как это должно происходить! Мечтаю об этом. Тоскую. Да-а-а! Что-то понесло меня… наверное, это вино. И особенно после вина, когда раскрывается каждая клеточка, хочется кого-то обнять самой. Прижать к себе. И почувствовать, что это притяжение обоюдно…

– Вино? По бокалу вина на ночь – разве это причина для тоски? Смешно. И ностальгия! У меня никогда не бывает ностальгии. Ну прошло и прошло. Забываю тут же! Не комплексую. И ни от кого ничего не жду.

– Да, ты же мужчина. У мужчин другая психика.

– Ты знаешь, когда-то мне тоже хотелось ласки, тепла, прикосновений. Давным-давно. Но… пришлось добиваться всего в этой жизни, не расходуя себя на ласки и прикосновения. Со мной жизнь обошлась не очень просто. И я прощаю ей всё. И благодарю её за то, что есть. Всё заработано своим трудом. Без помощи чьей-то. И я горжусь этим, что не пришлось унижаться, просить, умолять. А всё остальное – переживу как-нибудь… Да и многое уже и позади!

– А меня всегда обнимали в детстве. Мама. Прижимала меня к себе, когда кто-то обижал. Помню, реву в её широкую юбку, потом вытираю слёзы об неё же – и уходят все боли и горе. Запах рук, гладивших мою горемычную голову, запах юбки, пахнущей ветром и солнцем, никогда не оставляли меня. Когда мне совсем плохо, я вспоминаю этот запах. Он сам приходит в минуты уныния и беспомощности. Мама… никогда не забуду её губы, которые целовали меня в щёки, в лобик на ночь. От мамы всегда пахло духами. Лёгкими, воздушными, как лето. Её волосы прикасались к моему лицу, и становилось так спокойно и надёжно! Отец стеснялся быть ласковым. Но однажды, засыпая, я почувствовала, как его шершавая твёрдая рука легла на мой лоб. Я узнала её. Он проверял, есть у меня температура. А потом прикоснулся губами. Они были прохладными, твёрдыми и сухими. От папы пахло табаком. И так мне это запало в душу! Стало так спокойно! Как будто с меня сняли все обиды и горечи. Мне не хотелось, чтобы папа отходил от меня. Он был сильным. Я чувствовала защиту и покой.

– Н-да… Мне не пришлось этого испытать. Отец иногда трепал по затылку, говорил: «Расти, расти и не грусти». Вот и не грущу! Давай ещё по бокальчику. Что-то воспоминания нахлынули… Ну ты даёшь! Разве не совестно так растрепать душу человеку?

– Когда мы поженились, всегда спали в обнимку. Просто не могли существовать друг без друга. Умещались на самом маленьком пространстве, лишь бы быть вместе! Сейчас – нет. Каждый на своей половинке. Под своим одеялом. На своей подушке. Ни поцелуев, ни всякого-разного давно уже нет! Просто любовь. Другая любовь. И необходимость – огромная как никогда! Жалости нет, ни в коем случае! Но столько тепла и благодарности, что мы рядом, вместе, навсегда!..

– Мы тоже. И постоянно целовались. Постоянно! И не надоедало же!

– Сейчас не целуетесь? Ой, прости…

– Не с кем… А иногда так хочется поцелуев! Именно поцелуев! Страстных! Горячих. Взасос! Как в молодости. Просто целоваться, прикасаться губами к губам, ощущать друг друга. Это было так здорово! Но… всему своё время. Увы. Жизнь иногда жестока! И она очень скоро бежит. Всё уходит в прошлое. Не вернёшь. А иногда представляю ту страсть, которая была настоящей. И желаю её.

– Да-а-а, время неумолимо. Я вот тут читаю разные материалы, которые нужны для работы. Так вот. Без тактильных ощущений человеку жить сложно. Без прикосновений, без ласки. Без «обнимашек», как говорится. Моя мама сейчас мало что понимает. Она больна. Она не узнаёт меня. Я для неё чужая, никто! Но! Когда я подхожу к ней и обнимаю, прижимаю к себе, глажу по голове, держу за руки – я не узнаю её, свою маму! Она вся оживает, светится, её холодные руки становятся мягкими и тёплыми, глаза ясными, щёки горят! Она понимает, что её любит кто-то. А этот кто-то – близкий, самый близкий человек, которого она спасала когда-то от всех невзгод. За которого она молилась по ночам! О котором она думала все минуты, когда была в своём сознании и уме. И мне от этого становится больно, но и тепло, хорошо и грустно. Да. Больно очень! Оттого, что мы уже на грани прекращения всех встреч. Время беспощадно забирает её, уносит от меня. По минутам, по секундам… И я так ценю эти минуты! Не знаю, как переживу расставание. Не знаю…

– Мне нравится, когда меня обнимают дети! Это что-то! Они уже такие взрослые, но как маленькие – льнут, прикасаются своими небритыми щеками к моим щекам! «Безобразие, – говорю я им, – идите брить свою щетину! Вы мне исцарапали лицо!» А они ржут! И ещё поднимают меня на руки!

– Вот! Вот и я о том же! Мои дети всегда меня держат за руки, когда приезжают в гости! Боятся, что я убегу… Льнут ко мне, как будто в моём теле магнит! И ходят за мной по пятам! Это ли не высшее блаженство?! И воспитывают. Понимаешь? Они меня воспитывают, учат жизни. Оберегают, как маленькую!

Я вспомнила этот разговор и вдруг поняла всей душой, чего так не хватает Розе! Её никто никогда не обнимал, не прижимал к себе. Может быть, мама в редкие минуты, но не думаю, что это было часто!

Китайская поговорка гласит: «Если кошку не гладить, у неё хребет рассыплется». Вот и с человеком так же: если его не гладить, не прижимать к себе, его душа рассыплется. Я думаю так. И знаю, что если человека легонько взять за кисть руки, то у него замедлится ритм сердца и понизится кровяное давление, человек успокаивается. Я часто беру собеседника за руку. Интуитивно. Может быть, поэтому люди так тянутся ко мне?

Я где-то читала, что бессмысленно лечить депрессию, вызванную нехваткой тактильных ощущений, шоколадкой. Надо восполнить нехватку ощущений, которых не хватает в жизни, а это любовь, близость с любимым, общение. Почему дети так льнут к родителям? Интуитивно требуют прикосновений. Взрослым они нужны не меньше. Иначе никакого равновесия не произойдёт. И, конечно же, происходит избавление от душевных переживаний.

Я взяла Розу за руку, она вздрогнула и повернулась ко мне. Рука была холодной. Роза потянула её и высвободила из моей ладони.

– Извини, Роза. Я не знала, что тебе не нравится, когда тебя берут за руку. Просто я хотела этим жестом поддержать тебя, успокоить. Я вижу, как ты напряжена, как тебя распирает от невысказанного. Тебе хочется излить душу, но ты стесняешься отвлечь меня от моих мыслей. Я готова слушать тебя дальше, если ты не будешь против!

– Вика, а давай зайдём в кафе. Сегодня такой хороший вечер.

– С удовольствием! Выбираем тот же столик?

– Согласна!

– Здравствуйте. А Рината нет?

– Здравствуйте, Ринат отдыхает. Сегодня обслуживать вас буду я. Моё имя – Альберт. Пожалуйста, комплимент для дам! Наши фирменные шоколадки. Вот меню…

– Нет-нет! Мы знакомы с меню. Нам красное французское вино от производителя «Мезон Буэ» из провинции Бордо. И сырную тарелку.

– Хорошо, дамы, свечи зажечь?

– Да, конечно! Спасибо!

– Хочу вам предложить пледы, скоро будет прохладно…

– Да, Альберт, вы очень любезны, спасибо.

– Не буду вам мешать, отдыхайте. Я всегда рядом.

– Роза, ты заметила, как сегодня море волнуется? Наверное, будет шторм.

Подошёл официант с бутылкой вина.

– Спасибо, Альберт, – поблагодарила я и предложила своей соседке: – Ну, Роза, давай-ка сегодня выпьем за то, чтобы прошлое осталось в прошлом. Вот стоит ваза для цветов. Она пуста. И вот сейчас в неё мы будем погружать все неприятные воспоминания. Потом попросим Альберта, чтобы он принёс нам ведро воды из моря, и мы утопим это всё, потом унесём в туалет и смоем! Всё, возврата нет! Согласна?

– Виктория… как ты так можешь? Я бы в жизни до такого не додумалась! Чин-чин!

– Чин-чин! Итак, история вторая. Ты дружила с парнем…