Когда мы присоединяемся к остальным, Тетушка разыгрывает карту своей дряхлости — просит Томаса и Сантану «довести старуху до дома в целости и сохранности». Она отдает парню револьвер и берет девушку под руку. Брат и сестра улыбаются.

— Поаккуратнее с этой штукой, — указывает Морагу на оружие. — И лучше спрячь ее куда подальше.

Парень кивает и засовывает револьвер за ремень на пояснице, прикрывая сверху футболкой.

— Только задницу себе не отстрели, — качает головой шаман, — а то никогда отсюда не выберешься.

Тетушка и Сантана прыскают со смеху. Томас пытается сохранить невозмутимый вид, но без особого успеха. Мы переглядываемся и хихикаем — похоже всем требуется хорошая разрядка.

Наконец смех стихает, и представители семейства Кукурузные Глаза отправляются в путь.

— Если нам повезет, — бросает Томас, — успеем вернуться домой еще до того, как мама проснется. Тогда она не узнает, где мы были.

Его мать состоит в Женском совете. С учетом той скорости, с какой по резервации разлетаются сплетни — в особенности с включенными в уравнение майнаво, — если даже ей пока ничего не известно, она очень скоро обо всем услышит.

— Конечно-конечно, удачи вам, — с некоторым сарказмом отзываюсь я.

Какое-то время мы наблюдаем, как брат и сестра помогают Тетушке забраться по склону к берегу пересохшей речки, откуда им до дома рукой подать. В ведерке, что я принес из дома Эгги, когда тут были только мы с Морагу, плещется теплая вода. Мне удается немного утолить жажду, правда зачерпывать живительную влагу приходится ладонью.

— Итак, тебе удалось это, — констатирует Морагу, глядя на меня. — Сотворить призраку тело и уладить спор, в который я даже сунуться бы побоялся, — он улыбается. — Я так и не придумал для тебя индейского имени, но майнавовский титул очень даже тебе подходит.

Я качаю головой:

— Глупости. В собственной жизни я напортачил будь здоров.

— Ты выполнил задачу — вот что важно. И они тобой довольны, — улыбка шамана и вовсе растягивается до ушей. — Ты занимался подобным годами, пускай даже и понятия не имел об этом.

— С ума сойти можно, — обращаюсь я к Лие. — Всего несколько дней назад я жил в совершенно другом мире.

— Уж мне-то можете не рассказывать, — вздыхает она.

— Да, но я-то общался с майнаво долгие годы и даже не догадывался об их существовании. И мой трейлер стоит как раз в этом чертовом ином мире, но за все это время у меня и мысли не возникало об этом. А вы здесь всего несколько дней.

— Все равно голова идет кругом.

Я сочувственно киваю.

— Тем не менее я рада, что узнала об этом, — продолжает писательница. Блеск в ее глазах будто перерастает в сияние, исходящее от нее самой. — Из-за Интернета вся планета нынче кажется такой маленькой, и так здорово узнать, что в нашем мире еще столько неизведанного. Как это и было для наших бабушек и дедушек.

— Неизведанного еще очень много, поверьте мне, — кивает шаман. — Очень-очень много.

Я улыбаюсь, глядя на них. Морагу остается для меня истинно верующим с тех самых пор, как я обосновался в этих краях, зато Лия источает весь восторг новообращенной. И рядышком они хорошо смотрятся.

— У меня к тебе просьба, — обращаюсь я к Морагу. — Тетушка сказала, что ты можешь оказать мне большую услугу: отыскать Калико.

Он вскидывает бровь.

— Вот только не делай такого лица! Ты же знаешь, как она разозлилась.

— Но она только что выступала за тебя.

— Знаю. Но сколько я ни зову, она не откликается.

Лие явно неловко, и она говорит:

— Слушайте, мне надо идти. Уже и Эгги скоро приедет, а у меня еще ничего не готово!

— Ойла, — откликается Морагу. — Уверен, мы еще встретимся.

— С удовольствием! У меня осталась целая куча вопросов.

Шаман смеется:

— Необязательно приберегать все для меня. Эгги знает изрядно, как и многие другие в наших краях.

— Буду иметь в виду. — Женщина сворачивает на дорожку, ведущую к дому, бросив мне через плечо: — Удачи с подружкой, Стив.

— Так ты поможешь мне? — спрашиваю я шамана.

Тот задумчиво скребет подбородок.

— Даже не знаю. Портить отношения с майнаво — идея не из лучших, а если она действительно скрывается от тебя, а я ее выслежу…

Я готов излить на Морагу поток возражений, но замечаю в его глазах искорку смеха. Похоже, пора менять тактику.

— Ну да, скажи еще, что тебя волнует, кто и что там думает. Да про твои вмешательства в жизнь людей ходит столько же баек, сколько про Джимми Чоллу!

Он тычет мне пальцем в грудь:

— Эй, проявляй уважение к старшим!

— Да какой ты мне старший!

Морагу смеется:

— Давай-ка прогуляемся, рок-звезда. Посмотрим, что можно сделать.

Я делаю хороший глоток, едва не вылив все остатки воды из ведра себе на рубашку, и Морагу ведет меня на горную тропу. Как правило, подъем от кострища Эгги дается мне легко, однако последствия чехарды у колеса стихий сказываются на моем состоянии самым неприятным образом — взбираюсь я, хватая ртом воздух. Впрочем, стоит нам продвинуться километра на три к северу, и напряжение начинает потихоньку спадать — кажется, монолит усталости раскололся на валуны, и те скатываются вниз, подпрыгивая на скальных выступах крутых склонов с обеих сторон нашей тропы. Я делаю глубокий вдох и ловлю себя на мысли, что с тех самых пор, как появились Консуэла и толпа майнаво, мне впервые удалось набрать полные легкие воздуха. Скала под ногами, небо над головой и распростершийся вокруг мир — все это постепенно приводит меня в норму. Солнце палит нещадно, хотя благодаря ветру жара практически не ощущается. Грифы-индейки по-прежнему медленно нарезают круги, но теперь мы так высоко, что смотрим на них сверху вниз.

Я сверяю время по солнцу. Скоро полдень — даже не верится: столько всякого успело произойти за утро.

Вместо обычной для долгих переходов размеренной бодрой поступи Морагу задает неспешный темп.

— Ты ведешь нас в какое-то определенное место, или мы просто шастаем наобум в надежде наткнуться на нее? — не выдерживаю я в конце концов.

— Жду весточку от кузенов.

Я оглядываюсь по сторонам: кроме нас, на тропе никого.

— А ты что… Общаешься с ними телепатически?

— Ну я же все-таки шаман, — ухмыляется Морагу.

Раньше подобный ответ породил бы ворох шуточек с моей стороны, но за последние дни мне довелось стать свидетелем множества необычайных вещей. Может, он дразнится, а может, и на самом деле каким-то образом мысленно переговаривается с майнаво.

— И что они говорят?

— Да пока ничего путного. Но они рады помочь тебе. Говорят, раньше ты так не поступал.

— Как так?

— Не принимал помощь других. Обычно именно тебе приходится улаживать проблемы.

— Учитывая, как прошла последняя неделя, это в далеком прошлом.

— Но это вовсе не признак слабости, — возражает шаман. — Тебе нравится помогать другим, но и им хочется ответить тем же.

— Знаю.

На самом-то деле ни черта я не знаю. Или не знал. Но начинаю понимать, что невозможно полностью отстраниться от мира. А коли ты с ним связан, без взаимообмена уже никак. Давать-то я горазд, а вот брать не очень привык.

— Задумывался над тем, что попросишь у Ситалы в качестве ответной услуги? — интересуется Морагу.

Я качаю головой:

— Не уверен, что она мне чем-то обязана. Мне просто казалось, что дать ей тело будет правильным. — Помолчав, все-таки спрашиваю: — Это ведь было правильным, как считаешь?

После некоторых раздумий шаман отвечает:

— Наверно. Когда смотришь на Консуэлу, волей-неволей приходит в голову, что она способна устроить все что угодно — и скорее всего, навряд ли хорошее. Старые майнаво по большей части все такие, даже если и готовы сотрудничать. Не пойми меня превратно — свое слово они сдержат, но могут найти способ переиначить обещание так, что результат окажется прямо противоположным желаемому.

Кажется, я понимаю, к чему он клонит:

— А поскольку Ситала так молода…

— Нет-нет, ты ошибаешься, — перебивает меня Морагу. — Тело-то у нее новенькое, но дух — он такой же древний, как у Консуэлы.

— И потом она тоже станет причиной множества неприятностей?

Шаман пожимает плечами:

— Подобное можно сказать о любом, в том числе и о нас, коли на то пошло. Но не о том речь. Насколько я могу судить, Ситала обладает чистотой. Целеустремленностью, что ведет ее стезями красоты, с которых сбилась ее сестра.

— И ты это понял, постояв рядом с ней несколько минут?

— Шаман — помнишь? — тычет Морагу в себя пальцем.

— Как скажешь, — подмигиваю я ему, подначивая.

Морагу, впрочем, на уловку не ведется.

— Думаю, ты можешь ей доверять. Она выполнит твою просьбу без всяких фокусов Коди. — Он внимательно смотрит на меня и добавляет: — Только сдается мне, не собираешься ты ее ни о чем просить.

— Напротив, прямо сейчас у меня появилась парочка идей, — отвечаю я.

Нашу беседу прерывает планирующая ворона. Не издав ни звука, она садится на один из побегов фукьерии — тот под ее весом угрожающе прогибается — и, поглядывая на нас, покачивается вверх-вниз на своем насесте.

Морагу смотрит на ворону, затем оборачивается ко мне:

— Она у твоего дома, в лощине за трейлером, где у тебя огородик.

Я спрашиваю у птицы:

— В каком она настроении?

Несмотря на вновь обретенный опыт, разговаривать с вороной мне немного неловко. А ту мое замешательство явно забавляет — похоже, она уловила мое настроение.

Птица принимается чистить перья, и шаман сообщает:

— Выглядит очень грустной. По слухам, собирается все бросить и удалиться в призрачные земли.

Я не свожу с вороны глаз, и она, уставившись на меня, принимается хлопать крыльями. Ее посыл настолько очевиден, что мне даже не требуется перевода: «Беги со всех ног, придурок, если хочешь ее застать!»

Я оборачиваюсь к Морагу, и тот кивает:

— Давай! Если твоя лисолопочка удерет, тебе ее уже никогда не сыскать.

Я пускаюсь рысцой. И впервые, сколько пользуюсь этой горной тропинкой, не обращаю внимания на окрестности. В голове моей отдается эхом предупреждение: если я не застану ее, больше никогда не увижу.

Поворот к лощине за трейлером показывается раньше, чем я предполагаю. Я кубарем скатываюсь по узкой тропинке вниз и замираю, завидев лисицу с рожками антилопы на скамейке Опоссума. Оторвавшись от созерцания пустынных пейзажей в долине, она оборачивается, и у меня словно камень падает с души.

— Прости, — произношу я.

Я не вдаюсь в объяснения, почему так повел себя. И даже не пытаюсь как-то оправдаться. Опоссум наставлял меня на этот счет еще давным-давно, только за долгие годы я успел подзабыть его урок.

«Ни одна женщина в мире не захочет выслушивать твои дурацкие объяснения, почему ты так поступил», — говорил он. «Им важно знать только, что ты сожалеешь о содеянном или сказанном и скорее умрешь, чем еще раз сотворишь нечто подобное. Послушай старого отшельника», — убеждал он. Парочка разводов и целая куча развалившихся отношений, вернее, размышления о том, почему же все так сложилось, помогли мне все-таки постичь эту истину.

Лисица ждет продолжения моей речи.

— Я допустил ошибку. Не стану клясться, что подобного никогда больше не повторится, но даю зарок: буду изо всех сил стараться не сморозить такой глупости снова.

Она склоняет набок голову, ожидая дальнейших слов, однако их запас у меня иссяк.

Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем лисица обращается в рыжеволосую женщину, которую я бесконечно рад видеть. Она сидит на корточках, голова все так же склонена набок.

— Так ты понял, почему я разозлилась? — спрашивает Калико.

Я киваю:

— Я пренебрег твоим мнением.

— И ты знаешь, почему так повел себя?

— Наверно, просто не подумал, — развожу я руками.

— Иди сюда, — говорит она и хлопает ладонью по скамейке.

Я усаживаюсь рядом, и Калико чуть отодвигается и поворачивается ко мне лицом. Я смотрю на нее.

— Пожалуй, все как-то запуталось, — начинает она. — Тебе изрядно досталось в последнее время. Как себя чувствуешь?

— Сгораю от стыда.

— Да? Громы великие, из-за чего? — искренне удивляется Калико.

— Я годами жил наполовину в ином мире и наполовину в реальном. Даже сосчитать не могу, сколько моих хороших знакомых оказались майнаво! Черт, да сама вспомни, я поначалу не верил, что ты — настоящая! Меня тогда так впечатляла собственная внезапно открывшаяся способность вызывать прекрасные видения, каким я тебя считал. То есть какая ты есть. Тьфу ты! В общем, ты поняла, о чем я.

Она улыбается, и я быстренько излагаю свои незатейливые мысли дальше:

— Словом, все это время майнаво и обитатели резервации вовсю потешались надо мной. Ранимым я себя не считаю, но притворяться, будто в восторге от происходящего, не могу.

— Но они смеются не над тобой, — качает головой Калико. — Они смеются вместе с тобой.

— Только мне что-то невесело.

— Майнаво ни за что не стали бы над тобой потешаться. Они считают тебя своим Арбитром.

— По-моему, это бред какой-то! — отмахиваюсь я, в сердцах отковыривая щепку от скамейки.

— Они не спрашивали бы твоего совета, если бы не воспринимали тебя всерьез. Поверь мне, кузены и кикими стоят друг друга, когда дело доходит до приколов. Ты на самом деле им нужен.

Она старается приободрить меня. Иначе ее слова я расценить никак не могу.

— Ладно, — мне приходится сделать над собой усилие, чтобы хоть отчасти признать ее правоту.

Калико качает головой:

— Ты должен мне поверить.

— Да верю я, — я продолжаю потихоньку разрушать скамейку.

— Но так и будешь терзаться из-за выдуманной ерунды.

Я пожимаю плечами. Пожалуй, она знает меня даже лучше, чем я сам.

— Значит, стыд… И это все, что ты испытываешь?

— Ты это к чему?

— Ну, вдруг ты еще и злишься. Самую капельку.

— Злюсь? На кого?

— На меня.

— Да с чего ты взяла? — кажется, я чего-то не догоняю.

— Минуту назад ты сам сказал, что гордился мощью своего воображения и даром визуализации, когда думал, будто я часть твоего флешбэка или чего там еще. Может, ты жалеешь, что я не твоя иллюзия? Тогда тебе удалось бы заставить меня сразу согласиться с тобой.

Я улыбаюсь и качаю головой:

— Ах, милая! Даже когда я считал тебя порождением своего воспаленного разума, ты была такой волевой… И другой тебя мне никогда не было нужно! За кого бы там меня ни держали, я никогда не буду высокомерным типом, мнящим, будто все кругом обязаны ему подчиняться. Поэтому меня выводит из себя вся эта фигня с причислением меня к каким-то Арбитрам.

— А что в этом плохого? Арбитр — это просто тот, кто выслушивает обе стороны и затем дает совет, который всех устраивает.

Я мысленно парирую ее замечание, что, вероятно, отражается на моей физиономии. И чуткая Калико обращает на это внимание:

— Что?

— В общем… Именно так я и вел себя в истории с Сэмми. Пытался найти ненасильственное решение, которое удовлетворило бы всех.

Калико берет паузу. А потом вздыхает и говорит:

— Знаешь что? А ведь ты прав. Я дала волю своему гневу. — Она опускает глаза и добавляет: — А еще немножко ревновала тебя к мисс Черновласке.

Я беру прекрасную лисолопу за подбородок и смотрю ей в лицо:

— Но все равно я должен был выслушать тебя.

Она улыбается и придвигается ко мне:

— Ага, должен был!

— Я скучал по тебе.

От ее нарочито скромной улыбки веет неприкрытым вожделением.

— Ну еще бы. Лучше меня у тебя в жизни никого не было!

— Эй, по моим расчетам, ты должна была сказать, что тоже по мне скучала.

Я сижу на скамейке, скрестив ноги, и Калико, незаметно подбираясь все ближе и ближе, в конце концов оказывается у меня на коленях. Наши лица разделяют несколько сантиметров.

— Может, нам стоит начать сначала, — шепчет она.

Мы смотрим друг другу в глаза, я чувствую на себе ее дыхание. У нее возбуждающий прекрасный запах.

— С удовольствием открою тебя заново, — отзываюсь я, скользя руками по ее бедрам.

— Ага, — она обнимает меня за шею. — Я только за, если ты не против.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, она закрывает мне рот поцелуем.