I. Три четверти деревень остались без мультазимов. Последние погибли на поле сражения у пирамид. Положение казалось благоприятным для того, чтобы изменить систему землевладения, введя западные законы. Однако мнения на этот счет разделились. Те, кто не желал никаких новшеств, говорили: не следует лишаться средства вознаграждения офицеров армии и увеличения числа сторонников Франции; своеобразные обстоятельства, существующие в Египте, позволяют облагать только урожай, полученный с полей; площадь, пригодная к обработке, ежегодно изменяется в зависимости от территории, затопляемой при паводке; продукция одного и того же поля неодинакова и зависит от культуры, которая на нем разводится, что вызывает необходимость в подсчете количества этой продукции при каждой уборке урожая; участие и авторитет мультазимов необходимы для руководства и наблюдения за всеми этими операциями, столь деликатными по самой своей сущности; к тому же важнее привязать к себе среднее сословие, способное к благодарности, нежели толпу, которая на Востоке еще более невежественна, легковерна и неблагодарна, чем на Западе; самое важное – это не затрагивать ничьих интересов и не допускать никаких несправедливостей, результаты которых так долго сказываются на кредите и настроениях общества. Верно, что все, что относилось к земельной собственности и налоговому обложению, было еще окружено мраком.

Другие указывали, что из 3 миллионов жителей Египта 2 миллиона 600 тысяч составляют крестьяне, положение которых значительно улучшится, а благосостояние повысится в результате освобождения от оброка земель «атар», что преисполнит их симпатии к Франции; то, что говорится о необходимости облагать только снятый урожай, верно повсюду и в особенности в Египте, но участия мультазимов тут вовсе не требуется, а хорошая система взимания податей, охватывающая всю страну, будет действовать лучше и более справедливо.

За 60 лет, истекших с того времени, как мамлюки захватили всю власть в стране, учреждения, защищавшие интересы народа, были упразднены. Общественное мнение требовало законов и настоящих судебных органов, способных обеспечить жителям пользование двумя великими благами общественного порядка – безопасностью для личности и для имущества. При том положении, в котором мы находились, было в некоторых отношениях выгодно поставить народ этой страны в такое положение, когда он будет вынужден сам раскрыть свой характер и тайные мысли, а это позволило бы французам определить, на что они могут надеяться и чего им следует опасаться от игры страстей. Это породило идею созвать Великий диван в составе всей знати и депутатов от провинций и вызвать в нем дискуссию по всем важным вопросам, представляющим общественный интерес. Большой диван собрался на свое первое заседание 1 октября и проявил наилучшие настроения по отношению к новому порядку вещей. Он одинаково ненавидел мамлюков и османов. Правление тех и других было в равной степени противно принципам корана. Первые, рожденные неверными, переходили в ислам неискренне; вторые были жадны, капризны и невежественны. Образованные люди понимали совершенство принципов, которые управляли нациями Европы; их соблазняла перспектива счастья, которое принесет им хорошая система правления, а также уголовное и гражданское правосудие, базирующееся на здравых идеях. Слава и счастье арабского отечества были дороги всем; это была такая струнка, затрагивая которую в дальнейшем можно было ожидать исполнения всех надежд.

Ход дискуссии в ассамблее был чрезвычайно медленным, то ли в силу спокойного и молчаливого характера людей Востока, то ли из-за непривычки к ней, то ли, наконец, вследствие различий в обычаях различных провинций и трудности наведения справок о прошлом в стране, где ничего не издается. Но мало-помалу все образовалось и стали терять меньше времени. Будучи запрошен о своем мнении по важнейшему вопросу – следует ли сохранить законы и обычаи, регулирующие право владения, или же следует предпочесть введение законов Запада, где право собственности на имущества неприкосновенно, а передача владений допускается по завещаниям, дарственным или на основании добровольных актов купли-продажи, притом в согласии с установленными законами и формами, – Большой совет не стал колебаться. Он единодушно заявил: законы Запада соответствуют духу книги истины; именно в этом духе правили Аравией халифы Омейяды, Аббасиды и Фатимиды; феодальный принцип – вся земля принадлежит султану – был принесен монголами, татарами и турками; их предки подчинились ему с отвращением. В диване развернулась горячая дискуссия по вопросу об упразднении мультазимов и освобождении от оброка земель «атар». Имамы боялись за владения мечетей, мультазимы располагали большинством в ассамблее, только шейх-аль-беледы, явившиеся депутатами от деревень, настаивали на освобождении их от оброка. Прежде всего удовлетворили интересы имамов, установив, что всякого рода земли, принадлежащие мечетям, будут сданы в долгосрочную аренду на 99 лет; мультазимы громко жаловались на несправедливость, какой явится отобрание их владений, но их оставалось мало, и мультазимам было предложено сохранить за ними так называемые земли «васия», которыми они владели, а также предоставить компенсацию за потерю земель «атар» в виде земель «васия», находящихся в других общинах. При этом новом порядке вещей, каков должен был быть размер «мири»? Одни говорили, что его можно довести до половины урожая, другие полагали, что он не должен превышать одной четверти – иначе пострадает земледелие. В течение двадцатидневной работы ассамблеи обсуждались и другие вопросы. Просвещение распространялось, но чрезвычайные события отвлекли внимание от великих идей, которые должны были оказать такое большое влияние на благосостояние этого народа и его взгляды, навеки связав его с Западом.

II. Французское правительство отменило экспедицию в Ирландию. Ирландцы, которым была обещана мощная поддержка, восстали; они долго выдерживали натиск английских войск, но затем были покорены. Поскольку Порта не получила никаких объяснений, а французский посол, о предстоящем приезде которого ее известили, не прибыл, она уступила давлению Англии и России и объявила войну республике. В то время как Париж забыл или пренебрег всем, о чем условились при разработке плана кампании 1798 года, Наполеон пунктуально исполнял все, им обещанное. Прибыв в Александрию, он добился привязанности офицеров турецкой каравеллы; он написал паше, пригласил его остаться в Каире, но последний, вынужденный следовать за Ибрагим-беем, оставил там только своего кахья; он приказал повсюду вывешивать флаг султана рядом с французским, велел продолжать молиться в мечетях за константинопольского султана; он пошел навстречу пожеланиям Порты, назначив на пост эмир-аги османа – самого кахью. Когда каравелла получила от капудан-паши приказ вернуться в Константинополь, он приказал произвести на ней ремонт, снабдил ее за собственный счет продовольствием и отправил с нею господина Бошана – ученого астронома, долго жившего в Константинополе и на Черном море; он поручил ему дипломатическую миссию. Через Дамаск он вступил в сношения с реис-эффенди. Но успеху всех его действий мешали молчание и инертность Люксембургского кабинета.

Порта распространила власть Джеззар-паши на всю Сирию. Ему подчинялись Алеппо, Триполи, Дамаск, Иерусалим и Яффа. В конце октября она назначила его сераскером Египта. В качестве такового он направил шейху Сада фирман, содержавший объявление султаном войны Франции. Наполеон отправился на обед к шейху. Оставшись наедине с ним, он категорически потребовал от него выдачи оригинала фирмана. Сада сначала отрицал, что знаком с ним, потом заколебался, впал в противоречие и, наконец, отдал фирман. Между тем по городу распространились тысячи слухов. Рассказывали, что капудан-паша прибыл в Яффу, где высадил армию, составленную из османов, которая после присоединения армии Джеззара, набранной в Алеппо, Дамаске и Иерусалиме, стала бесчисленной; она осушала все колодцы Сирии. Эти вести привели в уныние диван. Он был напуган тем, что силы Порты присоединились к силам Англии и России, и стал сомневаться в исходе войны. Наиболее горячие головы охладели, те же, кто был холоден и робок, сделались нашими врагами. Со своей стороны, Ибрагим-бей в Сирии и Мурад-бей в Верхнем Египте не проводили время в бездействии. Мамлюки забрасывали провинции угрозами шейх-аль-беледам, которые перешли на сторону французов и перестали выплачивать им фаиз.

III. Французские инженерные войска непрерывно трудились над укреплением и вооружением цитадели. Сначала они исправили ту часть ее, которая обращена к открытой местности, что не привлекло внимания народа; но когда по ходу работ они занялись укреплениями, обращенными к городу, и разрушили большое число киосков и домов, а также мечеть, загромождавшие валы, и на развалинах установили мощные батареи, жители стали громко высказывать беспокойство: «Почему на нас наводят пушки; разве мы не друзья? Не имеют ли французы дурных намерений?»

Город был разделен на 50 кварталов, каждый из которых был обнесен оградой. Ворота их закрывались и открывались по воле начальников кварталов. Малейшая небрежность в этом деле прерывала коммуникации и приводила к стычкам с солдатами. Существование подобных постоянных баррикад было опасным для французской власти, порождало в народе самоуверенность и наглость. Созыв Большого дивана, настроение которого было весьма благожелательным, показался удобным предлогом для разрушения всех этих барьеров. Заранее подготовившиеся инженерные войска занялись этим с большой энергией. Владельцы недвижимости, злонамеренные лица стали протестовать против этих новшеств: «Зачем менять то, что было всегда?» Они обратили внимание на совпадение разрушения оград с вооружением цитадели и взысканием чрезвычайного налога. Настроение ухудшилось; через несколько дней в городе стало замечаться брожение. «У нас требуют денег, – говорили они, – сумма, хотя и велика, но может быть внесена; но в то же время разрушают наши барьеры и наводят на нас пушки. Каковы же планы этих людей Запада? Они собрали всех знатных людей Египта под предлогом заседаний дивана, но разве эти люди не заложники, которых они решили заполучить в свои руки, чтобы одним ударом уничтожить все, что есть в Египте великого и способного сплотить народ?»

Генерал Дюпюи был комендантом. Он являлся хорошим и смелым офицером, но был горяч и весьма вспыльчив. Он происходил из Тулузы. Живость гасконца плохо уживалась с восточной степенностью. Он не придавал никакого значения собственным словам и с легкостью угрожал жителям применением телесного наказания. В Европе хорошо знают, что подобные угрозы бессмысленны, поскольку они выходят за пределы полномочий того, кто к ним прибегает; что для применения телесного наказания необходим ряд публичных формальностей; но в условиях абсолютистского режима, когда представители власти могут позволить себе что угодно, всякий, кому угрожали, считал себя погибшим и жил чрезвычайно тревожно.

6 октября после утреннего туалета султана Кебира шейх Аль-Шаркауи сообщил, что в мечеть Аль-Азхар прибыл человек из Смирны, находился там десять дней и был им взят под наблюдение; у этого человека удалось исторгнуть признание в том, что Джеззар поручил ему начать священную войну против вождя французов; он принял решение не поднимать шума, чтобы не лишать себя возможности предотвращать в будущем аналогичные преступления; он ограничился отсылкой этого фанатика в Сирию в сопровождении двух своих офицеров; но желательно усилить меры предосторожности, ибо возможно, что в других мечетях находятся другие личности, питающие такие же замыслы.

IV. Большой диван распределил между различными купеческими корпорациями Каира сумму в 6 миллионов, подлежавшую выплате в качестве займа. Распределение вызвало большие споры, рассмотрение которых во дворце кади привлекло множество людей. Этот дворец сделался модным местом встреч; он открывался с восходом солнца, и там проводили часть утра. 22 октября толпа была более многочисленной, чем обычно; лестницы и дворы здания были заполнены любопытными, привлеченными вестью о том, что одна из корпораций подала жалобу на своего старшину. Туда явился ага полиции; он предупредил о том, что большое число злонамеренных лиц возбуждает толпу. Но поскольку жители Каира любят поговорить, отличаются живостью характера и чрезвычайно любопытны, генерал Дюпюи был привычен к подобного рода тревожным известиям. Он все же направился ко дворцу, но слишком поздно. Он оставил свой патруль драгун во дворе и поднялся к кади. Видя, что умы сильно возбуждены, он посоветовал этому должностному лицу отложить рассмотрение дела на завтра, что тот и сделал. Дюпюи с трудом пробился сквозь толпу к своему коню. Драгун толкали со всех сторон. Одна из лошадей опрокинула магрибинца. Этот свирепый человек, прибывший из Мекки, выстрелил из пистолета, убил всадника и вскочил на его коня. Французский отряд атаковал и разогнал народ. Генерал Дюпюи выехал со двора, но едва он показался на улице во главе своего патруля, его ударил копьем какой-то человек, стоявший там, как на посту. Он упал замертво. По городу тут же распространился слух о том, что султан Кебир убит, что французы сбросили маску и избивают правоверных. Муэдзины с высоты минаретов призывали правоверных к защите мечетей и города. Купцы закрыли свои лавки. Солдаты ринулись отовсюду в казармы. Злонамеренные лица закрыли ворота тех оград, которые еще не были разрушены. Женщины, вышедшие на террасы, издавали ужасающие вопли. Население бросилось к дому генерала дю Фальга, который неосторожно поселился подле главной мечети. Жители были сильно возбуждены против офицеров инженерных войск, потому что именно они разрушали барьеры, руководили фортификационными работами в цитадели и нередко оскверняли могилы при строительстве укреплений. В один миг дом был опустошен, книги и инструменты растащены, а пять или шесть лиц, находившиеся в нем, умерщвлены. Их головы носили по улицам, а затем повесили на двери главной мечети. Вид крови возбуждает фанатиков. Пришедшие в ужас знатные лица запираются в своих домах, но народ исторгает их из жилищ и с торжеством ведет в мечеть Аль-Азхар; он образует диван обороны, организует ополчение, выкапывает из земли оружие, не забывает ничего из того, что может обеспечить безнаказанность мятежа.

По счастливому стечению обстоятельств, едва занялся рассвет, Наполеон переправился через Нил для посещения арсенала в Гизе. Он вернулся в город к 9 часам. По виду жителей кварталов, через которые он проезжал, ему нетрудно было установить, что именно происходит. Он приказал вызвать главных улемов, но все дороги были уже перехвачены. Все перекрестки охранялись караулами повстанцев, началось строительство насыпей и стен, армия была в боевой готовности, каждый солдат на своем посту. Главные шейхи пытались просветить народ относительно неминуемых последствий, которые будет иметь его поведение; они ничего не смогли добиться; они были вынуждены примкнуть к движению, которое было неодолимо. Шейх Сада был избран председателем дивана мятежников; эта ассамблея состояла из сотни имамов, муэдзинов, руководителей магрибинцев – людей, принадлежавших исключительно к низшим классам. Она выпустила обращение, в котором заявила, «что Порта объявила войну Франции; что Джеззар-паша, назначенный сераскером, уже прибыл в Бельбейс со своей армией; что французы собираются спасаться бегством и разрушили барьеры в целях разграбления города в момент ухода». Всю ночь с высоты четырехсот минаретов Каира раздавались пронзительные голоса муэдзинов, сотрясавших воздух проклятиями по адресу всех врагов бога, неверных, идолопоклонников. Таким образом прошел весь день 22-го, вся ночь с 22-го на 23-е. Повстанцы использовали это время, чтобы сорганизоваться. Слышались ружейные выстрелы, но не часто. Дело принимало весьма серьезный оборот; усмирение Каира могло стать очень трудной задачей. Но еще больше пищи для размышлений давали неизбежные последствия, которые все это должно было иметь. Нужно было подчинить этот большой город, избегая всего того, что могло обострить положение до крайности и исключить возможность примирения народа Египта с армией. Была расклеена прокламация на арабском и турецком языках, имевшая целью просветить жителей относительно ложных известий, которыми пользовались злонамеренные лица, чтобы ввести их в заблуждение. «Неверно, что Джеззар перешел через пустыню; разрушение барьеров соответствует правилам хорошего управления; вооружение цитадели со стороны города явилось лишь выполнением одного из военных правил; жителям напоминалось о битве у пирамид и о поведении султана Кебира по отношению к ним; в заключение предлагалось перенести спор на разрешение дивана». Эта прокламация оказала дурное влияние. Вожаки воспользовались ею, чтобы уверить народ в том, что французы испугались, а это придало ему наглости. Муфти заявили, что надеяться не на что и нужно незамедлительно применить силу; что арабы пустынь двинулись в поход; что племена, находившиеся ближе всего к городу, прибудут в тот же день. Действительно час спустя стало известно, что биллис и терабинцы в числе 700–800 человек совершают враждебные акты и действуют на коммуникациях с Булаком. Адъютант Сулькусский выехал из Каира с 200 всадников, перешел через канал по мостику, атаковал бедуинов, убил некоторых из них и преследовал остальных на расстоянии нескольких лье. Он очистил все окрестности города, но сразу же после этого был ранен. Под ним убили лошадь, он упал на землю и был пронзен десятком копий. Сулькусский был поляк, хороший офицер, член Института Египта. Его смерть явилась чувствительной потерей.

Генерал артиллерии Доммартен с батареей из четырех мортир и шести гаубиц выступил из Булака, чтобы закрепиться на высотах форта Дюпюи. В час пополудни 30 мортир и гаубиц цитадели и батареи форта Дюпюи подали сигнал к атаке. В мечети Аль-Азхар разорвалось несколько бомб; час спустя в нескольких кварталах города начались пожары. В 3 часа мятежники сделали вылазку из ворот Побед, чтобы овладеть батареей форта Дюпюи. Их было 7000–8000 стрелков, в том числе 700–800 на лошадях. Минареты и весь купол мечети Хасана покрылись стрелками, которые пытались перебить канониров цитадели, но тщетно. Генерал Доммартен для защиты своих батарей располагал тремя батальонами и 300 всадников. Он приказал атаковать повстанцев в штыки. Повстанцы были отброшены; кавалерия взяла из их числа 400 пленных. Главнокомандующий тотчас же дал сигнал к атаке четырем заранее подготовленным колоннам. Каждая из них состояла из двух батальонов, а проводниками им служили оставшиеся верными копты, сирийцы и янычары. Все четыре достигли мечети Аль-Азхар в тот самый момент, когда в нее входили пораженные ужасом беглецы, участвовавшие в атаке форта Дюпюи. Мечеть была взята штурмом. К семи часам вечера все успокоилось. Огонь прекратился. Ага полиции арестовал 80 из 100 членов, входивших в состав дивана обороны. Их поместили в цитадели. Ночь была молчаливой и мрачной. Знатные люди, укрывшиеся в своих гаремах, испытывали сильное беспокойство. Они не знали, как будут судить об их поведении и не возложат ли на них ответственность за народный мятеж. Около 4000 человек уехали до рассвета, пересекли пустыню и укрылись в Суэце. Пламя полностью пожрало только три дома, да еще около двадцати пострадало от него; мечеть Аль-Азхар была едва затронута пожаром. Потери французов достигли 300 человек (в том числе сотня убитых). Тридцать больных, прибывших из Бельбейса, проходили через город в момент, когда вспыхнул мятеж; они были умерщвлены. Самой чувствительной потерей явилась гибель человек двадцати офицеров штаба и инженерных войск, а также членов комиссии искусств, которые были зарезаны в самом начале мятежа. Они оказались изолированными в различных кварталах. Порядочное количество французов было спасено честными горожанами. Все, что обладало богатством и образованием, сохранило верность и оказало значительные услуги европейцам. 24-го в 6 часов утра военно-судная комиссия констатировала, что 80 человек, заключенных в цитадели, входили в состав дивана обороны, и распорядилась расстрелять их. Все это были люди, отличавшиеся буйным и непримиримым характером.

V. С восходом солнца 60 шейхов и имамов главной мечети явились во дворец. Они не ложились спать уже трое суток. У них был вид людей виновных и мучимых тревогой. Между тем их ни в чем нельзя было упрекнуть. Они оставались верны, но не смогли противиться бурному потоку народного движения. Шейх Сада не явился, сославшись на нездоровье. Его плохим поведением можно было пренебречь; если бы французы показали, что им об этом известно, то пришлось бы отрубить ему голову. При тогдашнем же настроении умов его смерть принесла бы больше неудобств, чем выгод; его имя уважали на всем Востоке; казнить его – значило превратить его в мученика. Главнокомандующий передал ему, что его не удивляет, что человек в его возрасте, в разгар столь странных событий, чувствует себя плохо, но что он желал бы видеть его завтра, если это возможно. Наполеон принял шейхов, как обычно, и сказал им: «Я знаю, что многие из вас проявили слабость, но я хочу верить, что ни один не является преступником; неблагодарность и мятеж – это то, что более всего осуждается пророком… Я не хочу, чтобы хоть один день в Каире не происходило обычного богослужения; мечеть Аль-Азхар была взята штурмом, в ней текла кровь, идите и очистите ее. Все священные книги были взяты моими солдатами, но, действуя в моем духе, они принесли их мне – вот они, я их вам возвращаю. Тех, кого постигла смерть, достаточно для моей мести. Скажите народу Каира, что я хочу продолжать быть милостивым и милосердным. Он был предметом особого покровительства с моей стороны, он знает, как я любил его, пусть же он сам судит о своем поведении. Я прощаю всем, но хорошенько объясните им, что то, что произошло и еще произойдет, давно уже записано, и что никто не в силах остановить меня; это все равно, что захотеть остановить судьбу… Все, что произошло и еще произойдет, записано в книге истины». Эти старцы бросились на колени, стали целовать книги корана; среди последних имелись чрезвычайно древние. Один экземпляр принадлежал Хасану, другие – Саладину. Они выразили свою благодарность скорее выражением лица, нежели словами. Они отправились в мечеть Аль-Азхар. Мечеть была заполнена перепуганными людьми. Она была очищена. Трупы были преданы земле. Омовения и другие церемонии, предписываемые обычаем, препятствовали обычным молитвам. Шейх Аль-Шаркауи поднялся на кафедру и повторил то, что сказал султан Кебир. Народ успокоился. Он молил пророка о предстательстве, чтобы призвать благословение господне на этого великого и милостивого правителя. 24-го были убраны барьеры, очищены улицы, восстановлен порядок.

25-го шейх Сада явился к утреннему туалету и был принят, как обычно. По его лицу нетрудно было судить об охватившем его страхе. Он запинался и произносил бессвязные речи. Желая поздравить султана Кебира с избавлением от угрожавших ему опасностей, он возблагодарил бога за то, что тот вызвал бунт, а затем дал восторжествовать справедливости; судорожным движением, словно желая вернее обеспечить себе прощение, он схватил и поцеловал руку султана Кебира. Весь день 25-го народ занимал выжидательную позицию, но, наконец, как будто успокоился и предался радости. Он признал, что все заслужили смерть и что под властью менее милостивого правителя для Каира наступил бы его последний день.

Французская армия не разделяла радости и удовлетворения жителей. Офицеры и солдаты роптали, выражая свое недовольство. Они осуждали эту крайнюю снисходительность. «Зачем постоянно ласкать этих старых шейхов, этих ханжей?.. Это они все затеяли, это им надо было отомстить за кровь французов, убитых столь предательским образом. К чему вечно их ласкать? Остается только наградить этих старых лицемеров за их ужасающее поведение». Наполеон никак не реагировал на ропот армии, которая лишь много позднее осознала, насколько мудрым было его поведение. Увидев, как шейх Сада целовал руку главнокомандующему, Клебер, только что прибывший из Александрии, спросил у него, кто этот старик с таким смущенным видом, на лице которого написано такое сильное волнение? «Это вождь восстания», – ответили ему. – «Как! И вы не прикажете его расстрелять?» – «Нет, этот народ слишком чужд нам и нашим обычаям; я предпочитаю, чтоб у него были вожди вроде того, который не может ни сесть на коня, ни действовать саблей, чем видеть во главе его таких людей, как Мурад-бей и Осман-бей. Смерть этого бессильного старца не принесет никакой пользы и будет иметь для нас более гибельные последствия, чем вы предполагаете». События, происшедшие много времени спустя, напомнили об этом разговоре.

Улемы обнародовали ряд обращений; последние внесли успокоение в районы, где уже начались восстания. Некоторые из них, разосланные по провинциям, произносили горячие речи; их сердца были исполнены благодарности за великодушное к ним отношение. Они более чем когда-либо уверились в том, что Наполеон любит коран и пророка, что он был искренен, когда заверял их в своем желании видеть счастливым народ Аравии. В городе и провинции распространялись тысячи слухов: «В момент восстания Магомет явился султану Кебиру и сказал ему: „Народ Каира преступен, ибо ты был добр к нему, поэтому ты победишь; твои войска вступят в Аль-Азхар, но отнесись с уважением к священным предметам и книгам закона; ибо, если ты не будешь великодушным после победы, я перестану быть с тобой и впредь ты будешь терпеть поражение за поражением“«. Это было смесью суеверия и тщеславия; выходило, что все сделал пророк, который продолжал покровительствовать им. Это событие, которое могло иметь столь несчастные последствия, укрепило власть французов в стране. В дальнейшем жители всегда оставались верными им и сохраняли чувство благодарности за столь великодушное прощение. Но Большой диван был распущен, присутствие его членов было сочтено желательным в провинциях. Осуществление разработанных ранее проектов было отложено до заключения мира с константинопольским султаном либо до того момента, когда важные события военного характера рассеют еще угрожавшие стране грозовые тучи.

VI. На холме, где начальник артиллерии установил свою батарею мортир и гаубиц, капитан инженерных войск Бертран построил кирпичный форт; этот форт господствовал над наиболее мятежным кварталом и вместе с цитаделью держал его под перекрестным огнем; с него также простреливались большая дорога, подходящая к воротам Побед, а также ущелье, отделяющее цитадель от горы Мукаттам. Большая мечеть с очень высокими стенами, расположенная на канале Повелителя Правоверных по пути в Бельбейс, прикрывавшая городскую стену с северной стороны, была превращена в форт, названный в честь Сулькусского; этот форт мог вмещать несколько батальонов и склады; для обороны его достаточно было небольшого числа солдат. На высоте, господствующей над городом с северо-запада, на полпути в Булак, соорудили башню, названную фортом Камэн; он защищал площадь Эзбекия и подступы к городу. На холме, расположенном близ сада института, поднялся форт, названный Институтским; с него простреливалось все пространство между Каиром, старым Каиром и Нилом; этот форт обеспечивал коммуникации с островом Руда; он же прикрывал госпиталь, открытый в доме Ибрагим-бея. Этот госпиталь был обнесен стеной с бойницами в виде верка, служившего предмостным укреплением для острова Руда. Ниломер был использован для установки батарей, начало акведука в старом Каире превратили в форт. Кроме того, был создан ряд укрепленных позиций от Каира до острова Руда и Гизы, расположенной напротив него, на левом берегу Нила. Этот большой город оказался окруженным фортами, в которых находились батареи, способные обстреливать зажигательными бомбами и снарядами одновременно все кварталы; те же форты, для охраны которых было достаточно 500 человек, защищали все подступы к городу. Был организован отряд из местных жителей для оказания вооруженной помощи полиции и купцам, а также для наблюдения, в соответствии с обычаями страны, за кофейнями, сборищами, общественными местами, рынками.

Устранение всех внутренних барьеров совершенно изменило облик города. Лавки, кофейни, постоялые дворы и небольшие мануфактуры, открытые европейцами, получили новый стимул к развитию и предоставили армии удобства, которые сделали менее болезненным для нее сознание ее отдаленности от Европы.

VII. Повстанцы, бежавшие из Каира и обосновавшиеся в Суэце, нарушали покой страны. Через них шла переписка Ибрагим-бея, находившегося в Сирии, с Мурад-беем, находившимся в Саиде. Эта переписка приводила в движение все племена пустыни. Необходимо было занять этот важный город, чего до тех пор не сделали, поскольку, чтобы достигнуть его, надо пройти совершенно иссушенную пустыню, без воды, без тени, и этот 42-часовый переход необычайно утомителен в летнее время. Нужно было избегать всего, что способно было возбудить недовольство солдат. Но к концу октября жара спала, и прекрасные дни осени вызвали удовлетворение в армии. Она, наконец, освоилась в этой стране, снабжалась отличным хлебом, рисом, кипрским вином, финиковой водкой, пивом, мясом, птицей, яйцами и всевозможными овощами. Жалованье офицеров и солдат, выплачиваемое в тех же размерах, что во Франции, представляло вчетверо большую ценность в связи с дешевизной всех продуктов. Интендант Дор регулярно выдавал кофе «мокка», причем каждое отделение имело свой кофейник. Взамен фургонов и обозных повозок он снабдил каждый батальон верблюдами в количестве, достаточном для перевозки воды, продовольствия, санитарной части и обозных грузов. Генералы и старшие офицеры имели собственные кровати, палатки, верблюдов, и все было, наконец, организовано в соответствии с обычаем страны. Солдат вернулся к своему естественному настроению; он был исполнен задора и предприимчивости. Если он еще на что-то жаловался, то только на бездействие, продолжавшееся уже несколько месяцев. Это изменение в его настроении породило еще большую перемену в его взглядах на страну. Он убедился в том, что окружающая местность плодородна, обильна, здорова, понял, какие большие выгоды отдельным лицам и республике в целом может предоставить основание в этой стране колонии на прочных основаниях.

Дивизионный генерал Бон 8 ноября выступил в поход с 1200 солдат пехоты, 200 всадниками и двумя пушками. Он встал лагерем в Бирка-аль-Хаджи, на берегу озера, наполненного нильской водой, в пяти лье от Каира, на пути в Суэц. К нему прибыло все необходимое для перехода через пустыню. Один верблюд переносит два меха с водой в количестве, достаточном для утоления жажды 400 человек или 40 лошадей в течение одного дня. Приходилось везти с собой дрова для варки супа, и хотя переход через пустыню до Суэца длится всего три дня, из предусмотрительности был взят двадцатидневный запас продовольствия, десятидневный – воды и дров, что потребовало тысячи верблюдов. Генерал Бон не встретил никаких препятствий, вступил в Суэц, приказал немедленно приступить в фортификационным работам для защиты небольшого гарнизона, который он хотел там оставить. Инженеры военно-морского флота построили на верфи в Каире четыре канонерки, вооруженные 24-фунтовыми пушками. Они их разобрали; верблюды доставили их в Суэц, где они были вновь собраны и проконопачены. Трехцветное знамя взвилось над Красным морем. Канонерки плавали в северной части этого моря – до Косейра и Ямбо.

В северной своей части Красное море делится на два рукава: один, именуемый Суэцким морем, имеет от 5 до 10 лье в ширину и 50 лье в длину; другой, именуемый заливом Акаба, вдается в сушу приблизительно на 30 лье и имеет 3–5 лье в ширину. На оконечности его расположен город Айла или Элат, находящийся в 60 лье от Суэца, на пути караванов, направляющихся в Мекку. В Айле есть небольшой форт с турецким гарнизоном; там имеются колодцы, в изобилии дающие пресную воду. Этот форт принадлежал идумейцам, соперничавшим с Тиром; он был портом Иерусалима. Пустыня Тор находится между Суэцом, Аль-Акабой и горой Синай. Она населена тремя арабскими племенами численностью в 4000–5000 душ каждое. Там находят руины, не оставляющие никакого сомнения в том, что некогда в этой местности существовали города. В долине Фаран растут деревья и кустарники, из которых арабы выжигают уголь.

В конце декабря главнокомандующий выехал из Каира с академиками Монжем и Бертолле, инженером Ленэром, своим штабом, 200 человек конной охраны и 400 дромадерами. Он хотел лично побывать на берегах Красного моря и изучить следы канала двух морей. Со времени восстания он не отлучался из Каира. Было полезно приучить этот большой город к его отсутствию. Из Каира в Суэц есть три пути. Первый проходит через деревню Басатин в двух лье к югу от Каира, оттуда он направляется на восток и входит в долину Блуждания, а еще через 8 лье достигает колодцев Гандели; этих колодцев – восемь, вода в них солоноватая, караваны, направляющиеся из Сирии в Верхний Египет, останавливаются у этих колодцев; от колодцев Гандели дорога ведет к Красному морю, находящемуся на расстоянии 16 лье; сделав еще 9 лье по берегу, путешественники прибывают в Суэц; всего от Каира до Суэца по этому пути – 35 лье, а до Красного моря – только 26. В этой пустыне выпадают дожди. Было бы легко соорудить через каждые 4 лье пути по цистерне для нужд путешественников, а на берегу моря создать запас пресной воды для судов. Этим путем чаще всего пользовались жители Мемфиса. Вторая дорога ведет из Каира к озеру Бирка-аль-Хаджи (5 лье); от этого озера, за которым она проходит по безводной пустыне до замка Аджеруд, являющегося пунктом третьей остановки меккского каравана, – 23 лье; от Аджеруда до Суэца – 5 лье; всего – 33 лье. Третья дорога проходит через Бельбейс. От Каира до Бельбейса – 12 лье; через пустыню до Аджеруда – 19 лье; до Суэца – 5 лье; всего – 36 лье, из них только 19 лье по пустыне. Расстояние от Суэца до Каира по прямой – 27 189; лье; от Суэца до большой пирамиды у Гизы – 31 лье. Этих лье приходится 25 на градус.

24 декабря на берегах озера, именуемого Бирка-аль-Хаджи, был разбит лагерь. К нему присоединились несколько купцов, ехавших в Суэц по делам. 25-го за два часа до рассвета находившиеся в лагере тронулись в путь. Весь день караван двигался по бесплодным пескам; погода стояла хорошая, солнце грело, но не причиняло неудобств. Марш через пустыню однообразен, навевает сладкую меланхолию. Арабы, служившие проводниками, ориентировались, не ища следов. В течение дня караван сделал два привала – каждый по полчаса, а ночью он стал лагерем у дерева хамра, в 14 лье от Бирка-аль-Хаджи. Хамра является предметом поклонения арабов; проклятия и анафемы провозглашаются по адресу тех, которые окажутся настолько нечестивыми, что прикоснутся к этому чуду пустыни. Солдат не взял с собой дров для бивака; он страдал от холода; его положение лишь в незначительной степени облегчал огонь, который он пытался разжечь с помощью костей и сухих растений высотой в 7–8 дюймов, которые он нашел в соседней с лагерем долине. Эти растения служат пищей верблюдам. 26-го, за 2 часа до рассвета, караван снова двинулся в путь. Солнце еще не вставало, когда он прошел мимо колодца Аль-Бетар. Это необычайная по ширине яма глубиной в 50 туазов, арабы вырыли ее в надежде найти воду, но были вынуждены отказаться от этого намерения. Неподалеку от него разглядели, но только при свете луны, старую акацию; она была испещрена письменами… и другими свидетельствами почитания со стороны паломников, которые, возвращаясь из Мекки, оказывают почести этой первой растительности, возвещающей о приближении к водам Нила. В 2 часа пополудни Наполеон прибыл в Аджеруд. Дорога проходит в 500 туазах оттуда. Аджеруд – маленький форт, построенный на небольшом возвышении, господствующем над обширной территорией. Он имеет двойную кирпичную ограду, очень глубокий колодец; вода имеется там в избытке, но солоновата; она становится менее соленой, если подержать ее несколько часов на воздухе; эта вода – отличное питье для лошадей, верблюдов и других животных; люди пользуются ею только при последней крайности. В этом форте есть мечеть, караван-сарай и помещение на 150 солдат. Наполеон назначил туда коменданта, поставил гарт низон из пятнадцати человек с двумя пушками. В Суэц прибыли к ночи; главнокомандующий предпочел остаться в своей палатке и отказался от приготовленного для него дома.

Суэц лежит на берегу Красного моря, в 2600 туазах от оконечности залива и в 400–500 туазах от устья древнего канала. В свое время город достиг значительного процветания. Арабские географы описывают его, как оазис. Вода поступала, вероятно, через канал. Там выпадает достаточно дождя, чтобы, собирая воду в резервуары, можно было располагать ею в достаточном количестве не только для нужд города, но и для земледелия. В настоящее время там нет ничего; цистерны вмещают мало воды и плохо содержатся; вода для людей доставляется из Моисеевых источников, а для лошадей и верблюдов – из суэцкого источника, находящегося в одном лье от города, на пути в форт Аджеруд. В городе есть прекрасный базар, несколько красивых мечетей, остатки красивых набережных, около 30 магазинов и дома для населения в 2000–3000 душ. Во время пребывания караванов и судов из Джидды Суэц действительно имеет такое население; но когда приезжие кончают свои дела, там остается только 200–300 несчастных. Рейд находится в одном лье от города; суда бросают там якоря на глубине в 8 сажен; он имеет в окружности одно лье; с городом он сообщается фарватером шириной в 60–80 туазов и глубиною в 10 футов при отливе, то есть 15–16 при приливе. Дно хорошее, якоря держатся в нем крепко, оно илистое. Рейд покрыт рифами и песчаными банками. Для выхода из него нужен юго-восточный ветер, который редко дует в этих местах.

VIII. Наполеон потратил день 27-го на осмотр города и отдачу приказов о сооружении батареи для защиты фарватера и порта. 28-го он выехал на коне, чтобы посетить Моисеевы источники. В 3 часа утра он пересек Мадию – заливчик шириной в 3/4 лье, который при отливе можно переходить вброд. Контр-адмирал Гийом вышел в море на канонерке, приняв на борт саперов, инженеров и нескольких ученых. Моисеевы источники находятся в трех лье от Суэца, их насчитывается девять. Это ключи, бьющие из холмиков, возвышающихся на несколько туазов над поверхностью земли. Они берут начало в горах, расположенных в четырех лье от этого места. Эти источники находятся в 700 туазах от моря. В этом месте можно видеть развалины акведука и нескольких складов, построенных венецианцами в XV веке, когда они пытались преградить португальцам путь в Индию. Саперы начали раскопки и продолжали их до наступления ночи. Главнокомандующий сел на коня, чтобы вернуться в Суэц. Прибывшие морем возвратились на борт канонерки. В 9 часов вечера егеря авангарда стали кричать, что они погружаются в воду. Позвали проводников; солдаты развлекались тем, что поили их водкой, и от них невозможно было получить никаких сведений. Люди сбились с пути. Егеря шли на огонь, который они приняли за свет, горящий в Суэце; на самом деле, как вскоре заметили, это был свет фонаря в каюте канонерки, который ежеминутно менял место. Егеря сориентировались и определили местоположение Суэца. Они двинулись вперед на расстоянии 50 шагов один от другого, но, пройдя 200 туазов, егерь, шедший впереди, закричал, что он погружается в воду. Пришлось вернуть эту линию к исходному пункту; после рекогносцировки в нескольких направлениях ей повезло, и она нащупала правильное. В 10 часов утра эскадрон стоял в боевом порядке посреди впадины, – лошади по брюхо в воде; ночь была темной, луна должна была взойти только в полночь, на море замечалось легкое волнение и ветер как будто свежел, продолжался прилив, идти вперед было столь же опасно, как и отходить назад. Положение стало настолько критическим, что Наполеон сказал: «Неужели мы пришли сюда, чтобы погибнуть, как фараон? Это будет прекрасной темой для римских проповедников». Но эскорт состоял из солдат, прослуживших в армии по 8 – 10 лет и весьма сообразительных. Верный путь был найден некими Луи – квартирмейстером и Карбонелем – бригадиром. Луи вернулся навстречу эскадрону, он достиг суши, но нельзя было терять ни минуты. Вода поднималась все выше. Дю Фальга больше всех затруднял продвижение из-за своей деревянной ноги; двое солдат ростом в 5 футов 10 дюймов, прекрасных пловцов, взялись спасти его; это были люди чести, заслуживавшие всяческого доверия. Успокоившись на этот счет, главнокомандующий поспешил выбраться на сушу. Оказавшись под ветром, он услышал позади себя крики горячо споривших между собой людей. Он предположил, что двое унтер-офицеров бросили дю Фальга. Он повернул назад, но оказалось, что произошло нечто прямо противоположное: дю Фальга приказывал унтер-офищерам оставить его. «Я не хочу, – говорил он, – стать причиной гибели двух смельчаков; невероятно, чтоб мне удалось спастись, вы находитесь позади всех, раз уж я должен умереть, то пусть я умру один». Появление главнокомандующего прекратило эту ссору. Все поспешили к суше и достигли ее. Каффарелли отделался тем, что потерял свою деревянную ногу, но это и так случалось с ним каждую неделю. Потери были невелики и ограничивались несколькими карабинами и плащами. В лагере царила тревога. Некоторым офицерам пришла мысль зажечь костры на берегу, но у них не было топлива. Они разрушили один дом, на что ушло порядочно времени. Первый костер был зажжен на берегу тогда, когда эскадрон уже выбирался на сушу. Солдаты старших возрастов, учившие катехизис, рассказывали про бегство Моисея и гибель фараона, и этот случай долго оставался темой их разговоров.

19-го арабы Тора, которые после визита французских канонерок узнали о прибытии султана Кебира в их местность, явились просить его о покровительстве. Тор находится на берегу моря, это порт горы Синай. Эти арабы доставляют в Каир уголь и прекрасные фрукты, а оттуда вывозят все необходимое. Монахи горы Синай показали Наполеону книгу с надписями, сделанными рукою Магомета, Саладина и Селима, которые рекомендовали этот монастырь отрядам своих армий. По их просьбе он вписал туда такую же рекомендацию, которая должна была послужить им охранной грамотой в случае прибытия французских патрулей.

IX. 30-го штаб покинул Суэц. Палатки, обоз и эскорт были направлены в Аджеруд, где в 4 часа пополудни разбили лагерь. Наполеон в сопровождении академика Монжа, нескольких генералов и офицеров штаба следовал по берегу Красного моря и объехал впадину. Повернув затем назад, в направлении Суэца, он обнаружил в 400–500 туазах от этого города остатки каменной кладки, которые привлекли его внимание. Он продолжал путь в этом направлении перпендикулярно морю и, отъехав 60–80 туазов, очутился на трассе древнего канала, вдоль которой следовал в течение пяти часов. Приближалась ночь, а до лагеря оставалось еще семь лье пустыни – поэтому он помчался туда галопом. Несколько раз он колебался в выборе направления, но, наконец, достиг лагеря в сопровождении только трех или четырех человек, у которых были наилучшие лошади; остальные находились позади. Он приказал зажечь большие костры на холме и на минарете мечети форта Аджеруд, а также каждые четверть часа стрелять из пушки; это продолжалось до 11 часов вечера, когда все благополучно добрались до лагеря, никто не заблудился.

Остатки канала двух морей хорошо заметны. Берега его находятся на расстоянии 25 туазов друг от друга. Всадник, находящийся посереди канала, совершенно скрыт и невидим. 31-го встали лагерем в долине, расположенной в 10 лье от Аджеруда, где в изобилии росли маленькие колючие растения, которые так любят верблюды. Там паслись без охраны несколько сот молодых животных этого вида. 1 января 1799 г. встали лагерем на расстоянии ружейного выстрела от Бельбейса; фортификационные работы у Бельбейса сильно продвинулись вперед. Из-за недостатка камня офицеры инженерных войск применили кирпичи, высушенные на солнце и сделанные из нильского ила, весьма пригодного для этой цели. 3-го главнокомандующий отправился с 200 человек на дромадерах и лошадях в направлении вади Тумилат. В 4 часа пополудни он достиг расположенного посреди пустыни колодца Бир-Саба. Стояла чрезвычайно сильная жара, в колодце не хватало воды, и вкус у нее был, как у барежских вод. Пока производилась раздача этой отвратительной воды, один из людей заметил приближавшегося дромадера; сидевший на нем человек слишком поздно заметил французские войска, но пытался удалиться. Он вез в Верхний Египет депеши от Ибрагим-бея и Джеззар-паши. Он сообщил, что на сирийской границе начались военные действия, что армия Джеззар-паши вступила на территорию Египта, авангард ее занял оазис Аль-Ариш и приводит форт в обороноспособное состояние. На ночь стали бивуаком в оазисе, среди рощи; ночь была довольно холодной. Вой шакалов – своего рода волков пустыни, голос которых напоминает человеческий, – заставил нескольких часовых дать сигнал боевой тревоги, так как они решили, что лагерь атакован бедуинами. На следующий день Бертье нашел следы канала, пересекавшего вади Тумилат и направлявшегося далее к Бубасте, на пелузийском рукаве Нила, где в него вливалась вода этой реки. Остатки канала имеют здесь такие же размеры, как в стороне Суэца.

Между тем в Суэц прибыла флотилия из Джидды, доставившая очень большое количество кофе и индийских товаров. Наполеон пересек пустыню и вернулся в этот город. Суда имели водоизмещение в 400–500 тонн. Из Каира прибыл караван; Суэц ожил и приобрел вид индийского города. Наполеон принял там агентов, возвращавшихся из Индии. Выехав оттуда, он пересек перешеек в другом направлении и прибыл в Салихию; он нашел укрепления гарантированными от внезапного захвата, склады заполненными ячменем, бобами и боеприпасами. Он послал два батальона с артиллерией в Катаю; колодцы были в хорошем состоянии. Офицеры инженерных войск построили хороший редут, палисады которого имели стороны протяжением в 50 туазов; там были оборудованы огневые позиции, с которых пушки держали под огнем все колодцы, очищенные несколько недель спустя. Блокгаузы, заготовленные в Каире, были собраны в редуте, чтобы служить складами. Караваны верблюдов, доставившие из Каира и Дамиетты рис, муку, ячмень и бобы, снабдили продовольствием склады этого оазиса. Когда Джеззар узнал, что в Катаю прибыл отряд французской пехоты и там строится редут, он отказался от дальнейшего продвижения вперед, опасаясь поставить под угрозу свои войска. Генерал Ренье, главная квартира которого находилась в Бельбейсе, направил в Салихию сильный авангард для поддержки поста Катая.

Главнокомандующий вернулся в Каир через две недели после выезда оттуда. Он нашел все в удовлетворительном состоянии. О движении Джеззара на Египет было известно, но это не вызывало беспокойства; доверие было полным. Перед Александрией показались в море несколько английских транспортов и канонерок. Это тоже не произвело впечатления. Александрийские батареи потопили несколько бомбард. Мурад-бей был изгнан из Верхнего Египта, трехцветный флаг развевался над сиенским катарактом, вся страна была подчинена; большой и малый оазис, а также область племен барабра были единственными убежищами, где могли укрыться мамлюки от постигшей их беды.

X. Наполеон решился перенести войну в Сирию. Повсюду энергично велась подготовка. Прежде чем покинуть Египет, он решил посмотреть вблизи и измерить знаменитые пирамиды. Он провел в этом районе несколько дней, совершил несколько поездок по пустыне в направлении Малого оазиса. Верхний и Нижний Египет были спокойны. Деятельность дивана полностью развернулась, и жители Каира сохранили от своего восстания только воспоминание о милосердии, которому были обязаны своим спасением.

Арабы никогда не могли выдержать огонь французской пехоты. Мамлюки, которые сначала пытались противостоять ему, в конце концов признали превосходство французов и невозможность преодолеть его. Опыт битв у Шубрахита, у пирамид, у Седимана научил их не презирать более пешие войска. С этого времени отряд в сто человек пехоты мог передвигаться по стране в любом направлении; если бы он наткнулся на 700 или 800 мамлюков, последние поостереглись бы атаковать его. В трех битвах французские каре были построены глубиною в шесть шеренг; долгое время каждый солдат носил с собой кол длиной в 4 фута и диаметром в фут, с двумя восьмидюймовыми цепочками на обеих сторонах; эти колья служили прикрытием пехоте. Но когда превосходство французского солдата было признано противником, от этих предосторожностей отказались. Каре стали строиться только в три шеренги, а нередко солдаты ограничивались двумя. Офицеры имели приказ открывать огонь двумя шеренгами, когда кавалерия находилась на дистанции в 120 туазов, ибо если бы стали дожидаться, пока она окажется совсем близко, как считали нужным некоторые, то поскольку лошади скакали во весь опор, не было бы возможности остановить их. Кавалерии, если она хороша, требуется только… чтобы преодолеть это расстояние; за это время солдат может успеть выстрелить только… Стрелки, действовавшие против бедуинов и мамлюков, шли всегда по четыре в ряд и строились в батальонные каре, что приводило в замешательство кавалерию. Это не значит, что не было случаев, когда один стойкий стрелок ружейным выстрелом валил с лошади всадника, но такие случаи нельзя принимать за правило.

Арабы никогда не дожидались атаки французской кавалерии – разве что их приходилось четверо на одного. Мамлюки, напротив, бравировали своим презрением к ней. Но когда французские кавалеристы пересели на местных коней, они сумели дать им отпор. Один мамлюк был сильнее одного француза; он был лучше натренирован и вооружен. Сто мамлюков могли биться со ста французами, имея шансы на успех. Но при столкновении двух отрядов, численность каждого из которых превышала 200 всадников, шансы находились на стороне французов. Мамлюки сражаются беспорядочно; они поднимают пыль столбом на крыльях, чтобы обойти с флангов и атаковать линию с тыла. Отряд из трехсот французов строился тремя линиями, разворачивался направо и налево по отношению к первой линии, и кавалерия противника, уже приступившая к маневру, чтобы обойти первую линию с флангов, останавливалась с целью обойти с флангов эту новую линию; третья линия совершала тот же маневр, и вся новая линия одновременно атаковала противника; тогда мамлюки обращались в бегство, уступая поле битвы. Французские кавалеристы, как и мамлюки, с помощью ремня привязывали свои пистолеты к седельной шишке. Саблю они носили на запястье, с которым она соединялась темляком. Ружья драгун иногда бывали полезны, но это сопряжено с целым рядом неудобств, если эскадрон не отделен от противника препятствием, исключающим возможность атаки. Французская пехота, кавалерия и артиллерия в равной степени обладали значительным превосходством. Французская кавалерия никогда не передвигалась большими отрядами, без сопровождения конной артиллерии. Мамлюки перед атакой стреляли из шести видов оружия: из ружья, из мушкетона и двух пар пистолетов, которые они носили – одну на седельной луке, другую – на груди. Копье нес один из саис, следовавших за ними пешком. Это было отважное и прекрасное ополчение.

Это было смесью суеверия и тщеславия; выходило, что все сделал пророк, который продолжал покровительствовать им. Это событие, которое могло иметь столь несчастные последствия, укрепило власть французов в стране. В дальнейшем жители всегда оставались верными им и сохраняли чувство благодарности за столь великодушное прощение. Но Большой диван был распущен, присутствие его членов было сочтено желательным в провинциях. Осуществление разработанных ранее проектов было отложено до заключения мира с константинопольским султаном либо до того момента, когда важные события военного характера рассеют еще угрожавшие стране грозовые тучи.

VI. На холме, где начальник артиллерии установил свою батарею мортир и гаубиц, капитан инженерных войск Бертран построил кирпичный форт; этот форт господствовал над наиболее мятежным кварталом и вместе с цитаделью держал его под перекрестным огнем; с него также простреливались большая дорога, подходящая к воротам Побед, а также ущелье, отделяющее цитадель от горы Мукаттам. Большая мечеть с очень высокими стенами, расположенная на канале Повелителя Правоверных по пути в Бельбейс, прикрывавшая городскую стену с северной стороны, была превращена в форт, названный в честь Сулькусского; этот форт мог вмещать несколько батальонов и склады; для обороны его достаточно было небольшого числа солдат. На высоте, господствующей над городом с северо-запада, на полпути в Булак, соорудили башню, названную фортом Камэн; он защищал площадь Эзбекия и подступы к городу. На холме, расположенном близ сада института, поднялся форт, названный Институтским; с него простреливалось все пространство между Каиром, старым Каиром и Нилом; этот форт обеспечивал коммуникации с островом Руда; он же прикрывал госпиталь, открытый в доме Ибрагим-бея. Этот госпиталь был обнесен стеной с бойницами в виде верка, служившего предмостным укреплением для острова Руда. Ниломер был использован для установки батарей, начало акведука в старом Каире превратили в форт. Кроме того, был создан ряд укрепленных позиций от Каира до острова Руда и Гизы, расположенной напротив него, на левом берегу Нила. Этот большой город оказался окруженным фортами, в которых находились батареи, способные обстреливать зажигательными бомбами и снарядами одновременно все кварталы; те же форты, для охраны которых было достаточно 500 человек, защищали все подступы к городу. Был организован отряд из местных жителей для оказания вооруженной помощи полиции и купцам, а также для наблюдения, в соответствии с обычаями страны, за кофейнями, сборищами, общественными местами, рынками.

Устранение всех внутренних барьеров совершенно изменило облик города. Лавки, кофейни, постоялые Дворы и небольшие мануфактуры, открытые европейцами, получили новый стимул к развитию и предоставили армии удобства, которые сделали менее болезненным для нее сознание ее отдаленности от Европы.

VII. Повстанцы, бежавшие из Каира и обосновавшиеся в Суэце, нарушали покой страны. Через них шла переписка Ибрагим-бея, находившегося в Сирии, с Мурад-беем, находившимся в Сайде. Эта переписка приводила в движение все племена пустыни. Необходимо было занять этот важный город, чего до тех пор не сделали, поскольку, чтобы достигнуть его, надо пройти совершенно иссушенную пустыню, без воды, без тени, и этот 42-часовый переход необычайно утомителен в летнее время. Нужно было избегать всего, что способно было возбудить недовольство солдат. Но к концу октября жара спала, и прекрасные дни осени вызвали удовлетворение в армии. Она, наконец, освоилась в этой стране, снабжалась отличным хлебом, рисом, кипрским вином, финиковой водкой, пивом, мясом, птицей, яйцами и всевозможными овощами. Жалованье офицеров и солдат, выплачиваемое в тех же размерах, что во Франции, представляло вчетверо большую ценность в связи с дешевизной всех продуктов. Интендант Дор регулярно выдавал кофе «мокка», причем каждое отделение имело свой кофейник. Взамен фургонов и обозных повозок он снабдил каждый батальон верблюдами в количестве, достаточном для перевозки воды, продовольствия, санитарной части и обозных грузов. Генералы и старшие офицеры имели собственные кровати, палатки, верблюдов, и все было, наконец, организовано в соответствии с обычаем страны. Солдат вернулся к своему естественному настроению; он был исполнен задора и предприимчивости. Если он еще на что-то жаловался, то только на бездействие, продолжавшееся уже несколько месяцев. Это изменение в его настроении породило еще большую перемену в его взглядах на страну. Он убедился в том, что окружающая местность плодородна, обильна, здорова, понял, какие большие выгоды отдельным лицам и республике в целом может предоставить основание в этой стране колонии на прочных основаниях.

Дивизионный генерал Бон 8 ноября выступил в поход с 1200 солдат пехоты, 200 всадниками и двумя пушками. Он встал лагерем в Бирка-аль-Хаджи, на берегу озера, наполненного нильской водой, в пяти лье от Каира, на пути в Суэц. К нему прибыло все необходимое для перехода через пустыню. Один верблюд переносит два меха с водой в количестве, достаточном для утоления жажды 400 человек или 40 лошадей в течение одного дня. Приходилось везти с собой дрова для варки супа, и хотя переход через пустыню до Суэца длится всего три дня, из предусмотрительности был взят двадцатидневный запас продовольствия, десятидневный – воды и дров, что потребовало тысячи верблюдов. Генерал Бон не встретил никаких препятствий, вступил в Суэц, приказал немедленно приступить в фортификационным работам для защиты небольшого гарнизона, который он хотел там оставить. Инженеры военно-морского флота построили на верфи в Каире четыре канонерки, вооруженные 24-фунтовыми пушками. Они их разобрали; верблюды доставили их в Суэц, где они были вновь собраны и проконопачены. Трехцветное знамя взвилось над Красным морем. Канонерки плавали в северной части этого моря – до Косейра и Ямбо.

В северной своей части Красное море делится на два рукава: один, именуемый Суэцким морем, имеет от 5 до 10 лье в ширину и 50 лье в длину; другой, именуемый заливом Акаба, вдается в сушу приблизительно на 30 лье и имеет 3–5 лье в ширину. На оконечности его расположен город Айла или Элат, находящийся в 60 лье от Суэца, на пути караванов, направляющихся в Мекку. В Айле есть небольшой форт с турецким гарнизоном; там имеются колодцы, в изобилии дающие пресную воду. Этот форт принадлежал идумейцам, соперничавшим с Тиром; он был портом Иерусалима. Пустыня Тор находится между Суэцом, Аль-Акабой и горой Синай. Она населена тремя арабскими племенами численностью в 4000–5000 душ каждое. Там находят руины, не оставляющие никакого сомнения в том, что некогда в этой местности существовали города. В долине Фаран растут деревья и кустарники, из которых арабы выжигают уголь.

В конце декабря главнокомандующий выехал из Каира с академиками Монжем и Бертолле, инженером Ленэром, своим штабом, 200 человек конной охраны и 400 дромадерами. Он хотел лично побывать на берегах Красного моря и изучить следы канала двух морей. Со времени восстания он не отлучался из Каира. Было полезно приучить этот большой город к его отсутствию. Из Каира в Суэц есть три пути. Первый проходит через деревню Басатин в двух лье к югу от Каира, оттуда он направляется на восток и входит в долину Блуждания, а еще через 8 лье достигает колодцев Гандели; этих колодцев – восемь, вода в них солоноватая, караваны, направляющиеся из Сирии в Верхний Египет, останавливаются у этих колодцев; от колодцев Гандели дорога ведет к Красному морю, находящемуся на расстоянии 16 лье; сделав еще 9 лье по берегу, путешественники прибывают в Суэц; всего от Каира до Суэца по этому пути – 35 лье, а до Красного моря – только 26. В этой пустыне выпадают дожди. Было бы легко соорудить через каждые 4 лье пути по цистерне для нужд путешественников, а на берегу моря создать запас пресной воды для судов. Этим путем чаще всего пользовались жители Мемфиса. Вторая дорога ведет из Каира к озеру Бирка-аль-Хаджи (5 лье); от этого озера, за которым она проходит по безводной пустыне до замка Аджеруд, являющегося пунктом третьей остановки меккского каравана, – 23 лье; от Аджеруда до Суэца – 5 лье; всего – 33 лье. Третья дорога проходит через Бельбейс. От Каира до Бельбейса – 12 лье; через пустыню до Аджеруда – 19 лье; до Суэца – 5 лье; всего – 36 лье, из них только 19 лье по пустыне. Расстояние от Суэца до Каира по прямой – 27 189; лье; от Суэца до большой пирамиды у Гизы – 31 лье. Этих лье приходится 25 на градус.

24 декабря на берегах озера, именуемого Бирка-аль-Хаджи, был разбит лагерь. К нему присоединились несколько купцов, ехавших в Суэц по делам. 25-го за два часа до рассвета находившиеся в лагере тронулись в путь. Весь день караван двигался по бесплодным пескам; погода стояла хорошая, солнце грело, но не причиняло неудобств. Марш через пустыню однообразен, навевает сладкую меланхолию. Арабы, служившие проводниками, ориентировались, не ища следов. В течение дня караван сделал два привала – каждый по полчаса, а ночью он стал лагерем у дерева хамра, в 14 лье от Бирка-аль-Хаджи. Хамра является предметом поклонения арабов; проклятия и анафемы провозглашаются по адресу тех, которые окажутся настолько нечестивыми, что прикоснутся к этому чуду пустыни. Солдат не взял с собой дров для бивака; он страдал от холода; его положение лишь в незначительной степени облегчал огонь, который он пытался разжечь с помощью костей и сухих растений высотой в 7–8 дюймов, которые он нашел в соседней с лагерем долине. Эти растения служат пищей верблюдам. 26-го, за 2 часа до рассвета, караван снова двинулся в путь. Солнце еще не вставало, когда он прошел мимо колодца Аль-Бетар. Это необычайная по ширине яма глубиной в 50 туазов, арабы вырыли ее в надежде найти воду, но были вынуждены отказаться от этого намерения. Неподалеку от него разглядели, но только при свете луны, старую акацию; она была испещрена письменами… и другими свидетельствами почитания со стороны паломников, которые, возвращаясь из Мекки, оказывают почести этой первой растительности, возвещающей о приближении к водам Нила. В 2 часа пополудни Наполеон прибыл в Аджеруд. Дорога проходит в 500 туазах оттуда. Аджеруд – маленький форт, построенный на небольшом возвышении, господствующем над обширной территорией. Он имеет двойную кирпичную ограду, очень глубокий колодец; вода имеется там в избытке, но солоновата; она становится менее соленой, если подержать ее несколько часов на воздухе; эта вода – отличное питье для лошадей, верблюдов и других животных; люди пользуются ею только при последней крайности. В этом форте есть мечеть, караван-сарай и помещение на 150 солдат. Наполеон назначил туда коменданта, поставил гарнизон из пятнадцати человек с двумя пушками. В Суэц прибыли к ночи; главнокомандующий предпочел остаться в своей палатке и отказался от приготовленного для него дома.

Суэц лежит на берегу Красного моря, в 2600 туазах от оконечности залива и в 400–500 туазах от устья древнего канала. В свое время город достиг значительного процветания. Арабские географы описывают его, как оазис. Вода поступала, вероятно, через канал. Там выпадает достаточно дождя, чтобы, собирая воду в резервуары, можно было располагать ею в достаточном количестве не только для нужд города, но и для земледелия. В настоящее время там нет ничего; цистерны вмещают мало воды и плохо содержатся; вода для людей доставляется из Моисеевых источников, а для лошадей и верблюдов – из суэцкого источника, находящегося в одном лье от города, на пути в форт Аджеруд. В городе есть прекрасный базар, несколько красивых мечетей, остатки красивых набережных, около 30 магазинов и дома для населения в 2000–3000 душ. Во время пребывания караванов и судов из Джидды Суэц действительно имеет такое население; но когда приезжие кончают свои дела, там остается только 200–300 несчастных. Рейд находится в одном лье от города; суда бросают там якоря на глубине в 8 сажен; он имеет в окружности одно лье; с городом он сообщается фарватером шириной в 60–80 туазов и глубиною в 10 футов при отливе, то есть 15–16 при приливе. Дно хорошее, якоря держатся в нем крепко, оно илистое. Рейд покрыт рифами и песчаными банками. Для выхода из него нужен юго-восточный ветер, который редко дует в этих местах.

VIII. Наполеон потратил день 27-го на осмотр города и отдачу приказов о сооружении батареи для защиты фарватера и порта. 28-го он выехал на коне, чтобы посетить Моисеевы источники. В 3 часа утра он пересек Мадию – заливчик шириной в 3/4 лье, который при отливе можно переходить вброд. Контр-адмирал Гийом вышел в море на канонерке, приняв на борт саперов, инженеров и нескольких ученых. Моисеевы источники находятся в трех лье от Суэца, их насчитывается девять. Это ключи, бьющие из холмиков, возвышающихся на несколько туазов над поверхностью земли. Они берут начало в горах, расположенных в четырех лье от этого места. Эти источники находятся в 700 туазах от моря. В этом месте можно видеть развалины акведука и нескольких складов, построенных венецианцами в XV веке, когда они пытались преградить португальцам путь в Индию. Саперы начали раскопки и продолжали их до наступления ночи. Главнокомандующий сел на коня, чтобы вернуться в Суэц. Прибывшие морем возвратились на борт канонерки. В 9 часов вечера егеря авангарда стали кричать, что они погружаются в воду. Позвали проводников; солдаты развлекались тем, что поили их водкой, и от них невозможно было получить никаких сведений. Люди сбились с пути. Егеря шли на огонь, который они приняли за свет, горящий в Суэце; на самом деле, как вскоре заметили, это был свет фонаря в каюте канонерки, который ежеминутно менял место. Егеря сориентировались и определили местоположение Суэца. Они двинулись вперед на расстоянии 50 шагов один от другого, но, пройдя 200 туазов, егерь, шедший впереди, закричал, что он погружается в воду. Пришлось вернуть эту линию к исходному пункту; после рекогносцировки в нескольких направлениях ей повезло, и она нащупала правильное. В 10 часов утра эскадрон стоял в боевом порядке посреди впадины, – лошади по брюхо в воде; ночь была темной, луна должна была взойти только в полночь, на море замечалось легкое волнение и ветер как будто свежел, продолжался прилив, идти вперед было столь же опасно, как и отходить назад. Положение стало настолько критическим, что Наполеон сказал: «Неужели мы пришли сюда, чтобы погибнуть, как фараон? Это будет прекрасной темой для римских проповедников». Но эскорт состоял из солдат, прослуживших в армии по 8–10 лет и весьма сообразительных. Верный путь был найден некими Луи – квартирмейстером и Карбонелем – бригадиром. Луи вернулся навстречу эскадрону, он достиг суши, но нельзя было терять ни минуты. Вода поднималась все выше. Дю Фальга больше всех затруднял продвижение из-за своей деревянной ноги; двое солдат ростом в 5 футов 10 дюймов, прекрасных пловцов, взялись спасти его; это были люди чести, заслуживавшие всяческого доверия. Успокоившись на этот счет, главнокомандующий поспешил выбраться на сушу. Оказавшись под ветром, он услышал позади себя крики горячо споривших между собой людей. Он предположил, что двое унтер-офицеров бросили дю Фальга. Он повернул назад, но оказалось, что произошло нечто прямо противоположное: дю Фальга приказывал унтер-офищерам оставить его. «Я не хочу, – говорил он, – стать причиной гибели двух смельчаков; невероятно, чтоб мне удалось спастись, вы находитесь позади всех, раз уж я должен умереть, то пусть я умру один». Появление главнокомандующего прекратило эту ссору. Все поспешили к суше и достигли ее. Каффарелли отделался тем, что потерял свою деревянную ногу, но это и так случалось с ним каждую неделю. Потери были невелики и ограничивались несколькими карабинами и плащами. В лагере царила тревога. Некоторым офицерам пришла мысль зажечь костры на берегу, но у них не было топлива. Они разрушили один дом, на что ушло порядочно времени. Первый костер был зажжен на берегу тогда, когда эскадрон уже выбирался на сушу. Солдаты старших возрастов, учившие катехизис, рассказывали про бегство Моисея и гибель фараона, и этот случай долго оставался темой их разговоров.

19-го арабы Тора, которые после визита французских канонерок узнали о прибытии султана Кебира в их местность, явились просить его о покровительстве. Тор находится на берегу моря, это порт горы Синай. Эти арабы доставляют в Каир уголь и прекрасные фрукты, а оттуда вывозят все необходимое. Монахи горы Синай показали Наполеону книгу с надписями, сделанными рукою Магомета, Саладина и Селима, которые рекомендовали этот монастырь отрядам своих армий. По их просьбе он вписал туда такую же рекомендацию, которая должна была послужить им охранной грамотой в случае прибытия французских патрулей.

IX. 30-го штаб покинул Суэц. Палатки, обоз и эскорт были направлены в Аджеруд, где в 4 часа пополудни разбили лагерь. Наполеон в сопровождении академика Монжа, нескольких генералов и офицеров штаба следовал по берегу Красного моря и объехал впадину. Повернув затем назад, в направлении Суэца, он обнаружил в 400–500 туазах от этого города остатки каменной кладки, которые привлекли его внимание. Он продолжал путь в этом направлении перпендикулярно морю и, отъехав 60–80 туазов, очутился на трассе древнего канала, вдоль которой следовал в течение пяти часов. Приближалась ночь, а до лагеря оставалось еще семь лье пустыни – поэтому он помчался туда галопом. Несколько раз он колебался в выборе направления, но, наконец, достиг лагеря в сопровождении только трех или четырех человек, у которых были наилучшие лошади; остальные находились позади. Он приказал зажечь большие костры на холме и на минарете мечети форта Аджеруд, а также каждые четверть часа стрелять из пушки; это продолжалось до 11 часов вечера, когда все благополучно добрались до лагеря, никто не заблудился.

Остатки канала двух морей хорошо заметны. Берега его находятся на расстоянии 25 туазов друг от друга. Всадник, находящийся посереди канала, совершенно скрыт и невидим. 31-го встали лагерем в долине, расположенной в 10 лье от Аджеруда, где в изобилии росли маленькие колючие растения, которые так любят верблюды. Там паслись без охраны несколько сот молодых животных этого вида. 1 января 1799 г. встали лагерем на расстоянии ружейного выстрела от Бельбейса; фортификационные работы у Бельбейса сильно продвинулись вперед. Из-за недостатка камня офицеры инженерных войск применили кирпичи, высушенные на солнце и сделанные из нильского ила, весьма пригодного для этой цели. 3-го главнокомандующий отправился с 200 человек на дромадерах и лошадях в направлении вади Тумилат. В 4 часа пополудни он достиг расположенного посреди пустыни колодца Бир-Саба. Стояла чрезвычайно сильная жара, в колодце не хватало воды, и вкус у нее был, как у барежских вод. Пока производилась раздача этой отвратительной воды, один из людей заметил приближавшегося дромадера; сидевший на нем человек слишком поздно заметил французские войска, но пытался удалиться. Он вез в Верхний Египет депеши от Ибрагим-бея и Джеззар-паши. Он сообщил, что на сирийской границе начались военные действия, что армия Джеззар-паши вступила на территорию Египта, авангард ее занял оазис Аль-Ариш и приводит форт в обороноспособное состояние. На ночь стали бивуаком в оазисе, среди рощи; ночь была довольно холодной. Вой шакалов – своего рода волков пустыни, голос которых напоминает человеческий, – заставил нескольких часовых дать сигнал боевой тревоги, так как они решили, что лагерь атакован бедуинами. На следующий день Бертье нашел следы канала, пересекавшего вади Тумилат и направлявшегося далее к Бубасте, на пелузийском рукаве Нила, где в него вливалась вода этой реки. Остатки канала имеют здесь такие же размеры, как в стороне Суэца.

Между тем в Суэц прибыла флотилия из Джидды, доставившая очень большое количество кофе и индийских товаров. Наполеон пересек пустыню и вернулся в этот город. Суда имели водоизмещение в 400–500 тонн. Из Каира прибыл караван; Суэц ожил и приобрел вид индийского города. Наполеон принял там агентов, возвращавшихся из Индии. Выехав оттуда, он пересек перешеек в другом направлении и прибыл в Салихию; он нашел укрепления гарантированными от внезапного захвата, склады заполненными ячменем, бобами и боеприпасами. Он послал два батальона с артиллерией в Катаю; колодцы были в хорошем состоянии. Офицеры инженерных войск построили хороший редут, палисады которого имели стороны протяжением в 50 туазов; там были оборудованы огневые позиции, с которых пушки держали под огнем все колодцы, очищенные несколько недель спустя. Блокгаузы, заготовленные в Каире, были собраны в редуте, чтобы служить складами. Караваны верблюдов, доставившие из Каира и Дамиетты рис, муку, ячмень и бобы, снабдили продовольствием склады этого оазиса. Когда Джеззар узнал, что в Катаю прибыл отряд французской пехоты и там строится редут, он отказался от дальнейшего продвижения вперед, опасаясь поставить под угрозу свои войска. Генерал Ренье, главная квартира которого находилась в Бельбейсе, направил в Салихию сильный авангард для поддержки поста Катая.

Главнокомандующий вернулся в Каир через две недели после выезда оттуда. Он нашел все в удовлетворительном состоянии. О движении Джеззара на Египет было известно, но это не вызывало беспокойства; доверие было полным. Перед Александрией показались в море несколько английских транспортов и канонерок. Это тоже не произвело впечатления. Александрийские батареи потопили несколько бомбард. Мурад-бей был изгнан из Верхнего Египта, трехцветный флаг развевался над сиенским катарактом, вся страна была подчинена; большой и малый оазис, а также область племен барабра были единственными убежищами, где могли укрыться мамлюки от постигшей их беды.

X. Наполеон решился перенести войну в Сирию. Повсюду энергично велась подготовка. Прежде чем покинуть Египет, он решил посмотреть вблизи и измерить знаменитые пирамиды. Он провел в этом районе несколько дней, совершил несколько поездок по пустыне в направлении Малого оазиса. Верхний и Нижний Египет были спокойны. Деятельность дивана полностью развернулась, и жители Каира сохранили от своего восстания только воспоминание о милосердии, которому были обязаны своим спасением.

Арабы никогда не могли выдержать огонь французской пехоты. Мамлюки, которые сначала пытались противостоять ему, в конце концов признали превосходство французов и невозможность преодолеть его. Опыт битв у Шубрахита, у пирамид, у Седимана научил их не презирать более пешие войска. С этого времени отряд в сто человек пехоты мог передвигаться по стране в любом направлении; если бы он наткнулся на 700 или 800 мамлюков, последние поостереглись бы атаковать его. В трех битвах французские каре были построены глубиною в шесть шеренг; долгое время каждый солдат носил с собой кол длиной в 4 фута и диаметром в фут, с двумя восьмидюймовыми цепочками на обеих сторонах; эти колья служили прикрытием пехоте. Но когда превосходство французского солдата было признано противником, от этих предосторожностей отказались. Каре стали строиться только в три шеренги, а нередко солдаты ограничивались двумя. Офицеры имели приказ открывать огонь двумя шеренгами, когда кавалерия находилась на дистанции в 120 туазов, ибо если бы стали дожидаться, пока она окажется совсем близко, как считали нужным некоторые, то поскольку лошади скакали во весь опор, не было бы возможности остановить их. Кавалерии, если она хороша, требуется только… чтобы преодолеть это расстояние; за это время солдат может успеть выстрелить только… Стрелки, действовавшие против бедуинов и мамлюков, шли всегда по четыре в ряд и строились в батальонные каре, что приводило в замешательство кавалерию. Это не значит, что не было случаев, когда один стойкий стрелок ружейным выстрелом валил с лошади всадника, но такие случаи нельзя принимать за правило.

Арабы никогда не дожидались атаки французской кавалерии – разве что их приходилось четверо на одного. Мамлюки, напротив, бравировали своим презрением к ней. Но когда французские кавалеристы пересели на местных коней, они сумели дать им отпор. Один мамлюк был сильнее одного француза; он был лучше натренирован и вооружен. Сто мамлюков могли биться со ста французами, имея шансы на успех. Но при столкновении двух отрядов, численность каждого из которых превышала 200 всадников, шансы находились на стороне французов. Мамлюки сражаются беспорядочно; они поднимают пыль столбом на крыльях, чтобы обойти с флангов и атаковать линию с тыла. Отряд из трехсот французов строился тремя линиями, разворачивался направо и налево по отношению к первой линии, и кавалерия противника, уже приступившая к маневру, чтобы обойти первую линию с флангов, останавливалась с целью обойти с флангов эту новую линию; третья линия совершала тот же маневр, и вся новая линия одновременно атаковала противника; тогда мамлюки обращались в бегство, уступая поле битвы. Французские кавалеристы, как и мамлюки, с помощью ремня привязывали свои пистолеты к седельной шишке. Саблю они носили на запястье, с которым она соединялась темляком. Ружья драгун иногда бывали полезны, но это сопряжено с целым рядом неудобств, если эскадрон не отделен от противника препятствием, исключающим возможность атаки. Французская пехота, кавалерия и артиллерия в равной степени обладали значительным превосходством. Французская кавалерия никогда не передвигалась большими отрядами, без сопровождения конной артиллерии. Мамлюки перед атакой стреляли из шести видов оружия: из ружья, из мушкетона и двух пар пистолетов, которые они носили – одну на седельной луке, другую – на груди. Копье нес один из саис, следовавших за ними пешком. Это было отважное и прекрасное ополчение.