Извлечения из различных произведений Наполеона

Замечание 2-е. О пехоте

У римлян была пехота двух родов: легкая, вооруженная метательным оружием, и тяжелая, вооруженная коротким мечом.

По изобретении пороха пехота все еще делилась на два рода: на аркебузиров, легко вооруженных и имевших назначение вести разведку и тревожить неприятеля, и на пикинеров, заменивших тяжелую пехоту.

За 150 лет, прошедших с того времени, когда Вобан заставил все европейские армии отказаться от пик и копий, заменить их ружьем со штыком, вся пехота сделалась легкой и получила назначение действовать в качестве застрельщиков и сдерживать врага. С этого времени существовал только один род пехоты. Егерские роты введены были в батальонах по аналогии с гренадерскими: батальон состоял тогда из девяти рот; полагали, что недостаточно одной отборной роты. Император Наполеон учредил роты вольтижеров, вооруженных драгунскими ружьями, для замены упомянутых егерских рот; он сформировал их из людей ростом менее 5 футов, чтобы, таким образом, воспользоваться разрядом малорослых призывников, который до того времени не нес службы, что делало бремя воинской повинности более тягостным для прочих разрядов. Это новшество позволило вознаградить многих старых солдат, которые, имея менее 5 футов роста, не могли поступить в гренадерские роты, а между тем храбростью своей заслуживали направление в отборные роты; такое сопоставление карликов и исполинов было сильным поощрением к соревнованию. Если бы в армии Наполеона были люди различного цвета, то он сформировал бы роты белых и черных. В государстве, среди жителей которого были бы одноглазые и горбатые, можно было бы извлечь немалую выгоду, сформировав роты одноглазых и горбатых.

В 1789 г. французская армия состояла из линейных полков и егерских батальонов: севеннских, виварэйских, альпийских, корсиканских, пиренейских. Из них, со времени революции, составлены были полубригады легкой пехоты, но не с тем, чтобы иметь пехоту двух родов: они обучались и вооружены были единообразно. Все различие состояло в том, что егерские батальоны набирались из жителей горных областей и сыновей лесничих, наиболее способных к службе на альпийских и пиренейских границах. Если же они оказывались в войсках, действовавших на севере, то их преимущественно употребляли при атаках высот и прочесывании лесов. Если в день сражения этим людям приходилось стоять в линии с прочею пехотой, то они прекрасно заменяли собой батальон линейных войск, потому что были обучены и вооружены совершенно так же. Нередко правительства организуют в военное время, под названием вольных батальонов или легионов, иррегулярные войска, которые укомплектовываются неприятельскими дезертирами либо людьми особенного направления ума или взглядов; но и тут нет двух родов пехоты. Есть только один род ее, и больше быть не может. Если люди, по-обезьяньи приверженные к античности, хотят подражать римлянам, то им надо формировать не легкую пехоту, а тяжелую, или батальоны, вооруженные мечами, потому что ныне вся европейская пехота несет службу легких войск.

Если бы пехота всегда могла высылать вперед в качестве застрельщиков только вольтижеров, то она перестала бы использовать силу огня; целые кампании проходили бы без единого ружейного выстрела с ее стороны; но это невозможно. Разве, когда вольтижеры посылаются в авангард или для прикрытия флангов и обозов, остальные четыре роты батальона могут отказаться от высылки застрельщиков и допустить, чтобы пули вражеских стрелков поражали их ряды? Неужели рота, отделяемая от батальона, должна отказаться от высылки застрельщиков, если ее не сопровождает отделение роты вольтижеров? Эта рота вольтижеров составляет только четвертую часть батальона, и в день сражения ее будет недостаточно для несения службы стрелков. Если бы по своей численности она составляла половину, даже три четверти батальона, то и тогда ее было бы недостаточно. В больших сражениях вся первая линия рассыпается в стрелки, иногда даже два раза; стрелков необходимо сменять через два часа, потому что они утомляются, а ружья их портятся и загрязняются.

Как, вольтижерам не нужно никакого порядка, никакой тактики, даже умения двигаться в бою? Разве им не приходится менять фронт, строиться в колонну, отступать в шахматном порядке? Нет: «Им ничего более не нужно, как уметь бегать и употреблять в дело ноги, чтобы избежать кавалерийской атаки». Как же можно предлагать тогда соединить вольтижеров воедино и образовать из них авангард? Как можно желать, чтобы они удалялись на 300 туазов от линии и действовали вперемежку с кавалерийскими взводами?

Незачем учить солдат бегать, ложиться, прятаться за деревом, но необходимо внушать им, чтобы в отсутствии своего начальника они не теряли присутствия духа и хладнокровия и не давали напрасным опасениям овладеть собою; чтобы всегда держались поблизости от товарищей, прикрывая друг друга с боков; чтобы они – до того, как высланные вперед неприятельские всадники успеют изрубить их – на ходу перестраивались в боевой порядок по 4 человека, а затем смыкались по 7 и 16 человек, до того как неприятельский эскадрон сумеет атаковать их; чтобы они успевали потом, без излишней поспешности, и часто поворачиваясь лицом к неприятелю, отступить к резерву, где на расстоянии ружейного выстрела остается капитан с остальной третью своих стрелков, построенных в боевой порядок. Когда роты соберутся таким образом, они должны перестроиться в батальонное каре, или переменить фронт, или начать отступать, поворачиваясь, если неприятель сильно теснит, по команде: «Пол-оборота направо, огонь!» словно повинуясь волшебной палочке, а затем продолжать отход к батальонному командиру, остающемуся с третью своего батальона в резерве. Потом батальон строится в колонну и отступает повзводно. По команде: «Стой! повзводно направо и налево! пальба рядами!» батальон строит каре и отражает атаку кавалерии. По команде «Отступление продолжать!» батальон перестраивается из каре в колонну по подразделениям или хладнокровно отступает в шахматном порядке к указанной ему позиции, прикрывая либо правый, либо левый фланг. Вот чему должно учить вольтижеров. И если бы можно было иметь пехоту двух родов – одну, назначенную для действия в качестве застрельщиков, другую для того, чтобы оставаться в линиях, то следовало бы назначать в первую лучше всего обученных людей. Действительно, роты вольтижеров, которые чаще других употребляются в застрельщики, маневрируют лучше всех в армии, потому что чаще других ощущают в этом необходимость. Кто извлекает подобные предложения из латинских и греческих авторов, тот не понял этих авторов и с большею пользою употребил бы время на беседу с капралом вольтижеров, или со старым гренадерским сержантом; они дали бы ему более здравые понятия о военном деле.

Доныне батальоны, состоящие из большего или меньшего количества рот, строились в боевой порядок таким образом, что один офицер становился на правый, другой на левый фланг и один, или несколько, в центр, так что капитан имел под своим начальством постоянно одних и тех же офицеров и сержантов, а последние тех же капралов и рядовых. Никому не приходило в голову, что можно всерьез сделать предложение строить роту в одну шеренгу, с протяжением фронта в 60 туазов; поставить капитана на правый, лейтенанта на левый фланг; построить таким же образом вторую и третью роты за первою, а шесть младших лейтенантов поставить замыкающими. Трое стоящих друг за другом капитанов батальона будут убиты одним ядром, трое лейтенантов – другим. Сверх того можно ли на левом фланге услышать команду капитана, стоящего на правом, когда едва слышна команда батальонного командира, находящегося в центре? И, наконец, как солдату различить голос своего капитана, когда все трое капитанов стоят в одном месте? Но, может быть, таким построением облегчается пальба рядами? Нет! ее гораздо удобнее производить по команде батальонного командира, потому что он находится в центре. Может случиться, что командир 1-й роты скомандует: «Вперед!», командир 3-й роты: «Стой!», командир 2-й роты: «Пол-оборота направо!» По команде: «Подразделениями направо!» батальон разделится на три линии, каждая из которых будет состоять из офицеров, унтер-офицеров и солдат всех трех рот, после команды «Повзводно направо!» во всех шести линиях окажутся офицеры, унтер-офицеры и солдаты всех трех рот. Если от такого батальона будет отряжена одна рота, то она построится для боя в одну линию, а остальная часть батальона в две линии? Какая нелепость! Какое незнакомство с основами батальонного учения! И такие правила предлагает французский генерал и тем подвергает мундир свой насмешкам Европы!! Почему наборщик в типографии не обратил на это его внимание? Наборщик, верно, бывал на войне или, по крайней мере, служил в национальной гвардии.

3000 вольтижеров будут в авангарде, не образуя батальона; каждый взвод будет действовать на свой риск, каждый капитан станет главнокомандующим. Да и как составить батальоны из таких вольтижеров, которые не умеют маневрировать, не знают тактики, а каждой роте придать эскадрон легкой кавалерии, чтобы сажать пехотинцев за спиною кавалеристов? Правильно, что хотят обучить их бегать: это пригодится им, если их только не возьмут в плен, или не убьют в первый же день. Если взвод из 50 солдат не может на войне действовать с успехом, без предварительного обучения, то последнее еще гораздо более необходимо для целого батальона, а для бригады из 3000 человек эту необходимость надо возвести в куб. Если даже предположить, что эти 3000 вольтижеров обучены, умеют хорошо маневрировать, сформированы в батальоны, – то все же подобное смешение с кавалерией не принесет никакой пользы, а будет причиной гибели и кавалерии, и пехоты. Может ли кавалерист свободно маневрировать, имея за собой на лошади вольтижера? Может ли вообще легкая кавалерия оказать серьезное сопротивление, если она не поддерживается линейной? На войне ремеслом авангарда и арьергарда является маневрирование в продолжение целого дня. Нет сомнения, что кавалерист может, жертвуя собой, взять к себе на лошадь пехотинца, чтобы быстро перенести его на другой пункт позиции, но требовать от кавалерии действовать таким образом в авангарде и арьергарде значит не иметь ни малейшего представления о характере этих войск; кто выдвигает такое требование – и дня не провел при авангарде. Если бы это было выгодно, то уже давно все народы и все великие полководцы поступили бы таким образом.

Барабан подражает гулу орудий: это лучший из всех инструментов, он никогда не фальшивит.

Оборонительное оружие не может защитить от ядер, ружейных и картечных пуль. Оно не только бесполезно, но представляет то неудобство, что делает раны опаснее. Луки парфян были очень велики; в руках опытных и крепких стрелков они с такой силой выпускали стрелы, что те пробивали римские щиты. Это приводило в расстройство старые легионы римлян и было одной из причин поражения Красса.

Стрелки более прочих войск нуждаются в оборонительном оружии, потому что чаще других приближаются к неприятелю и больше подвергаются атакам кавалерии; но их нельзя обременять оружием, они должны быть как можно более подвижны. И если оборонительное оружие и приносило бы пользу линейной пехоте, то все же нельзя снабдить ее этим оружием, потому что все солдаты батальона должны нести службу стрелков.

Нет кадета, который при выходе из корпуса не мечтает вооружить стрелков двухствольными ружьями; но опыт одной кампании покажет ему все невыгоды, к которым привело бы применение их на войне.

Солдата не должно разлучать с пятью вещами: с ружьем, патронами, ранцем, с четырехдневным запасом продовольствия и с шанцевым инструментом. Облегчите по возможности ранец: пусть в нем будет одна только рубаха, пара башмаков, воротничок, носовой платок, огниво. Очень хорошо; но пусть он всегда имеет ранец с собой – если он однажды с ним расстанется, он более не увидит его. Теория войны и практика – вещи разные. В русских армиях было прежде принято снимать ранцы перед боем. Какие выгоды давал этот метод? Войска могли лучше смыкать ряды; пальба третьей шеренги могла стать полезной; солдат свободнее и ловче двигался и не так скоро утомлялся; опасение лишиться ранца, куда солдат обычно укладывает все свое имущество, еще сильнее приковывало его к позиции. Под Аустерлицем все ранцы русских были найдены сложенными на высоте Позориц; они были оставлены там при поражении. Несмотря на все, с виду убедительные доводы, которые можно привести в пользу этого обычая, опыт заставил русских отказаться от него. А девять вьючных лошадей выгоднее употребить для перевозки аптечных запасов, боеприпасов и продовольствия.

Ротные офицеры унизят свое достоинство, если будут входить во все мелочные расчеты с солдатами. Они сделаются унтер-офицерами. Это дело фельдфебеля; и разве нельзя найти честного фельдфебеля? А если офицер будет обманывать, к кому же обратится солдат? Как неприятно будет капитану выслушивать жалобы солдата на лейтенанта, с которым он общается, держит стол, и который ровня ему. Хочется верить, что не найдется офицера настолько низкого, чтобы употребить во зло невежество солдата. Но последний, недоверчивый по природе, не будет питать меньше подозрений; не поколеблется ли от этого то высокое уважение, которое солдат, как того требует военная дисциплина, должен чувствовать к своему офицеру?

Палатки нездоровы, лучше располагаться на биваках: солдат спит ногами к огню и защищен досками или соломой от непогоды; сверх того, близость огня скоро осушает под ним землю. Палатки необходимы только тем офицерам, которые обязаны писать или работать с картами. У батальонных и полковых командиров и у генералов должны быть палатки, и им нельзя позволять ночевать на квартирах, потому что такое гибельное обыкновение было причиной многих несчастий.

Все нации Европы, по примеру французов, отменили палатки; если они еще употребляются в мирное время, то для сбережения леса, соломенных крыш и селений. Тень дерева, защищающая от солнца и жары, малейшее прикрытие от дождя предпочтительнее палатки. На перевозку палаток для одного батальона нужно пять лошадей, которых лучше употребить на перевозку продовольствия. Сверх того палатки служат объектами наблюдения шпионов и штабных офицеров противника, давая им сведения о численности и расположении ваших войск. И такое неудобство имеет место каждый день, каждое мгновение. Напротив, когда армия расположена в двух или трех линиях биваков, то издали виден только дым, нередко принимаемый неприятелем за туман. Нет возможности сосчитать всех огней, но очень легко сосчитать палатки и вычертить занимаемое ими положение.

Замечание 3-е. Кавалерия

1) Нужно ли управление легкой кавалерией подчинить управлению пехотой?

2) Нужно ли обучать легкую кавалерию той же тактике, что и линейную, или употреблять ее только для фуражировки и так, как действуют венгерская иррегулярная конница, мамлюки и казаки?

3) Можно ли использовать ее в авангарде, в арьергарде, на флангах армии – без поддержки линейной кавалерией?

4) Нужно ли упразднить драгунские полки?

5) Отделять ли в резерв всю тяжелую кавалерию?

6) Сколько иметь в армии родов кавалерии и в какой пропорции?

Легкая кавалерия посылается далеко от армии для разведки и, значит, не относится к пехоте; необходимо специально поддерживать ее линейной кавалерией. Во все времена существовало соперничество и соревнование между пехотой и кавалерией.

Легкая кавалерия необходима в авангарде, арьергарде и на флангах; следовательно, она не может быть придана определенному пехотному соединению и следовать за ним. Естественнее поставить ее в зависимость от командования линейной кавалерии, чем от командования пехотой, с которой у ней нет никакой связи; она должна иметь и собственное управление.

Кавалерии нужно большее число офицеров, чем пехоте; и следует обучать ее с большей тщательностью. Успех ее приобретается не одной быстротой, но и порядком, стройностью в движениях, построениях и правильным употреблением резервов. Если легкая кавалерия назначается в авангард, то необходимо разделять ее на эскадроны, бригады, дивизии, чтобы она могла маневрировать. Ибо авангарды и арьергарды ничего другого не делают: они то преследуют, то отступают в шахматном порядке, то перестраиваются в несколько линий или в колонны, то быстро переменяют фронт, чтобы охватить фланг неприятеля. Применяя все эти эволюции, авангард или арьергард в состоянии уклониться от боя с превосходящими силами неприятеля и от слишком ожесточенных схваток с ними, а, между тем, сдерживая их, дает время подоспеть – всей армии, развернуться – пехоте, принять решение – главнокомандующему, прибыть на место – паркам и обозам. Все искусство авангардного и арьергардного начальника состоит в том, чтобы сдержать неприятеля, не подставляя себя под удар, и заставить его потратить четыре часа, чтобы продвинуться на одно лье. Только практическим обучением достигаются такие результаты, и оно при всех обстоятельствах нужнее кавалерии, чем пехоте; нужнее авангарду и арьергарду, чем любым другим частям.

Венгерская иррегулярная конница, которую мы встречали в 1797, 1805 и 1809 годах, находилась в самом жалком состоянии. Если легкая кавалерия времен Марии-Терезии была грозной, то только благодаря хорошей организации и особенно в силу своей многочисленности. Полагать, что она превосходила гусар Вурмзера, драгун Латура и эрцгерцога Иоанна, значит составить себе ложное представление об этом деле; но никогда венгерская иррегулярная конница и казаки не составляли авангарда в австрийских и русских войсках, потому что, кто говорит «авангард» или «арьергард», имеет в виду маневрирующие части. Русские ценят обученный полк казаков наравне с тремя необученными. В этих полках ничто не стоит внимания, кроме самого казака: он хорошо сложен, силен, ловок, сметлив, хороший кавалерист и неутомим. Он рожден на коне, вырос среди гражданских войн и на равнине представляет собой то же самое, что бедуин в пустыне, что горный житель в Альпах. Он никогда не живет в доме, не спит в постели и на заходе солнца меняет место ночлега, чтобы не проводить ночь в месте, где он мог быть замечен неприятелем. Два мамлюка справлялись с тремя французами, потому что у них были лучшие лошади и сами они лучше ездят и лучше вооружены. У мамлюка пара пистолетов, мушкетон, карабин, шишак с забралом, кольчуга, несколько лошадей и несколько человек пешей прислуги. Но сотня французских кавалеристов не боялась сотни мамлюков; триста французов брали верх над таким же числом мамлюков, а тысяча разбивала 1500. Так сильно влияние тактики, порядка и эволюций! Кавалерийские генералы Мюрат, Леклерк, Ласалль, действуя против мамлюков, располагали свои войска в несколько линий. Когда мамлюки начинали охватывать первую линию, вторая линия двигалась на помощь ей, подаваясь вправо и влево. Мамлюки останавливались и смыкались, чтобы охватить фланги новой линии. В этот момент французы сами атаковали их и всегда опрокидывали.

Обязанность авангарда или арьергарда состоит не в наступлении или отступлении, а в маневрировании. Они должны состоять из хорошей легкой кавалерии, поддерживаемой резервом хорошей линейной кавалерии, прекрасных батальонов пехоты и хороших артиллерийских батарей. Войска эти должны быть хорошо обучены, генералы, офицеры и солдаты – одинаково хорошо знать тактику – каждый соответственно своему чину. Необученное войско производит в авангарде только беспорядок.

Признано, что в целях облегчения маневра эскадрон должен насчитывать 100 человек; три или четыре эскадрона должны состоять под начальством штаб-офицера.

Кирасы не нужны для всей линейной кавалерии. Драгуны на лошадях, ростом в 4 фута 9 дюймов с прямыми саблями и без кирас, относятся к тяжелой кавалерии; они должны быть вооружены пехотным ружьем со штыком, носить пехотный кивер, панталоны навыпуск, полусапоги, шинели с рукавами и иметь сумки настолько небольшие, чтобы, спешившись, их можно было перебрасывать через плечо на ремнях. Вся кавалерия должна быть снабжена огнестрельным оружием и быть в состоянии действовать спешившись. Три тысячи человек легкой кавалерии или столько же кирасир не должны останавливаться перед 1000 человек пехоты, занимающей лес или местность, неудобную для действий кавалерии; 3000 драгун должны, не колеблясь, атаковать 2000 человек пехоты.

Тюренн, принц Евгений Савойский и Вандом придавали большое значение драгунам и широко использовали их. В кампаниях 1796 и 1797 годов в Италии этот род оружия покрыл себя славой. Но в Египте, в Испании и в кампаниях 1806 и 1807 годов возник направленный против них предрассудок. Драгунские дивизии сосредоточены были в Амьене и Компьене для переброски их, без лошадей, в Англию, где они должны были действовать в пешем строю, пока их не удастся посадить на тамошних коней; генерал Барагэ д’Илье – их первый инспектор, начальствовал над ними; он приказал заготовить для них штиблеты и разместить в их среде много рекрутов, которых обучил одному пехотному строю. Таким образом, это не были больше кавалерийские полки; в кампанию 1806 года, до сражения при Иене, они действовали в пешем строю, но после него получили лошадей плененной прусской кавалерии, из которых три четверти были неспособны к службе. Все эти обстоятельства повредили им; но в 1813 и 1814 годах дивизии драгун успешно соревновались с кирасирами: драгуны необходимы для поддержки легкой кавалерии в авангардах, арьергардах и на флангах армии.

Кирасиры мало пригодны к авангардной и арьергардной службе, и если их употреблять там, то единственно для приучения к войне и поддержания боеспособности. Дивизия драгун из 2000 человек вместе с 1500 человек легкой кавалерии быстро переносится в нужный пункт, спешивается и до прибытия пехоты защищает мост, теснину, высоту. Каких только выгод не доставляют эти войска при отступлении! В армии кавалерия должна составлять четвертую часть пехоты и быть четырех родов (два легкой кавалерии и два тяжелой): фланкеры, ростом в 5 футов, с лошадьми в 4 фута 6 дюймов; собственно легкая кавалерия – лошади в 4 фута 7 или 8 дюймов; драгуны – лошади в 4 фута 9 дюймов; кирасиры – лошади в 4 фута 10 или 11 дюймов. При такой организации лошади всех пород будут годны для ремонта.

Фланкеров нужно придавать пехоте, потому что они вследствие низкого качества их лошадей мало способны к кавалерийским атакам. Если на каждую дивизию в 9000 человек назначить эскадрон в 360 человек, то фланкеры составят 1/25 часть пехоты. Они назначаются вестовыми к генералам, конвоируют обозы, используются для фуражировки, укомплектовывают бригады унтер-офицеров, помогают жандармам при перемещении пленных и осуществлении полицейских функций. Остальных фланкеров хватит для формирования нескольких отрядов, используемых для разведки и занятия важных позиций, на которых выгодно упредить неприятеля. Расположенные в боевом порядке за пехотой, под командой ее генералов, они пользуются благоприятным моментом, когда ряды неприятеля оказываются расстроенными для преследования его, протыкая беглецов копьями или беря их в плен. Их малорослые лошади не представляют интереса для кавалерийских генералов.

При открытии кампании каждый пехотный полк выделит роту в 120 фланкеров, обученную для действия в составе полков тяжелой кавалерии и из расчета: по одному на 10 кирасиров и на 5 драгун. Таким образом, при 360 кирасирах будет 36, а при стольких же драгунах 72 фланкера. Они будут служить ординарцами при генералах, конвоировать обозы и пленных, выполнять обязанности застрельщиков, осматривать местность, держать лошадей драгун, когда последние спешиваются.

При корпусе, состоящем из 36 000 человек пехоты, будет 9000 человек кавалерии, а именно: 2070 фланкеров (из них 1440 при четырех пехотных дивизиях; 420 при драгунах; 210 при кирасирах); 2700 конных егерей или гусар, 2100 драгун, 2100 кирасир.

Итого 4800 человек легкой и 4200 человек тяжелой кавалерии.

Замечание 4-е. Артиллерия

Если следовать этим правилам, то:

1) Артиллерийский дивизион должен состоять из двух гаубиц и трех 6-фунтовых пушек.

2) Артиллерийский парк сорокатысячной армии должен содержать 60 орудий (по 1 189; орудия на 1000 человек).

3) Такой парк будет состоять на 3/12 из 6-фунтовых пушек, на 4/12 – из 12-фунтовых пушек и на 5/12 из гаубиц, т. е. из пятнадцати 6-фунтовых пушек, двадцати 12-фунтовых и двадцати пяти гаубиц. Всего же из 60 орудий.

Генерал Грибоваль установил состав батареи в 8 орудий одинакового калибра (4-фунтовых, 8-фунтовых, 12-фунтовых пушек или 6-дюймовых гаубиц), потому что:

1) Батарея должна подразделяться на два или на четыре взвода.

2) Для обслуживания восьми орудий достаточно одной роты из 120 человек прислуги, имеющей резервную команду в парке.

3) Для повозок, обслуживающих восемь орудий, довольно одной роты обоза.

4) Один хороший капитан может командовать этими орудиями.

5) Повозки, обслуживающие батарею восьмиорудийного состава, задают достаточно работы одной кузнице; для такой батареи довольно двух запасных лафетов. Если же батарею составить из меньшего числа орудий, то в целом увеличится число кузниц, отвозов и запасных лафетов.

Наполеон упразднил 4-фунтовые и 8-фунтовые пушки и заменил их 6-фунтовой. Опыт показал ему, что пехотные генералы употребляли в дело 4– и 8-фунтовые пушки без разбора и независимо от результатов, которых хотели достигнуть. Он отменил также 6-дюймовые гаубицы и вместо них ввел 5-дюймовые или 7-фунтовые, потому что два заряда первого калибра весят столько же, как три заряда второго калибра, и, сверх того, калибр 5 189;-дюймовых гаубиц одинаков с калибром 24-фунтовых пушек, столь распространенных в нашей осадной и крепостной артиллерии.

Он составил пехотные батареи из двух 5 189;-дюймовых гаубиц и из шести 6-фунтовых пушек; или из двух 5 189;-дюймовых дальнобойных гаубиц и из шести 12-фунтовых пушек; конные батареи – из четырех 6-фунтовых пушек и двух гаубиц; впрочем, удобнее дать и этим батареям одинаковый состав с первыми (то есть две 5 189;-дюймовые гаубицы и шесть 6-фунтовых пушек). Парки его состояли на 12/20 из 6-фунтовых пушек, на 3/20 из 12-фунтовых пушек и на 5/20 из гаубиц.

Это изменило систему Грибоваля, но перемены были в его духе, и он не отверг бы их. Грибоваль сам многое переменил и многое упростил. При всем том артиллерия еще слишком тяжела и сложна; необходимо дальше упрощать и унифицировать, довести ее до крайнего предела простоты.

Заряд для 12-фунтовой пушки одинакового веса с двумя зарядами 6-фунтовой; не выгоднее ли иметь одну 12-фунтовую пушку вместо двух 6-фунтовых? Если при особенных обстоятельствах можно предпочесть 12-фунтовую пушку, то в обыкновенных случаях две 6-фунтовые пушки будут полезнее. Выгоднее ли одна гаубица двух 6-фунтовых пушек? Гаубицами можно удобнее поджечь деревню и бомбардировать редут, но они стреляют неметко; в обыкновенных случаях гаубица не стоит не только двух, но даже и одной 6-фунтовой пушки, а потому потребность в таких орудиях ограничена.

Наполеон увеличил число их в парках; но кто предлагает организовать парк на 5/12 из гаубиц, на 4/12 из 12-фунтовых пушек и только на 3/12 из 6-фунтовых пушек, тот обнаруживает совершенное незнание начал артиллерийской науки.

60-орудийный парк, организованный по правилам Наполеона, состоял из тридцати шести 6-фунтовых и девяти 12-фунтовых пушек и из пятнадцати гаубиц, что соответствовало 7 189; батареям; для них были потребны 32 повозки (кузницы, фуры, запасные лафеты), 81 зарядный ящик для 6-фунтовых пушек, 40 189; зарядных ящиков для 12-фунтовых пушек; 67 189; ящиков для гаубиц; 29 парковых повозок; 30 патронных ящиков и 20 повозок для понтонов; всего 400 повозок или по шести повозок на орудие. При таком положении наличие боеприпасов составляло 306 выстрелов на орудие.

Парк из 60 орудий, организованный в соответствии с предлагаемыми правилами, состоял бы из пятнадцати 6-фунтовых и двадцати 12-фунтовых пушек и двадцати пяти гаубиц; поскольку батареи его состоят из пяти орудий, в парке будет 12 батарей, требующих 48 кузниц, фур и запасных лафетов; всего 424 повозки, или по 7 повозок на орудие; следовательно, на 64 повозки больше, чем в первом парке. Сколько лишних неудобств, какой тяжелый парк, какое излишество в людях, лошадях и материалах! 12-фунтовые пушки замедляют маневр, потому что они весят от 1500 до 1800 фунтов и легко двигаются только по шоссе. В императорском парке было 45 орудий, а в предлагаемом было бы только 35.

Но с 424 повозками, необходимыми для последнего парка, можно иметь, следуя системе императора, парк в 52 орудия, то есть 9 батарей; в них будет сорок две 6-фунтовых и двенадцать 12-фунтовых пушек и 18 гаубиц.

Теперь спрашивается, что предпочтительнее: пятнадцать 6-фунтовых пушек, двадцать 12-фунтовых и 25 гаубиц, или пятьдесят две 6-фунтовые, двенадцать 12-фунтовых пушек и 15 гаубиц?

Какая страсть писать о том, чего не знаешь!

Требуют, чтобы дивизия, по примеру римлян, представляла армию в миниатюре, а между тем лишают ее того, что всего нужнее, всего важнее, – артиллерии. Как можно отрядить в авангард или арьергард восьми- или девятитысячный легион с тремя пушками и двумя гаубицами? Если он встретит равносильную русскую, прусскую или австрийскую дивизию, то в такой дивизии окажется (при нынешней организации) 30 орудий. Несомненно, что артиллерия легиона будет вскоре приведена к молчанию и сбита, а пехота принуждена будет огнем неприятельской артиллерии отступить с позиции или удерживать ее ценой пролития драгоценной крови.

Господин де Грибоваль, служивший в Семилетнюю войну в австрийской армии, одаренный артиллерист, установил численность парка из расчета в 4 орудия на батальон в 1000 человек или 36 орудий на 9-тысячную дивизию или 160 орудий на 40-тысячную армию. В императорском парке положено было 120 орудий на 40-тысячный армейский корпус или на четыре дивизии пехоты, одну дивизию легкой кавалерии, одну дивизию кирасир и одну – драгун. Из числа этих 15 батарей две батареи состояли при каждой пехотной дивизии, три находились в резерве, а остальные четыре были конные, из коих одна – при легкой кавалерии, другая – при драгунской дивизии и две – при кирасирской. Этот парк имел семьдесят две 6-фунтовые пушки, восемнадцать 12-фунтовых и 30 гаубиц; к парку принадлежали около 600 повозок, считая в их числе орудия, зарядные ящики с двойным против нормы количеством боеприпасов и патронные ящики пехоты.

На каждое орудие императорского парка приходилось в среднем по 30 лошадей и 35 человек. По предлагаемой же системе на одно орудие нужно в среднем 40 человек и 35 лошадей. Для батареи в 8 орудий потребовалось бы 272 человека и 240 лошадей, что составляет два хороших эскадрона.

Те, которые извлекают из древних писателей понятия о современной войне, скажут, что в 40-тысячной армии выгоднее иметь лишних 3600 лошадей и 4000 пехотинцев, чем 120 орудий; или иметь только 60 орудий и зато лишних 1500 лошадей и 2000 человек пехоты; но они ошибутся. Пехота, кавалерия и артиллерия армии должны находиться в определенном численном соотношении, эти рода войск не могут заменить один другого. Случалось, что неприятель мог одержать на наших глазах победу в сражении, он стоял на сильной позиции, имея 50 или 60 выгодно расположенных орудий. Тщетно было бы атаковать его, даже располагая превосходством в 8000 человек пехоты и 4000 кавалерии. Нужна была батарея равной силы, под защитой которой продвигались и развертывались бы атакующие колонны. Соотношение трех родов оружия было во все времена предметом размышлений великих полководцев. Все они согласны в том, что:

1) на 1000 человек должно быть 4 орудия, так что численность артиллерийской прислуги составит 1/8 часть армии, и

2) кавалерия должна составить 188; численности пехоты.

Надежда ворваться на батарею и овладеть пушками посредством холодного оружия или перебить канониров при помощи стрелков – это просто химера; иногда это случается; и разве мало есть примеров захвата больших трофеев посредством нечаянного нападения? Но вообще нет пехоты, будь она самая храбрая, которая без помощи артиллерии могла бы безнаказанно пройти 500 или 600 туазов под огнем шестнадцати орудий, выгодно расположенных и обслуживаемых хорошими канонирами; не пройдя и двух третей пути, солдаты будут перебиты, переранены, рассеяны. Полевая артиллерия стреляет ныне так метко, что нельзя согласиться с Макиавелли, который, проникнутый римскими и греческими идеями, советует артиллерии дать один залп и потом отойти за свою линию.

Хорошая пехота является, без сомнения, первой в армии; но если ей придется долго действовать против артиллерии, намного превосходящей ее собственную, то она будет деморализована и понесет поражение. В первых кампаниях революции из всех родов оружия французской армии артиллерия была наилучшим. Не было примера, чтобы неприятель штыковой атакой захватил 20 выгодно расположенных орудий, сведенных в батарею. В бою при Вальми, в сражениях при Жемаппе и Нордлингене наша артиллерия была многочисленнее неприятельской (хотя у нас часто бывало только по два орудия на 1000 человек, поскольку армии наши были очень многочисленны). Может случиться, что полководец, более искусный в маневрировании, чем его противник, и имеющий лучшую пехоту, достигнет в первый период кампании некоторых успехов, несмотря на то, что артиллерийский парк его значительно слабее; но в решающий день генерального сражения он будет жестоко наказан за слабость своей артиллерии.

80 провиантских фур совершенно недостаточно для 40-тысячной армии; они могут перевозить только 1520 квинталов груза, двухдневный запас муки и водки. Опыт показал, что армии следует иметь при себе месячный запас продовольствия; десятидневный должен находиться на людях и на вьючных лошадях и двадцатидневный должен везти парк. Для этого нужно 480 повозок, в том числе 240 войсковых и 240 реквизированных. На каждую дивизию придется батальон обоза из трех рот; каждая рота должна располагать кадрами для 40 повозок, в том числе двадцати, предоставляемых вместе с лошадьми армией, и двадцати реквизированных; на дивизию будет, следовательно, приходиться 120 повозок, а на армейский корпус – 480 (210 человек на батальон).

Замечание 5-е. Боевой порядок

Римская армия располагалась в лагере и на боевой позиции всегда в одном и том же порядке. Она умещалась в квадрате, сторона которого имела от 300 до 400 туазов; она затрачивала несколько часов, чтобы укрепиться в этом лагере, после чего полагала свое расположение неприступным. Для боя римляне строились в три линии, на расстоянии 50 туазов одна от другой; кавалерия ставилась на фланги. Штабные офицеры, которым поручалась разбивка лагеря или расположение войск на боевой позиции, исполняли это механически и не нуждались ни в верном взгляде, ни в опытности, ни в дарованиях. Ныне, напротив того, искусство выбирать место для лагеря или для боя связано со столькими соображениями, что непременно требует опытности, верного взгляда и дарований. Это дело самого главнокомандующего, потому что в одной и той же местности можно различным образом расположиться лагерем или принять боевой порядок.

Семпроний потерпел поражение при Треббии и Варрон при Каннах несмотря на превосходство в силах, потому что они, по обычаю римлян, построили войско в три линии, между тем как Ганнибал построил свое в одну линию. Карфагенская кавалерия превосходила римскую качеством и количеством. Римляне, атакованные одновременно с фронта, с тыла, с флангов, потерпели поражение. Но если б оба римских консула приняли боевой порядок, сообразуясь с обстоятельствами, то они не были бы охвачены противником и, может быть, вышли бы из боя победителями!

Должна ли армия занять один лагерь или несколько, по числу корпусов или дивизий? На какое расстояние должны быть выставлены авангард и боковые отряды? Какое протяжение фронта и какую глубину дать лагерю? Где расположить кавалерию, артиллерию, обозы? Во сколько линий расположиться и на каком расстоянии должны они находиться одна от другой? Поставить ли кавалерию в резерве за пехотою или на флангах ее? Следует ли с начала сражения ввести в действие всю артиллерию (поскольку каждое орудие имеет достаточно снарядов для ведения огня в продолжение 24 часов), или оставить половину орудий в резерве?

Решение всех этих вопросов зависит от следующих обстоятельств:

1) От силы армии вообще и от численности пехоты, кавалерии и артиллерии.

2) От соотношения сил обеих армий.

3) От морального фактора.

4) От поставленной цели действий.

5) От характера поля сражения.

6) От позиции, занимаемой неприятельской армией, и от характера ее главнокомандующего.

Невозможно и не следует возводить что-либо в абсолют. В современной войне нет естественного боевого порядка.

Обязанности главнокомандующего ныне труднее, чем они были в древние времена; верно также, что в новейшие времена влияние его на судьбу сражений более ощутительно. В армиях древности главнокомандующий, находясь в 80 или 100 туазах от неприятеля, не подвергался никакой опасности и мог спокойно управлять действиями своей армии.

В современных армиях главнокомандующий, даже в 400 или 500 туазах от неприятеля, все еще находится под огнем его батарей и подвергается большой опасности; в то же время он настолько удален, что не в состоянии следить за всеми движениями неприятеля. Нет сражения, в котором он не был бы вынужден приблизиться на ружейный выстрел. Действие нынешних орудий тем эффективнее, чем выгоднее они расположены. Батарея, которая господствует над неприятелем и поражает его продольным огнем, может решить успех боя. Поля наших сражений обширнее, и поэтому требуется изучение большего пространства. Для командования современной армией нужно несравненно больше опытности и военных дарований, чем требовалось для руководства армией древних.

Замечание 6-е. Об оборонительной войне

1) Приносили ли крепости, расположенные на границе Фландрии, пользу или вред?

2) Является ли предложенная новая система экономной, требует ли она меньшего числа войск для гарнизонов и можно ли предпочесть ее системам Вобана и Кормонтаня?

3) Каким способом армия должна прикрывать столицу? Отступать ли к ней или занять укрепленный лагерь, опирающийся на одну из крепостей? Или маневрировать так, чтобы неприятель не мог оттеснить ее ни к столице, ни к крепости?

Система, принятая для обороны границ Фландрии, принадлежит, в значительной мере, Вобану, но этот инженер принужден был воспользоваться сооруженными до него крепостями. Он возводил новые крепости для прикрытия шлюзов, для распространения наводнений, для охранения важнейших теснин между большими лесами или горами. Мы находим на этой границе крепости первого, второго, третьего и четвертого классов. Они оцениваются в 400 или 500 миллионов и, будучи построены на протяжении ста лет, ежегодно обходились в 4 миллиона. Для охраны их от нечаянного нападения и угрозы поджога артиллерией достаточно 50 000 человек национальной гвардии: Лилль, Валансьен, Шарлемон могут доставить убежище целым армиям, так же, как и укрепленные лагери при Мобеже и Камбрэ. Вобан превратил целые местности в укрепленные лагери, прикрытые реками, затопляемыми участками, крепостями, лесами; но он никогда не утверждал, что одними крепостями можно совершенно закрыть границу. Целью его было облегчить путем укрепления границы действия слабейшей армии против сильнейшего неприятеля, предоставить ей благоприятные условия местности, чтобы дать ей возможность удержаться, помешать наступлению противника, атаковать его с выгодой для себя и выиграть время до прибытия подкреплений.

В период неудач Людовика XIV эта система крепостей спасла столицу.

Принц Евгений Савойский провел целую кампанию в осаде Лилля; осада Ландреси позволила маршалу Виллару изменить ход войны. Сто лет спустя, в 1793 г., при измене Дюмурье, фландрские крепости снова спасли Париж. Союзники потеряли целое лето на взятие крепостей: Кондэ, Валансьен, Лекенуа и Ландреси. В 1814 г. та же линия крепостей принесла много пользы. Чтобы миновать их, союзники принуждены были, с нарушением нейтралитета Швейцарии, идти через теснины Юры и, даже обойдя их таким образом, должны были отрядить значительную часть армии (превосходящую по численности все гарнизоны) на обложение их. Когда Наполеон переправился через Марну и стал маневрировать на тылах противника, крепости на этой границе – не будь измены, открывшей ворота Парижа, – сыграли бы большую роль: армия Шварценберга была бы вынуждена встать между ними, что привело бы к большим событиям. В 1815 г. они также могли принести большую пользу. Без политических событий в столице англо-прусская армия не отважилась бы перейти Сомму до прибытия на Марну русских и австрийских войск, и можно утверждать, что те крепости, которые оставались верными, оказали влияние на условия договоров и на действия союзных монархов в 1814 и 1815 годах.

Предложенная новая система сопряжена с бо льшими издержками, требует больше войск для гарнизонов и при всем том гораздо слабее вобановой. Три линии по шести больших крепостей в каждой составят в целом 18 больших крепостей, окруженных каждая четырьмя фортами, которые, будучи отдалены от крепостей, потребуют убежищ, гарнизона силою в батальон, 25 орудий, а также таких работ, какие нужны для сооружения самой крепости. Следовательно, три линии будут стоить столько же, сколько 36 больших крепостей; но все четыре изолированных форта могут быть обложены неприятелем и взяты в первую неделю осады, даже до завершения циркумвалационной линии, для которой они явятся идеальным фланговым прикрытием и опорой; еще до заложения траншей неприятель, на виду у гарнизона, овладеет половиной материальной части, захватит отборные батальоны, что, конечно, отразится на моральном состоянии гарнизона.

Позиция, которую сможет занять армия между этими фортами, вовсе не обеспечена. Неприятель, расположившись перпендикулярно к одному из фортов, в несколько дней сравняет его с землей, а потом постепенно овладеет и остальными. Для этого ему достаточно полевой артиллерии, с придачею тридцати 24-фунтовых пушек. Эта система позволяет неприятелю прорваться между двумя крепостями в пункте, удаленном на два перехода от каждой; при системе же Вобана можно прорваться только на расстоянии двух или трех лье от двух крепостей. Крепости, предусмотренные новой системой, более подвержены нечаянному нападению.

Как оборонять столицу: непосредственно прикрывая ее или заняв укрепленный лагерь в тылу? Первый способ надежнее: он позволяет препятствовать переходу через реки и теснины, выбирать удобные позиции в поле и усиливать себя подкреплениями за счет всех войск, находящихся внутри страны, между тем как неприятель незаметно ослабляется.

Второй способ – самый невыгодный: армия, запершаяся в укрепленном лагере, подвергается опасности быть разбитой или по крайней мере обложенною неприятелем, в каковом случае ей придется пробиваться с оружием в руках, чтобы добыть себе хлеб и фураж. Для прокормления армии в 100 000 человек ежедневно требуется 400–500 повозок. Если армия вторжения имеет на треть больше пехоты, артиллерии и кавалерии, то она помешает прибытию обозов и, не блокируя лагерь герметически, как при блокаде крепостей, – до того затруднит снабжение, что в лагере распространится голод.

Остается третий способ: маневрировать в открытом поле, не позволять противнику оттеснить себя к обороняемой столице и не запираться в тыловом укрепленном лагере. Этот способ требует хорошего войска, хороших генералов и хорошего главнокомандующего. Вообще действия, имеющие целью прикрыть столицу или другой пункт фланговыми маневрами, требуют выделения особого корпуса и влекут за собою все невзгоды, сопряженные с раздроблением сил, при действиях против сильнейшего неприятеля.

Когда после боя при Смоленске, в 1812 г., французская армия направилась прямо к Москве, генерал Кутузов прикрывал этот город последовательными маневрами, пока, прибыв в укрепленный лагерь под Можайском, не остановился и не принял сражения; проиграв его, он продолжил свой марш и прошел через Москву, попавшую в руки победителя. Если бы вместо того он отступил к Киеву, то увлек бы за собой французскую армию, но в таком случае ему пришлось бы отрядить особый корпус для прикрытия Москвы; ничто не помешало бы французам послать против этого корпуса другой, сильнейший, что заставило бы его эвакуировать эту важную столицу.

Подобные вопросы весьма смутили бы Тюренна, Виллара, Евгения Савойского. Рассуждать догматически о том, что не проверено на опыте, – есть удел невежества. Это все равно, что решать с помощью уравнения второй степени задачу из высшей математики, которая заставила бы побледнеть Лагранжа и Лапласа. Все такие вопросы из области высшей тактики суть неопределенные физико-математические задачи, которые допускают несколько решений, но только не посредством формул элементарной геометрии.

Замечание 7-е. О наступательной войне

…Истинные правила ведения войны это те, которыми руководствовались семь великих полководцев, подвиги коих сохранила для нас история: Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав Адольф, Тюренн, принц Евгений и Фридрих Великий.

Александр провел 8 кампаний, в ходе которых завоевал Азию и часть Индии; Ганнибал – 17 (одну в Испании, 15 в Италии и одну в Африке); Цезарь – 13 (восемь против галлов, пять против легионов Помпея); Густав Адольф – 3 (одну в Ливонии – против русских и две в Германии – против Австрийского дома); Тюренн – 18 (девять во Франции и девять в Германии); принц Евгений Савойский – 13 (две против турок, пять в Италии, против французов, и шесть на Рейне и во Фландрии); Фридрих – 11 (в Силезии, в Богемии и на берегах Эльбы). Основательно изложенная история этих 83 кампаний составила бы полное руководство к изучению военного искусства и послужила бы источником всех правил оборонительной и наступательной войны.

Александр в 334 г. до р. х. переправился через Дарданеллы с примерно 40-тысячной армией, в которой кавалерия составляла около восьмой части. Он форсировал Граник на виду у грека Мемнона, командовавшего на азиатских берегах армией Дария, и употребил весь 333 г. на утверждение своей власти в Малой Азии. В этом содействовали ему греческие колонии, расположенные на берегах Средиземного и Черного морей, как, например, Сарды, Эфес, Таре, Милет и проч. Персидские цари позволяли провинциям и городам руководствоваться собственными законами. Персидская монархия являлась объединением союзных государств и не представляла собой единой нации, чем облегчалось ее завоевание. Поскольку Александр стремился лишь к овладению престолом Дария, то он с легкостью присвоил себе права последнего, уважая обычаи, нравы, законы всех этих народов, которые не почувствовали никакой перемены в своем положении.

В 332 г. он встретился с Дарием, который с 600-тысячной армией занял позицию у Тарса на берегах Исса, в Киликийских ущельях, разбил его, потом проникнул в Сирию, овладел Дамаском, где хранились сокровища великого царя, и осадил Тир; эта великолепная столица всемирной торговли задержала его на девять месяцев. После двухмесячной осады Газы Александр овладел ею, прошел в семь дней пустыню, вступил в Пелузий, в Мемфис и основал Александрию. Он не встретил никаких препятствий, потому что интересы Сирии и Египта всегда были связаны с интересами Греции, аравийские племена ненавидели персов, причем отвращение их основывалось на религии, а наемные греческие войска сатрапов перешли на сторону македонян. Менее чем в два года он покорил, после двух сражений и четырех или пяти осад, побережье Черного моря от Фазиса до Византии, берега Средиземного моря до Александрии, всю Малую Азию, Сирию и Египет.

В 331 г. он снова перешел через пустыню, расположился в Тире, вступил в Дамаск, перешел Евфрат и Тигр и на Арбельских полях разбил Дария, который вышел ему навстречу с армией еще более многочисленной, чем на Иссе; Вавилон открыл перед ним свои ворота.

В 330 г. он форсировал ущелье перед Сузою и овладел этим городом, Персеполем и Пасаргадою, где находилась гробница Кира. В 329 г. он снова пошел на север, взял Экбатану и распространил свои завоевания до Каспийского моря, наказав Бесса, подлого убийцу Дария; он проник в Скифию и нанес поражение скифам. В этот поход он опозорил столько побед убийством Пармениона. В 328 г. он форсировал Окс и, присоединив к себе 16 тысяч новобранцев, прибывших из Македонии, покорил соседние народы. В этом году он собственной рукой убил Клита и потребовал от македонян божеских почестей, от воздаяния которых они отказались; в 327 г. он переправился через Инд, победил в сражении Пора, взял его в плен, но обошелся с ним как с царем. Он намерен был переправиться через Ганг, но войско отказалось от этого.

В 326 г. он посадил часть своей армии на 800 судов и поплыл вниз по Инду; достигнув океана, направил Неарха с флотом вдоль берегов Индийского моря к Евфрату. В 325 г. он перешел в 60 дней пустыню Гедрозии, вступил в Караманию, последовательно возвратился в Пасаргаду, Персеполь и Сузу и вступил в брак с Статирою, дочерью Дария. В 324 г. он снова направился на север и, пройдя Экбатану, закончил свою жизнь в Вавилоне, где умер от яда.

Его способ ведения войны был методическим и заслуживает величайших похвал. Ни один из его обозов не был перехвачен. Войско его возрастало по мере движения вперед; всего слабее было оно при Гранике, то есть в начале похода; на Инде оно было уже втрое сильнее, не считая отрядов, оставшихся в покоренных провинциях под командованием губернаторов и состоявших либо из македонян-инвалидов, или утомленных походами, либо из греческих наемных войск, бывших на службе у сатрапов, либо, наконец, из иностранцев, живших среди туземцев этих стран. Александр заслуживает той славы, которой пользовался столько веков у всех народов. Но что, если бы он потерпел поражение при Иссе, где Дарий находился на его пути отступления, примыкая левым крылом к горам, а правым к морю, между тем как македоняне примкнули справа к горам, слева к морю, а тылом к Киликийским ущельям? Что, если бы Александр был разбит при Арбеллах, где Тигр, Евфрат и пустыня находились у него в тылу, на расстоянии 900 лье от Македонии, без укрепленных пунктов? Что, если бы он был разбит Пором, имея в тылу реку Инд?

В 218 г. до р. х. Ганнибал выступил из Карфагена, перешел Эбро и незнакомые карфагенянам Пиренеи; потом – Рону, Альпы и в первом своем походе стал твердою ногою посреди цизальпинских галлов, постоянных неприятелей, иногда победителей римского народа, чаще побежденных, но никогда не покоренных им.

Не более как в шесть месяцев прошел он 400 лье, не оставив в тылу ни одного гарнизона и не учредив ни одного складочного пункта. Он не сохранил коммуникаций ни с Испанией, ни с Карфагеном, с которым только после сражения при Тразимене установил сообщение через Адриатическое море. Никогда никто не приводил в исполнение такого великого, такого обширного плана! Экспедиция Александра была гораздо менее смелой и гораздо более легкой; она имела гораздо больше шансов на успех. Однако эта наступательная война велась методически. Жители Цизальпинской Галии, Милана и Болоньи сделались для Ганнибала карфагенянами. Если бы он оставлял на пути крепости и складочные пункты, то ослабил бы себя, поставил бы под угрозу успех своего предприятия и стал бы уязвим повсюду.

В следующем году он перешел Апеннины, разбил римскую армию в Тразименском сражении, обошел Рим и, достигнув нижних берегов Адриатического моря, открыл сообщение с Карфагеном.

В 216 г. 80 000 римлян атаковали Ганнибала и были им разбиты при Каннах; если б победитель преследовал остатки неприятельского войска, то через шесть дней вступил бы в Рим и Карфаген, сделался бы властелином мира! Все же последствия битвы при Каннах были огромны: Капуя отворила свои ворота, все греческие колонии и множество городов Нижней Италии перешли на сторону Ганнибала и отложились от Рима.

Ганнибал следовал правилу: держать свои войска сосредоточенными; занимать гарнизоном один только укрепленный пункт, где находились заложники, военные машины, знатные пленные и больные, полагаясь в отношении охраны коммуникаций на верность союзников. Он продержался целых шестнадцать лет в Италии, не получая подкреплений из Карфагена, и эвакуировал ее только по приказу своего правительства, поспешив на спасение отечества; счастье изменило ему при Заме, и Карфаген перестал существовать. Но если бы он был разбит при Треббии, при Тразименском озере или при Каннах, то не мог бы подвергнуться большим несчастьям, чем те, которые претерпел после битвы при Заме; понеся поражение под самыми стенами столицы, он все же не смог спасти свое войско от полного уничтожения.

Цезарю был 41 год от роду, когда он, в 58 г. до р. х., через 140 лет после Ганнибала, предпринял первую свою кампанию: гельветы, в числе 300 тысяч, покинули свою страну, чтобы переселиться на берега океана. Из них 90 тысяч были вооружены. Они вступили в Бургундию. Жители Отэна призвали на помощь Цезаря. Он выступил из Вьенны – крепости в римских владениях, – двинулся вверх по Роне, перешел Сону у Шалона, настиг гельветское войско в одном переходе от Отэна и после упорного сопротивления разбил его. Принудив гельветов воротиться в свои горы, он переправился обратно через Сону, овладел Безансоном и перешел через Юру, чтобы остановить Ариовиста. Он встретил его в нескольких переходах от Рейна и отбросил за реку. Это поле сражения находилось в 90 лье от Вьенны, а поле сражения с гельветами – в 70. В продолжение этого похода он постоянно держал в совокупности шесть легионов, составлявших его войско, предоставляя союзникам охранять его коммуникации; у Цезаря всегда имелся запас продовольствия: на месяц в лагере и еще на один месяц – в крепости, где, по примеру Ганнибала, он держал заложников и размещал магазины и госпитали. Остальные семь кампаний в Галлии совершены по тем же правилам.

Зимой 57 г. бельги выставили армию в 300 тысяч, поручив ее Гальбе, королю Суассона. Цезарь, уведомленный о том своими союзниками, жителями Реймса, поспешно двинулся в этом направлении и расположился на реке Эн. Гальба, видя невозможность атаковать его в лагере, переправился через реку и пошел к Реймсу; но Цезарь сорвал его расчеты, и бельги рассеялись. После того и прочие города этой лиги покорились один за другим. На Самбре, около Мобежа, напали на него нервии, и так неожиданно, что Цезарь не успел построить свои войска в боевой порядок. Из восьми легионов, составлявших его армию, шесть были заняты укреплением лагеря, а два находились еще позади с обозом. Счастье изменило ему в этот день; треверская конница отпала от него и распустила повсюду слух о совершенном истреблении римского войска; несмотря на это, он победил.

В 56 г. Цезарь, выступив в поход, без остановок достиг Нанта и Ванна, послав сильные отряды в Нормандию и Аквитанию. Ближайшим опорным пунктом его была Тулуза (в 130 лье), отделенная от него горами, реками и лесами.

В 55 г. он перенес войну в сердце Голландии, в Цюфтен, где 400 тысяч варваров переправились через Рейн, чтобы захватить земли галлов; Цезарь разбил их наголову, большинство истребил, остальных отбросил за Рейн, снова переправился через Рейн у Кельна, прошел Галлию, сел в Булони на корабль и высадился в Англии.

В 54 г. с пятью легионами он снова переплыл Ламанш, овладел берегами Темзы, взял заложников и до наступления равноденствия переправился обратно в Галлию. Поздно осенью, получив известие, что 15 когорт, стоявших во главе с его подчиненным Сабином около Трира, были вырезаны и что Квинт Цицерон обложен в своем лагере при Тунгерне, Цезарь двинулся с 8 или 9 тысячами человек навстречу Амбиоригу, разбил его и выручил Цицерона.

В 53 г. он подавил восстание жителей в Сансе, Шартре, Трире, Льеже и потом вторично переправился через Рейн.

Галлы были разъярены, и всюду вспыхивали восстания. Зимою 52 г. произошли массовые выступления; даже столь верные жители Отэна приняли участие в войне; римское иго было ненавистно галлам. Цезарю советовали отступить в римские владения или перейти Альпы. Он отказался от того и другого. С десятью легионами, бывшими под его начальством, он перешел Луару, осадил среди зимы Бурж, овладел этим городом на виду у армии Верцингеторикса и начал осаду Клермона. Последнее предприятие не удалось; он лишился заложников, магазинов и ремонтных лошадей, находившихся в Невере, – его складочном месте, которым овладели отэнцы. Ничто не представлялось более критическим, чем его положение. Его подчиненного Лабиэна тревожило население Парижа. Цезарь призвал его к себе и всеми своими силами осадил Алесию, где заперлось галльское войско. 50 дней употребил он на сооружение контр – и циркумвалационных линий. Галлия выставила новую армию, более многочисленную, чем та, которую только что потеряла; одни лишь жители Реймса остались верными римлянам. Вскоре галлы явились для освобождения этого города. Трое суток они вместе с гарнизоном совокупными усилиями старались уничтожить римлян в их расположении, но Цезарь восторжествовал над всеми. Алесия пала, и Галлия была покорена.

В продолжение этой великой борьбы вся армия Цезаря находилась в его лагере; у него не было уязвимых мест. Он воспользовался своею победою, чтобы снова завоевать симпатии жителей Отэна. Он зимовал среди них, но часто совершал экспедиции в пункты, расположенные на расстоянии ста лье друг от друга, и сменял войска.

Наконец, в 51 г. он осадил Кагор, где погибли последние из галлов. Галлия сделалась римской провинцией; подати с нее обогащали ежегодно римскую казну восемью миллионами.

В походах гражданской войны он побеждал, следуя тем же правилам, но подвергался гораздо большим опасностям. Он перешел Рубикон с одним только легионом, присоединил к себе тридцать когорт в Корфиние и в три месяца выгнал Помпея из Италии. Какая быстрота! Какая стремительность! Какая смелость!

Пока собирали суда для перехода через Адриатическое море и перенесения войны в Грецию, где находился тогда его соперник, Цезарь перешел Альпы и Пиренеи, прошел Каталонию с 900 всадниками, которых едва достаточно было для конвоя, подступил к Лериде и в сорок дней подчинил себе легионы Помпея под начальством Афрания. Пройдя без остановки от Эбро до Сиерра-Морены, он усмирил Андалузию и совершил торжественный въезд в Марсель, только что взятый его войсками. Наконец он является в Рим и после девятидневной диктатуры снова покидает его и направляется в Брундисий, где становится во главе двенадцати легионов, собранных Антонием.

В следующем, 48-м г. он переплыл с 25 тысячами Адриатическое море и сдерживал несколько месяцев все силы Помпея, до присоединения к нему Антония, который успешно совершил переход через море, невзирая на неприятельский флот. Тогда Цезарь двинулся вместе с ним на Диррахий, опорный пункт Помпея, и обложил его. В нескольких милях от этого города, на берегу моря, последний разбил свой лагерь. Тогда Цезарь, не довольствуясь обложением Диррахии, осадил и вражеский лагерь; он использовал вершины окружающих его холмов, построив на них 24 форта, и таким образом создал контрвалационную линию протяжением в 6 лье. Но Помпей, имея в тылу море, получал через него продовольствие и подкрепления благодаря своему флоту, который господствовал в Адриатике; пользуясь своей центральной позицией, он атаковал Цезаря и нанес ему поражение, которое стоило последнему до 30 знамен и нескольких тысяч отборных солдат – ветеранов. Счастье, казалось, изменяло Цезарю, он не мог надеяться на получение подкреплений из Италии, потому что море было для него заперто; все преимущества были на стороне Помпея. Цезарь, после марша в 50 лье, перенес войну в Фессалию и на полях Фарсальских разбил Помпея. Помпей, оставшись почти в одиночестве, несмотря на господство на море, принужден бежать, прибывает с мольбой о помощи к берегам Египта, где находит смерть от руки подлого убийцы.

Несколько дней спустя Цезарь, преследуя его по пятам, вступает в Александрию; но тут жители этого большого города и войско Ахиллы осаждают его во дворце и в амфитеатре. Наконец, после девяти месяцев опасностей и беспрерывных сражений, в условиях, когда проигрыш хотя бы одного из них повлек бы за собой его гибель, он одерживает победу над египтянами.

В продолжение этого времени Сципион, Лабиэн и царь Юба господствовали в Африке с четырнадцатью легионами, остатками партии Помпея. Их многочисленные эскадры перерезали морские коммуникации. Катон, находясь в Утике, воспламенял ненависть во всех сердцах. Цезарь с малым войском переплывает море, высаживает войска в Адруметте, сначала терпит неудачи, но в конце концов после прибытия всей его армии наносит при Тапсе поражение Катону, Сципиону и Юбе. Катон, Сципион и Юба кончают с собой. Ни крепости, ни многочисленные эскадры, ни клятвы и долг народов не смогли спасти побежденных от превосходства и энергии победителя.

В 45 г. сыновья Помпея собрали в Испании остатки войск, разбитых при Фарсале и Тапсе, и оказались во главе армии, превосходившей ту, которой командовал их отец. Цезарь покидает Рим, в 23 дня достигает Гвадалквивира и разбивает Секста Помпея при Мунде. В этом сражении, едва не потерпев поражение, когда легионы его дрогнули, Цезарь, по слухам, хотел лишить себя жизни. Лабиэн пал в бою, а голову Секста Помпея положили к ногам победителя. Через шесть месяцев, в мартовские иды, Цезарь был умерщвлен в сенате.

Если бы Цезарь был побежден при Фарсале, Тапсе, Мунде, то он подвергся бы участи Помпея Великого, Метелла, Сципиона, Секста Помпея. Помпей, которого римляне так любили, что прозвали «Великим», когда ему еще не было 24 лет; Помпей, победитель в восемнадцати походах и в трех частях света; Помпей, так прославивший римское имя, – окончил поприще свое после поражения при Фарсале, хотя владел морем, а соперник его не имел флота.

Правила Цезаря были те же, коими руководствовались Александр и Ганнибал: держать свои силы в совокупности, не иметь уязвимых мест, устремляться с быстротою на важнейшие пункты, использовать моральный фактор, славу оружия, страх, который они внушали, а также политические средства для обеспечения верности союзников и удержания в повиновении покоренных ими народов.

Густав-Адольф, переплыв Балтийское море, овладел островом Рюгеном, Померанией и устремился к Висле, Рейну и Дунаю. Он дал два сражения; победив при Лейпциге, он одержал победу и при Люцене, но последняя стоила ему жизни. Краткая карьера его ознаменована смелостью, быстротою маневра, отличной организацией и храбростью войск. Густав-Адольф был воодушевлен принципами Александра, Ганнибала, Цезаря!

Тюренн проделал пять кампаний до Вестфальского мира; восемь – в промежуток времени от Вестфальского до Пиренейского мира и пять между Пиренейским миром и кончиною его, последовавшей в 1675 г. Его маневры и марши в кампаниях 1646, 1648, 1672 и 1673 гг. полностью соответствуют принципам Александра, Ганнибала, Цезаря и Густава-Адольфа.

В 1646 г., выступив из Майнца, Тюренн двинулся вниз по левому берегу Рейна до Везеля, переправился на правый берег этой реки, пошел вверх до реки Лан, соединился со шведскими войсками, переправился через Дунай и Лех и прошел, таким образом, по неприятельской земле 200 лье; достигнув Леха, он собирает в кулак все свои войска, предоставив, подобно Цезарю и Ганнибалу, союзникам охрану своих коммуникаций или, по крайней мере, решив временно обходиться без резервов и коммуникаций, оставив за собой один только складочный пункт.

В 1648 г. он переправился в Оттенгейме через Рейн, соединился в Ганау со шведскими войсками, двинулся к реке Редниц, отошел к Дунаю, через который переправился у Диллингена, разбил Монтекукули при Цусмерсгаузене, затем переправился через Лех у Райна и через Инн у Фрейсингена; устрашенный баварский двор покинул Мюнхен. После этого Тюренн перевел свою главную квартиру в Мюльдорф, наложил контрибуцию на этот город и опустошил всю страну в наказание за вероломство курфюрста.

В 1672 г. Тюренн должен был, под главным начальством Людовика XIV, завоевать Голландию; он пошел вниз по левому берегу Рейна до того места, где эта река разделяется на несколько рукавов, переправился через нее и овладел шестьюдесятью укрепленными пунктами. Авангард его достиг уже Наардена. Неизвестно, в силу какой фатальной причины Тюренн остановился там и не вступил в Амстердам. Голландцы опомнились, открыли шлюзы и затопили страну. Французская армия, ослабленная оставлением гарнизонов в крепостях, ничего больше не предприняла. Король возвратился в Версаль и передал маршалу Люксембургу главное командование. Тюренн же с отдельным корпусом перешел Рейн и поспешил на помощь союзникам короля – епископам Министерскому и Кельнскому. Он направился вверх по правому берегу Рейна, прибыл к Майну и тут задержал сорокатысячную армию великого курфюрста до того времени, как последний, соединившись с армией герцога Лотарингского, принудил Тюренна отступить за Рейн. Это позволяло курфюрсту переправиться в Страсбурге через Рейн, но Кондэ вовремя подоспел к этому городу, разрушил мост и снова не допустил курфюрста осуществить свой план. Тогда последний пошел к Майнцу, где на расстоянии выстрела от крепости он навел мост и заполнил левый берег своими отрядами. Тюренн зимою перешел по мосту в Везеле на правый берег Рейна, нанес поражение великому курфюрсту, оттеснил его к Эльбе, принудил подписать 10 апреля сепаратный мир с Францией. Эти столь смелые и длительные марши Тюренна изумили всю Францию. Но пока они не увенчались успехом, они оставались объектом критики посредственных умов.

В кампании 1674 года Монтекукули взял инициативу в свои руки и переправился через Рейн, чтобы перенести войну на левый берег. Тюренн не обратил на это внимания, сам перешел в наступление, переправился через Рейн и принудил Монтекукули возвратиться на правый берег. Потом он расположился лагерем при Вильштедте, чтобы прикрыть Страсбург, находившийся в двух лье позади него, и мост в Оттенгейме, находившийся в четырех лье правее. Монтекукули же расположился за Кинцигом, в 1–1189; лье от французского войска, примыкая к крепости Оффенбург, занятой его гарнизоном. Позиция Тюренна была невыгодна. Ему следовало лучше вступить в сражение, чем подвергаться опасности лишиться моста у Оттенгейма и пути к отступлению, или же страсбургского моста.

Если бы Монтекукули сделал шестичасовой ночной переход без отдыха в направлении на Оттенгейм, то, имея операционную линию на Фрибург, он захватил бы Оттенгеймский мост, прежде чем французы успели бы подоспеть к нему. Однако он ничего этого не сделал, топтался на месте и ограничился удлинением левого крыла. Он надеялся одними демонстрациями принудить противника оставить вильштедтский лагерь и очистить дорогу на Страсбург. Тюренн тоже ничего не сделал и, растянув правое крыло, ухудшил свое положение; наконец, заметив, в каком рискованном положении находится его армия, он разрушил мост у Оттенгейма, навел другой у Альтенгейма – на два лье ближе к Страсбургу и Вильштедтскому лагерю. При всем том он был все еще слишком далек от Страсбурга; следовало навести мост в одном лье от этого города.

Монтекукули, изменив свой план, решился перейти Рейн ниже Страсбурга, приказал жителям этого города, которые все ему продались, приготовить суда для моста, а затем двинулся вперед, чтобы принять их. Но Тюренн немедленно занял острова, устроил преграду из кольев и ретраншементы на реке Ренхен. Монтекукули, заметив, что он отрезан от Оффенбурга и корпуса Капрары, был вынужден отказаться от своего намерения.

В этом походе Тюренн сделал большую ошибку, которая могла бы повлечь за собой гибель войска, если бы против него действовал принц Кондэ; он навел мост в Оттенгейме, в четырех лье от Страсбурга, вместо того чтобы навести его в одном малом лье. Но он доказал, что стоит несравненно выше Монтекукули тем, что: 1) принудил последнего отказаться от собственной инициативы и следовать его инициативе; 2) не позволил ему вступить в Страсбург; 3) захватил мост, приготовленный жителями Страсбурга, и 4) встав на Ренхене, отрезал Монтекукули от Оффенбурга и корпуса Капрары, что, несомненно, принудило противника отступить через Шварцвальдские горы и явилось апогеем успехов, достигнутых в эту кампанию.

Принц Евгений Савойский в кампанию 1697 г. победил турок, разбив их при Занте и принудив их к заключению мира. В 1701 г. он вторгся в Италию через Триент с тридцатитысячной армией, перешел Адидже у Карпи, проник в провинцию Брешиа, отбросил маршала Катина за Олио и разбил Виллеруа при Кьяви. В 1702 г. он захватил врасплох Кремону, но проиграл сражение при Лучаре. В 1704 г. он командовал во Фландрии и одержал победу при Гохштете. В 1705 г. он действовал в Италии против Вандома и потерпел неудачу при Кассано. В 1706 г. он выступил из Триента, направился по левому берегу Адидже, переправился через нее на виду у французской армии, пошел по левому берегу По, вверх по течению, перешел Танаро на глазах герцога Орлеанского и, обойдя все линии французов, соединился под Турином с герцогом Савойским, атаковал их правый фланг между Сессией и Дорией и заставил отступить. Этот маневр – образец смелости.

В 1707 г. он вторгся в Прованс и осадил Тулон. В 1708 г. он начальствовал над войсками на Рейне, сражался при Уденарде и четыре месяца осаждал Лилль. В 1709 г. он одержал победу при Мальплаке; в 1710 г. взял Кенуа и осадил Ландресси. Маршал Виллар спас Францию при Денене. Мир 1724 г. закончил эту войну. В кампанию 1716 г. против турок принц Евгений овладел Темешваром, осадил и взял Белград и принудил Порту к миру. В 1733 г. он совершил последний поход; но преклонный возраст сделал его робким, он не решился рискнуть своей славой в восемнадцатом сражении и позволил маршалу Бервику взять на глазах его Филиппсбург.

Фридрих при вторжениях своих в Богемию и Моравию, в действиях на Одере, Эльбе и Заале следовал большей частью правилам этих великих полководцев. Он особенно полагался на дисциплину, храбрость и тактическое искусство своих войск.

Наполеон проделал 14 кампаний: две в Италии, пять в Германии, две в Африке и Азии, две в Польше и России, одну в Испании и две во Франции.

В первой итальянской кампании в 1796 г. Наполеон выступил из Савоны, перешел горы в слабо прикрытом месте, там, где Альпы соединяются с Апеннинами, разобщил австрийскую и сардинскую армии, овладел крепостью Кераско, при слиянии рек Танаро и Стуры, в двадцати лье от Савоны, и устроил там свои магазины. Он заставил короля сардинского уступить ему крепость Тортону, лежащую в двадцати лье восточнее Кераско, по направлению к Милану; утвердился тут, перешел По в Пьяченце, взял крепость Пиццигетоне на Адде, в 25 лье от Тортоны, двинулся потом к реке Минчио, овладел Пескиерою на линии Адидже, в 30 лье от Пиццигетоне, занял на левом берегу этой реки стены и форты Вероны, господствовавшие над тремя каменными мостами этого города, а также Порто-Леньяго, что дало ему еще один мост через эту реку. В таком положении он оставался до взятия Мантуи. От лагеря при Вероне до Шамбери, ближайшего складочного пункта на границе Франции, он владел четырьмя крепостями, где находились его магазины и госпитали; для них требовалось не более четырех тысяч человек гарнизона, состоявшего из выздоравливавших и новобранцев. Таким образом, на этой линии протяжением в сто лье у него было по одному складочному пункту через каждые четыре перехода. Когда, по взятии Мантуи, Наполеон направился в Церковную область, то Феррара, на реке По, была его первым, а Анкона, у подножия Апеннин, – в шести или семи переходах от Феррары, – вторым складочным пунктом.

В 1797 г. он переправился через Пьяве и Тальяменто и укрепил, в восьми переходах от Мантуи, Пальма-Нову и Озопо. Потом, перейдя Юлийские Альпы, он исправил старинные укрепления Клагенфурта, в пяти переходах от Озопо, и расположился на горе Земмеринг. Здесь он находился в 80 лье от Мантуи, но на этой операционной линии у него были три крепости и через каждые пять или шесть переходов имелся опорный пункт.

В 1798 г. Наполеон открыл военные действия на Востоке взятием Александрии; укрепил этот большой город и сделал его средоточием своих магазинов и формирований. Во время похода в Каир он приказал построить форт в Рахмании, в 20 лье от Александрии, и вооружил в Каире цитадель и несколько фортов. В Салихии, в 20 лье от Каира, при входе в пустыню, на пути в Газу, он построил форт. Достигнув этой деревни, войско находилось в 15 переходах от Александрии и имело на этой операционной линии три опорных пункта.

В кампанию 1799 г. он прошел 80 лье по пустыне, осадил Сен-Жан д’Акр и выдвинул наблюдательный отряд к Иордану, в 250 лье от Александрии, своего главного опорного пункта. В Катии (в 20 лье от Салахии), в Аль-Арише (в 30 лье от Катии) и в Газе (в 20 лье от Аль-Ариша) построены были форты. Таким образом, на этой операционной линии протяжением в 250 лье находилось восемь пунктов, достаточно укрепленных, чтобы сопротивляться противнику, которого следовало здесь опасаться, и потому в эти четыре кампании ни один его курьер, ни один обоз не были перехвачены. В 1796 г. несколько одиночных солдат было убито в окрестностях Тортоны; на Ниле, между Розеттою и Каиром, задержано было несколько джерм; но то и другое случилось в самом начале кампании. Сформированные в Египте полки на одногорбых верблюдах так свыклись с пустынею, что коммуникации между Каиром и Сен-Жан д’Акром, как и между Верхним и Нижним Египтом, оставались все время открытыми. С 25-тысячной армией он занимал тогда Египет, Палестину и Галилею, то есть пространство в 30 тысяч квадратных лье. Между его главной квартирой перед Сен-Жан д’Акром и главной квартирой Дезэ в Верхнем Египте было 300 лье расстояния.

В кампанию 1800 г. соблюдаемы были те же правила. Германская армия, прибыв на Инн, овладела крепостями Ульм и Ингольштадт, что давало ей два больших складочных пункта. При заключении перемирия в Пфуллендорфе необходимость потребовать передачи этих крепостей была упущена из виду. Обладание ими Наполеон считал столь необходимым условием успеха своих действий в Германии, что передача их сделалась условием sine qua non для продления перемирия.

Галло-батавская армия, находившаяся в Нюрнберге, прикрывала на Дунае левое крыло, а армия, действовавшая в Граубюндене, – правое крыло в долине Инна. Когда резервная армия спустилась с Сен-Бернара, то Иврея послужила первым складочным пунктом. Даже после победы при Маренго он не считал Италию снова завоеванной, пока не были опять заняты все укрепленные пункты, по сю сторону Минчио; и только с условием сдать их он позволил Меласу отступить к Мантуе.

Захватив в 1805 г. Ульм у восьмидесятитысячной австрийской армии, он двинулся к Леху, исправил в Аугсбурге старинные укрепления, вооружил их и сделал этот город, предоставивший ему столько ресурсов, своим складочным пунктом.

Он восстановил бы крепость Ульм, но укрепления этого города были срыты, а окружающая местность являлась слишком неблагоприятной. Из Аугсбурга он направился к Браунау и, заняв его, получил обеспеченную переправу через Инн; это был второй складочный пункт, позволивший ему продвинуться до Вены. Обеспечив эту столицу от нечаянного нападения, он двинулся в Моравию и овладел цитаделью в Брюнне, которая была немедленно вооружена, снабжена припасами и служила, находясь в 40 лье от Вены, опорным пунктом для действий в Моравии. В одном переходе от Брюнна он дал сражение при Аустерлице. С этого поля сражения он мог отступить в Вену и перейти там Дунай или идти по левому берегу в Линц, а затем переправиться через ту же реку по мосту в этом городе, прикрытом сильными укреплениями, расположенными на окрестных высотах.

В 1806 г. он перенес свою главную квартиру в Бамберг, а армию сосредоточил на Реднице. Прусский король намерен был движением к Майну перерезать операционную линию французов, ведущую на Майнц, и тем остановить их. С этой целью он направил туда корпуса Блюхера и герцога Веймарского. Но коммуникационная линия французской армии шла уже не на Майнц, а от крепости Кронах, лежащей у выхода из Саксонских гор, к крепости Форхейм (на Реднице), а оттуда – к Страсбургу. Поскольку Наполеону не было опасно наступление пруссаков, то он двинулся вперед тремя колоннами: через Кобург пошла левая, состоявшая из 5-го и 7-го армейских корпусов, под начальством герцогов Монтебельского и Кастильонского. Центр, при котором он находился сам, направился на Кронах и Шлейц; его составляли 1-й и 3-й армейские корпуса маршала Бернадотта и князя Экмюльского, гвардия и резервная кавалерия. Правая, в составе 4-го и 6-го армейских корпусов герцога Далматского и князя Московского, двинулась через Байрейт на Гоф. Прусская армия, стоявшая между Нейштадтом и Веймаром и уже выступившая к Майну, остановилась для поддержки своего авангарда. Отрезанная от Эльбы и Берлина и лишенная магазинов, она тогда только увидела опасность своего положения, когда последнее сделалось уже отчаянным. И хотя пруссаки находились вблизи Магдебурга, в середине своей земли и в двух переходах от Эльбы, они потерпели поражение, были отрезаны и лишены возможности отступить. Из всей старой армии Фридриха не спасся ни один человек, если не считать короля и нескольких эскадронов, которые с трудом достигли правого берега Одера: более 100 000 человек пленных, сотни орудий и знамен явились трофеями, взятыми в этом сражении.

В 1807 г., владея крепостями Кюстрин, Глогау и Штеттин, он перешел через Вислу в Варшаве и укрепил Прагу, которая служила ему одновременно предмостным укреплением и складочным пунктом. В то же время строилась Модлинская крепость и приводился в оборонительное положение город Торн. Дойдя до реки Пасарги, армия остановилась, чтобы прикрыть осаду Данцига, который сделался складочным и опорным пунктом при действиях, предшествовавших фридландскому сражению, определившему исход войны. Если бы военные действия не прекратились, эта линия была бы укорочена взятием города Пиллау, до перехода армии через Неман.

В 1808 г. большинство крепостей северной Испании: Сан-Себастьян, Памплуна, Фигерас, Барселона – находились во власти французской армии, двигавшейся к Бургосу.

В 1809 г. первые пушечные выстрелы раздались около Регенсбурга. Аугсбург послужил центром, откуда велись его операции. Поскольку австрийцы срыли укрепления в Браунау, он избрал город Пассау, лежащий при слиянии Инна и Дуная, как гораздо более выгодный пункт, ибо тамошний мост обеспечивает переправу через обе реки. Он приказал укрепить этот город, а также прикрыл первоклассными укреплениями мост в Линце. Прибыв в Вену, французская армия имела, независимо от этой коммуникационной линии в Баварию, еще и обеспеченное сообщение с Италией через замок Грац и крепость Клагенфурт.

В 1812 г. он владел на Висле крепостями Данциг, Торн, Модлин и Прага. Вейлау, Ковно, Гродно, Вильно, Минск послужили магазинами близ Немана, Смоленск – главным складочным пунктом при движении к Москве. При осуществлении этой операции он имел через каждые восемь переходов сильный опорный пункт. Все почтовые станции были укреплены, снабжены бойницами и заняты каждая всего одной ротой с одним орудием. Это настолько хорошо обеспечило военные сообщения, что на протяжении всей кампании не был перехвачен ни один курьер, ни один обоз; и даже во время отступления, за исключением четырех дней, пока адмирал Чичагов не был отброшен за Березину, коммуникации армии с ее складочными пунктами оставались свободными.

В 1813 г. Кенигштейн, Дрезден, Торгау, Виттенберг, Магдебург и Гамбург были его крепостями на Эльбе, а Мерзебург, Эрфурт, Вюрцбург – этапными пунктами на пути к Рейну.

В 1814 г. он повсюду имел крепости, и если бы Париж не пал, то обнаружилась бы вся важность находившихся во Фландрии крепостей. Наполеон принудил бы союзников очистить столицу, если бы переход на их сторону 6-го армейского корпуса не помешал ему двинуться к Парижу; ибо союзные генералы не решились бы вступить в сражение на левом берегу Сены, имея в тылу Париж, находившийся еще только три дня в их власти. Измена нескольких министров и гражданских чиновников облегчила неприятелю вступление в Париж; но только измена одного из маршалов помешала этой временной оккупации столицы стать гибельной для союзников.

Все планы четырнадцати кампаний Наполеона были сообразны с подлинными принципами военного искусства. Действия его были смелы, но методичны. Это лучше всего доказывается обороною линии Адидже в 1796 г., когда Австрия потеряла несколько армий, а также Пасарги в 1807 г. – для прикрытия осады Данцига.

Но если нужен пример наступательной войны, веденной по ложным правилам, то таковым может служить кампания 1796 года в Германии.

Французская Самбро-маасская армия, овладев Вюрцбургской цитаделью, утвердилась в числе 50 000 человек на Реднице. Между тем левый фланг и центр Рейнско-мозельской армии (50 000) пошли через Неккар к Нересгейму, а правый фланг (20 000), под начальством Ферино, двинулся к Форарльбергу, у подножья тирольских гор. Эти три корпуса, разделенные горами и большими реками, имели каждый свою коммуникационную линию с Францией, так что поражение одного подвергло бы опасности другие два корпуса. Фланги – всегда самые слабые части наступающей армии. Должно по возможности стараться примкнуть оба фланга или по крайней мере один, к нейтральной стране или крупным естественным препятствиям. В нарушение этого первого правила войны французская армия, разделившись на три отдельные корпуса, приобрела шесть открытых флангов. Действуя же правильно, она легко могла бы основательно прикрыть оба фланга. У средней колонны, действовавшей при Нересгейме, левое крыло было открыто, даже правое не было примкнуто к Дунаю, потому что не позаботились овладеть Ульмом, оставленным противником, что одно только и могло дать правильный ход всей кампании. Таким образом, колонна висела в воздухе в 80 лье от Рейна, без единого опорного и промежуточного складочного пункта. Эрцгерцог, выделив свои главные силы против Самбро-маасской армии и правого корпуса, которым командовал Ферино, двинулся к Нересгейму; но после мужественного отпора французов перешел обратно Дунай и Лех, оставил 25 000 человек против левого фланга и центра Рейнско-мозельской армии, от которой только что понес поражение у Нересгейма, а с главными силами направился против Самбро-маасской армии и отбросил ее за Рейн.

В эту кампанию главнокомандующий Рейнской армией сделал еще одну важную ошибку: он оставил у себя в тылу две большие крепости – Филиппсбург и Мангейм, не обложив их и выделив четырехтысячный отряд только для наблюдения. Ему следовало тесно обложить их, чтобы перерезать все коммуникации с эрцгерцогом, лишить всяких известий о ходе войны и всякой связи с окрестностями; такая блокада явилась бы путем к взятию их. Он был жестоко наказан за это упущение. Гарнизоны обеих крепостей прогнали за Рейн французский наблюдательный отряд, возмутили крестьян, перерезали его коммуникации и, как только узнали об успехе эрцгерцога, едва не захватили врасплох Кель и Страсбургский мост. Никогда правила ведения войны и осторожности не нарушались столь грубо, как в эту кампанию. Весь план кабинета был порочен, а исполнение его еще более порочным. Как же следовало поступить?

1) Соединить упомянутые три корпуса под начальством одного главнокомандующего.

2) Действовать сосредоточенными силами, иметь только два фланга и одним из них упираться постоянно в Дунай.

3) Овладеть прежде всего четырьмя неприятельскими крепостями, находившимися на Рейне, или по крайней мере заложить траншеи против двух; занять Ульм, чтобы иметь надежный и значительный складочный пункт на Дунае, при выходе из Шварцвальда.

Другим примером наступательной войны, которая велась с нарушением важнейших правил военного искусства, может служить война в Португалии в 1810 г. Англо-португальская армия состояла из 80 тысяч человек, в том числе 15 тысяч человек ополчения, находившегося для наблюдения в Коимбре и опиравшегося на Опорто. Французская армия, заняв Сиудад-Родриго и Алмейду, вступила, в числе 72 тысяч, в Португалию и атаковала противника, занявшего позиции на высотах Бусаго. Силы обеих сторон были одинаковы, но позиция Бусаго была весьма сильная. Французы потерпели неудачу, но обошли на другой день неприятельские линии, направившись к Коимбре; вследствие этого португальцы отступили к Лисабону, сжигая все на пути и опустошая страну. Французский генерал преследовал их по пятам, не оставив даже наблюдательного отряда против пятнадцатитысячной дивизии ополчения, отступившей к Опорто, и, таким образом, обнажив свои тылы и опорный пункт Коимбру, где оставалось 5 тысяч раненых и больных. Он не успел еще дойти до Лисабона, как португальская дивизия овладела уже Коимброю и отрезала ему все пути к отступлению. Надлежало оставить, по крайней мере, шеститысячный отряд для защиты и укрепления Коимбры и для сдерживания дивизии, стоявшей у Опорто. Правда, что тогда он привел бы к Лисабону только 60 тысяч человек, но этих сил было бы достаточно, если бы английский главнокомандующий был намерен посадить свои войска на суда; если же тот, напротив, собирался (на что указывало все) удержаться в Португалии, то французам не следовало идти далее Коимбры. Они должны были занять впереди этого города, или даже в нескольких переходах, выгодную позицию, укрепить ее, выслать отряд для овладения городом Опорто, обезопасить тылы и коммуникации с Алмейдой и выждать взятия Бадахоса и прибытия армии из Андалузии на Тахо.

Дойдя до лисабонских укреплений, французский генерал не решился атаковать их, хотя должен был знать об их существовании, потому что противник производил работы в продолжение трех месяцев. Общее мнение таково, что если бы он тотчас по прибытии атаковал укрепления, то овладел бы ими. Но спустя два дня было уже поздно. Между тем в Лисабоне англо-португальская армия усилилась значительным числом батальонов ополчения, так что французский генерал, не добившись никакого успеха, лишился 5 тысяч раненых и больных и своих коммуникаций. Под стенами Лисабона он заметил, что у него мало снарядов. Он не обдумал своего предприятия.

Наступательной кампанией, которая также велась против всех правил, была и война Карла XII в 1708 и 1709 гг. В сентябре 1707 г. этот государь во главе 45 тысяч человек выступил из Альштадтского лагеря под Лейпцигом и прошел через Польшу. Двадцатитысячный корпус Левенгаупта высадился в Риге. 15 тысяч стояли в Финляндии; следовательно, он имел возможность сосредоточить 80 тысяч человек лучших в мире войск. Оставив 10 тысяч в Варшаве для защиты короля Станислава, он в январе 1708 г. прибыл в Гродно, где и расположился зимовать. В июне, пройдя минские леса, он подступил к Борисову, перешел Березину и разбил 20 000 русских, укрепившихся по ту сторону болот; переправился в Могилеве через Борисфен и 22 сентября разбил шестнадцатитысячный корпус московитов при Смоленске. Он достиг границ Литвы и готовился вступить на территорию собственно России; встревоженный царь сделал ему мирные предложения. До того времени действия Карла сообразовались с правилами военного искусства, – коммуникации его были обеспечены, он владел Польшею и Ригой, находился в десяти переходах от Москвы и, по всей вероятности, вступил бы в нее, если б не сошел с большой дороги на эту столицу и не двинулся на Украину – на соединение с Мазепою, который привел ему только 6 тысяч человек. Такое движение обнажало с фланга, – на протяжении 400 лье, считая от Швеции, – его операционную линию; он не был в состоянии удержать ее и потерял возможность получать подкрепления. Левенгаупт, через 12 дней после него, перешел Борисфен у Могилева с 16 000 человек и 8000 повозок и, едва сделав четыре перехода в направлении Украины, был атакован русским царем во главе сорокатысячного войска. 7, 8, 9 и 10 октября он мужественно сражался, но потерял все обозы, 11 000 войска и только с 5000 присоединился к своему государю на Украине, нуждаясь во всем.

Между тем царь создал значительные магазины в Полтаве. Карл XII в мае 1709 г. осадил этот город, но в июне прибыл царь с 60 000 человек для снятия осады. У короля оставалось только 30 000, в том числе украинские казаки. Он атаковал русскую армию и был разбит; катастрофа его армии была полной; он с трудом добрался до Турции, переправившись через Днепр с одною тысячею солдат.

Если Карл XII намеревался идти на Москву, то движение его было сообразно с правилами военного искусства вплоть до Смоленска. Коммуникации его с Швецией и Ригой были прикрыты Двиною до Борисфена – у Могилева. Если же он хотел перезимовать на Украине, чтобы набрать там казаков, то не должен был переправляться через Неман у Гродно и двигаться через Литву. Ему следовало выступить из Кракова, двинуться к нижнему Днепру и через этот город, через Вислу и Одер, установить сообщение с Швецией; ему нельзя было предполагать, что он будет в состоянии поддерживать сношения со своим государством по коммуникационной линии, которая на протяжении 400 лье шла вдоль русских границ и оставалась открытой с фланга. Между тем ему не трудно было сохранить ее, проведя через Краков, прикрытый Литвою, Неманом и Вислой. Он не воевал подобно Ганнибалу, то есть, обходясь без всякого сообщения со своим государством; ведь Левенгаупт следовал за ним в двенадцати переходах со столь значительным отрядом, сопровождая столь важные для него обозы, и Карл надеялся, значит, на его прибытие. К этой первой ошибке, которая повлекла за собой гибель Карла, он прибавил другую, именно ту, что атаковал русскую армию под Полтавою. Находясь всего в 12 лье от Днепра, он мог в два перехода отступить за эту реку и очутиться на Волыни и в Подолии, ибо к чему было вступать в это сражение? Если бы он одержал победу под Полтавой, то что мог бы он предпринять с войском, в котором насчитывалось бы лишь 18 000 шведов, в сорока переходах от Москвы? Он не мог более надеяться нанести противнику решительный удар. Все обстоятельства требовали, чтобы он, пользуясь летним временем и страхом, который внушал еще московитам, перешел в мае через Днепр и возвратился в Польшу. Ему следовало дать сражение, чтобы обеспечить свое отступление, собрать суда и соорудить форт в 12 лье от Полтавы, на Борисфене. Но он вел войну неорганизованно. Он был просто храбрый, неустрашимый солдат. Оставив большую дорогу на Москву, он тотчас же лишился коммуникационной линии, перестал получать известия из Швеция. О поражении Левенгаупта он узнал уже от самого этого генерала. Уверяют, что порочный характер предпринятой им операции не ускользнул от ряда офицеров его штаба, которые, потеряв надежду отклонить короля от похода на Украину, долго убеждали его подождать в Смоленске прибытия отряда Левенгаупта с его столь драгоценным обозом.

Замечание 10-е. Сражение при Эслингене

Дай бог, чтоб враги Франции совершали всегда такой искусный маневр, как, например, занимали бы позицию, растянутую вдвое против того, что они могут оборонять, не подвергаясь опасности прорыва в центре.

Если бы не разрыв моста, – что заставило Наполеона остановиться и ограничиться оборонительными действиями, – то линия австрийцев была бы прорвана и одна половина армии отброшена в Венгрию, а другая в Богемию. Растягиваться по местности – совершенно в духе австрийской тактики, но это противоречит подлинным правилам военного искусства. Левому крылу австрийской армии не надо было заходить за селение Эслинген, правое следовало примкнуть к Дунаю; в таком случае для обороны ее позиции хватило бы войск. Растянув левый фланг до Энцерсдорфа, неприятель не мог сделать и шагу вперед, не подставляя себя под огонь с острова Лобау; так получилось, что этот фланг не двинулся с места: лишь только он предпринимал попытку двинуться вперед, как картечь с острова Лобау поражала его в тыл и заставляла возвращаться на прежнюю позицию.

Не надо противоречить себе. Было ли Эслингенское сражение проиграно потому, что мы атаковали центр неприятельской линии в колоннах? Или же мы проиграли его вследствие военной хитрости эрцгерцога Карла, который сорвал наши мосты, напал на нас в этом критическом положении, имея 100 000 человек против 45 000?

Но, во-первых, мы не проиграли Эслингенского сражения, а выиграли его, потому что поле сражения от Гросс-Асперна до Эслингена осталось в нашей власти, во-вторых, герцог Монтебелльский атаковал не в колоннах, а в развернутом строю; на поле сражения он маневрировал искуснее всех других генералов армии; в-третьих, не эрцгерцог сорвал наши мосты, а Дунай, который за трое суток поднялся на 14 футов.

После Экмюльского сражения французы подступили к Вене; эрцгерцог Максимилиан начальствовал в этой столице, приведенной в оборонительное положение. Артиллерийский генерал Ларибуасьер поставил ночью 30 гаубиц, сведенных в батарею, позади одного дома в предместье, и зажег город, который отворил свои ворота. Между тем эрцгерцог Карл приближался по левому берегу Дуная. Наполеон решился упредить его и переправиться через эту широкую реку.

Расположение на правом берегу было выгодно, только пока армия имела предмостное укрепление на левом берегу; без этого инициатива оставалась в руках неприятеля. Это соображение было столь важным, что Наполеон возвратился бы к реке Энс, если б не нашел возможности утвердиться на левом берегу. Но последнее предприятие было крайне затруднительно. Дунай имеет до 500 туазов в ширину, 15, 20, 30 футов в глубину и отличается очень быстрым течением. Переправа через такую реку вблизи большой неприятельской армии требовала тем больше искусства, что нельзя было удалиться от реки из опасения, чтобы противник, имевший два понтонных парка, не переправился сам через Дунай и не направился к Вене. Наполеон намерен был произвести переправу в двух лье выше города. В 1805 г. он заметил там довольно большой остров, отделенный от правого берега главным рукавом Дуная, а от левого берега рукавом в 50 туазов. По овладении этим островом можно было утвердиться на нем, после чего оставалось бы переправиться через реку шириной уже не в 500 туазов, а только в 50 туазов; это означало осуществить переправу через Дунай как бы посредством правильной осады.

16 мая герцог Монтебелльский послал 500 человек на этот остров; армия эрцгерцога находилась еще в одном переходе позади; но после 1805 г. была сооружена плотина между левым берегом и островом, так что последний перестал быть таковым. Генерал Бубна, стоявший вблизи, двинулся с 6000 человек навстречу 500 и опрокинул их; часть была взята в плен, остальные переправились обратно, под прикрытием тридцати 12-фунтовых орудий и гаубиц. После неудачи этой операции Наполеон направился в пункт, находящийся в двух лье ниже Вены, напротив острова Лобау. Этот остров имеет в длину 1800 туазов и отделен от правого берега главным рукавом шириной в 500 туазов, а от левого – малым рукавом шириной в 60 туазов. Он решился утвердиться на этом острове. Остров Лобау мог служить ему как бы укрепленным лагерем на левом берегу Дуная; французская армия была бы прикрыта от нападения эрцгерцога, и если б последний направился в Крембс или в другое место, чтоб переправиться через Дунай и стать на ее сообщениях, то с острова Лобау можно было удобно атаковать его в тыл и, так сказать, застигнуть его на месте преступления. Генерал-лейтенанту Бертрану приказано было навести 19 мая мост на судах и понтонах через Дунай. Авангард переправился и овладел островом. Утром 20 числа мост был окончательно наведен, и армия начала переход. После полудня Дунай поднялся на 3 фута, суда сорвались с якорей, а за ними был сорван и мост; но через несколько часов все было исправлено и войска снова стали переправляться на остров. Около 6 часов вечера Наполеон приказал перебросить мост через излучину малого рукава. Генерал Ласалль направился с 3000 человек кавалерии на Эслинген, объездил равнину по всем направлениям и встретил австрийскую кавалерийскую дивизию, с которой вступил в схватку. Ночью он расположился между Гросс-Асперном и Эслингеном. Наполеон провел ночь на левом берегу у малого моста. 21 числа на рассвете он отправился в Эслинген. Один батальон был поставлен в укреплении типа редута, в селении Энцерсдорф. Часть кирасир генералов д’Эспаня и Нансути переправилась, но в полдень вода в Дунае опять поднялась на 4 фута. Большой мост снова был снесен. Остальная кавалерия и резервная артиллерия не могли переправиться. Генерал Бертран в течение этого дня два раза исправлял мосты, и оба раза они были сорваны вновь. Австрийцы, оставляя Вену, зажгли много судов, которые прибывавшая вода наносила на понтоны. В 4 часа пополудни генерал Ласалль донес Наполеону, что австрийская армия находится на марше. Князь Невшательский взошел на башню эслингенской церкви и начертил движение австрийской армии: эрцгерцог хотел правым флангом атаковать Гросс-Асперн, центром – Эслинген, а левым флангом – Энцерсдорф, обеспечив, таким образом, полуокружение Эслингена. Наполеон приказал отступить на остров Лобау, а отряду в 10 000 человек остаться и занять рощу против малого моста. В это время генерал Бертран дал знать, что вода в Дунае убывает, что он навел снова мост и что резервная артиллерия переправляется. Было поздно. Наполеон решился оставаться на своей позиции, ибо если бы неприятель занял селение Эслинген, то снова взять его было бы очень трудно и это стоило бы много крови. В 5 часов стрелки завязали перестрелку, вскоре ружейный и артиллерийский огонь сделался очень сильным; кирасиры произвели несколько прекрасных и блистательных атак. Все нападения австрийцев на Гросс-Асперн и Эслинген были отражены, и 25 000 человек, атакованные 100 тысячами, удерживали в продолжение трех часов поле битвы. Когда настала ночь, расположение бивачных огней обеих армий возвестило решительное сражение на следующий день.

Французская армия, находившаяся на обеих берегах, была на двадцать тысяч сильнее армии эрцгерцога. В победе можно было не сомневаться, но после полуночи вода в Дунае стала ужасающе прибывать. Переправа войск по мосту снова была прекращена, и возобновить ее удалось только с рассветом. Гвардия и корпус герцога Реджио начали переправляться ускоренным шагом. Наполеон, полный надежд, сел на коня. Решение участи Австрийского дома приближалось! Прибыв в Эслинген, он приказал герцогу Монтебелльскому прорвать центр австрийской армии, а молодой гвардии, выйдя из Эслингена, атаковать в решительную минуту левое неприятельское крыло, которое примыкало к Энцерсдорфу – местечку, расположенному на том рукаве Дуная, который образует остров Лобау. Герцог Монтебелльский развернул свои дивизии с искусством и хладнокровием, приобретенными им во ста сражениях. Неприятель почувствовал, насколько важно не допустить прорыва своей линии; но она была слишком растянута, имея более трех лье в длину, а потому все усилия австрийцев оказались тщетными. Молодая гвардия направлялась уже к флангу неприятельского левого крыла, но тут продвижение победоносных войск пришлось задержать: мосты снова были сорваны силою потока, некоторые понтоны были унесены на два лье от этого места. Восстановить их можно было только через несколько дней. Половина кирасиров, корпус князя Экмюльского и вся резервная артиллерия оставались еще на правом берегу. Все это было ужасно некстати; но оперативный план был таким мудрым и глубоко продуманным, что армия не могла подвергнуться никакой опасности и, в худшем случае, вновь заняла бы свои позиции на острове Лобау, где она была недосягаема. Никогда не существовало сильнейшего укрепленного лагеря: он был прикрыт глубоким рвом шириной в 60 туазов. Это неприятное известие прибыло в 7 часов утра; император послал князю Эслингенскому и герцогу Монтебелльскому приказ остановиться и постепенно отступить в прежнее расположение. Первый примкнул свой левый фланг к середине деревни Гросс-Асперн, простирающейся в длину более чем на лье; второй стал между Гросс-Асперном и Эслингеном, примкнув правое крыло к последнему селению. Этот маневр был произведен, как на параде; неприятель, потерявший уже надежду и отступавший, с изумлением остановился, ничего не понимая в этом отступательном движении французов; но скоро он узнал, что их мосты снесены; центр его занял прежнюю позицию. Было около десяти часов утра; с этого момента и до четырех часов пополудни, – следовательно в продолжение шести часов, – 100 000 австрийцев с 500 орудиями тщетно и безуспешно атаковали 50 тысяч французов, имевших на позиции не более 100 орудий и принужденных беречь снаряды вследствие недостатка в них.

Весь успех сражения зависел от занятия селения Эслинген; эрцгерцог делал все, что следовало, пять раз атаковал его свежими войсками; два раза овладевал им и пять раз был из него вытеснен. Наконец в 3 часа пополудни император приказал своим адъютантам генералу Раппу и храброму графу Лобаускому стать во главе молодой гвардии и тремя колоннами броситься в штыки на неприятельские резервы, готовившиеся к шестой атаке. Австрийцы были разбиты и победа обеспечена. Эрцгерцог не имел более свежих войск и отошел на позицию; ровно в 4 часа прекратился огонь, хотя в это время года можно сражаться до 10 часов вечера. Таким образом, мы в течение шести часов удерживали за собой поле сражения.

Старая гвардия, при которой находился император, все время стояла в боевом порядке на расстоянии ружейного выстрела от Эслингена, примыкая правым флангом к Дунаю, а левым к Гросс-Асперну.

В 6 часов вечера генерал-лейтенант Дорсенн, командир гренадер старой гвардии, послал к императору находившегося тогда при нем полковника Монтолона с просьбой позволить атаковать австрийцев, чтобы решить участь сражения и принудить их к отступлению. «Нет, – сказал Наполеон, – хорошо кончить таким образом: без мостов и подкреплений мы сделали больше, чем я надеялся; оставайтесь на месте». Затем он отправился на остров Лобау и объехал его. Он опасался, как бы неприятель не навел мост против оконечности острова и не бросил туда несколько батальонов. Потом он направился к большому мосту; увы! там все исчезло: ни одного судна не было на месте; Дунай в течение трех суток поднялся на 28 футов. Низменные участки острова были затоплены. Он возвратился к малому мосту, приказал армии в полночь переправиться обратно через него и расположиться на острове Лобау. Корпус князя Эслингенского переночевал на поле сражения и переправился только назавтра, в 7 часов утра. Таким было Эслингенское сражение; пока мы владели островом Лобау, мы имели все, чтобы обеспечить себе владение Веной, удерживать которую стало бы невозможно, если б мы потеряли этот остров. Из этого укрепленного лагеря мы могли в любое время перейти в наступление, если бы неприятель появился на левом берегу, ибо рукав шириной в 60 туазов – не препятствие, особенно в такой местности. Генерал Бертран построил в 20 дней три моста на сваях, что было в десять раз затруднительнее и дороже, чем сооружение цезарева моста через Рейн. Вице-король одержал при Раабе победу над эрцгерцогом Иоанном. Наполеон выступил с острова Лобау и одержал в июле достопамятную победу при Ваграме.

Эрцгерцог Карл сделал при Эслингене и после этого сражения все, что мог и должен был сделать.

В этом сражении пали генералы – герцог Монтебелльский и Сент-Илер, – оба герои и лучшие друзья Наполеона. Смерть их исторгла слезы из глаз его…

Замечание 14-е. Кампания 1813 года

В числе 240 000 человек, из коих состояла в этом походе французская армия, было 50 000 саксонцев, вестфальцев, баварцев, вюртембергцев, баденцев, гессенцев и солдат герцогства Бергского, не расположенных к Наполеону и более вредных, чем полезных. Остальные 200 000 состояли, за исключением гвардии, из молодых солдат (особенно в кавалерии), поляков, двух или трех полков легкой и четырех или пяти полков тяжелой кавалерии. Такой недостаток в легкой кавалерии не давал возможности вести разведку.

У нас на Эльбе были мосты в Дрездене, Мейссене, Торгау, Виттенберге, Магдебурге и Гамбурге. Движение к Дрездену было предусмотрено: было сделано все, чтобы завлечь туда неприятеля. Наполеон приказал построить укрепления, провести дороги и перебросить мосты через Эльбу у Кенигштейна для облегчения сообщения между этим пунктом и Штольпеном.

Победы при Люцене и Вюрцене 2 и 21 мая восстановили славу французского оружия. Король саксонский был с торжеством возвращен в свою столицу; неприятель был изгнан из Гамбурга; один из корпусов Великой армии стоял под стенами Берлина, а главная квартира Наполеона находилась в Бреслау: обескураженным русским и прусским армиям оставалось только отступить за Вислу; но Австрия, вмешавшись в дело, посоветовала Франции заключить перемирие. Наполеон возвратился в Дрезден; император австрийский оставил Вену и направился в Богемию; император российский и король прусский обосновались в Швейднице. Открылись переговоры; князь Меттерних предложил собрать конгресс в Праге; это предложение было принято, но оказалось притворством: Венский двор уже принял на себя обязательства перед Россией и Пруссией; он уже в мае готов был объявить свои намерения, но неожиданные успехи французской армии заставили его действовать с большей осторожностью. Несмотря на все усилия этого двора, армия его была еще малочисленна, дурно организована и мало способна открыть военные действия. Князь Меттерних требовал иллирийских провинций, границы с Итальянским королевством, герцогства Варшавского, отречения Наполеона от титулов протектора Рейнского союза и посредника швейцарской конфедерации, от владения 32-м военным округом и голландскими департаментами. Эти чрезмерные условия были, очевидно, выдвинуты в уверенности, что они будут отвергнуты. Между тем герцог Виченцский отправился в Прагу, и переговоры открылись; все усилия, предпринятые для того, чтобы побудить державы отказаться от известной части их притязаний, привели лишь к незначительным изменениям. Наполеон решился на важные уступки и сообщил о них императору австрийскому через графа Бубна, находившегося в Дрездене. Он согласился на очищение иллирийских провинций, отделенных от Итальянского королевства рекой Изонцо, и герцогства Варшавского, от титулов протектора Рейнского союза и посредника швейцарской конфедерации. Что касается Голландии и ганзейских городов, то Наполеон брал на себя обязательство сохранить их за собой только до заключения мира и как залог возвращения Англией французских колоний.

Срок перемирия истек за несколько часов до того, как граф Бубна прибыл в Прагу, – это послужило для Австрии поводом присоединиться к коалиции, и война вспыхнула вновь.

За блистательной победой, одержанной французской армией 24 августа под Дрезденом над армией, находившейся под командованием трех государей, последовали неудачи маршала Макдональда в Лаузице и генерала Вандама в Богемии. Несмотря на это, перевес все еще оставался на стороне французов, опиравшихся на крепости Торгау, Виттенберг и Магдебург.

Около этого времени Дания заключила в Дрездене с Францией оборонительный и наступательный союз, и ее контингент увеличил армию князя Экмюльского в Гамбурге. В октябре Наполеон оставил Дрезден и направился по левому берегу Эльбы к Магдебургу, чтоб обмануть союзников. Он намерен был переправиться через эту реку в Виттенберге и двинуться к Берлину. Уже некоторые корпуса сосредоточились в Виттенберге и в Дессау были разрушены неприятельские мосты, когда получено было письмо от короля вюртембергского, которое вполне подтвердило возникшие сомнения в верности Мюнхенского двора и извещало, что король баварский неожиданно перешел на сторону противника; что без объявления войны или предварительного уведомления, в силу ридского договора, австрийские и баварские войска, стоявшие на берегах Инна, соединились и в числе 80 000 человек идут под начальством генерала Вреде к Рейну; что Вюртемберг будет принужден этой сильной армией присоединить к ней и свой контингент и что, по всей вероятности, Майнц будет скоро обложен стотысячной армией.

При этом неожиданном известии Наполеон счел необходимым изменить план кампании, разработанный им уже два месяца назад и для осуществления которого приготовлены были магазины и крепости. План этот состоял в том, чтоб отбросить союзников в пространство между реками Эльбой и Заале и, маневрируя под прикрытием крепостей и магазинов Торгау, Виттенберга, Магдебурга и Гамбурга, перенести театр войны в междуречье Эльба – Одер (французская армия владела на Одере крепостями Глогау, Кюстрин и Штеттин), а потом, сообразуясь с обстоятельствами, заставить противника снять осаду с крепостей на Висле – Данцига, Торна и Модлина. Можно было рассчитывать, что исполнение этого обширного плана увенчается таким успехом, что коалиция окажется дезорганизованной и все германские государи утвердятся в верности союзу с Францией. Если бы Бавария, как следовало полагать, отсрочила на две недели переход на сторону противника, то она определенно не сделала бы этого вовсе.

16 октября обе армии сошлись на поле сражения под Лейпцигом. Французская армия вышла победительницей. 18-го числа случилось бы то же, несмотря на неудачу герцога Рагузского 16-го числа, если б саксонские войска, занимавшие одну из важнейших позиций, не перешли на сторону противника с батареей из 60 орудий, которые тотчас же были направлены против французской линии. Такая неслыханная измена должна была повлечь за собой гибель всей армии и предоставить союзникам всю славу этого дня. Наполеон поспешил туда с половиной своей гвардии и прогнал саксонцев и шведов с их позиций. Наступил вечер; неприятель отошел по всей линии и расположился на биваках позади поля сражения, которое осталось за французами.

В Лейпцигском сражении участвовала и молодая гвардия под начальством герцогов Реджио и Тревизо. Средняя гвардия под командой генерала Куриаля атаковала и разбила австрийский корпус генерала Мерфельда и взяла последнего в плен. Гвардейская кавалерия во главе с генералом Нансути направилась на правый фланг, отбросила австрийскую конницу и захватила большое число пленных. Гвардейская артиллерия под начальством генерала Друо стояла целый день под огнем. Из всей гвардии только пехота старой гвардии оставалась постоянно в боевом порядке, на грозной для врага позиции, где присутствие ее было необходимо, но где ей ни разу не довелось построиться в каре.

Ночью французская армия начала движение, чтобы расположиться за рекой Эльстер и вступить в прямое сообщение с Эрфуртом, откуда ожидались обозы с боеприпасами, в которых она нуждалась. 16 и 18 числа она сделала более 150 000 орудийных выстрелов. Измена некоторых германских контингентов, – войск Рейнского союза, последовавших примеру, данному накануне саксонцами; случай с Лейпцигским мостом, который был взорван одним сержантом, прежде чем его начальник дал ему соответствующий приказ, – послужили причиной того, что армия, – хотя и вышедшая победительницей из боя, – понесла вследствие этих печальных событий потери, которые обычно являются следствием самых больших поражений. По вейссенфельдскому мосту она перешла обратно через реку Заале; тут ей следовало сосредоточиться и остановиться в ожидании боеприпасов из Эрфурта, где они имелись в изобилии, но в этот момент были получены точные известия об австро-баварской армии, которая форсированным маршем прибыла на Майн; следовательно, нужно было двинуться против нее.

30 октября французская армия встретила ее стоящей в боевом порядке впереди Ганау, где она преграждала дорогу на Франкфурт; хотя она была сильна и занимала хорошую позицию, но была опрокинута, совершенно разбита и изгнана из Ганау. Французская армия продолжала отступление за Рейн, через который переправилась 2 ноября.

Во Франкфурте состоялись переговоры между бароном Сен-Эньяном, князем Меттернихом, графом Нессельроде и лордом Эбердином. Союзники поставили первым условием мира, чтобы Наполеон отказался от титула протектора Рейнского союза, от Польши и эльбских департаментов; чтобы Франция осталась в своих естественных границах (Альпы и Рейн) и чтобы была достигнута договоренность о проведении в Италии границы, отделяющей Францию от владений Австрийского дома.

Наполеон согласился с этими основными условиями. Герцог Виченцский отправился во Франкфурт; но франкфуртский конгресс, подобно пражскому, был уловкой, на которую пошли в надежде, что Франция отвергнет эти условия. Искали предлога к новому манифесту для воздействия на общественное мнение, потому что в то самое время, когда были сделаны эти мирные предложения, союзники нарушили нейтралитет кантонов, вторглись в Швейцарию, отказались принять французского уполномоченного во Франкфурте и назначили Шатильон на Сене местом работ конгресса; вскоре затем они дали понять, что в основу должна быть положена уступка всей Италии, Голландии, Бельгии, рейнских департаментов и Савойи, – это возвращало Францию в границы, которые она имела до 1792 г.; в проекте предварительного договора, сообщенном 15 февраля, они требовали немедленной сдачи крепостей Гюннинген, Бефор и Безансон. Такого рода притязания уже никак не могли быть приняты без обсуждения. Переговоры еще продолжались, когда союзники объявили, что конгресс распущен.

Замечание 16-е. Сравнение похода Наполеона в 1800 г. с походом Ганнибала в 218 г. до Р. Х.

Эти две операции не имеют ничего общего между собой: сравнивать их – значит не понимать ни той, ни другой.

1) Сципион не расположился за Морскими Альпами после перехода карфагенян через Рону. Он отослал свои войска в Испанию, а сам отправился в Пьяченцу, к войскам претора Манлия. 2) Ганнибал никогда не имел в виду обойти часть Альп и перейти через них в таком пункте, где противник не ждал его. Он двинулся по прямому направлению, перешел через Коттийские Альпы и спустился к Турину. Он не следовал ни через Лион, ни через Сейсель, ни через Сен-Бернар, ни по Аостской долине, – это ясно видно из текста Полибия и Тита Ливия, да ему и не нужно было этого делать. 3) Сражаясь на берегах Тичино и Треббии, Сципион имел у себя в тылу Рим; Мелас же сражался на полях Маренго, имея в тылу Францию. Таким образом, эти две операции не имеют между собой ничего общего и, значит, противоположны одна другой. Но поскольку уже много веков комментаторы рассуждают всуе о походе Ганнибала, рассмотрим его подробнее…

В 218 г. до р. х. Ганнибал, переправившись через Пиренеи, остановился в Коллиуре, потом прошел через Нижний Лангедок, невдалеке от моря, и переправился через Рону, выше впадения в нее Дюрансы и ниже впадения реки Ардеш. Он переправился выше устья Дюрансы, потому что не намерен был двинуться к реке Вар; он переправился ниже устья реки Ардеш по той причине, что там начинается цепь гор, возвышающаяся почти отвесно над правым берегом Роны до Лиона; долина же на левом берегу шириной в несколько лье простирается до подножья Альп. Между устьем Роны и местом впадения в нее реки Ардеш – 28 лье; вероятно, что Ганнибал переправился в четырех лье ниже, на высоте Оранжа, в 24 лье или в четырех переходах от моря; от Оранжа он пошел по прямой линии на Турин. На четвертый день марша он прибыл к слиянию двух рек: либо Изера и Роны, выше Баланса, либо Изера и Драка у Гренобля. Оба эти пункта равно соответствуют текстам Полибия и Тита Ливия. Проведенная Наполеоном дорога из Испании в Италию, идущая через Рону по мосту Сен-Эспри и через Альпы у горы Женевр, есть кратчайший путь между обоими полуостровами. Она проходит через Гренобль.

Консул Сципион получил в управление Испанию, коллега его Семпроний – Сицилию. Сенат, вовсе не ожидая вторжения Ганнибала, намерен был вести войну одновременно в Испании и Африке. Римляне сообщались тогда с Испанией только морем. Лигурия, Альпы и Галлия были им неизвестны и населены враждебными им народами. Сципион посадил свое войско на суда в Пизе, гавани на реке Арно. После пятидневного плавания он бросил якорь у Марселя; здесь он узнал, к крайнему удивлению своему, о переходе Ганнибала через Пиренеи и о приближении его к Роне; он поплыл к устью этой реки и высадился там, уступив настояниям жителей долины Роны, призывавших его на помощь; он льстил себя надеждой – и не без основания, – что будет в состоянии воспрепятствовать переправе карфагенян через такую значительную реку, как Рона, как бы ни были они многочисленны; он выступил в поход и достиг в три дня лагеря карфагенян, покинутого ими уже за трое суток до этого. Карфагеняне двинулись вверх по реке. Сципиону оставалось либо следовать за ними (в таком случае он скоро настиг бы их арьергард), но он поостерегся сделать так, потому что Ганнибал повернул бы вспять и разбил его, – либо же направиться вверх по долине Дюрансы к Аржантьерскому перевалу, соединиться там с войсками претора Манлия, стоявшего в Пьяченце, выждать Ганнибала и атаковать его соединенными силами при спуске в долину. Такой план спас бы Рим, но он был неудобоисполним. В Альпах обитали варвары, с давних времен враждебные римлянам, не менее галлов миланских и болонских; они перерезали бы коммуникации армии Сципиона, лишь только последняя перешла бы Коттийские Альпы. Следовательно, оставался только третий путь: возвратиться на флот к устью Роны и посадить войска на суда. Но следовало ли ему вернуться затем к Ницце, выйти там на берег, достигнуть Тендского перевала, спуститься в долину Стуры и, таким образом, оказаться у выходов из Коттийских Альп? – Он прибыл бы слишком поздно, потому что не смог бы достигнуть этих мест раньше как через 26 дней после того, как покинул Оранж, а между тем Ганнибал уже через 22 дня достиг Турина; кроме того, этот план был столь же неосуществим, как и тот, который предусматривал поход по суше от Оранжа до Аржантьерского перевала, вверх по течению Дюрансы, ибо на вершинах Морских Альп и на Тендском перевале также жили враждебные Риму народы.

Римляне в первый раз вступили в Галлию через 55 лет после Ганнибала; они перешли через Альпы только 104 года спустя; в 163 г. до р. х. консул Апиний переправился через Вар для усмирения лигурийских племен, тревоживших марсельские колонии в Ницце и Антибе. Римляне вступили тогда в Галлию, не переходя через Альпы. В 125 г. до р. х. римляне вторично переправились через Вар, под начальством консула Флакка, призванного на помощь жителями Марселя; в 124 г. консул Секст основал город Экс – первую колонию римлян в Галлии; до этого времени они еще не переходили через цепь Альп. В 122 г. консул Домиций перешел Коттийские Альпы и вторгся в землю аллоброгов; жители Отэна, вступившие тогда в союз с Римом, призвали его. Жители Дофинэ и Оверни стояли при Авиньоне; Домиций разбил их, у него были слоны, сильно напугавшие галлов. Наконец, в 118 г. Марк основал город Нарбонн.

Сципион, потеряв надежду воспрепятствовать переходу через Альпы, уповал на то, что ему удастся прикрыть Рим с помощью таких преград, как Сессия, Тичино и По. Он сам отправился в Италию, а армию свою отослал под начальством брата в Каталонию, чтоб прервать сообщения Ганнибала с Испанией. Прибыв в Пизу, он стянул туда все имевшиеся в наличии войска республики, а в Пьяченце соединился с претором Манлием. Там он находился на превосходной позиции для задержания карфагенян: если бы они двинулись по правому берегу По, то Сципион мог бы встретить их при Страделле, где большое численное превосходство африканской армии оказалось бы бесполезным; а если бы они двинулись по левому берегу По, то он смог бы остановить их на Сессии или Тичино, – широких и глубоких реках; наконец, он имел еще довольно времени для обороны переправы через реку По; следовательно, он не мог сделать ничего лучше того, что сделал.

Между тем Ганнибал, прибыв к слиянию рек Роны и Изера, или к Греноблю, покончил там с распрей двух братьев, враждовавших из-за верховной власти; шесть дней спустя дошел (следуя первому предположению) до Монмелиана, где переправился через Изер (расстояние 36 лье); далее, двигаясь по труднопроходимой местности, прошел в девять суток сорок лье, отделяющие Монмелиан от подножья горы Сенис, по направлению к Сузе. Или же, если он выступил из Гренобля, то употребил шесть переходов, чтобы покрыть расстояние от этого города до Сен-Жан де Мориен (28 лье), откуда ему оставалось девять переходов до Сузы (30 лье). Через 22 дня после выхода из лагеря на Роне он вступил в Италию и двинулся к Турину, отказавшемуся впустить его, взял и разорил этот город. Из Турина он направился к Милану, главному городу цизальпинских галлов, именуемых инсубрами, которые являлись его союзниками, и переправился через Дорию Бальтеа и Сессию, не встретив неприятелей.

Как только Сципион узнал о движении Ганнибала по левому берегу По, он перешел Тичино, чтоб занять позицию на Сессии, но опоздал, потерпел поражение и оказался не в состоянии оборонять линию По, через которую карфагеняне переправились выше устья Тичино. Успехи Ганнибала распространили ужас в Риме: консул Семпроний поспешил из Сицилии на Треббию, соединился с армией Сципиона и вступил в сражение с карфагенянами. Он был разбит.

Движение Ганнибала от Коллиура до Турина было весьма простым; это было путешествие, он следовал по кратчайшей дороге; римляне ему нисколько не препятствовали, и войска Сципиона, находившегося на пути в Испанию, совершенно не принимались им в расчет. Еще до выступления из Картахены он был уже уверен в содействии цизальпинских галлов, имевших влияние на жителей Альп. Историки сообщают даже, что галлы болонские и миланские прислали к нему делегатов с просьбой ускорить свое движение и что он принимал их в лагере на Роне. Что касается трудностей перехода через Альпы, то они преувеличены; их не было вовсе, только слоны могли мешать ему. Начиная с 600 г. до р. х., следовательно, еще за 400 лет до Ганнибала, галлы имели обыкновение переходить через Альпы и вторгаться в Италию. Милан, Мантуя, Верона, Болонья были галльскими колониями.

Замечание 18-е. Выводы

…После сражения при Тразименском озере и при Каннах римляне лишились своих армий и не могли вновь собраться с силами; только несколько беглецов с трудом достигли Рима. Между тем эти сражения происходили под стенами римских крепостей, в немногих переходах от столицы. Если бы Ганнибала постигла та же участь, то это могли бы приписать чрезмерному удалению его от Карфагена, складов и укрепленных пунктов; однако же разбитый, разгромленный при Заме, у ворот Карфагена, он лишился армии подобно тому, как римляне при Каннах и при Тразименском озере. После сражения при Маренго генерал Мелас потерял армию, несмотря на то, что в его руках было довольно крепостей на всех направлениях, как, например, Алессандрия, Генуя, Тортона, Фенестрелла, Кони. Армия Макка стояла на Иллере, в середине своего государства, и все же принуждена была сложить оружие. А старая армия Фридриха, во главе которой стояло столько героев, – герцог Брауншвейгский, Меллендорф, Рюхель, Блюхер, после поражения под Иеной не была в состоянии совершить отступление: в несколько дней 250 000 человек сложили оружие, хотя еще существовали резервные корпуса: один, стоявший в Галле, другой на Эльбе, вблизи крепостей. Они находились посреди своей страны, недалеко от столицы. Если вы намерены вступить в решительное сражение, то необходимо обеспечить себе возможно больше шансов на успех, особенно, когда против вас действует крупный полководец. Ибо, если вас разобьют даже близ ваших крепостей, среди ваших складов, – горе побежденному!

Крепости полезны как в оборонительной, так и в наступательной войне. Несомненно, что они не могут заменить армию, но они служат единственным средством для того, чтобы замедлить продвижение, ослабить, стеснить и тревожить победоносного неприятеля.