Гибель Лаокоона

Змеи служили античным богам не только как стражи священных мест, но и как жестокое орудие их мести. Один из примеров такого мщения можно встретить в поэме древнеримского поэта Вергилия (70–19 гг. до н. э.) о жреце Нептуна по имени Лаокоон. В конце десятилетней войны с Троей греки доставили к воротам осажденного города гигантского деревянного коня. Лаокоон предупреждал своих соотечественников, насколько опасно принимать дары от врагов. Его подозрения были вполне обоснованны, ведь троянский конь оказался хитроумной выдумкой Одиссея – внутри него сидели в засаде десятки греческих воинов, готовых напасть на троянцев и под покровом ночи открыть ворота для армии греков. И вот когда Лаокоон призвал своих соотечественников сжечь гигантского коня, богиня Афина, ярая сторонница греков, подослала двух огромных змей, чтобы они заставили Лаокоона замолчать, прежде чем он разоблачит хитроумный план Одиссея. Жрец умолк, погубленный ядом и смертельными объятиями чудовищ, а троянцы закатили гигантского коня внутрь городских стен и тем самым обрекли свой город на погибель.

Новое знаменье тут – страшней и ужаснее прежних –
Нашим явилось очам и сердца слепые смутило:
Лаокоон, что Нептуна жрецом был по жребию избран,
Пред алтарем приносил быка торжественно в жертву.
Вдруг по глади морской, изгибая кольцами тело,
Две огромных змеи (и рассказывать страшно об этом)
К нам с Тенедоса плывут и стремятся к берегу вместе:
Тела верхняя часть поднялась над зыбями, кровавый
Гребень торчит из воды, а хвост огромный влачится,
Влагу взрывая и весь извиваясь волнистым движеньем.
Стонет соленый простор; вот на берег выползли змеи,
Кровью полны и огнем глаза горящие гадов,
Лижет дрожащий язык свистящие страшные пасти.
Мы, без кровинки в лице, разбежались. Змеи же прямо
К Лаокоону ползут и двоих сыновей его, прежде
В страшных объятьях сдавив, оплетают тонкие члены,
Бедную плоть терзают, язвят, разрывают зубами;
К ним отец на помощь спешит, копьем потрясая, –
Гады хватают его и огромными кольцами вяжут,
Дважды вкруг тела ему и дважды вкруг горла обвившись
И над его головой возвышаясь чешуйчатой шеей.
Тщится он разорвать узлы живые руками,
Яд и черная кровь повязки жреца заливает,
Вопль, повергающий в дрожь, до звезд подъемлет несчастный, –
Так же ревет и неверный топор из загривка стремится
Вытрясти раненый бык, убегая от места закланья.
Оба дракона меж тем ускользают к высокому храму,
Быстро ползут напрямик к твердыне Тритонии грозной,
Чтобы под круглым щитом у ног богини укрыться.

Отправить